Матросская революция

Глава седьмая ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ В АРЬЕРГАРДЕ РЕВОЛЮЦИИ ПОД ФЛАГОМ КОЛЧАКА

В первые дни Февральской революции, когда волна насилия захлестнула Кронштадт и Гельсингфорс, в главной базе Черноморского флота Севастополе все было на удивление спокойно.

На начало 1917 года личный состав Черноморского флота превышал 45 тысяч человек. Основными военно-морскими базами являлись Севастополь, Одесса и Батум. Почти во всех городах Крыма размещались запасные полки, в которых подготовлялось пополнение для действующей армии. Больше всего военных было сосредоточено в Севастополе, где кроме флота находился гарнизон Севастопольской крепости.

События февраля 1917 года в Петрограде застали командующего Черноморским флотом А.В. Колчака в Батуме. Чтобы предотвратить распространение сведений о происходящем в столице и избежать опасных брожений, Колчак приказал коменданту Севастопольской крепости контр-адмиралу М.М. Веселкину прекратить телеграфное и почтовое сообщение Крыма с материковой Россией. Все поступающие телеграммы должны были направляться в штаб Черноморского флота. Принятая мера показала свою эффективность. Так что даже в штабе крепости не знали, что происходит в столице, и жили первое время слухами.

2 марта А.В. Колчаку стало известно об образовании Временного правительства из разосланной им радиотелеграммы. Реакция Колчака на все эти сообщения, телеграммы была неоднозначной.

2-я бригада линейных кораблей Балтийского флота на зимовке в Гельсингфорсе

Линкор «Цесаревич». Гельсингфорс. Февраль 1917 г. Вдали за кораблем видна демонстрация с плакатами и толпа матросов на борту корабля

Линкор «Петропавловск»

Матросы линкора «Петропавловск». Гельсингфорс. Март 1917 г.

Линкор «Император Павел Первый». Именно на нем произошли самые массовые убийства офицеров в феврале — марте 1917 г.

Похороны офицера, убитого революционными матросами. Март 1917 г.

Матросы линкора «Император Павел Первый». В центре П.Е. Дыбенко

Командующий Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин, убитый матросами в марте 1917 г.

Могила вице-адмирала А.И. Непенина на православном кладбище в Гельсингфорсе, ныне Хельсинки

Матросы-большевики с линкора «Император Павел Первый» В.М. Марусев и Н.А. Ховрин

Матросские и солдатские митинги в Севастополе в 1917 г.

Корабли Черноморского флота в Севастопольской бухте

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак

Выступление А.Ф. Керенского на корабле Черноморского флота. 1917г.

А.Ф. Керенский и вице-адмирал А.В. Колчак в автомобиле. Севастополь. 1917 г.

Линкор «Слава»

Команда линкора «Слава»

Моонзундская операция. Карта-схема

Член Центробалта матрос-большевик И.Ф. Измайлов

Матрос-большевик И.Д. Сладков

Матросы идут к дворцу Ксешинской на встречу с В.И. Лениным. Июль 1917 г.

Штурм Зимнего дворца. Эскиз. Художник Р.Р. Франц

Штурм Зимнего дворца. Художник В. С. Сварог

Крейсер «Аврора» в 1917 г.

Крейсер «Аврора» в 1980-е гг.

Срезание погон. 1917 г.

Председатель черноморского Центрофлота матрос-анархист Ю.Н. Шелестун

Ф.Ф. Раскольников

П.Е. Дыбенко

Первоначально, до полного выяснения ситуации в центре, он предпринимал меры к нераспространению информации, даже на время прервал телеграфно-почтовую связь. По прибытии в Севастополь Колчак собрал комсостав флота, огласил полученные известия. Выслушав мнение подчиненных, дал распоряжение информировать личный состав флота строго по инстанции, а затем издал приказ с изложением полученных сведений и призывом к флоту, портам и населению районов, подчиненных ему, напрячь все силы для исполнения патриотического долга — успешного завершения войны, соблюдения спокойствия. Реакция же его на радиограмму Временного правительства была такой: он телеграфировал в Ставку, что может дать распоряжение о подчинении флота, частей и районов новому правительству только по получении от штаба Верховного главнокомандующего соответствующего распоряжения, и просил определенных указаний. То есть, говоря военным языком, Колчак соблюдал уставные положения, не опережал решений высшего командования, сохранял субординацию.

Из Ставки поступило и телеграфное разъяснение: «Наштаверх сговаривается с главнокомандующим о том, чтобы от имени армии принять манифест и присягнуть Михаилу Александровичу, с тем, чтобы Михаил Александрович (младший брат императора. — В.Ш.) объявил манифест о том, что он, после наступлении спокойствия в стране, созовет Учредительное собрание». Колчак, солидаризируясь со ставкой, издал 2 марта приказ с требованием непоколебимо выполнять свой долг перед монархией. Он приказал привести войска к присяге новому монарху, а потом, по получении новой информации, отменил этот приказ. Опасаясь восстания на судах флота, особенно на тех, которые имели частое общение с берегом, он отдал приказ о выходе в море под предлогом проведения учебной стрельбы 2-й бригады линейных кораблей и дивизиона миноносцев.

Вопреки усилиям Колчака вести о событиях в Петрограде распространялись слухами, проникали и в местную печать, становились достоянием гласности. И далеко не в том виде, как сообщалось командованием флота, кораблей и воинских частей. В Севастополь начали поступать столичные газеты, в том числе социалистические, с призывами к свержению существующего государственного строя. Брожение среди матросов в связи с приказом о выходе кораблей в море усилилось.

4 марта вице-адмирал А.В. Колчак издал приказ об отречении от престола императора Николая II. В городе и войсковых частях начались первые митинги. Тогда же явочным порядком был сформирован в казармах Севастопольского флотского полуэкипажа временный военный исполнительный комитет, который во избежание эксцессов, Колчак сразу же признал.

В тот же день в центре Севастополя начался массовый митинг. На митинге настроение моряков резко поменялось влево. Они потребовали прибытия Колчака на митинг и его выступления. Игнорировать волю матросской массы командующий флотом не решился. Моряки и солдаты встретили Колчака восторженно, несли на руках, слушали с огромным вниманием. Колчак говорил о необходимости сохранения дисциплины, о продолжении войны до победного конца. Рассказал о ситуации в столице. Успех выступления был полный — речь командующего прерывалась бурными аплодисментами. В ответ на требование участников митинга послать телеграмму приветствия Временному правительству Колчак ответил согласием. Телеграмма была немедленно послана. Таким образом, состоялось де-факто признание и Колчаком, и матросами Черноморского флота Временного правительства, т.к. левые радикалы еще не успели возглавить матросов. На Балтийском флоте такая ситуация была бы просто немыслима! С подачи Колчака, сразу же взявшего «вожжи демократического управления» в свои руки, на том же митинге был избран Центральный военный исполнительный комитет (ЦВИК), позднее слившийся с Советом рабочих депутатов порта. ЦВИК возглавил известный меньшевик, участник восстания на броненосце «Потемкин» в 1905 году, авторитетный тогда среди моряков, — каторжанин анархист Канторович. С советами, солдатскими и матросскими комитетами А.В. Колчак сразу же постарался не только наладить сотрудничество, но и, по возможности, их контролировать.

5 марта произошел первый случай открытого недовольства матросами своим офицером—командой линкора «Ростислав» в контрреволюционных высказываниях был обвинен мичман С. Мертваго. И хотя никаких реальных последствий данное недовольство не имело, прецедент был создан.

В тот же день А.В. Колчак сделал еще один ход на опережение — он выступил инициатором проведения в Севастополе совместного парада войск гарнизона, морских частей и учащихся в честь победы революции. Перед парадом во Владимирском соборе епископом Сильвестром был отслужен торжественный молебен во здравие Российской державы, Временного правительства, Верховного главнокомандующего и всего российского воинства. Маршируя, матросы кричали «ура» принимавшему парад Колчаку. Несколько позднее состоялся и не менее торжественный церемониал приведения к присяге войск гарнизона на верность Временному правительству.

