Мечи и темная магия

Через Край

Окаймленное медью кровавое солнце опускалось к линии горизонта, и длинные черные тени ложились на странных очертаний корабль, звавшийся «Силела Ли».

Две жрицы Ксиомбарг в причудливых одеяниях и сияющих бронзовых венцах стояли у борта, вглядываясь в даль и прислушиваясь к отдаленному голодному реву, с божественным восторгом приветствовавшему наступающую тьму. Жрицы запели вечерние молитвы, и словно огромная тень женщины — именно такой облик предпочитало их божество — встала над небосклоном. Они уже завершали обряд, когда из пассажирских кают под палубой вышли двое мужчин. Один невысокий, с ярко-рыжей шевелюрой, был румян, с большими голубыми глазами и широким улыбчивым ртом. На нем была толстая стеганая куртка и бриджи из оленьей кожи, заправленные в мягкие сапожки. Его высокий спутник одевался в черный шелк и черную кожу. Волосы его были молочного цвета, а кожа — бледной, как тончайшее выбеленное полотно. Удлиненная голова с заостренными ушами и чуть скошенными бровями была так же примечательна, как и внимательные рубиновые глаза. Оба были безоружны. Женщины, опустив руки, завершили ритуал и, обернувшись, с удивлением увидели вежливо кланяющихся мужчин. Жрицы ответили на приветствие и спустились вниз, к себе в каюту. Мужчины заняли оставленное ими место у борта «Силелы Ли». Солнце уже наполовину погрузилось в воду, и его лучи проложили на воде красную дорожку.

Высокий мужчина был хорошо известен и на Севере, и на Западе. Элрик, которого кое-кто именовал Братоубийцей, бывший император Мелнибонэ, до недавнего времени одной из могущественнейших стран мира. Коротышку звали Мунглам, родом он был из Элвера — страны на так называемом Неизведанном Востоке. Они уже немало путешествовали вместе и вместе пережили несколько приключений. Совсем недавно они побывали в Нассеа-Тикри, где к ним по своим, достаточно непростым, причинам присоединились еще двое, хотя в этот вечер те предпочли остаться внизу.

Мунглам ухмыльнулся вслед спустившимся по трапу жрицам:

— Служительницы Ксиомбарг в этих местах выглядят посимпатичнее. Я начинаю жалеть о решении, принятом в той таверне.

Его друг ответил слабой улыбкой:

— Я слишком тесно связан с собратом Ксиомбарг, владыкой Хаоса, чтобы стремиться к новым связям с повелителями Энтропии. К тому же, насколько я разбираюсь в их верованиях, они вроде бы отдаются лишь своей покровительнице и друг другу.

— А-а-а! — Мунглам разочарованно отвел взгляд. — Элрик, дружище, иногда мне бы хотелось, чтобы ты не так щедро делился со мной своими познаниями.

— Поверь, я делюсь очень немногим.

Альбинос опустил взгляд к плещущим о борт волнам. Солнце уже почти скрылось, но отдаленный рев звучал громко, словно торжествуя победу. А потом солнце исчезло совсем, оставив корабль в золотисто-серых сумерках. Вдруг налетел сильный порыв ветра, задул, наполнил огромные синие паруса, и гребцы внизу, подняв длинные весла, втянули их внутрь корабля. Путешественники услышали стук дерева по дереву, лязг металла о металл: против обыкновения, гребные люки плотно закрывались.

Тогда они неохотно покинули палубу и спустились по трапу к своим каютам. Им навстречу попался первый помощник капитана Гатан. Он вежливо отдал честь:

— Проверьте, не проникает ли вода в ваши каюты, господа. Мы пройдем за Край часа через два после восхода луны. Утром, когда можно будет раздраить люки, ударят в гонг.

— Если еще будем живы, — жизнерадостно проворчал Мунглам.

Помощник ухмыльнулся в ответ:

— Вот именно! Доброй ночи, господа. Если повезет, проснетесь уже в Верхнем мире.

Пожелав обоим доброй ночи, Элрик прошел к себе. Сверху неслись тяжелые удары и звон втягивающихся цепей: все клюзы закупоривали от воды.

