Маша и Медведь-3

01. ВПОЛНЕ БЕЗОПАСНО

ПУСТЫНЬКА

Вечер субботы, 19 января 1964 года*.

*Все события в книге

происходят по старому стилю.

— Исходя из совокупности всех приведённых данных, специалисты склоняются ко мнению, что сия девица является лисой, то есть, по сути своей, колдуньей большой силы, способной не только к управлению некой одной стихией или природным свойством, но многими из них, а также к перевоплощениям, наведениям ложных воспоминаний, морока, полётам…

Старец Макарий хмыкнул, и Сергий мгновенно умолк.

— Многомудрие… Такую лису, чтоб к ней за помощью приходили, теперь и не найдёшь. Лисы куда чаще себялюбивы, жестокосердны и помышляют преимущественно о власти. Потому злые пожрали добрых, а после и друг друга истребили преизрядно…

Сергий подался вперёд:

— Так лисы существуют?

— А куда ж им деваться… Мало их только, говорю тебе. После той войны, что разгорелась меж их племенем, сохранились только страшные сказки, коими Восточная Азия наводнена безмерно. Я бы не рассчитывал найти более трёх — если уж вы соберётесь искать. Но не советую.

— Опасно?

— Столь опасно, что тебе даже и представить трудно. Те лисы, что остались живы, так премного сильны, что могли бы положить под свои ноги целые государства.

— Отчего же они не проявляют себя?

— Каждая знает, что две других остались в живых, — Макарий усмехнулся в бороду, — и боится. Шкура-то потрёпана. Выжидают, копят силы, а кое-кто и выводок подращивает.

Макарий приоткрыл дверцу маленькой печки и поправил горящие поленья, отряхнул с рук золу. Сергию непроизвольно захотелось подуть на пальцы.

— Так, может, эта девочка из тех добрых лис, которые бежали от войны?

— Экий упрямый ты. Борода седая уж, а всё туда же. Говорю тебе, не лиса она. Девчонка просто. Медвежья дочь.

Макарий кинул по щепотке заварки в слегка помятые жестяные кружки, добавил каких-то сушёных ягодок, листиков из разных банок с полочки над столом, снял с печки чайник, залил всё кипятком, прикрыл деревянными плашечками, чтоб настаивалось. Поражённый Сергий ждал продолжения.

Старец вздохнул:

— Я б советовал тебе с тем медведем подружиться, так не успеете же, дуболомы…

— Как⁈

— Да так. Чего подорвался-то? Всё равно машина твоя только в понедельник придёт.

— Пешком пойду! Не развалюсь, поди. Девчонка сказала: угрозы жизни нет.

— Так она, чай, не думала, что ты марафоны бегать будешь!

— Ничего. До утра дойду. Сколько тут километров-то?

— До города-то? Тридцать с хвостом, считай.

— Вот и дойду. До понедельника сидеть — все портки просидишь.

— Рукавицы-то! — крикнул Макарий в закрывающуюся дверь.

Сергий заскочил назад, схватил с полки рукавицы и хлопнул дверью уже окончательно.

Макарий по-стариковски вздохнул, достал из маленького шкафчика термос и начал переливать в него содержимое кружек.

ЗОО-РЕАНИМАЦИЯ

Внутри было кафельно-стерильно, остро пахло медикаментами, а на большом серо-металлическом столе лежал Баграр.

— А зачем ему лапы привязали? — подавленно спросила я.

— Так, чтоб не метался. А то ведь беда одна, — объяснила служительница ветлечебницы, — то одну трубку отцепит, то другую…

Трубок, правда, было много. Капельница, дыхательные, ещё какие-то. Резко захотелось реветь. Успокоилась. Успокоилась!!!

Я взяла Баграра за лапу и попыталась начать коррекцию, для начала физическую. Медицинский коктейль в крови мешал ужасно!

— Так, во-первых, отключите поступление снотворного.

— Так ведь… — начала служительница.

— Выполняйте!

Я дождалась, пока деревянно двигающаяся девушка отсоединила одну из капельниц.

— Это что?

— Обезболивающее.

— Убираем…

Короче, я не рискнула отсоединять только аппарат искусственного дыхания, чтобы не разбрасываться на много целей сразу.

— Есть тут у вас… ну, где вы чай пьёте или что-то в этом духе?

— Есть, конечно! — немного удивлённо ответила ветеринарша.

— Далеко?

— Так вот, в коридоре напротив!

— А кресла там есть?

— Есть два. Нет, три, три!

— Агриппина Петровна и вы, девушка, идите обе туда, сядьте в кресла и усните.