А демократизация Черноморского флота все набирала обороты. 6 марта в Севастополе был избран городской исполнительный и центральный военно-исполнительный комитеты. Одновременно на кораблях и в частях возникли заводские, судовые, полковые, батальонные и ротные комитеты. Были созданы профсоюзы и союз молодежи. Тогда же на собрании офицеров флота и севастопольского гарнизона был образован офицерский временный исполнительный комитет, утвержденный приказом командующего. Таким образом, Колчак дополнил матросские комитеты командным составом, что, по его мнению, позволяло их лучше контролировать.

7 марта были избраны Совет солдатских депутатов и Совет рабочих депутатов (в июне все Советы объединятся в единый Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов). Председателем Совета солдатских депутатов стал «прикомандированный к 35-му авиационному отряду Севастопольской военно-авиационной школы» старший унтер-офицер эсер К. Сафонов.

Тогда же в Севастополь прибыл назначенный Временным правительством комиссар Черноморского флота, только что вернувшийся из европейской эмиграции бывший участник мятежа на крейсере «Память Азова» эсер И.И. Бунаков-Фундаминский. О данном персонаже российской истории я подробно уже писал в своих книгах «Дело “Памяти Азова”» и «Последняя кровь первой революции».

8 марта 1917 года был образован вполне подконтрольный Колчаку Центральный военно-исполнительный комитет (ЦВИК) в составе 54 членов. Поставив своей задачей сохранение боеспособности и безопасности флота и крепости, ЦВИК играл весомую роль в предупреждении конфликтов нижних чинов с офицерами. Свои решения этот орган проводил в жизнь после согласования с командующим флотом. Неприемлемые для Колчака решения он пересматривал вторично, из-за чего матросы тут же прозвали ЦВИК «колчаковской канцелярией». Проведение собраний и митингов также отныне должно было осуществляться только с разрешения командующего и его штаба. Аналогичные отношения были определены между командирами кораблей и судовыми комитетами.

Всеми силами Колчак старался набирать новые очки. Так, по его распоряжению были выпущены из севастопольской тюрьмы все политические заключенные, распущена полиция и начато формирование городской милиции, расформировано и севастопольское жандармское управление. Даже убийственный приказ Петроградского Совета № 1 и приказ военного и морского министра, отменявший звание «нижние чины», титулование офицеров, а также отменявший ограничения гражданских прав солдат и матросов, не возымел сразу же таких тяжелых последствий, как на Балтийском флоте.

Надо сказать, что эти и другие мероприятия позволили Колчаку на данном этапе не только на какое-то время стабилизировать обстановку на Черноморском флоте и в сухопутных частях, подчиненных командующему флотом (побережье от Сулина до Трапезунда), но даже завоевать популярность у своих матросов, как человеку не чуждому демократических преобразований. Как сообщал Колчак в штаб Верховного главнокомандующего, на кораблях и частях вверенного ему флота пока «не было никаких внешних проявлений, только на некоторых кораблях существует движение против офицеров, носящих немецкие фамилии. Команда и население просили меня послать от лица Черноморского флота приветствие новому правительству, что мною и исполнено...»

Старания командования Черноморским флотом не пропали даром. Как вспоминал очевидец, князь В. Оболенский, «после грязного Петербурга, переполненного разнузданными солдатами, Севастополь нам показался необыкновенно чистым и опрятным. Матросы и солдаты, встречавшиеся на улицах, имели подтянутый молодцеватый вид и охотно отдавали честь офицерам, сохранявшим еще погоны, сорванные с офицерских плеч в Петербурге». «Первый бой» Колчак, безусловно, выиграл, но ведь это был всего лишь «первый бой»...

Впрочем, уже тогда не всё на Черноморском флоте было так безоблачно, как казалось из Петрограда. 8 марта солдаты Керченской крепостной артиллерийской роты обвинили в оскорблении Временного правительства своего командира полковника Н.М. Кондратовича и добились отстранения от должности. По требованию городского самоуправления был отстранен от должности комендант крепости и военный губернатор города контр-адмирал М.М. Веселкин, отличавшийся строгостью и нетерпимостью к евреям. Тогда же был уволен за участие в разгроме революционного подполья на флоте в 1912 году начальник тыла флота и главный командир Севастопольского порта вице-адмирал П.И. Новицкий. Всех троих Колчак вынужден был, по сути, сдать, во имя собственной популярности.

В середине марта А.В. Колчак на линкоре «Императрица Екатерина» лично вывел часть флота в море, к турецким берегам. По его плану это должно было взбодрить команды и отвлечь их от бесконечных митингов.

Тогда же, по указанию Ставки, командование Черноморским флотом развернуло и интенсивную подготовку крупной десантной операции в районе Босфора. Колчаку в его работе в советах, комитетах существенно помогал полковник А.И. Верховский — начальник штаба ударной дивизии, пользовавшийся доверием Временного правительства. Эта дивизия должна была стать передовым отрядом будущего десанта. Начиная с марта 1917 года, эскадренные миноносцы и гидроавиация Черноморского флота начали проводить систематическую разведку побережья в районе намеченной высадки десанта. Однако нараставшее революционное брожение матросов заставило Ставку в скором будущем отказаться от проведения Босфорской десантной операции, намечавшейся на май 1917 года.

Полностью отвлечь боевой работой матросов от их игр в демократию командующему флотом так и не удалось. По-прежнему то там, то здесь матросы требовали смены тех или иных начальников, и Колчак был вынужден исполнять их требования. Так, 17 марта был отстранен от должности и предан суду (по представлению ЦВИК) помощник командира Севастопольского флотского полуэкипажа полковник по адмиралтейству Н.П. Шперлинг (служивший ранее начальником севастопольской военно-исправительной тюрьмы) «за грубое оскорбление матросов, превышение власти и оскорбление Родзянко и Гучкова». Тогда же, по требованию рабочих, был отстранен от должности начальник Сулинского землечерпательного каравана подполковник корпуса гидрографии В.К. Потапов, а команда сетевого заградителя «Аю-Даг» потребовала удаления старшего офицера корабля подпоручика И. Северина, «как вредного элемента для нового строя». Разумеется, что эти единичные увольнения не шли ни в какое сравнение с происходившей в эти же дни антиофи-церской вакханалией на Балтике, однако и черноморские матросы все больше входили во вкус вседозволенности.

В том же марте команда эскадренного миноносца «Гневный» впервые отказалась выполнить приказ своего командира. Расследование проводил подконтрольный Колчаку т.н. «летучий отряд ЦВИК», и дело было улажено мирным путем — команда через выборных извинилась перед командующим флотом и командиром «Гневного», попросила командира вернуться, на что тот дал согласие, и на этом инцидент был исчерпан. Но сам открытый отказ исполнять приказ командира на боевом корабле в военное время был весьма тревожным сигналом.

В середине марта военный и морской министр А.И. Гучков попросил вице-адмирала А.В. Колчака прибыть в Петроград, а затем и в Псков на совещание главнокомандующих и командующих армиями для обсуждения общего положения на фронте.

22 марта 1917 года был образован Севастопольский Совет рабочих, матросских и солдатских депутатов. Вскоре был создан Центральный комитет Черноморского флота. На флоте начинают появляться первые признаки революционной анархии, усугубляемые противоборством Центрофлота с созданным в Симферополе крымско-татарским национальным правительством.

30 марта 1917 года ЦВИК и Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов объединились в Совет депутатов армии, флота и рабочих; в нем, как и в прежнем Совете, доминировали представители умеренных соцпартий. Из 163 депутатов Совета лишь четверо были большевикам.

