Маска Феба

Глава 18

Жана не стало через три месяца. Его болезнь приняла ураганный характер, и мы были не в состоянии ему помочь. Мари сидела рядом с ним и гладила его за руку. А однажды ночью я проснулся от тихого плача.

Жан лежал с закрытыми глазами с той неподвижностью, что не ассоциируется с жизнью. Он умер ночью, во сне. Мари говорит, что он вдруг выгнулся, захрипел и всё.

Хоронили моего друга на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Пришли наши ребята со школы и ещё несколько человек, знакомых Жана. Что характерно, его девушка сразу, как только узнала о его серьёзной болезни, прекратила с нами общаться. Ну, а собственно, кем она ему была? Так, знакомая. Теперь нам надо учиться жить без Жана.

В этот вечер Мари попросила посидеть с нею, девушка выглядит неважно. Отстранённо смотрит на стену, не мигая, поэтому я решил уложить её на своей половине. Постелил на диванчике. Только пригрелся, как услышал плач. Девушка сидит, укутавшись в покрывало, и почти беззвучно плачет. Пришлось садиться рядом и успокаивать. Она вроде затихла и легла, но когда я попытался уйти к себе, вдруг громко зашептала, — не уходи, посиди со мной.

Так она и заснула, используя мою ладонь вместо подушки. Вот только у меня затекла рука и тело скрючило от сидения на жёстком и холодном полу. Мне показалось неплохой идеей, взять её к себе. Я просто поднял её и отнёс в свою кровать. Там соорудил из одеяла валик и положил его между нами. Что удивительно, когда я утром уходил, она спала с безмятежной улыбкой.

На следующий вечер она сразу сама залезла в мою постель. Блин, что подумает та женщина, что приходит по утрам к нам убраться и готовить обед. Но к моему облегчению через неделю Мари сказала, что хочет спать в соседней спальне. И я, довольный её решением, побежал искать рабочих. Они за день прорубили дверной проём в стене, занесли разобранную кровать девушки и поставили дверь. Теперь у нас, как бы общее жилое пространство, две смежные комнаты. Но двери в обе спальни открыты, это было категорическое условие девушки.

Вскоре я заметил, что характер девушки стал портиться. Наша домработница начала жаловаться на её придирки. Да я и сам замечаю эти тревожные новости. Ничего лучшего не нашёл, как брать её с собой на тренировки в школу. Первый день она дулась, а потом вдруг стала передвигаться по залу и смотреть на наши занятия. Этот факт удивительным образом повлиял на наших парней. Они перестали ругаться и всячески старались заслужить одобрение девушки. Я даже не говорю, что каждый старался принести её что-нибудь этакое и подсесть к ней на минутку, перекинуться парой слов. Таким образом у моей подшефной появились два десятка новых знакомых. Ну и она стала стремительно возвращаться к жизни. А когда я её предупредил, что мне нужно съездить на чемпионат в Лион, она напросилась поехать со мной.

За это время наши отношения изменились. Если раньше мы были друзьями, то теперь она для меня нечто среднее между сестрой и дочерью. Мне стало её не хватать, если девушка не находится рядом. И другим людям я её представляю как сестрёнку.

— Вы разрешите, я осмотрю Вашу сестру? — с профессором Бернаром нас познакомили на одном светском рауте. И когда мы встретились на прогулке в Королевском лесу, он предложил приехать в его клинику. Клод Бернар известный хирург-ортопед, работал в военном госпитале. А потом открыл свою клинику, ставшей популярной среди военных с ранениями конечностей.

Разумеется, я согласился, несмотря на сопротивление сестрёнки. Та ужасно боится врачей, видать есть за что.

Обследование длилось около часа, — Вы знаете, Мишель. У меня был аналогичный случай с положительным результатом, — Мари ждёт меня в коридоре, а я слушаю диагноз от врача.

— Можно попробовать её прооперировать, хуже всё равно не будет.

— Насколько это опасно?

