Мечи и темная магия

ГАРТ НИКС Подходящий подарок для куклы-колдуна (перевод Г.В. Соловьевой)

Сэр Геревард лизнул палец и перевернул страницу фолианта, ненадежно державшегося на металлической подставке, установленной у ложа больного. Книга была не из тех, что он выбрал бы для чтения или, точнее, чтобы пролистать, отыскивая зерно, как грач отыскивает зерна на засеянном поле. Но выбора у него не было: в уединенной башне у моря нашлась всего одна книга, а Геревард, сломавший две мелкие, но существенные косточки в левой стопе, не имел возможности отправиться на поиски развлечений, так что, хочешь не хочешь, приходилось читать. Доставшаяся ему книга носила название «Полный перечень банальностей» и обещала научить всему, что должен знать более или менее образованный молодой аристократ Джеррика — страны, прекратившей свое существование около тысячи лет назад, то есть вскоре после издания книги.

Едва ли между гибелью Джеррика и изданием книги существовала прямая связь, хотя сэр Геревард заметил, что во многих местах страницы были сшиты не по порядку и вообще наблюдалась небрежность в обращении с числами. Все это могло быть симптомом той болезни, которая привела город-государство Джеррик к достаточно необычному концу: страна так погрязла в долгах, что все ее население было продано в рабство.

Лизать палец вынуждали долгие годы, проведенные книгой в спячке — в сундуке на чердаке башни. Чтобы разделить слипшиеся страницы требовался тщательно смоченный палец.

Переворачивая следующую страницу, сэр Геревард вздохнул. Тяга к чтению иссякала на протяжении нескольких сотен страниц, сопровождавшихся несколькими сотнями облизываний пальца. За все усилия его вознаградили всего два стоящих абзаца: один объяснял способ мошенничества в настольной игре, которая, сменив название, все еще была популярна, а другой описывал многочисленные применения съедобного корневища кабизенда — многие из его полезных свойств входили в сферу профессиональных интересов Гереварда, как артиллериста и изготовителя взрывчатых веществ.

Сэр Геревард уже готов был сдаться и рявкнуть, чтобы домоправительница принесла ему эля, когда его взгляд упал на заголовок очередной «банальности»: «Об умиротворении колдовских кукол». Поскольку постоянным спутником, товарищем по оружию, а порой и нянькой раненого рыцаря была колдовская кукла по имени мистер Фитц, содержание главы весьма заинтересовало его.

Он углубился в чтение. Правда, главка оказалась короткой и касалась только самого распространенного типа колдовских кукол, предназначавшихся для пения, танцев и развлечений, но все же Геревард узнал кое-что новое.

Если верить доктору профессору Лакселендеру Проузину, автору этой далеко не банальной главы, все колдовские куклы отмечают общий день рождения, уподобляясь в этом жрецам некоторых особо ревнивых божеств, не терпящих индивидуальности своих избранных служителей (иные, как, например, божество книжных и посудных шкафов Ксарвашиан, не только отказывали своим слугам в собственных днях рождения, но и звали их всех одним общим именем).

Сэр Геревард быстро вычислил дату этого общего дня рождения, переведя трамонтинский календарь Джеррика в более современный исправленный небесный календарь, и обнаружил, что до указанной даты остается всего несколько дней — в зависимости от того, истекал ли сегодня первый или второй день месяца, который в «исправленном небесном» прозаично назывался вторым, а в трамонтинском именовался Месяцем Искупления.

Сэр Геревард уже неделю лежал в постели и, не имея срочных дел, потерял счет дням.

— Сестра Гобб! — позвал он. — Сестра Гобб!

Сестра Гобб была жрицей-домоправительницей. Она заботилась о башне и ее гостях, представляя обитель Нархалет-Нархалит, больше известную как Нар-Нар. Это нежное и доброе божество своей неторопливой целительной силой за последние несколько тысячелетий помогло десяткам тысяч молящихся. Данная башня была одним из самых отдаленных бастионов пребывания Нар-Нар на земле и в не столь отдаленном будущем грозила совсем опустеть. Пока все ее население составляли сестра Гобб и еще не попадавшаяся ему на глаза послушница, которую, как полагал сэр Геревард, звали сестрицей Лаллит, — это имя накануне вечером прошипела за его дверью сестра Гобб. Был еще стражник — малорослый, но широкоплечий парень с очень большой алебардой. Он, безусловно, представлял менее известную способность Нар-Нар не только излечивать раны, но и вскрывать еще не нанесенные.