Его каюта была залита густым оранжевым светом фонаря, свисавшего с низкого потолка. Под светильником, хмурясь над маленьким свитком, сидела молодая женщина. Она подняла голову и улыбнулась вошедшему альбиносу. Эта изумительная черноволосая красавица была Навхадуар, принцесса Уйта, сейчас именовавшая себя просто Навхой. Ее большие темные глаза отражали свет, губы приоткрылись в понимающей усмешке.

— Итак, Элрик, мы достигли точки, откуда нет возврата?

— Кажется, так.

Элрик, расстегивая на ходу рубаху, направился к широкой койке, устланной перинами и мехами.

— Пожалуй, стоит поспать, пока не стало по-настоящему шумно. Думать о возвращении в Уйт тебе уже поздно.

Она пожала плечами, вкладывая свиток в трубку футляра:

— Я ни за что не отказалась бы от столь поучительного опыта, мой принц. Ведь я, пока ты не убедил меня в обратном, разделяла общее заблуждение, будто наш мир имеет форму блюда. Я была уверена, что все иные описания просто сказки для глупцов.

— А хорошо, что лишь немногие знают истину. Ведь реальность, несомненно, смутила бы их умы, — рассеянно, думая о другом, отозвался Элрик.

— Я, — заметила принцесса, — и сейчас в смятении.

— Истина вскоре откроется.

Он успел скинуть всю одежду, и его стройное мускулистое тело предстало во всей своей странной бледной красоте. Подняв кувшин, он налил в таз воды и неспешно умылся.

Она тоже принялась готовиться ко сну. С тех пор как она связала свою судьбу с Элриком, от скуки, с которой она успела примириться, не осталось и следа, и девушка понимала, что ей никогда скучать не придется. Элрика редкую ночь не будили кошмары, но, даже если альбинос оставит ее, она никогда не пожалеет, что знала и — как ей порой казалось — любила его. Он мог быть братоубийцей и предателем — ее нисколько не волновало, кто он и что ей может угрожать. Свет и тьма неразрывно смешались в этом странном создании. Он был лишь наполовину человеком, его предки правили миром прежде, чем ее раса возникла из первозданной грязи, его ужасный меч, завернутый сейчас в грубую ткань и кожу и запертый в рундуке, казалось, обладал собственным темным разумом. Она понимала, что следовало бы бояться и меча, и его хозяина, она не забыла еще ужаса, пережитого в лесах таинственного Сума, но любопытство подталкивало ее ближе познакомиться со свойствами меча и владевшего им угрюмого принца. Он предупреждал, чего от него можно ждать, и все же она ушла с ним, оставив в Нассеа-Тикри отца и сестру-близнеца, покинув все, что знала и любила.

Он уже уснул, а она, лежа рядом с его удивительно бледным, полным жизни телом, все вслушивалась в звуки, издаваемые кораблем и морем. Скрипело дерево, громче становился рев за горизонтом. Она чувствовала, как галеон, очевидно подхваченный течением, набирает скорость. Навха немного представляла себе, чего следует ожидать, но ей так хотелось разбудить и расспросить альбиноса! Тот спал спокойно, только тихо бормотал во сне, и она не решалась потревожить его. Но не было ли это спокойствие притворным?

С палубы донесся звук гонга. Альбинос вздрогнул, словно в ответ, но не проснулся. Корабль вздыбился, отбросив Навху к любовнику, и снова рванулся так, что толчок звоном отдался у нее во всем теле. «Силела Ли» раскачивалась, содрогалась, стонала, заваливаясь то на один, то на другой борт с такой силой, что Навхе пришлось ухватиться за Элрика, чтобы удержаться. Тот шевельнулся, отстраняясь, и мгновенно проснулся:

— Уже на той стороне?

— Нет еще.

Он снова закрыл алые глаза. Они уснули. Может быть, проспали несколько часов — она не знала. Разбудило ее ощущение стремительного движения.

— Элрик? — Навха ахнула, почувствовав, как корабль закрутило в гигантском водовороте. — Элрик!