Я дождалась, пока обе женщины пройдут по коридору до означенной двери и войдут внутрь. Закрыла дверь операционной изнутри.

— Маша, — тревожно сказала Маруся, — если я правильно вижу, у него не только физические повреждения. Справимся?

— А какие у нас ещё варианты? — я повернулась к Баграру: — Эх ты, старый медведь! Давай заштопаем тебя, что ли?

Времени терять не стоило. Близился вечер, и вскоре директриса начнёт впадать в панику и пошлёт за нами. Или шофёр заявится, а те спят. Мдэ. Ладно, чего тут?

Любая целительная магия… нет, не так. За всю вселенную я поручиться не могу, но та целительная магия, которой владею я, требует некоторого времени, чтобы как следует развернуться. Если повреждения небольшие или, допустим, нужно просто снять боль — это очень быстро. А вот чтобы восстановить…

Я возилась около получаса. Не соврали в передаче — Баграр был очень плох, очень. И ожоги — это были цветочки. Как он вообще с такими внутренними повреждениями жив остался? Дальше надо было подождать. Будить его или нет?

И ещё, меня беспокоило, что мне приходилось собирать ману со всех сторон и буквально впихивать её в рабочие формулы.

— Тебе не кажется, что у него что-то вроде моего случая? — предположила Маруся. — Как будто утекает мана, почти не задерживается?

— Да я и думаю, что ничего не понимаю. С одной стороны — вроде, похоже. А с другой — таких очевидных дыр нет. Что это? Или ментальный удар такой силы, что…

— Как бы отбиты… м-м-м… назовём это «органы», отвечающие за функции удержания маны, так?

— Вроде того. И даже не то что удержания — сбора. Я, если честно, рассчитывала, что настрою всё, а потом он сам, пусть даже в беспамятном состоянии, будет из окружающего пространства энергию подбирать — как я. Если вспомнить первые дни, я даже остановить входящий поток не могла, как будто захлёбывалась, а он… Ничего даже близко похожего. Как так? Или у его вида всё по-другому устроено?

Мы уставились на медведя.

— Одним словом, — заключила подруга, — ясно одно: будить Баграра явно рано.

— Не то слово! Конечно, рано! Он сразу захочет куда-то бежать, а бежать нельзя. И вообще, наворотит тут делов. И оставлять его одного я боюсь.

— Хочешь остаться?

— Другого выхода не вижу. Думаю вот что: я ему сейчас своё ожерелье надену, посмотрим, сможет ли оно компенсировать. С тобой же получилось.

— Я тебе тогда браслет оставлю.

— Ты только, в гимназию как приедешь, те Голицынские надень обязательно. Без прикрытия не ходи. И завтра привези сюда что-нибудь сменное.

— Само собой разумеется.

НОЧЬ

Маруся с накачанной внушениями Агриппиной уехали в гимназию. Я разбудила работницу (попутно выяснив, что её зовут Лизавета) — мало ли, вдруг тут каким-то ещё животинкам помощь нужна или уколы какие по расписанию. Между делом внушила ей, что к медведю заходить не следует, там всё хорошо и правильно. Ну и попросила кружку чая, за чаем думается лучше. Спать я не предполагала. Случиться могло всякое, и не тот это случай, чтоб себя особенно жалеть.

Тяжёлый сапфировый браслет непривычно тянул руку, и я, прикинув так и сяк, тоже надела его на Баграра. Браслет уверенно сел на два пальца руки — а иначе куда его? Ожерелье, кстати, тоже пошло только на руку — на вторую, для баланса поступающих энергий. Я пристроилась понаблюдать за воздействием.

В случае с Марусей нам хотя бы сразу ясно было, с чем бороться — с дырами в ментальном поле. А тут? Мана как будто просачивалась сквозь истончившиеся стенки. Как это назвать? Дистрофия ментального поля? Да хрен с ним, с названием — как с этим бороться⁈

Оптимальнее всего, конечно же, спросить самого́ Баграра. Если бы он говорить мог.

Так! Я решительно встала. Хватит трагически киснуть! Два часа прошло после первого сеанса целительства, можно повторить. Я вызвала Лизавету, велела ей убрать дыхательные трубки и все усилия бросила на восстановление способности дышать.

Двадцать минут полного сосредоточения.

И тут я почувствовала, что Баграр поднимает лапу, обрывая все эти смешные ремни, призванные обеспечить его неподвижность. Мелькнула мысль: «Господи, меня бы не зашиб спросонья!» — и тут он тихонько погладил меня по голове:

— Муша… — имя прозвучало тихо, как шелест.