К счастью для всех заинтересованных сторон, Нархалет-Нархалит не только не входила в проскрипционный список богов, но и числилась желанной в этом мире. Сэру Гереварду и мистеру Фитцу здесь работы не было. Напротив, они очень обрадовались, когда, возвращаясь в Базингхем из Смоляного тупика, наткнулись на эту башню. Охромевший рыцарь мог здесь дать отдых сломанным костям и рассчитывать, что они срастутся быстрее, чем где бы то ни было.

Мистер Фитц воспользовался вынужденным отдыхом для некоего занятия — по его словам, неуместного во время путешествий. Сэр Геревард не вполне понял, что имелось в виду. Колдун что-то затеял. Он повадился исследовать пещеры, прорытые морем в скалах у башни, и каждый вечер возвращался как будто покрытый слоем соли, словно искупавшись в водах океана, затем обсыхал на берегу. Это было весьма необычно для существа, которое, будучи изготовлено из папье-маше и резного дерева, хоть и укрепленных колдовством, стремилось избегать соприкосновения с водой. Впрочем, сэр Геревард вопросов не задавая. Он знал, что в свое время мистер Фитц все ему объяснит, если сэру Гереварду следует об этом знать.

— Сэр?

В дверях стояла отнюдь не побагровевшая и отдувающаяся после восхождения по крутой винтовой лестнице сестра Гобб. Эта прислужница была значительно моложе и гораздо привлекательнее. Она, вероятно, взбежала по ступеням с легкостью солнечного луча: дышала ровно, а ее одеяние и широкополая шляпа пребывали в полном порядке.

— Я сестрица Лаллит, — представилось видение. — Сестре Гобб пришлось уйти в поселок, договориться с Боллом о телятине с устричным соусом на обед вашей чести. Вам что-нибудь нужно?

Сэр Геревард не сводил с нее глаз и не отвечал. Ему уже несколько месяцев не доводилось поговорить с красивой женщиной. Не успев подготовиться, он ощущал прискорбный недостаток практики. Однако она терпеливо стояла в дверях, опустив голову так, что поля шляпы скрывали лицо, и Геревард опомнился.

— Мой спутник, мистер Фитц, — начал он. — Знаете, кукла…

— Да, сэр, — кивнула сестрица Лаллит. — Удивительная кукла, и столь мудрая.

— Да, совершенно верно, — согласился сэр Геревард, гадая, о чем беседовал с сестрицей Лаллит мистер Фитц. Впрочем, ему было не до того. — У него день рождения четвертого числа второго месяца…

— Завтра! — воскликнула Лаллит, подтверждая, что сэр Геревард сбился со счета еще сильнее, чем думал.

Она вскинула руку и невольно подняла голову, открыв Гереварду очаровательное милое личико, которому недоставало лишь старых шрамов. Сэр Геревард с детства привык считать их непременным украшением женщины.

— Почему вы не сказали! Разве мы успеем собрать праздничное угощение…

— Мистер Фитц не ест, так что об угощении можно не заботиться, — небрежно махнул рукой Геревард. — Но я хотел бы найти для него подарок. Учитывая, что на много миль вокруг нет ни лавки, ни купца, да и все равно я сейчас не в состоянии встать с кровати… не найдется ли в башне подходящего подарка, который я мог бы купить для мистера Фитца?

— Подходящего? — задумалась Лаллит, подергивая себя за мочку уха и насупившись. Перед этим жестом сэр Геревард уже никак не мог устоять. — Не знаю…

— Присядьте ко мне, — предложил сэр Геревард, подвинувшись и хлопая по матрасу рядом с собой. — Для начала вы могли бы рассказать, что хранится здесь на чердаке. Особенно подошли бы музыкальные инструменты.