Он не отзывался. Она испугалась, не умер ли он, не околдован ли, и тут из судового рундука прозвучала тихая жалоба мыслящего меча. Шум воды, превратившись в оглушительный рев, заглушил стоны черного клинка — корабль несся вниз, все круче и круче.

За Край мира.

Встречи в море

Когда Элрик рассказал, куда направляется, и предложил ей остаться в порту, откуда она могла бы вернуться домой, Навха холодно спросила, не наскучила ли ему.

— Нет, — ответил он, — но я не хотел бы подвергать тебя опасности.

Она не собиралась расставаться с ним. Ее давно волновали слухи о проклятом владыке руин. Теперь ей представилась возможность узнать хотя бы частицу правды. Движимая и любопытством, и влечением к нему, она отдалась приключению с той же готовностью, с какой отдавалась настойчивому нечеловеческому телу принца. Тогда она готова была рискнуть жизнью и рассудком, лишь бы узнать, что лежит за Краем мира. Чародей-альбинос предупреждал ее об опасностях, пережить которые удалось лишь немногим. Он деловито описывал все, что может встретиться им на пути. А она отвечала:

— Я, конечно, дорожу жизнью, принц, но жизнь без риска и испытаний стоит немного.

Тогда его озабоченный взгляд рассмешил ее. Не придется ли ей скоро пожалеть о том решении?

Корабль двигался все быстрее, борта опасно вздрагивали. Каждое рангоутное дерево скрипело, протестуя; корпус все круче заваливался на нос, страшно раскачивался, угрожая сбросить Навху с койки. Она вцепилась в альбиноса. Он шепнул: «Киморил!» — и сжал ее в мощных и нежных объятиях. Откуда в столь болезненном на вид теле такая сила? Она прижалась к нему. Он не впервые произносил при ней имя возлюбленной, погибшей хотя и не по его воле, но от его руки. Во сне он прижимал ее к себе.

Корабль снова подскочил, а затем начал падать. Падение длилось, казалось, целую вечность, а потом с тяжелым ударом, чуть не раздробившим в принцессе каждую косточку, «Силела Ли» врезалась во что-то твердое.

Навха закусила губу. Видимо, они наткнулись на риф. Другого объяснения нет. Корабль сейчас развалится на части. «Силелу Ли» ритмично подбрасывало, словно в объятиях чудовищного спрута. Навха больше не могла сдерживаться, и из ее горла вырвался громкий протяжный вопль. Она не сомневалась, что они погибли, идут ко дну, она примирилась со смертью, но руки Элрика чуть крепче сжали ее, и, открыв глаза, она увидела, что любовник смеется. Может быть, он смехом встречает жестокую судьбу? Но почему же она успокоилась?

Между тем настала странная тишина. Они уже погрузились под воду? Корабль мягко покачивался, легко продвигаясь вперед. Элрик закрыл глаза. Слабая улыбка тронула его губы, будто он прочел ее мысли. Наверху слышалась деловитая перекличка. В голосах моряков, отдававших и повторявших приказы, звучало облегчение. Элрик вдруг вскочил с койки и принялся отвинчивать крышку иллюминатора. В отверстие влился серебристый свет, в котором почти растворилось его тело. Прохладный сладкий воздух проник в каюту. И что это — крик морской птицы?

— Где мы? — Она тут же выругала себя за глупый вопрос.

Он, не отвечая, отошел от иллюминатора, превратившись в тень. Наконец он отозвался, тихо, с холодноватой вежливостью:

— Мы там, куда ты не надеялась попасть, принцесса. На изнанке мира, который живущие здесь называют Верхним миром. Мой опыт не так уж велик, но, по-моему, переход дался нам легко. До рассвета осталось несколько часов. Лучше поспи еще.

Он коснулся ее лица, возможно накладывая легкие чары, и она повиновалась.