— Ну, опасность всегда есть. Но если у неё здоровое сердце и нет других патологий, то я бы поставил на положительный результат. В худшем случае всё останется по-прежнему. Но в случае успеха, она получит возможность использовать вторую ногу. Нет, я не уверен, что она сможет танцевать и бегать. Но перемещаться без трости — однозначно. Ну, после реабилитационного периода, конечно.

Лично я готов рискнуть, необходимые денежные средства для операции у меня имеются. Но вот выдержит ли сестрёнка? А она дрожит как осиновый лист, как только я начинаю говорить ей об операции. Да я и сам в сомнениях. Профессор говорит, что операцию будет проводить под общим наркозом. Небось эфир или хлороформ. Я далеко не медик, но догадываюсь, что проблема в тазовых костях. А это и в моё время не просто. А тут прямо 50 на 50. Если даже не меньший процент успеха.

Так прошёл месяц. Как-то я на тренировке заметил, что один из наших учеников, пацанчик лет восемнадцати взял за правило отираться возле моей сестры. Я хотел было его шугануть, но приблизившись заметил, как посветлело её лицо. Оно прямо светится, а такого задорного смеха я давненько не слышал. Ну и я сделал вид, что иду по своим делам. Потом стал присматриваться к ним. Вроде всё в рамках приличий, но на всякий случай попросил одного из наших старшаков присматривать за ними. Вскоре Мари начала выходить за пределы школы в сопровождения этого паренька.

Не уверен на все 100%, но когда девушка заявила мне, что готова на операцию, я немного опешил. Теперь уже я упираюсь, находя неоспоримые доводы против операции. Эта девушка стала для меня родной. И терять её я не желаю.

— Вы не совсем точно представляете себе ход подобных операций. Я не собираюсь ломать её тазовые кости. Оперативное вмешательство будет не таким серьёзным. Думаю, что нам с помощниками удастся вам помочь. Но мне нужно быть уверенным, что вы не откажетесь. Ведь для операции нужна серьёзная подготовка, — профессор устало смотрит на меня в ожидании потверждения.

В это утро мы даже сели на дорожку. Это я так приучил сестрёнку. Типа перед большой и трудной дорогой нужно присесть на пару секунд. Девушка бледна, сжимает кулачки, но смотрит на меня серьёзно. Её уже не переубедить.

Нет ничего хуже, чем ждать. В тысячу раз легче самому лечь под нож, чем ждать в коридоре. Уже пошёл пятый час, а никто не выходит из операционной. В сердце заползает холодок дурного предчувствия.

Сначала вышла медсестра, на мой вопрос махнула рукой, типа сейчас выйдет профессор. Сам Бернар вышел только через десять минут, с ним помощник.

— Да, пришлось повозиться. Ну что я могу сказать, её жизнь вне опасности. Но пока у нас нет ответа, насколько прошла успешно прошла операция. Важно, как пройдёт первая ночь. Я останусь в клинике, проследить, как её организм перенёс операцию. А вы бы ехали домой, всё равно к ней нельзя. Да, она будет спать. Может быть, я разрешу Вам навестить сестру завтра к вечеру.

Прикинув все за и против я решил, что если завтра буду с больной от бессонницы и переживаний головой, то это делу точно не поможет.

А дома принял дозу красного вина. За выздоровление Мари, и чтобы уснуть. Иначе в голову лезут дурные мысли.

Смотреть на девочку больно. Её нога закутана в кокон, под глазами тёмные круги, черты лица заострились. Только глаза по-прежнему смотрят воинственно. В палате никого, я подошёл и встав на колени уткнулся носом в её шею. А она стала гладить меня по голове. Будто не она, а я нуждаюсь в утешении.

К сожалению, девочке предстоит провести в клинике некоторое время. Так что я каждый день приходил и приносил что-нибудь вкусненькое. Кухня здесь своя и готовят специальное питание для выздоравливающих. А когда тот парнишка, кстати его зовут Марсель, попросил дозволения навестить девушку, я только обрадовался и даже объяснил, где находится клиника. Как сказал профессор, теперь только ждать и надеется на чудо. А потом, в случае успеха, предстоит долгая реабилитация.