Доктор профессор Лакселендер Проузин писал, что куклам для развлечений обычно дарят музыкальные инструменты. И сэр Геревард надеялся, что они могли бы заинтересовать мистера Фитца, вполне способного прикинуться куклой для развлечений. Он чудесно пел, умел играть на любом инструменте и к тому же великолепно танцевал. Конечно, мистер Фитц предназначался не для развлечений, и все эти таланты обычно служили лишь для маскировки совсем другого искусства. Он был великим мастером тайной магии. Редкое занятие для кукол. Как и для людей.

— О, мне не дозволено входить к вам, сэр! — воскликнула Лаллит, — Сестра Гобб строго следит за тем, кто занимается пациентами, да и мистер Фитц говорил мне о вашем обете. И я не хотела бы ненароком…

— Обет? — с подозрением переспросил Геревард. И добавил, подумав: — Э-э-э… какой именно? Я… давал несколько.

— Не дышать одним воздухом с женщиной, ни намеренно, ни случайно. Кроме, конечно, прошедших посвящение жриц… до окончания паломничества в Руд Базингхемский, — простодушно объяснила Лаллит. — Не тревожьтесь, я чуть дышу и не переступаю порог.

— Весьма благодарен, — сказал сэр Геревард, скрывая совсем иные чувства.

— Насчет подарка для мистера Фитца…

— Пожалуй, это чересчур затруднительно, — перебил Геревард, почему-то вдруг сильно охладев душой к старому другу. — Я просто поздравлю с днем рождения, и хватит с него.

— Но на чердаке есть инструмент, — сказала Лаллит. — В том самом сундуке, где нашлась для вас книга, лежит мандола… или галликон — пятиструнный, на таком играл мой дядя. Хотя для мистера Фитца он, может быть, слишком большой и тяжелый.

Геревард припомнил несколько случаев, когда мистер Фитц выказывал свою настоящую силу. Как обнажились деревянные кукольные ручки-палочки под съехавшими вниз рукавами, когда Фитц поднял над головой-тыквой верховного жреца Лларук-Агры и швырнул его в жерло вулкана; или тот случай, когда он обезглавил раба-гладиатора в яме под ареной Яркена. Удивление на лице воина отразилось и на лице Гереварда, когда кукла-колдун, наступив гладиатору на голову, оттянула острие его собственного меча и…

— Я могу принести, — прервала ход его мыслей Лаллит. — Я уверена, сестра Гобб назначит справедливую цену.

— Отлично, — согласился сэр Геревард. — Пожалуй, мандола как раз то, что надо. Если это не слишком затруднительно, я хотел бы на нее взглянуть. Когда вернется сестра Гобб?

— О, я сейчас принесу, — заторопилась Лаллит. — Сестры Гобб еще долго не будет.

— Спасибо, — сказал сэр Геревард, — но как же вы мне ее передадите, если нам нельзя дышать одним воздухом?

— А я могу не дышать хоть целую вечность, — простодушно объяснила Лаллит и в доказательство глубоко вздохнула, надув грудь.

Геревард смотрел на нее с восхищением, несколько охлажденным злостью на Фитца. Обычно тот не позволял себе совать нос в любовные дела Гереварда, а то, что у него, вероятно, имелась веская причина для вмешательства, не смягчало обиды.

Лаллит довольно долго удерживала воздух в груди, а потом резко выдохнула, всем телом прогнувшись назад, так что груди устремились прямо вверх. Улыбнувшись рыцарю, она ушла следом за ними. Через минуту Геревард услышал ее шаги по дубовым доскам, служившим полом чердаку и потолком — его комнате.

Послушница вернулась несколько минут спустя. Странный инструмент в ее руках показался сэру Гереварду лютней-переростком. Он неплохо играл на лютне и, с тех пор как мистер Фитц поставил ему голос, сносно пел, хотя уже несколько лет не практиковался.

Лаллит задержалась, чтобы набрать в грудь воздуху, отчего под ее балахоном снова очертились выпуклости, и, проворно пробежав через комнату, положила мандолу в ногах кровати и так же поспешно отступила к двери.