Потом она сквозь дремоту услышала стук в дверь и голос Мунглама. Элрик встал, дал ей время укрыться и впустил рыжего элверца. Тот ухмылялся, обнимая одной рукой Ситу Тин, миловидную девушку со спокойным дерзким взглядом и твердым разрезом губ. Мунглам познакомился с ней в «Стальном чреве» в ночь перед отплытием. Сита Тин была маленькой и крепкой, с мускулистой фигурой танцовщицы. Черные глаза и волосы, темная кожа, типичная для ее народа. Из всех присутствующих она, казалось, радовалась больше всех. Наверняка она тоже ждала смерти при падении корабля, а теперь вдыхала сладкий прохладный воздух и, забавно склонив голову набок, слушала, как выдвигают и погружают в бурную воду весла. Раздался хлопок: паруса поймали ветер. Откуда-то долетел запах жарящегося мяса. Наверху дружно галдела сразу дюжина голосов. Каждый на борту радовался и дивился, что уцелел. Даже угрюмый возлюбленный Навхи выглядел веселее обычного, когда, извинившись перед спутниками, потребовал теплой воды.

Умывшись и одевшись, Элрик с Навхой прошли в большую каюту, где накрывали стол для пассажиров и офицеров корабля. Кроме двух жриц и друзей Элрика, здесь было еще шестеро пассажиров из купеческого сословия. Те взволнованным шепотом делились ночными переживаниями. Впрочем, один из шестерых, видимо, не принадлежал к их компании. Он сидел чуть поодаль, завернувшись в темно-красный моряцкий плащ, словно единственным из присутствующих испытывал холод. Он, как и большинство пассажиров, направлялся в легендарный Хизсс. Накануне вечером он быстро поел и ушел. Мунглам изредка поглядывал на него, Элрик же мало интересовался смертными и их делами и попросту не замечал молчаливого спутника. Альбинос уделял внимание только Мунгламу, умевшему его позабавить, и принцессе Навхе, которую опекал с несвойственной ему заботой.

— Вот мы и здесь! — Мунглам жевал кусок хлеба, поглядывая на спокойное море в ближайший иллюминатор. — Я должен извиниться перед тобой, принц Элрик, потому что не слишком доверял твоим уверениям, что под нашим миром лежит другой. Однако теперь это доказано! Словом, все это походит на пустую яичную скорлупу. То, что мы здесь и живы, — верное тому доказательство! Только не понимаю, какой сверхъестественной силой океан удерживается на поверхности яйца, но должен признать, что это так…

Один из купцов хрипло расхохотался:

— И ваш народ, как и некоторые мои соплеменники, верит, что по эфиру разбросаны другие яйца разного размера, господин мелнибониец? И часть из них сходна с нашим — на них обитают люди подходящих размеров, существуя, возможно, внутри других яиц, а те внутри третьих и так далее?

— А может, — усмехнулся другой, — вы не верите, что ваши миры яйцевидны, а полагаете, что они круглы, как орехи дерева омерхав?

Элрик пожал плечами, попивая желтое утреннее вино, и не позволил втянуть себя в разговор. Мунглам оказался общительнее и любопытнее:

— Так, насколько я понимаю, думают некоторые философы в моей стране. Однако никто пока не объяснил, каким образом воды остаются разлитыми по скорлупе этих яиц, и как удерживаются на них корабли, и как нам удается стоять на палубе, а не плавать в воздухе, подобно пыльце.

Угрюмый пассажир вдруг встрепенулся, поднял голову, но ни Мунглам, ни Элрик не стали развивать эту мысль. Оба вновь занялись завтраком.

Сита Тин, девушка из таверны, хихикнула:

— Мой народ не одно столетие знает, что между мирами есть проход. Наша молодежь отправлялась сюда в поисках богатства. Мы научились строить корабли вроде этого, с прочным корпусом, способным выдержать давление при переходе.

Капитан, сидевший во главе стола, приложил палец к губам:

— Довольно об этом, девушка, иначе наши тайны станут общим достоянием. Мы богаты лишь до тех пор, пока большинство считает эту сторону мира легендой.

— Однако мой товарищ уже побывал здесь, — объявил Мунглам. — Потому-то я согласился рискнуть. И конечно, перед отплытием принес клятву молчания.