Через полтора месяца девушку отпустили домой. Она так радовалась, когда я подхватил её на руки и понёс в экипаж. Так и ехали домой. И наконец-то я буду не один, задолбала эта гробовая тишина. Прямо как в юдоли скорби. А вскоре после посещения профессора ей разрешили вставать. Нет, она не пошла сама. Но по крайней мере она может наступать на ногу. Раньше-то она её не чувствовала. А сейчас наоборот жалуется на боли. Но мышцы атрофированы и не скоро она сможет избавиться от палочки. Зато проф обещал изготовить для неё некий корсет. Он будет незаметен под платьем и позволит ей передвигаться без посторонней помощи и поддержки.

Эту штуковину умельцы сделали из лёгкого и прочного бамбука. Конструкция базировалась на пояс и верхнюю часть бедра. Она, как бы принимала на себя часть нагрузки и позволяла слабеньким мышцам двигать ногу. Но внешне это напоминало обучения малыша ходьбе. Ведь мозг Мари упорно отказывался принять тот факт, что на эту ногу можно наступать.

Помню тот день, когда мы поехали в наш клуб. Здесь Мари ещё не была. Вот я и решил пожить здесь несколько дней. Да-да, у нас есть десяток номеров для желающих задержаться на ночь. Так вот, поздно вечером я потащил девушку в бассейн. Он находился в новой пристройке и неизменно пользовался успехом. Но в эти часы тут никого. Кроме нас.

Только тускло светит светильник, освещая тёмную воду.

— Я боюсь, — девушка вцепилась в мою руку.

— Дурочка, ты же со мной. Тебе понравится, обещаю.

Я в трико, девушка в ночной рубашке. Ну нет у нас ничего для купания. Зато есть желание. Я держу её на руках и осторожно спускаюсь по ступенькам. Когда её ноги коснулись воды, она взвизгнула. Тогда я решил не резать слона по кусочкам и резко опустился в воду. Мою шею неожиданно сильно сжали тоненькие ручки, — Мари, если ты меня задушишь, то кто будет тебе помогать учиться плавать.

— Как плавать? Ты же сказал, что это просто ванна.

— Ну да, ванна, только большая. И ещё вода делает чудеса и тебе очень полезно научиться плавать, — больше возражений не поступало.

Я начал аккуратно вращаться вокруг своей оси, позволяя ей почувствовать водную среду. А потом разжал её руки и завел свои под неё. Под шею и одно известное место. Теперь девушка лежит в воде, чуть подрабатывая руками и, по-моему, ей нравится.

Мы провели здесь три дня, больше я не мог. Нужно было уезжать на турнир. Разумеется, с Мари. Так вот каждый вечер после десяти часов мы спускались в бассейн. Только я попросил оставлять нам больше светильников. Когда появилось достаточно света, мою сестрицу стало не выгнать из воды. Она вдруг поняла, что может ходить по дну и нога почти не болит. А ещё ей понравилось плавать, ну так по-собачьи. Перебирая лапками. И если поначалу я её придерживал, то потом просто соорудил ей пробковый пояс.

Не знаю даже как сказать это моей девочке. За четыре месяца она научилась ходить с приспособлением профессора. У неё стали получаться прогулки минут по сорок с Марселем. Уж не знаю, о чём они там беседовали. Явно не только о Луне. Видимо строили совместные планы. И я уже готовился к неким новостям. Но на тренировке Марсель сам подошёл ко мне. Причём с таким видом, будто стянул у меня кошель с деньгами.

Лучше бы и в самом деле стянул. Оказывается, молодые строили планы на счёт женитьбы. Но, когда он рассказал всё родителям, они устроили ему настоящую Варфоломеевскую ночь. Ну, в принципе их можно понять. Была бы Мари полностью здоровой, они бы посчитали за счастье с нами породниться. Но они каким-то образом узнали о моей сестре подробности. Для них важно, чтобы невестка родила здоровых внуков. А вот с этим непонятки. Пришлось мне идти на поклон к профессору Бернару.

— Ну, я не специалист по женским болезням. Но у Мари неразвитость необходимых мышц. Из-за этих проблем на лицо замедленность в физическом развитии. И, вполне вероятно, она не сможет иметь детей. Возможно позже, если будет на то воля божья.