Геревард склонился вперед и взял инструмент в руки. Корпус был сделан из ясеня, отверстие резонатора окружала роза, инкрустированная черным деревом. Рыцарь несколько удивился, увидев натянутые струны, — ведь инструмент так долго пролежал в сундуке. Материал струн оказался ему незнаком.

Он уже собирался попробовать звук, когда заметил, что отверстие резонатора чем-то заткнуто. При ближайшем рассмотрении затычка оказалась сложенным треугольником куском пергамента, запечатанным воском по всем трем углам. Чтобы его извлечь, пришлось бы спустить струны, а значит, пергамент вложили в инструмент преднамеренно, а струны натянули позже.

— Ага, — усмехнулся сэр Геревард. — Тайна мандолы.

— Что это?

Послушница привстала на цыпочки, вытянув изящную шейку и придвинулась на несколько шагов.

— Какой-то пергамент, — ответил сэр Геревард и развернул мандолу к ближайшему окну, чтобы свет падал на резонатор. — Опечатан трижды, приклеен к корпусу красной лентой… и еще три печати… пожалуй, это дело для…

Он собирался сказать: «для мистера Фитца», поскольку от запечатанного пергамента за милю несло колдовством, однако истинную природу куклы не стоило открывать даже служительницам доброжелательного божества, поэтому рыцарь замолчал.

— О, как интересно! — Лаллит захлопала в ладоши и подошла еще на несколько шагов. — Что там написано?

Сэр Геревард осторожно пристроил мандолу на коленях и задумался. В энтузиазме Лаллит было что-то неестественное. Он заметил, что струны тихонько гудят, хотя он их не касался. Они словно отзывались Лаллит, и сэру Гереварду это совсем не нравилось.

Присмотревшись, он усомнился, что с чердака вернулась прежняя Лаллит. Она выглядела немного выше и тоньше, глаза показались ему расставленными слишком широко, а шляпа была надета задом наперед.

— Мне придется снять струны, — заговорил он. — Иначе пергамент не вынешь. Кажется, в моем вьючном мешке есть ключ… сейчас достану.

Вьюки стояли у дальней стены, под закрытым ставнями окном, вместе с его саблей и пистолетом с колесным замком, к сожалению незаряженным.

— Позвольте мне, — вызвалась Лаллит.

Сэр Геревард, уже свесивший ноги с кровати, вскинул руку:

— Нет-нет, не забудьте о моем обете. — Он проскакал на одной правой ноге и ухватился за засов ставней. — Кстати, не мешает впустить побольше света, пока погода не испортилась.

Гервард не рассчитывал, что создание, принявшее облик Лаллит, испугается солнечного света, поскольку второе окно было уже открыто, но лишний свет не помешает. Он распахнул ставни, встал на колени над вьюком и с улыбкой оглянулся через плечо.

Свет из второго окна не оказал на гостью видимого эффекта, зато отчетливо показал, что женщина в дверях не Лаллит, да вообще не женщина. Какое-то существо из другого измерения приняло облик Лаллит и присвоило ее одежду. Рыцарю оставалось только надеяться, что Лаллит еще жива и что сам он переживет предстоящую схватку.

— Ваш бог Нархалет-Нархалит добр ко мне, — добавил он, склонившись в нишу окна и выглядывая наружу. Произнесенное имя могло привлечь внимание божества к вторгшемуся в его храм чужаку. — И к моему спутнику мистеру Фитцу Нархалет-Нархалит тоже добр.

Имя мистера Фитца он произнес как можно громче, в расчете на чрезвычайно острый слух куклы. Если тот поблизости, это его насторожит. Однако вероятнее всего, что он еще в пещере, а значит, сэру Гереварду предстоит справляться самому.

— Ключ, — поторопила Лаллит, с трудом подражая человеческому голосу. — Струны. Пергамент.