— Ну, слава Богу! — я прижалась к тёплой шкуре и заревела.

Ожерелье на лапе звякнуло, и Баграр приподнял её, одобрительно хмыкнул, потом поднял и вторую лапу, поднёс к носу браслет.

— Да я прекрасен, как правитель Хафрата! — говорил и смеялся он всё ещё тихо.

Я тоже засмеялась сквозь слёзы. И снова испугалась:

— Если бы я не увидела эти дурацкие новости!..

— Ну, увидела же? Вот и не реви… — гигантский коготь поправил выбившуюся из косы прядь и замер: — Кровью от меня, должно быть, пахнет.

— Ничего не чувствую. Буря, наверное, всё смыла. Шерстью горелой — да.

— Да уж, поджарили меня знатно, — Баграр сел, заставив железный стол жалобно скрипнуть. — Странная какая больничка…

— Ветеринарная, — извиняющимся тоном ответила я.

— И на том спасибо, — он потёр лапищей грудь и сполз на пол, так что его морда оказалась почти на высоте моего лица. — Ну, саданул он мне напоследок…

Это, видимо, про того вантийского мага.

— У меня именно об этом вопрос. Что происходит, не могу понять? Утекает всё, как вода сквозь тряпочный мешок.

— Очень правильное сравнение, — Баграр выпятил нижнюю губу, — так оно примерно и есть.

— Ну, я-то с таким раньше не сталкивалась! Даже когда девочка, подруга моя, неожиданно инициировалась инквизиторским запечатыванием, у неё ментальную оболочку капитально порвало — но были видны дыры и с чем бороться.

Баграр посмотрел на меня долгим взглядом и слегка склонил голову вбок:

— Муша?.. Это точно ты?

— Да конечно, я! — я всплеснула руками. — У меня тут четыре месяца прошло, столько всего успело случиться!

Я начала пересказывать — с постановки на вид того обстоятельства, что выкинул он меня вовсе не в мой исходный мир, а в очень похожий — и дальше по порядку. Баграр слушал, иногда перебивая меня вопросами и возгласами: «Да ты что⁈» — «Ну-ну!» — «А ты что?» — «Вот засранец!» — и тому подобными. Маносборные вороночки ему понравились, мой новый уровень — ещё больше. Потом я почувствовала, что он как будто начал оседать, прямо как сугроб на солнце.

— Устал?

— Есть немного. Ты не паникуй, это пройдёт. Неделя-две покоя, и всё вернётся в норму. Но пока я буду такой вот, усталый мешок. Вижу энергию, а взять не могу. Если с телесными примерами сравнивать — как будто руки отбиты или отморожены.

Я обняла его и пообещала:

— Я тебе голодом сидеть не дам! Раньше ты меня маной с ложечки кормил, а теперь я буду.

— Я верю в тебя, моя девочка. А теперь мне надо поспать. Не полезу больше на этот куриный насест, и на полу нормально, — он улёгся вдоль стены огромной бурой горой и мгновенно вырубился.

А я смотрела на него и прикидывала, как бы ещё его подпитать. Как я поняла, каждая крошка маны работала на выздоровление. Значит, нужно использовать всякую возможность. Я сняла с запястий последние заряженные браслетики, связала их в большой длинный шнурок и обмотала Баграру правую лапу, привязав попутно к этой гирлянде и Марусин браслет — это же удобнее, чем просто на пальцы надевать. Ко второму запястью таким же образом примотала риталид (не хотелось бы потерять ни тот, ни другой накопитель, если честно). Хотела было уже отпороть кружевные воротнички и манжеты, полезла в карман за маленькими ножницами, которые я обычно с собой таскала, но тут рука наткнулась на остатки бусин! Вчера полдня браслетики вязали, немного неиспользованных и завалялось. И маленький моточек шерсти. Крючка только не было.

Я оглянулась вокруг в поисках подходящего куска чего-нибудь. Вот, к примеру, лоток с какими-то железяками. О! И тут даже есть штучка, почти похожая на крючок, всего-то нужно носик посильнее загнуть. Не руками, конечно, трансформацией… С помощью этого чудного инструмента я связала Баграру супер-браслет, насадив на него не меньше двух десятков бусин, обмотала вокруг лапы. Ну вот, молодец я!

Потом я потихоньку провела третий лечебный сеанс, окончательно устранив последствия удара для внутренностей и даже подправив шкуру. Баграр снова стал красивый, лоснящийся — любо-дорого смотреть.