Вот с такими смурными мыслями я и пришёл домой. Моя малышка уже начала хозяйничать и даже приготовила ужин. А увидев меня, она решила, что у меня неприятности. В ответ я протянул её записку Марселя.

Ну а что, надо было не отдавать и врать? Девушка ушла в свою комнату и закрылась. Я пробовал деликатно стучать, ни звука. А когда я уже начал переживать она сама открыла дверь и вышла. К столу подошла с королевской грацией, — давай ужинать, я тебя заждалась.

За ужином я посматривал на неё, а она была задумчива. Но при этом не похоже, что эти мысли такие уж горестные. С другой стороны — это же здорово, она получила первый опыт личных отношений. И похоже, что выходит из него достойно.

Громко пощёлкивают угли, от горна веет приятным теплом. Дед с каким-то парнем стоит у наковальни. Судя по всему, он приваривает фрагмент оградки.

— Дед, деда, — кузнец резко поворачивается и осматривается. Недоумённо хмыкает и продолжает работать.

Этот сон снится мне уже несколько дней. И главными героями в нём является дед, наш дом и речка. И мне так хорошо там, а когда утром просыпаюсь, то на душе остаётся грустный осадок.

— Мари, я тебе говорил, что у меня в России остался дед? Кузнец, и я в юности помогал ему в кузне.

— Да ты что! И прямо так молотком стучал по этой самой, по наковальне?

— Ну да. И ковали и лошадей подковывали. Всяко было. Так я вот думаю, может нам съездить туда, повидать старика?

С воплем «Ийяя» это создание кинулось ко мне на шею. Её реакция прямо кричит, — «Я за любой кипеж, лишь бы весело было».

Ну стало быть ответ положительный. И в самом деле, почему не посетить первую Родину? Так-то я стал навроде человеком мира. У меня как российское подданство, так и французское гражданство благодаря нашему президенту. Вот только надо паспортом озаботиться. Кстати, и Мари не имеет документов для выезда из страны.

Приняв решение, я начал действовать. Самым сложным для меня стало так провести разговор с Гюставом, чтобы не вызвать цепную реакцию. Всё-таки он мой главный партнёр. Мы не стали с ним лучшими друзьями, но хорошими приятелями — однозначно. И наш совместный бизнес завязан на моё имя. На меня ходят мой фанаты, в том числе и слабый пол. И наша прибыль может существенно просесть с моим отъездом. С другой стороны, я не собираюсь покидать окончательно свою вторую Родину. Съездим с сестричкой, развеемся. Смерть Жана и тяжёлая операция отразилось на её самочувствии. Да и мне не помешает навестить единственного родственника.

Не сразу, но Гюстав принял мою позицию. Только попросил провести запланированные соревнования.

Прикинув все за и против я решил добираться до России морским путём. Мари очень сложно будет столько времени провести в тесном дилижансе. А вот на судне все условия, можно прогуляться по палубе. Или даже сойти на берег в порту. Мне показался предпочтительным южный путь. Конечно, можно добираться через Северное и Балтийское моря до Ревеля (Таллин), а там пересесть в карету и добираться по суше.

Но я в-первую очередь исхожу из интересов девушки. Средиземноморье красочнее и весной там потеплее. А Мари у меня мерзлячка. Я стараюсь так прикинуть наш путь, чтобы оказаться в Одессе в начале апреля. Просто не хочу в жаркие летние месяцы тащиться в душной карете. А тамошние степи довольно засушливы.

Надо было видеть девчонку. Она приобрела подробную карту региона и вычерчивала наш маршрут. Её хотелось увидеть всё. И Рим и Афины. И она обижалась, что мы не посетим эти города.

— Глупышка, ну как ты себе представляешь наше путешествие в Иерусалим. Там же по суше переть, да среди воинственных арабских племён, — сестрица решила объять необъятное и посетить все интересные места, о которых читала.

— Сам такой, и не забывай, что я на восемь месяцев тебя старше, а значить и умнее, — и в самом деле, девушка, несмотря на свою юную внешность старше меня.