В конце марта вице-адмирал Колчак подписал приказ о разграничении проступков и соответствующих им наказаний «до установления в законном порядке дисциплинарных взысканий», а в начале апреля утвердил разработанные Центральным исполнительным комитетом Совета депутатов армии, флота и рабочих «Временные правила» о наложении дисциплинарных взысканий.

Чтобы не провоцировать матросов, А.В. Колчак сам поспешил освободить от должностей известных своими монархическими взглядами начальника минной бригады контр-адмирала князя В.В. Трубецкого, начальника штаба флота флигель-адъютанта контрадмирала С.С. Погуляева, начальника учебного отряда флота контрадмирала Ф.А. Винтера 1-го. Однако, несмотря на все принимаемые Колчаком меры, вспышки матросского недовольства все же начали проявляться, причем чем дальше, тем больше.

В Одессе после Февральской революции был образован Комитет общественных организаций, который и взял на себя исполнительные функции в городе. В первых числах марта ворота одесской тюрьмы распахнулись для нескольких сотен политических узников. Но уголовники тоже желали вкусить свободы, и 8 марта в Одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных, возглавленный Г.И. Котовским. Результатом бунта стали новые тюремные «революционные» порядки. Газеты тогда сообщали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных... Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии». В результате «революционных порядков» уголовники вскоре оказались на свободе, где занялись своим привычным ремеслом, и вскоре всплеск бандитизма стал угрожать существованию новой власти.

В марте 1917 года в Одессе действовало более 20 политических партий. Наибольшую популярность среди крестьянских масс, военных частей и части трудовой интеллигенции снискала, как и в Севастополе, партия эсеров, насчитывавшая в городе более 10 тысяч членов.

Достаточно влиятельной силой стал и объединенный одесский комитет РСДРП (из меньшевиков и большевиков), в руководстве которого оказались одни меньшевики, за которыми тогда шло большинство рабочих. Меньшевики и большевики Одессы находились в одном Объединенном комитете РСДРП до октября 1917 года, хотя с мая большевики имели в комитете свою независимую фракцию. При выходе из подполья большевиков в Одессе насчитывалось не более 50 человек. Показательно, что в состав Одесского Совета было избрано 232 эсеров, 194 меньшевика и всего 18 большевиков.

Итак, Черноморский флот понемногу втягивался в революционную анархию, однако втягивался очень медленно и «неохотно». В чем же была причина столь явной революционной нерешительности черноморцев? Думаю, что такое положение дел было вызвано целым комплексом причин. Попробуем их проанализировать.

За влияние на матросские массы в Севастополе весной 1917 года активно боролись партии эсеров, меньшевиков, большевиков, кадетов и анархистов. При этом безусловными лидерами являлись эсеры, в ряды которых записалась почти половина всех матросов. Причем не радикальные, склонные к убийствам и экспроприациям «леваки», а классические умеренные «правые» эсеры. Это объясняется тем, что среди матросов и унтер-офицеров флота было много выходцев из зажиточных и кулацких слоев Малороссии. Матросская масса была неоднородной и по национальному составу.

За эсерами вторыми, по популярности, шли меньшевики, далее анархисты с кадетами. В руководстве Севастопольским Советом военных и рабочих депутатов, в Совете крестьянских депутатов, в Центральном комитете Черноморского флота (Центрофлоте), а также в судовых и солдатских комитетах власть, разумеется, захватили представители самых популярных партий — эсеры, меньшевики и анархисты. Что касается большевиков, то весной 1917 года они были откровенными аутсайдерами, их насчитывалось не более нескольких десятков человек.

Пропагандируемые большевиками пораженческие идеи весной 1917 года не находили понимания среди черноморцев. Напротив, в первые месяцы после Февральской революции на Черноморском флоте было сильно революционное оборончество—идея продолжения войны «до победного конца», во имя защиты демократии и свободы. В созданных при участии Колчака революционных органах власти преобладали умеренные социалисты. Подобная расстановка политических сил сохранялась некоторое время и в дальнейшем.

Невысокая, по сравнению с Балтикой, активность матросов Черноморского флота в первое время после Февральской революций объяснялась, прежде всего, оторванностью Севастополя от центров революционной борьбы — Петрограда и Москвы, а также от таких крупных промышленных городов и районов Южной России, как Харьков, Екатеринослав и Донбасс. Вследствие этого черноморцы в первое время не испытывали на себе радикального революционного давления, как их коллеги-балтийцы. Взять хотя бы рабочие организации Петрограда, которые оказывали сильное влияние на матросов Балтийского флота. На Черноморском флоте ничего подобного не было. Среди севастопольских рабочих было немало мелких собственников и кустарей, которые пошли работать на предприятия, уклоняясь от призыва в армию, а также демобилизованных матросов-сверхсрочников, зарекомендовавших себя «примерной» службой в царском флоте. Ни о какой революционной пропаганде среди матросов они, разумеется, и не помышляли.

Политическая «отсталость» черноморцев объяснялась также и слабостью революционной работы на Черноморском флоте. Дело в том, что все сколько-нибудь влиятельные революционные матросские организации в Севастополе были разгромлены в 1905—1907 годах и в последующее время уже не были восстановлены на прежнем уровне. Сказывалось отсутствие в Крыму и лидеров революционных партий, которые, как мы уже знаем, очень плотно окормляли Балтику. На Черном море же действовали партийные деятели и агитаторы «второго эшелона», не обладающие особым талантом, авторитетом и харизмой.

Отрывало матросские массы от участия в активной общественнополитической жизни и активное участие флота в боевых действиях. Следует отметить и личные качества А.В. Колчака, которые также способствовали сохранению вертикали власти на Черноморском флоте. Выступая перед матросами, Колчак силой своего авторитета внушал им необходимость не только сохранения боеспособности, но и еще большей активности флота. Кроме того, в Севастополь новости поступали с опозданием, и А.В. Колчак (в отличие от командующего Балтийским флотом А.И. Непенина) имел время, чтобы сориентироваться и учесть печальный балтийский опыт.

В числе других факторов, препятствующих революционизированию масс, следует также назвать присущий Севастополю режим закрытого города-крепости, а также списание на другие флоты и в действующие армейские части большого количества протестно настроенных черноморских матросов. Так, еще в 1916 году, по распоряжению Колчака, на Сибирскую флотилию было переведено свыше тысячи матросов, из которых не менее 600 были «политически неблагонадежными».

Весной 1917 года офицеры Черноморского флота, в отличие от своих коллег на Балтике, получили значительное влияние на деятельность судовых комитетов, сохраняя полную возможность командования подчиненными. При этом их участие в деятельности судкомов в большинстве случаев являлось как бы продолжением основной служебной деятельности. Мотивы участия офицеров в деятельности органов власти были различны. Часть командиров откликнулись на произошедшие в стране изменения, приняли их и пытались встроиться в новую политическую реальность. Командование и часть офицеров хотели влиять на работу комитетов и Советов изнутри, что позволило бы направить их деятельность в конструктивное русло, бороться с анархистскими тенденциями. Разумеется, имели место карьерные соображения отдельных лиц.

Благодаря активности офицеров весной 1917 года удалось затормозить процесс распада флота, как военной организации, выстроить отношения с нижними чинами, ненадолго «окультурить» ход преобразований. Однако матросы, входившие в состав судко-мов, постепенно расширяли сферу своей компетенции, постепенно снижая там влияние офицеров. Так, неприятной неожиданностью для офицеров явилось то, что матросы, по примеру Балтики, потребовали ввести выборность комсостава, что и было исполнено. Поэтому, по мере углубления революционного кризиса, результаты деятельности офицеров на Черноморском флоте по стабилизации обстановки в скором времени будут практически аннулированы.