Я уселась рядом, привалясь к его большому тёплому медвежьему боку, и принялась раздумывать над словами юродивого Андрюши. Может быть, я всё неправильно поняла? И «не до того будет» — это всего лишь про ближайшее воскресенье? А потом всё устаканится, и мы с Баграром возьмём Марусю (если она не будет против, конечно) и поедем все вместе к тёплому синему морю…

Проснулась я от громких голосов в коридоре.

— Сюда-сюда, пожалуйста, прошу! За всё время моего дежурства никаких происшествий, никаких посетителей, уверяю вас!

Я успела встать и оправить платье — в реанимационную распахнулись двойные двери и стремительно вошла директриса. Из-за её спины выглядывала Агриппина.

Надежда Генриховна была настроена весьма решительно:

— Мария, ваша забота о живом существе похвальна, но подобное поведение, вы понимаете…

Агриппина, словно извиняясь, большими глазами смотрела из-за директорского плеча.

— Всё хорошо, Надежда Генриховна, — мягко сказала я, — успокойтесь. Который час?

— Около пяти утра, — ответила Агриппина.

— Боже, к чему поездки в такую рань?

— Милая, как вы не поймёте, — Надежда Генриховна подошла ближе, — это же скандально. Мы сейчас…

— Секунду, прошу, — я посмотрела на ветеринаршу, которая так и стояла в дверях, развешивая уши, — Лизонька, сделайте нам чаю, пожалуйста, — дверь закрылась, по коридору зашуршали удаляющиеся шаги. — Так что «мы сейчас»?

— Мы спокойно сядем в машину и поедем в гимназию, пока никто не проснулся…

Баграр шумно вздохнул и сел, разом сделавшись из большого огромным. Поморщился:

— Машунь, это кто такие?

— Позвольте представить. Это директриса моей гимназии, Надежда Генриховна, а это моя классная дама, Агриппина Петровна. А это тот медведь, о котором я говорила, Баграр.

— Весьма польщён вниманием, но что за манера наносить визиты в пять утра?

Дамы как-то сдавленно переглянулись.

— Сожалею, но я никак не смогу оставить его сейчас, — поторопилась вставить я. — Состояние слишком нестабильно.

— На вид вполне здоровый медведь, — осторожно высказалась Надежда Генриховна, — я бы даже сказала, великолепный… мнэ-э-э… экземпляр.

— Вчера он выглядел гораздо хуже, уверяю вас, — пробормотала Агриппина.

— Спасибо, дамы! — осклабился Баграр.

— Перестань, ты их пугаешь! — прошипела я. — Надежда Генриховна, я могу вернуться в гимназию только лишь при условии, что вы найдёте помещение для размещения этого медведя.

— Милая, но это же невозможно! — хором воскликнули обе.

— Почему? — ехидно спросил Баграр.

Кажется, на него напало настроение поразвлечься.

— Но… он же страшный… — ответила директриса, не вполне понимая, кому. — Это же дикий зверь, огромный, с когтями…

— Да ладно! — махнул лапой Баграр. — Я⁈ Я же не страшнее овечки. То ли дело вы, мадам. К примеру… Оу, у вас такие опасные зубы! — Баграр мастерски сделал испуганное лицо. — Я так боюсь, что вы броситесь на меня и покусаете!

— Прошу вас, прекратите! — директриса возмущённо перехватила свою сумочку. — Совершенно очевидно, что ваши зубы гораздо крупнее и опаснее моих!

— А-а, так вы измеряете опасность исключительно размерами? Не хотите же вы мне сказать, что на том простом основании, что в среднем мужчина крупнее женщины, вы всех их без исключения боитесь?

В комнате повисла неловкая пауза. Агриппина Петровна, молчавшая, спрятавшись за директрисино плечо, мучительно покраснела.

— Что, прямо вот так? — развёл лапами Баграр. — Н-ну, ладно.

И на глазах двух изумлённых дам он начал стремительно уменьшаться, пока не сделался мне до плеча. Потом до локтя.

— К-как?.. — выдавила директриса.

— Это особенности моего вида, — задушевно сказал Баграр и расплылся в радушной улыбке.

Я подумала, что даже при нынешних пропорциях директриса вряд ли согласится положить палец в зубы этому медведю.

— А… н-наоборот вы тоже можете? — совсем тихо спросила Агриппина.

— Ну, конечно, мадам!

— Ну, всё! Хватит их пугать и баловаться, — я решила прекратить уже этот цирк. — И вообще, ты уже три бусины израсходовал, а толку ноль. Давай закреплённое внушение. Ты хороший, жить можешь в дальней пустой сторожке рядом с храмом, никому не помешаешь. И поставить на довольствие!

— Маша⁈ — изумилась Агриппина Петровна, и тут Баграр начал работать.