— Ах да. — Сэр Геревард склонился над вьючной сумой и принялся рыться в ней, выкладывая все, что попадалось под руку, — Посмотрим… Кинжал, не мешало бы подточить… еще один, этот не так плох… где же…

Уловив движение за спиной, он резко развернулся на здоровой ноге, зажав кинжалы в обеих руках. Тварь, стоявшая перед ним, в движении теряя человеческое обличье, тянула когти к его плечам. Геревард отбил их кинжалом, но отдача удара отбросила его к окну. Он едва не вывалился наружу.

— Ты добудешь мне пергамент! — пронзительно взвизгнула тварь.

Плоть оползала с нее, обнажая чешуйчатого, похожего на скелет зверя, лишь отчасти присутствующего на земле: заколдованные кинжалы Гереварда медленно утопали в его запястьях, но чешуи за сталью смыкались вновь.

— Никогда! — выкрикнул сэр Геревард и на одном дыхании позвал: — Мистер Фитц! Ко мне! Нархалет-Нархалит, помоги мне!

— Повинуйся! — провизжал зверь и вцепился зубами в плечо рыцарю.

Тот извернулся, но клыки все же порвали ночную сорочку и кожу. В тот же миг один из кинжалов полностью вышел с тыльной стороны запястья твари. Она мгновенно сделала новый выпад, уйти от которого удалось, лишь соскользнув вниз по стене и нырнув между чешуйчатыми ногами твари. Сэр Геревард попытался откатиться подальше, но зверюга подцепила его за шиворот, подняла и швырнула на кровать.

— Сними струны и достань пергамент, — велела она. — Или ты испытаешь боль и новую боль, пока не повинуешься.

Геревард ахнул, но не в ответ на приказ, а при виде внезапного явления совершенно нагой, но буквально сияющей Лаллит. Окруженная нимбом фиолетового оттенка, любимого ее божеством, она ворвалась в комнату и схватила рукой воздух, словно ловила комара.

Из дыры, открывшейся на груди зверя, хлынул зеленоватый ихор. Часть плеснула на кровать сэра Гереварда, и от простыней сразу поднялись струйки зловонного дыма.

Рана, оказавшаяся бы смертельной для человека, не обескуражила тварь. Та отвернулась от рыцаря и приготовилась прыгнуть на Лаллит. Но не успела. Сэр Геревард, подскочив, огрел ее по голове томом «Перечня банальностей» — единственным оказавшимся под рукой оружием. Громадный, переплетенный в медь и кожу фолиант зазвенел от удара, подобно гонгу, и большая часть тома в руках рыцаря обратилась в пепел, оставив в его руках пачку несшитых листов без всякого подобия переплета.

Геревард выронил похудевший том и потянулся к сабле. Обнажив ее, он развернулся, замахиваясь, однако рубить было некого. Тварь тоже обратилась в пепел, и ветер, разумеется божественный, вынес его в окно, чтобы рассеять на все четыре стороны света.

Ореол, окружавший Лаллит, поблек, колени ее подогнулись, и Геревард, подскочив на одной ноге, едва успел подхватить девушку. Но удержать ее на больной ноге не сумел, и оба опрокинулись на кровать в тот самый момент, когда мистер Фитц осторожно выглянул из-за двери, держа колдовскую иглу в сложенных чашечкой ладонях. Ее нестерпимое сияние погасло, как только он оценил ситуацию.

Кукла успела спрятать иглу под остроконечной шляпой, когда маленький страж с большой алебардой взлетел по лестнице в готовности применить свое оружие к любому, кто угрожал чистоте послушниц храма.

— Но я не… — запротестовал сэр Геревард, неохотно выпуская Лаллит и принимаясь ладонью гасить тлеющие простыни. — Мы не…

— Что я здесь делаю? — недоуменно спросила Лаллит. Девушка оглядывалась, словно спросонок. — Я ощутила присутствие бо…

— Здесь был Нархалет-Нархалит, — подтвердил мистер Фитц, глядя на стража яркими голубыми глазами, нарисованными на картонажной голове. — Это божье дело, Джабек, как бы оно ни выглядело.

— А, мне тоже всегда так казалось, — улыбнулся Джабек. — Но я попрошу вас самих объяснить это сестре Гобб.