Начали происходить и события другой направленности. 17 марта 1917 года в Киеве была создана Украинская центральная рада, которая провозгласила своей целью образование украинской автономной республики в составе демократической России. Вскоре после этого была создана и Севастопольская украинская рада, которая сразу же выдвинула лозунг «украинизации» Черноморского флота. В марте появляется и первая украинская организация эсеров в Севастополе во главе с К.П. Величко. Костяк организации составили матросы-малоросы. В апреле подобная организация возникла в Феодосии. На Черноморском флоте исподволь началась ползучая украинизация. При этом часть выходцев с малороссийских губернией стала группироваться по национальному признаку.

В апреле 1917 г. А.В. Колчак был вызван военным министром в Петроград, затем в Псков на совещание главнокомандующих и командующих сухопутными и морскими силами. Вице-адмирал встретился с военным министром А.И. Гучковым, А.Ф. Керенским и М.В. Родзянко, получил от них информацию о положении в стране, в правительственных и иных структурах.

Кроме этого, Колчак встретился с лидером правых меньшевиков Г.В. Плехановым, чтобы лучше понять природу и планы революционеров. После этого Колчак присутствовал на совете командующих армиями в Пскове.

По возвращении в Севастополь Колчак решил обратиться с патриотическим призывом к личному составу Черноморского флота.

Речь А.В. Колчака на митинге 25 апреля 1917 года в крупнейшем помещении Севастополя цирке Труцци произвела на офицеров и на матросов большое впечатление. В отличие от Балтики настроение офицеров и матросов здесь в целом было все еще вполне боевое. И офицеры, и матросы желали сражаться до полной победы над врагом.

Штаб флота совместно с оборонцами из Севастопольского Совета составил воззвание к личному составу Черноморского флота. Это воззвание, подписанное от имени команды линейного корабля «Георгий Победоносец», было опубликовано во всех крымских газетах, а также в центральных. Воззвание призывало матросов и солдат к продолжению войны «до победы», осудила агитацию за сепаратный мир, призвало оказать доверие Временному правительству, а кроме этого, выдвинуло требование послать делегацию Черноморского флота в Петроград, Балтийский флот и на фронт для агитации за продолжение войны. Кроме этого было решено выбрать несколько сот делегатов, которых направить на фронт для агитации за продолжение войны и отпора пораженческой большевистской пропаганде. Эту инициативу одобрили и эсеры, и меньшевики.

25 апреля ЦВИК принял (подсказанное и одобренное командующим) решение об организации и посылке делегации Черноморского флота с целью агитации за сохранение боеспособности войск и продолжение войны. В большую делегацию (210 человек, позднее дополненную еще 250 матросами и солдатами) были включены социалисты и беспартийные, придерживавшиеся патриотической ориентации. Костяк делегации составили офицеры — 30 человек, затем унтер-офицеры — 14 человек, в ней были 6 членов исполкома Совета. Абсолютное большинство делегатов составляли эсеры и меньшевики. Помимо того, командование флота направило в распоряжение Ставки до 50 флотских унтер-офицеров в качестве агитаторов-добровольцев для «ударных частей». Деньги на поездку были выделены из личного фонда командующего флотом.

Формально делегация посылалась в Петроград для ознакомления с положением в столице. Истинной же целью ее являлась демонстрация преданности личного состава Черноморского флота Временному правительству и соответствующая пропаганда и агитация сбившихся с истинного пути балтийских матросов «сплотиться против коварного и грозного врага». Первым делом черноморцы отправились на братскую Балтику, чтобы вразумить, впавшую в левацкую ересь тамошнюю братву. Возглавляли делегацию личности весьма колоритные — подполковник и эсер А.И. Верховский (впоследствии военный министр Временного правительства), эсер Ф.И. Баткин и меньшевик Константин Фельдман. Последний считался старым революционером, т.к. «прославился» в 1905 году, когда с дружком Березовским (дедушкой будущего олигарха!) возглавил мятеж на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», а потом, бросив на произвол судьбы поверивших ему матросов, веселился в Германии на потемкинские деньги со своей любовницей Розой Люксембург. Федор (Эфроим Ицкович) Баткин был из недоучившихся студентов, наряженный для лучшего имиджа матросом, отличный оратор и агитатор. Любопытно, что вскоре Ф.И. Баткин по силе демагогии стал соперничать с самим А.Ф. Керенским и последний начал его даже побаиваться.

Из книги воспоминаний «На трудном перевале» генерал-майора А.И. Верховского: «На линейном корабле “Георгий Победоносец”, где находился штаб командующего флотом, матросское собрание вынесло резолюцию, кричавшую “колчаковским голосом”. “Георгий Победоносец” обращался ко всем кораблям флота: “Родина в опасности ! Не мед лить ни часу, ни минуты!.. Катастрофа может уничтожить родину... Нужна одна партия — партия спасения России...” Призыв “Георгия Победоносца” нашел отклик. На линейном корабле “Свободная Россия” собрался митинг представителей 28 крупнейших кораблей флота, который постановил просить командующего флотом послать в армию делегатов, чтобы звать к сохранению боеспособности армии, к миру между офицерами и солдатами и к переходу в наступление на немцев. 28 офицеров, 14 кондукторов сверхсрочной службы, 78 матросов, 41 солдат и 23 рабочих были избраны для того, чтобы ехать в Балтийский флот и армии фронта. Они получили наказ проверить, готовы ли войска к наступлению, каковы отношения солдат и офицеров, как выполняется боевой приказ. Наконец они должны были требовать... установления твердой власти в стране. “Уши” Колчака явно торчали из этой резолюции...»

Инициатива Колчака была встречена в Петрограде на «ура». Временное правительство устроило пышную встречу делегации. На вокзале в Петрограде делегатов забрасывали цветами представители различных буржуазных организаций и партий. Видя лояльность черноморской делегации Временному правительству, Керенский возложил на нее весьма тяжелую миссию: вылечить Балтфлот от «анархии». Делегация черноморцев была весьма представительной — почти две сотни агитаторов. Черноморцам был оказан торжественный прием в столичном цирке Чинизелли, где выступали бельгийский министр Вандервельде, эсерка Брешко-Брешковская и другие не менее колоритные личности. Присутствовавшие на митинге американский посол Френсис и английский Бьюкенен клятвенно заверили россиян в скорой отправке в Россию новых займов на войну. После митинга приободрившиеся черноморцы разъехались по балтийским военно-морским базам.

Как оказалось, гостей уже ждали и по указанию Центробалта готовили достойный прием. Едва посланцы Черного моря начинали выступать на митингах, как их дружно освистывали, а то и вовсе стаскивали за бушлаты с трибун. Даже вполне лояльный к столице Ревель, и тот не воспринял черноморского ура-патриотизма.

Обиженный на такое неуважение бывший «потемкинец» К.И. Фельдман обрушился с оскорблениями в адрес хозяев на страницах проправительственной газеты «День». В ответ балтийцы пообещали переломать посланцу братского Черноморского флота ноги. В конце концов часть делегатов была распропагандирована балтийцами и заявила, что Фельдман никакой не моряк, а самозванец, и они от него отмежевываются. Но это были частности.

Помимо негостеприимных Гельсингфорса и Кронштадта черноморские делегаты побывали в Москве и Петрограде, где их встретили намного лучше. Затем члены делегации разъехались по фронтам, выступая в действующих частях. Они преследовали главную цель — сохранить боеспособность войск, пресечь в них анархию, большевистское разлагающее влияние. В определенной степени черноморская делегация, деятельность которой получила широкую известность по всей России, благотворно повлияла на матросов и солдат. На фронте матросы-черноморцы не ограничивались агитацией, но и пытались воодушевить солдат, сами шли в бой, часть из них погибла в боях или была ранена. Черноморцы агитировали солдат в преддверие июньского наступления на фронте. При этом их, как правило, посылали в те полки и дивизии, солдаты которых не желали наступать.

Отсылка делегации имела для Черноморского флота и отрицательные последствия. Дело в том, что уехали наиболее патриотически настроенные матросы и солдаты. В дальнейшем большинство из них вернулись в Севастополь, но далеко не все. Отсутствие авторитетных сторонников продолжения войны и радетелей за укрепление дисциплины вскоре негативно сказалось на настроениях матросов береговых частей и кораблей.

27 апреля 1917 года в Севастополь прибыла посланная по предложению ЦК партии большевиков делегация балтийских моряков, которая должна была стать ответом на антиреволюционную агитацию черноморских делегатов. Ответная делегация была малочисленна, всего 5 человек. Есть мнение, что часть из них были (как и черноморец Ф.И. Баткин) попросту переодетыми в матросскую форму большевистскими партийными функционерами. Но на самом деле это не так. На Черноморский флот были посланы реальные матросы: матросы И. Журавлев и П. Зайцев из кронштадтских флотских экипажей, М. Аркушенко — машинист крейсера «Аврора» и А. Дозмаров из Гельсингфорса. Фамилия пятого делегата от гвардейского флотского экипажа автору неизвестна. Перед отъездом балтийцы были проинструктированы секретарем ЦК Я.М. Свердловым и встретились с В.И. Лениным. Секретарь ЦК Я.М. Свердлов представил моряков Ильичу и сказал, что они едут на Черноморский флот для проведения там революционной работы. Посланцам ставилась конкретная задача помочь товарищам-черноморцам довести революцию до логического конца, как это делается на Балтике.

До Севастополя удалось добраться только М. Аркушенко и А. Дозмарову. И. Журавлев и П. Зайцев были перехвачены в Симферополе по приказу А.В. Колчака.

М. Аркушенко и А. Дозмаров выступали на собраниях команд кораблей, на заседаниях Севастопольского Совета, на делегатских собраниях и многочисленных митингах, где рассказывали о революционных событиях в Петрограде и на Балтике, об отношении балтийских матросов к войне, разоблачали нападки на большевиков. М. Аркушенко с А. Дозмаров, охраняемые черноморцами, разъезжали по кораблям, выступали на улицах, площадях. Очевидцы этих собраний вспоминают, что речи членов балтийской делегации выслушивались матросами и солдатами со вниманием, хотя и без какого-либо одобрения. Однако малочисленность делегации, непривычный еще черноморцам радикализм делегатов и общий настрой на флоте обрек балтийцев на неудачу. После нескольких неудачных митингов они покинули Севастополь. Выступая на 1-м съезде моряков Балтийского флота, один из членов балтийской делегации с горечью констатировал, что «в Севастополе мало видел социалистических газет, большевистских же газет совершенно нет».

Пройдет несколько месяцев, и Центробалт сделает должные выводы из посылки первой делегации. Вторая попытка балтийцев будет иметь куда больший успех и самые трагические последствия для Черноморского флота...

А события на Черноморском флоте между тем шли своим чередом. Демократизация флота продолжилась: было отменено отдание чести вне строя, уволены матросы и солдаты старше 40 лет в отпуск до 20 мая домой, «для полевых работ».

16 апреля Колчак издал приказ о переименовании кораблей Черноморского флота, названных в честь российских царей, хотя это было пререгативой главы государства, но революция диктовала свои законы. В результате этого переименования новейший линкор «Екатерина Великая» был переименован в «Свободную Россию», строящиеся линейные корабли «Император Александр III» — в «Волю», а «Император Николай I» — в «Демократию»; авиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I» получили, соответственно, названия «Республиканец» и «Авиатор».

17 апреля по Черноморскому флоту был отдан приказ, с объявлением телеграммы морского министра, об отмене наплечных погон «в соответствии с формой одежды, установленной во флотах всех республиканских стран».

Продолжились в большинстве своем огульные обвинения матросами своих офицеров, все чаще стало проявляться и негативное отношение к офицерам со стороны матросов в целом. Так, 1 мая во время праздничных митингов матросы требовали от офицеров снять погоны.

В течение апреля Черноморский флот продолжал вести боевые действия, срывая морские перевозки противника, осуществляя блокаду Босфора и анатолийского побережья Турции. На коммуникации обычно выходили эсминцы, реже — крупные надводные корабли. Блокада пролива осуществлялась в основном подводными лодками; принимались также меры по постановке и усилению минных заграждений. Наряду с этим корабли Черноморского флота оказывали активную огневую поддержку сухопутным войскам на кавказском и румынском участках фронта. Большое внимание также уделялось защите морских перевозок, которым угрожали эпизодические выходы в Черное море германских крейсеров.

7 мая 1917 года в Могилеве открылся Всероссийский съезд офицеров армии и флота. На нем присутствовали четыре делегата и от черноморского офицерства. На съезде был создан общероссийский Союз офицеров армии и флота. Главный комитет этой организации в итоге занялся подготовкой к установлению военной диктатуры. Союз офицеров армии и флота и Республиканский центр (Петроград) установили контакты с А.В. Колчаком, который рассматривался как потенциальный кандидат на пост диктатора России.

8 мая Колчак организовал настоящее шоу — перезахоронение останков «красного лейтенанта» Шмидта и его троих сподвижников с острова Березань в Севастополе. Все было обставлено по высшему разряду. Доставивший останки вспомогательный крейсер «Принцесса Мария» при входе в Севастопольскую бухту был встречен орудийными салютами, на берегу и у пристани прибытия корабля ожидали тысячные толпы народа. Затем процессия двинулась от Графской пристани по Нахимовской и Большой Морской улицам к Покровскому собору, где, после совершения всех религиозных обрядов, под орудийные и ружейные залпы останки были помещены в склеп. Палили орудия, гремел оркестр, рядом с гробом шествовал скорбящий Колчак, многие плакали.

Всеобщее одобрение вызвало и решение Колчака присвоить имя Шмидта Морскому собранию офицеров флота в Севастополе.

А затем произошло событие, имевшее весьма серьезные последствия для всего флота. Началось с того, что ЦИК Севастопольского Совета предложил отстранить от должности помощника главного командира Севастопольского порта генерал-майора А.В. Петрова, уличенного якобы в хищении казенного имущества и спекуляции им. Вице-адмирал А.В. Колчак отказался выполнять решения ЦИК, как необоснованное, заявив, что даст санкцию на арест официальному следствию, если оно в процессе расследования дела выявит действительные признаки преступления. Несмотря на это, по решению Совета генерал-майор Петров был арестован, что означало игнорирование мнения командующего. Единственное, что смог сделать в этой ситуации Колчак, — сообщить телеграммой об инциденте Временному правительству.

Из книги воспоминаний «На трудном перевале» генерал-майора А.И. Верховского:«.. .Вдруг всплыло новое дело. Комендант порта генерал Петров был пойман с поличным. При посредстве одного спекулянта он закупал на севере по казенной цене кожи, которые доставлялись в Севастополь под видом казенного груза и здесь продавались по рыночной цене. Председатель Исполкома Конторович, желая придать делу примирительный характер, предложил обязать Петрова передать кожи в порт. Но генерал Петров, у которого вырывали изо рта жирный кусок, отказался выполнить требование Исполкома. Тогда Совет потребовал от Колчака, чтобы он освободил Петрова от обязанностей командира порта. Колчак сразу встал на дыбы».

Будучи не в силах отстоять генерал-майора Петрова, Колчак пожаловался Временному правительству на неподчинении его приказам Совета депутатов армии, флота и рабочих. 17 мая для улаживания конфликта в Севастополь из Одессы прибыл военный и морской министр А.Ф. Керенский. Обжегшись уже на Центробал-те, он решил взять реванш на Черноморском флоте. «Пели горны на тральщиках — ив Севастополе, на рейде, пели горны. Роты строились всюду... с воды тяжело взматывались гидро, громыхали, как ломовики, разбрызгивая в воздухе взрывы красной пыли из бумажных бомб. Флот в порту разноцветно пылал играющей листвой праздничных флагов; все гуще и гуще устраивалась над улицами, над бульварами медленная пыль; цветной народ, в поту, задыхаясь, бежал: Севастополь встречал Керенского», — так описывал прибытие Керенского писатель А.Г. Малышкин в своем знаменитом романе «Севастополь».