— Ох, мандола сломалась! — воскликнула девушка, поднимая инструмент со сломанным грифом и прижимая его к себе. — Сэр Геревард хотел подарить ее вам на день рождения, мистер Фитц.

— На день рождения? — переспросил Фитц. — Мне?

— Если верить книге, которую я читал, у колдовских кукол один день рождения на всех, — объяснил Геревард. — Четвертого числа второго месяца.

— Но ведь я не обычная кукла, — возразил мистер Фитц. — И нельзя сказать, что я родился в определенный день, поскольку сознание пробуждалось во мне по мере изготовления. Кроме того, остальные куклы празднуют день рождения пятого числа второго месяца.

Геревард пожал плечами, поморщившись от боли в изодранном плече и занывшем с новой силой колене.

— Я ценю твою заботу, — заключил мистер Фитц. — А теперь расскажи. Не сомневаюсь, что эта сломанная мандола играла роль в разыгравшихся странных событиях.

— У нее внутри сложенное треугольником и трижды опечатанное послание, — сказал Геревард, — Это достаточно странно само по себе, и становится еще удивительнее, если взглянуть на эту книгу, которая, пока я не ударил ею то сумеречное создание, или как там звалась эта тварь, была гораздо толще.

— Я помню только, как открыла сундук, чтобы достать мандолу, а больше ничего, — вставила Лаллит. — Можно мне накинуть на себя ваше второе одеяло, сэр Геревард?

— О, прошу вас ради меня не скрывать свою красу, — начал Геревард, но, услышав, как Джабек шумно шевельнулся за спиной, поспешно добавил: — То есть, конечно, берите.

Мистер Фитц присел над остатками книги, листая страницы одним из кинжалов Гереварда. Затем он осмотрел мандолу.

— Все довольно просто, — сообщил он. — Книга — удивляюсь, как ты не заметил, что она напечатана так называемым колдовским шрифтом, что должно было тебя сразу насторожить, — принадлежит к изделиям, изобретенным купцами-колдунами Джеррика для мести своим кредиторам. Обращенные в рабство собственной неспособностью к экономике, они исхитрились залучить к себе на службу парные создания иного мира. Одного заключали в книгу или иную домашнюю принадлежность, другого — в инструмент или, скажем, в доску для игры. Эти предметы порознь посылали намеченной жертве в надежде, что таким образом они минуют колдовскую защиту. Когда же предметы оказывались рядом, связанные в них существа высвобождались и уничтожали любого, кто оказывался поблизости.

— Однако освободилась только одна сущность, — заметил сэр Геревард, — да и та не пыталась убить меня, во всяком случае не сразу. Она требовала, чтобы я вскрыл пергамент, спрятанный в мандоле.

— Купцы-колдуны Джеррика прославились как отсутствием купеческой сметки, так и неумелым колдовством, — фыркнул мистер Фитц. — В данном случае заклятие было спущено очень давно, однако из-за неправильного исполнения освободило лишь одного из пары. Поняв, что второй все еще замкнут в мандоле, оно вынуждено было сидеть в сундуке, дожидаясь, пока кто-то другой не освободит его напарника. Ни сестра Гобб, которая принесла тебе книгу, ни Лаллит не подходили, поскольку находятся под взором своего божества. Оставался ты. А сломав предмет, в котором оно некогда было заключено, вернее, переплет и страницы, служившие стенами тюрьмы, ты мгновенно уничтожил его.

— А второе так и сидит в мандоле? — спросил сэр Геревард.

— Действительно, — подтвердил мистер Фитц. — И конечно, относится к числу запретных, хотя и мелких.

— Да, — сказал Геревард. — Лаллит, Джабек, вы не оставите нас ненадолго?

— Конечно, сэр Геревард, — Джабек повернулся и вышел.

Геревард помог Лаллит встать, прижав ее к себе, может быть, чуть сильнее, чем требовалось. Она, вставая, заглянула ему в глаза и улыбнулась:

— Я сожалею о вашем обете, сэр Геревард. — Ее дыхание было сладостным, а одеяло не так уж надежно скрывало фигуру. — Я тоже давала обет, как и все послушницы Нархалет-Нархалит, что до посвящения мы не…

— Понимаю, — ответил Геревард, покосившись на мистера Фитца. — То есть теперь понимаю. Вам лучше уйти, Лаллит.