А.Ф. Керенский о поездке в Севастополь и А.В. Колчаке впоследствии вспоминал: «...Не смог побывать на самом фронте, поскольку должен был выехать вместе с адмиралом Колчаком и его начальником штаба капитаном Смирновым в Севастополь, в штаб Черноморского флота, чтобы попытаться уладить острые разногласия адмирала с Центральным исполнительным комитетом Черноморского флота и местным армейским гарнизоном».

Керенский пробыл в Севастополе один день. Он выступил на митинге на дредноуте «Свободная Россия» и госпитальном судне «Петр Великий», в Покровском соборе поклонился праху лейтенанта Шмидта и возложил на склеп... Георгиевский крест. Вечером в зале Морского собрания состоялось делегатское собрание гарнизона, на котором А.Ф. Керенский произнес пламенную речь, славя «Великую революцию, Великую Россию, доблестный Черноморский флот». На матросов выступления Керенского никакого впечатления не произвели. Впрочем, его все же не освистали, как в Гельсингфорсе. 18 мая он покинул Севастополь.

По приказу А.Ф. Керенского была создана специальная комиссия, которая отвергла все обвинения в адрес генерал-майора А.В. Петрова, и тот вернулся к исполнению своей должности.

Казалось, что после представления с перезахоронением «красного лейтенанта» все должно пойти лучше некуда. Но вышло наоборот. В день отъезда Керенского командир эскадренного миноносца «Жаркий» кавалер георгиевского оружия лейтенант Г.М. Веселаго подал жалобу на возмутительное поведение команды. Поводом к такому заявлению послужил инцидент во время одного из съездов на берег командира, когда команда проводила его бранью, смехом и пожеланиями больше не возвращаться. Главной претензией к командиру матросы «Жаркого» считали большую храбрость Г.М. Веселаго, из-за которой он в походах, по мнению матросов, рискует их безопасностью. Поэтому команда решила отказаться выходить в море с Веселаго.

На следующий день ЦИК создал комиссию для расследования на «Жарком». Решение комиссии было не в пользу команды эсминца, но созванное 28 мая делегатское собрание флота отменило постановление Совета по материалам комиссии и приняло компромиссное решение: «Поведение командира, вызвавшего возбуждение команды по отношению к себе, считать нетактичным и просить командующего флотом списать командира с эскадренного миноносца, наложив на него дисциплинарное взыскание; команду же не считать виновной, за исключением членов комитета, которые не предприняли мер для предотвращения этого конфликта: наложить на них дисциплинарное взыскание и списать с судна».

Согласиться с таким решением Колчак не мог, т.к. Веселаго был одним из самых энергичных и храбрых командиров. Поэтому он запросил мнение морского министра. В ответ Керенский прислал телеграмму: «Полагал бы правильным миноносцу “Жаркий” окончить кампанию. Дело передать прокурорскому надзору для выяснения виновных и предания их суду. Решение, в силу представленной Вам власти, как Командующему флотом, предоставляется Вам. Категорическое требование Временного правительства о неуклонном исполнении долга каждым чином во вверенном вам флоте всем должно быть хорошо известно». В результате этого «Жаркий» был поставлен на прикол, а лейтенант Г.М. Веселаго отправлен на два месяца в отпуск «внутри Российского государства по болезни».

Во второй половине апреля солдаты и матросы Севастопольского гарнизона по своей инициативе произвели в Ялте и ее окрестностях аресты лиц, занимавших при царской власти видное положение. Пока это были только аресты. Но, как говорится, лиха беда начало...

Кто же владел думами и сердцами черноморцев весной 1917 года? В мае севастопольская организация эсеров насчитывала 13 тысяч человек. Эсеры были абсолютными победителями в межпартийной борьбе за Черноморский флот и упивались своей властью и влиянием. Ну а что же их менее удачные конкуренты? Что касается меньшевиков, то их к маю 1917 года было чуть больше тысячи.

Что же касается большевиков, то их численность была на уровне среднеарифметической погрешности. Большевики Черноморского флота объединились в собственную единую организацию (в виде фракции Севастопольского Совета), по одной из версий, в середине апреля 1917 года. По другой версии, это произошло лишь в мае. Данные историков на сей счет существенно разнятся. Например, историк П.И. Попов считает, что самостоятельная большевистская организация в Севастополе начала существовать лишь с июля 1917 года, а до этого большевики якобы состояли в одной организации с меньшевиками.

В состав первой большевистской организации вошли матросы С.Г. Сапронов, И.А. Назукин, портовые рабочие И.К. Ржанников и И.Н. Клепиков. Всего... 15 человек. В последующие недели Севастопольский комитет РСДРП(б) пополнился еще... шестью новыми членами. Председателем городского комитета РСДРП (большевиков), как наиболее авторитетный, был избран С.Г. Сапронов. Последний ранее служил на Балтийском флоте, а с началом войны был мобилизован. Так как Сапронов участвовал в 1905 году в Кронштадтском мятеже, среди матросов считался старым и заслуженным революционером.

Члены городского партийного комитета Сапронов, Клепиков, Ржанников, И.А. Назукин и А.И. Калич, являвшиеся депутатами Севастопольского Совета, в начале мая образовали большевистскую фракцию Совета, председателем которой был избран солдат электротехнической роты Севастопольского крепостного артиллерийского склада А.И. Калич. Матрос И.А. Назукин еще в марте объединил вокруг себя группу из шести левацки настроенных матросов, которая вела большевистскую пораженческую агитацию в Балаклаве. Матрос В. Игнатенко занимался партийной работой среди команды линкора «Свободная Россия». Вокруг А.И. Калича группировались наиболее радикальные элементы из числа солдат севастопольской крепостной артиллерии.

Как признавал один из активных участников севастопольской организации РСДРП(б) А. Платонов, главными программными лозунгами большевиков в этот период были: передача власти Советам, национализация земли, всеобщая трудовая повинность, «долой империалистическую войну, да здравствует война гражданская», отказ от государственных долгов. Ближайшей же задачей севастопольские ленинцы ставили «подрыв доверия массы к Временному правительству и оборонческим партиям».

Чтобы сразу же не согнали с трибуны, большевикам приходилось идти на хитрости. «...Начинаем говорить, не объявляя, кто мы, — писал С.Г. Сапронов. — Сначала излагаем свои мысли завуалированно, потом все яснее, и, пока эсеры спохватываются (надо понимать, выгоняют с трибуны. —В.Ш.), мы успеваем сказать уже многое».

Большевики распространяли антивоенные листовки и газеты, которые получали от Екатеринославского большевистского комитета, проводили беседы с матросами и солдатами, разъясняли им буржуазный характер Временного правительства и его политики. Однако в целом положение большевиков в общественно-политической и «народной» среде было незавидным. Большевистская организация по-прежнему оставалась малочисленной и слабо связанной с матросскими массами. Пораженческие листовки и соответствующую литературу большевиков наотрез отказался печатать союз печатников. Черноморский флот большевиков не признавал: дело доходило до разгрома клуба, избиений и сброса большевистских агитаторов с кораблей за борт, как это было с матросом И. Финогеновым на эсминце «Гневный». Связь севастопольских большевиков с центром была также чисто условной. Среди севастопольских большевиков были сильны объединенческие настроения. Матросы члены РСДРП(б) просто не понимали, почему из Петербурга от них требуют разрыва с такими же матросами — членами РСДРП(м), и не торопились отделяться. Такие же настроения царили в большевистских организациях Симферополя, Евпатории и Ялты.

Помимо всего прочего много лучшего оставлял желать и уровень общей образованности, а также профессиональной подготовленности севастопольских большевиков. Один из них впоследствии вспоминал: «В своем большинстве мы тогда еще были в политическом отношении малограмотны. Самое большое образование у большинства из нас было 4 класса начальной школы. Учащихся средних школ среди нас не было».

Рассматривая причины низкой популярности большевиков на Черноморском флоте, следует иметь в виду, что серьезной работой по наращиванию своего авторитета на Черном море РСДРП(б) не занималась вполне сознательно. В борьбе за власть в стране находившийся на периферии Черноморский флот особого значения не имел. Поэтому большевики, с точки зрения стратегии, поступили совершенно правильно. Они сосредоточили все свои усилия на близком к Петербургу Балтийском флоте, оставив черноморцев практически без внимания. Только этим можно объяснить отсутствие в Севастополе сколько-нибудь серьезных деятелей РСДРП(б). Практически до июня 1917 года ЦК партии Черноморским флотом не занимался, отдав Севастополь на откуп местным полуграмотным выдвиженцам, у которых не имелось ни опыта, ни знаний, ни финансовой подпитки.

В мае Совет матросских и офицерских депутатов был создан и в Одессе. Председателем Совета был избран матрос с воинского транспорта «Руслан» А. Попов. По одним данным, А. Попов являлся анархистом, по другим — большевиком. Скорее всего, верны оба утверждения. Как и большинство его товарищей, Попов просто периодически менял партийную принадлежность. Именно поэтому в памяти одних он остался анархистом, а в памяти других — большевиком.

Из кораблей и судов Транспортной флотилии одесские большевики пытались наладить наиболее тесные связи, прежде всего, с командой старого линкора «Синоп», который большую часть времени стоял в Одесском порту. В первые месяцы после Февральской революции команда линкора вообще ничего не знала о большевиках. В июне 1917 года на «Синопе» побывали члены первой делегации балтийских моряков. После этого несколько матросов записались в большевики, но в раскладе политических сил на корабле это ничего не изменило, так как подавляющая часть команды «Синопа» находилась в то время под полным влиянием эсеров.

Из всех частей Черноморского флота некоторую склонность к большевизму весной 1917 года проявили мастерские военного порта и эсминец «Капитан Сакен» и в особенности флотский полуэкипаж, куда командование флотом традиционно списывало с кораблей политически неблагонадежных, хулиганствующих и пьющих матросов. Именно здесь в апреле 1917 года возникла одна из первых большевистских партийных ячеек. В мае 1917 года на боевых кораблях, в минной школе и в полуэкипаже Черноморского флота было создано 8 малочисленных, по 2—3 человека, большевистских ячеек. Впоследствии немногочисленные большевистские партийные ячейки возникли на линкорах «Евстафий», «Георгий Победоносец», «Три святителя», «Свободная Россия», на эсминце «Капитан Сакен», в военном порту, в крепости, у подводников, в торговом флоте, в авиационном отряде, в партии траления.

К середине мая 1917 года большевистская партийная организация Севастополя выросла до... 25 человек, а в июне в ее рядах было 50 членов и 100 сочувствующих. Большинство сторонников большевики имели в минной бригаде, в бригадах подводного плавания и траления. В мае 1917 года участник севастопольской организации РСДРП(б) А.И. Калич в составе делегации Черноморского флота побывал в Петрограде. В ЦК РСДРП(б) А.И. Каличем были получены инструкции и практические советы по поводу организации в Севастополе партийной большевистской работы.

Интересно, что тогда же, в мае, на Черноморском флоте прошел слух, что в Севастополь приедет агитировать матросов вождь большевиков В.И. Ленин. Вокруг возможного приезда Ленина большой шум подняли как меньшевики, так и эсеры.

Разумеется, что в мае 1917 года В.И. Ленину было совсем не до агитации матросов удаленного от столицы Черноморского флота, ему было важно хотя бы завоевать популярность у куда более важных для большевиков балтийцев. Скорее всего, известие о возможном приезде Ленина в Севастополь было обычным информационным вбросом, которым местные большевики пытались привлечь к себе внимание матросских масс. Увы! Из этой наивной пропагандистской «утки» никакой пользы не получилось.

Во второй половине мая 1917 года севастопольские большевики создали свою фракцию при местном Совете. И хотя фракция в силу своей малочисленности в Совете ничего не решала, сам факт ее образования докладывался севастопольскими большевиками в ЦК, как большая победа.

В конце мая прошли перевыборы Севастопольского Совета. Новый состав отличался широким представительством солдат. Совет вел политику автономной, независимой от командующего флотом деятельности. Офицеры, в свою очередь, ввели практику закрытых собраний. Разлад и взаимное озлобление нарастали.

1 июня командир линкора «Три святителя» капитан 1-го ранга М.М. Римский-Корсаков запретил выступать на корабле представителю Симферопольского Совета, и в тот же день комиссия Севастопольского Совета постановила, чтобы командир извинился перед командой, что он и вынужден был сделать.

Вечером 5 июня наиболее радикально настроенные матросы Черноморского флотского экипажа и Севастопольского полуэкипажа арестовали помощника командира Черноморского флотского экипажа полковника по адмиралтейству Н.К. Грубера. Этой же ночью были арестованы командир Севастопольского полуэкипажа капитан 1 -го ранга Е.Е. Гестеско, его адъютант штабс-капитан С.Ф. Кузьмин и капитан Н.И. Плотников. Все они были обвинены в «провокатор-стве, службе в охранке, в хранении разрывных пуль для стрельбы по матросам». На собрании была принята резолюция, требующая произвести немедленно обыск у всех офицеров флота и гарнизона и арестовать политически неблагонадежных.

Любопытно, что при обыске в квартирах у офицеров пропали некоторые вещи; матросы пытались унести и серебряную посуду, так сказать, на память.

6 июня в цирке Труцци состоялось делегатское собрание матросов, солдат, офицеров и рабочих. Собрание вынесло резолюцию об отстранении от должности командующего флотом вице-адмирала А.В. Колчака и начальника штаба флота капитана 1-го ранга М.И. Смирнова. Решено было обыскать и обезоружить всех офицеров армии и флота.

А.В. Колчак подчинился решению собрания и отдал приказ, во избежание возможных эксцессов, офицерам «добровольно подчиниться требованиям команд и отдать им все оружие». Но это ему не помогло. В тот же день члены судового комитета флагманского линкора «Георгий Победоносец» заявились в салон к адмиралу с требованием сдать оружие. Колчак выставил делегацию из салона, затем вышел на палубу, приказал выстроить всю команду во фронт и обратился к ней с речью, в которой назвал поступки матросов гибельными для Родины и оскорбительными для офицеров, и сказал, что «даже враги японцы не отобрали от него Георгиевскую саблю после сдачи Порт-Артура, а они, русские, люди, с которыми он делил все тяготы и опасности войны, нанесли ему такое оскорбление, но он им своего оружия не отдаст, и они его не получат ни с живого, ни с мертвого». Саблю он демонстративно выбросил за борт.

Из книги воспоминаний «На трудном перевале» генерал-майора А.И. Верховского: «Сначала история с Комаровым (еще один неугодный матросам офицер. — В.Ш ), которого пришлось снять под угрозой расправы, потом неприятности с “Жарким”, который отказался выйти в море, и, наконец... история — с Петровым. Гневу Колчака не было предела. Он встретил делегацию Совета бранью и даже не захотел ее выслушать. А делегация несла ему вполне приемлемое предложение, чтобы он сам расследовал дело и сам отрешил Петрова от должности. Делегация ушла и принесла на заседание Совета резкие слова Колчака. Мокшанчик (матрос-большевик, член Совета. —В.Ш.) тут же потребовал, чтобы Петров немедленно был арестован распоряжением Совета. Мало того, так как Колчак грозил взяться за оружие и что-то говорил о расстреле неповинующихся, то долго кипевшее негодование прорвалось, раздались крики:

— Колчака бросить в море, офицеров перебить!