— Если бы не явление божества, напомнившее мне, кто я такая, я могла бы забыть об этом обете, — шепнула Лаллит и легко проскользнула мимо него.

Геревард вздохнул, пропрыгал к своему вьюку и достал шелковую повязку-браслет. Вышитые на ней колдовские символы излучали собственный свет, приглушенный ярким лучом солнца, заглядывавшего в северное окно.

— Не перевязать ли тебе прежде плечо? — предложил мистер Фитц, извлекая свою повязку из шляпы и натягивая ее на плечо.

— А, пустяки. По-моему, Нар-Нар уже остановил кровотечение, — ответил сэр Геревард и крякнул, закрепляя повязку повыше локтя, чем несколько подпортил впечатление. — В ближайшие несколько минут у меня могут появиться новые раны, так что тебе будет чем заняться. Ну что, ты развернешь пергамент, а я стукну его по голове мандолой?

— Да. — Тонкие кукольные пальчики мистера Фитца проникли под ослабшие струны и извлекли запечатанный треугольник. Приготовившись, он взглянул на сэра Гереварда. — Но прежде…

— Помню-помню, — проворчал тот, — Как зовут эту тварь? Или называть ее просто «вызванный враг»?

Мистер Фитц на долгий миг устремил взгляд на пергамент. Его нарисованные глаза видели больше, чем видит глаз человека, как в этом мире, так и за его пределами.

— Хипдрикс Второй.

— Отлично.

Сэр Геревард на всякий случай положил на кровать рядом с собой саблю и занес мандолу над пергаментом. Потом он заговорил, звучно произнося знакомые слова. Символы на их повязках разгорались с каждым словом.

— Именем Совета Безопасности Мира, полномочиями Трех Империй, Семи Королевств, Палантинского регентства, Джессарской республики и сорока меньших княжеств мы объявляем себя агентами Совета. Мы определили божка, явленного в этом джеррикском пергаменте как Хендрикса Второго, внесенного в проскрипционные списки. Следовательно, означенное божество и всякий, кто помогает ему, признаются врагами мира, и Совет уполномочивает нас преследовать его и предпринимать любые действия, необходимые для изгнания, отторжения или устранения означенного божка.

Мистер Фитц сломал печати на пергаменте «божка». Едва скрытое в нем создание взметнулось дымом и стало сплачиваться в нечто напоминающее тело, сэр Геревард обрушил на него мандолу. Чудовище вместе с инструментом мгновенно обратились в прах. Повинуясь жесту мистера Фитца, пыль вылетела в окно и развеялась по ветру.

Сэр Геревард, морщась, опустился обратно на кровать и взглянул на мистера Фитца.

— А теперь расскажи мне, — попросил он, — почему ты весь покрыт солью?

— Солью? — удивился Фитц. — Это не соль. Это костная и меловая пыль. Я раскапываю могилу неких древних и великих существ. Весьма интересное занятие. Хотя, очевидно, менее увлекательное, чем твое чтение.

— Не скажи, — возразил Геревард, вытягиваясь во весь рост и указывая на длинный деревянный ящичек, лежавший на полу рядом с его вьюком. — Если ты можешь на время оторваться от раскопок, как насчет игры в королей и шутов?

Похожая на тыкву голова мистера Фитца медленно повернулась на шее, и голубые глазки уставились в лицо рыцаря.

— Так скоро после последнего проигрыша? У тебя все на лице написано, Геревард, и все же я сомневаюсь, что новые уловки тебя выручат. Выигрывает всегда более сильный игрок.

— Посмотрим, — сказал Геревард. — Пожалуйста, расставь фигуры и, будь так добр, прикажи подать эль. Да, и убери это во вьюк, — продолжат он, стягивая повязку. — Надеюсь, она мне не понадобится хотя бы до Базингхема?

— Лучше оставь под рукой, — посоветовал мистер Фитц, раскладывая доску для игры. — При раскопках могилы я нашел кое-что…