Совет с трудом добился примирительного решения: Петрова арестовать, у офицеров отобрать оружие. Решение Совета облетело корабли и казармы, и тысячи рук бросились немедленно исполнять это решение. И когда на “Георгии” матросы потребовали от Колчака, чтобы он сдал свое оружие в комитет корабля, Колчак сделал красивый жест: он подошел к борту и бросил свой кортик в море. Но это был жест отчаяния. Колчак был побежден...»

Вечером 6 июня М.И. Смирнов телеграфировал в столицу Временному правительству о произошедших событиях. И уже ночью получил ответную депешу, подписанную князем Львовым и Керенским. В ней содержался приказ Колчаку и Смирнову немедленно выехать в Петроград для личного доклада. Временное командование флотом должен был принять контр-адмирал В.К. Лукин. В телеграмме строжайше требовалось возвратить оружие офицерам.

7 июня в Севастополь для изучения постановки минного дела и методов борьбы с подводными лодками на Черноморском флоте прибыла американская военно-морская миссия контр-адмирала Дж.Г. Гленнона. Кэптен А. Бернард позже вспоминал: «Когда мы поднялись на флагманский корабль, в поле зрения не попало ни одного офицера, а шканцы были довольно плотно заполнены бездельничающими матросами в грязной белой форме, пялившими на нас глаза. Оказалось, что почти все офицеры съехали с корабля еще прошлой ночью, а несколько офицеров заперты в своих каютах. Дверь в кают-компанию открыл с внешней стороны рядовой матрос. Арестованный же офицер сказал, что прощается с жизнью и готовится к смерти каждый раз, когда открывается дверь. Он был... механиком». Гленнон посетил Совет, выступил на делегатском собрании матросов, солдат и рабочих порта, призвав их вести войну до победного конца.

Вечером 9 июня американская миссия выехала в Петроград. Этим же поездом, сдав должность контр-адмиралу В.К. Лукину, покинули Севастополь вице-адмирал А.В. Колчак и капитан 1-го ранга М.И. Смирнов. Увы, смена командующих уже не могла приостановить дальнейшее разложение флота, стремительно терявшего боеспособность. Что касается Лукина, то командовать флотом он мог лишь под контролем т.н. выборной «комиссии 10-ти».

Относительно отъезда Колчака и возвращения оружия офицерам на Черноморский флот из Петербурга была направлена комиссия под председательством товарища министра юстиции А.С. Зарудного. Действия матросов признали недопустимыми. Комиссия «сочла возможным возвращение Колчака на пост командующего флотом. На этом ее возможности были исчерпаны... Приказ А.Ф. Керенского по результатам проверки, может служить примером бессилия под личиной великодушия: «...Считаю возможным, ввиду выраженного командами Черноморского флота сожаления о допущении в их среде беспорядков, прекратить следствие об упомянутых делах без каких-либо взысканий в отношении виновных...»

В отличие от Балтийского, Черноморский флот все еще находился в подчинении у правительства. В Севастополе принимали правительственные комиссии, слали доклады и отчеты. Однако сколько времени все это продлится, не знал никто...

Помимо Севастополя на Черном море большое военное значение имела в 1917 году и Одесса. На Одессу в то время базировалась многочисленная Транспортная флотилия Черноморского флота, предназначавшаяся для обеспечения грандиозной Босфорской десантной операции, которую готовил флот. Флотилия насчитывала более 90 судов различного класса и водоизмещения. Командовал Транспортной флотилией Черноморского флота вицеадмирал А. А. Хоменко. Подавляющую массу командного состава и матросов флотилии составляли вчерашние гражданские моряки, мобилизованные с началом войны на военный флот. Многие из них были достаточно солидного возраста, имели семьи в Одессе и в других приморских городах. Главной мечтой вчерашних торговых моряков было скорейшее завершение войны и возможность вернуться к старой гражданской жизни с безопасными плаваниями и хорошими заработками. Ни о каких социальных революциях они и не помышляли.

Кроме транспортов в состав флотилии были включены и несколько устаревших боевых кораблей, для защиты транспортов на переходах в море, в том числе и устаревший линейный корабль «Синоп». Матросы боевых кораблей изначально были настроены более радикально, чем их более возрастные коллеги с восковых транспортов. Разумеется, что отношение одесских революционеров к командам боевых кораблей, и в первую очередь к линкору «Синоп» (как к наиболее мощной боевой единицы флотилии), было весьма почтительное. Именно поэтому командир «Синопа» капитан 1-го ранга А.В. Зарудный и стал 12 марта первым председателем Совета солдатских и офицерских депутатов. Военным комиссаром Временного правительства в Одессе был избран портовый чиновник Н. Харито, а военно-морским комиссаром — торговый моряк М. Шрейдер.

10 апреля 1917 года, во время приезда военного министра А.И. Гучкова в Одессу, лозунги «оборончества» были поддержаны моряками Транспортной флотилии.

К маю 1917 года заметной силой в Одессе стали анархистские группы. Анархисты приветствовали революцию и создание Советов, но остро критиковали Временное правительство как «оплот буржуазии». Анархисты требовали немедленного продолжения революции, немедленной социализации промышленности и земли, передачи власти Советам, прекращения войны. Особенно анархисты были популярны среди местного люмпена и молодых матросов Транспортной флотилии. Ими был образован собственный «Союз моряков-анархистов».

1 мая в Одессе произошла массовая демонстрация горожан и моряков Транспортной флотилии.

8 мая в Одессе произошли торжества, посвященные памяти «пламенного революционера и жертвы царской деспотии» революционного лейтенанта Шмидта. В Одессу был доставлен прах Шмидта и троих расстрелянных вместе с ним матросов. Панихида по «революционным мученикам» прошла в одесском кафедральном соборе, где еще несколько месяцев тому пели здравицу императору. В почетном карауле перед прахом революционеров встал и командующий Черноморским флотом А.В. Колчак. Из Одессы прах Шмидта и его товарищей был отправлен в Севастополь.

10 мая в Одессе открылся 1 -й съезд Советов Румынского фронта, Одесского округа и Черноморского флота, в котором принял участие новый военный и морской министр А.Ф. Керенский и А.В. Колчак. Съезд поддержал политику «оборончества». На съезде был создан «Румчерод» — Исполком съезда Советов Румынского фронта, Черноморского флота, Одесского округа. ЦИК «Румчерода», где главенствовали эсеры и меньшевики, поддержал Временное правительство и продолжение войны.

Февральская революция дала мощный толчок украинскому национализму в Одессе. В апреле в городе был создан местный орган Украинской центральной рады — Одесская Рада. Стал издаваться журнал «Украинское слово», было проведено Вече украинского актива; несмотря на свою малочисленность, украинские партии в Одессе отличались большой активностью. С апреля 1917 года на Одесщине стало формироваться движение за украинизацию армии и флота. Дело украинизации начала одесская Украинская военная Рада, созданная из делегатов от солдат Одесского гарнизона и матросов Черноморского флота во главе с И. Луценко. В июне было получено разрешение на создание украинских армейских рот, а в августе — был сформирован Украинский гайдамацкий курень. 7 июля в Одессе прошла манифестация матросов и солдат — украинцев, под лозунгами украинизации армии и автономии Украины. С августа в Одессе стала издаваться украинская газета «Солдатьска думка — Рщний Курень».

В целом к концу июля 1917 года ситуация на Черноморском флоте с каждым днем становилась все противоречивей и напряженней. Во что все это выльется в самом ближайшем будущем, не мог сказать никто...