— Я не знал, сударь… — поднял бровь капитан, с любопытством глядя на Элрика. Альбинос не отозвался: сидел, опустив взгляд на свою бледную руку с чашей вина. — Смею спросить, что подвигло вас на первое путешествие? — непринужденно расспрашивал капитан. — Торговые дела? Любознательность?

Ради поддержания компании Элрик выдавил из себя:

— У меня здесь родственники.

Для него это был верх любезности и красноречия. Капитан не стал настаивать на продолжении.

Позже, наслаждаясь чистым воздухом на палубе и глядя в бесконечный простор синих с белыми гребешками волн, принцесса Навха обратилась к Элрику:

— Мне бы хотелось познакомиться с этими твоими родственниками. Я думала, мелнибонийцы живут только на острове Драконов.

— Они мои родичи, — ответил он, — но не мелнибонийцы и никогда ими не были. И не хотели быть.

Корабль плавно скользил вперед по спокойному океану под неизменным небом, под незнакомыми звездами, но Элрик с каждым днем становился все молчаливее. Даже его друзья, за исключением Навхи, старались с ним не встречаться.

На пятый день в открытом море впередсмотрящий выкрикнул:

— Земля! Земля!

Все пассажиры, кроме угрюмого купца, высыпали на палубу, вглядываясь сквозь легкую дымку в береговую линию, на которой скоро проступил ряд песчаных бухт, окаймленных белой полосой прибоя. Чуть дальше стеной поднималась темно-зеленая чаща, и не было видно никаких признаков человеческого жилья.

Мунглам рассудил, что эти леса могли быть продолжением недавно оставленных ими джунглей, перекинувшихся через Край мира, но его предположение встретили молчанием, и он тоже умолк. Корабль изменил курс, повернув вдоль берега.

— Шагг Банатт, — ответил один из купцов на вопрос Мунглама о первом попутном порте. — Мрачный город. У капитана там дело. Мы должны подойти туда к вечеру, если, конечно, нас не тронут пираты-работорговцы.

О пиратах и работорговцах Мунглам слышал впервые:

— Э?…

Купец остался доволен произведенным впечатлением:

— Они выслеживают суда, идущие из-за Края мира. Иные попадают сюда случайно и оказываются беззащитными жертвами. Мы подготовились к нападению, поэтому нас, вероятно, оставят в покое.

— Почему нам в порту об этом не сказали?

Купец с ухмылкой пожал плечами:

— Нельзя же отпугивать выгодных клиентов, почтенный Мунглам. Долю капитана составляет плата, которую мы берем с пассажиров вроде вас. Впрочем, не бойтесь, мы начеку. Груза у нас не слишком много, и он того сорта, от которого пиратам мало проку, а деньги наши годятся только для таких же купцов, как мы. Здесь не в цене серебряные монеты. Говорят, они приносят несчастье.

Остаток дня корабль шел ровным курсом вдоль берега. Ветер был слабым, зато на спокойной воде весла наемных гребцов давали хорошую скорость. Элрик и принцесса не спускались в каюту. Она с удовольствием вдыхала благоуханный воздух и спрашивала, чувствует ли он запах леса.

Элрик в ответ улыбнулся:

— У меня своя теория. Этот второй мир менее населен, и, соответственно, его обитатели меньше портят воздух… — Это было сказано не слишком серьезно.

Она отошла и поднялась на бак, подставив лицо ветру, позволив ему разметать за спиной ее темные волосы.

Альбинос смотрел на берег, обратившись мыслями в прошлое, когда, странствуя во сне, впервые отыскал этот мир с его городами и гостеприимными жителями. Примут ли его с прежним радушием, гадал он. Знать бы, в прошлом или в будущем этого мира он побывал тогда. Он взглянул на свою белую, как кость, руку, но кожа ни тогда, ни теперь ничего не говорила о возрасте. Он вздохнул, радуясь одиночеству.

Громкий вопль долетел сверху. Стоявшая на баке принцесса эхом отозвалась голосу впередсмотрящего из «вороньего гнезда». Над горизонтом быстро вырастал большой серый квадратный парус. И еще два. Четвертый. Внимание Элрика привлек темный, низко сидящий в воде корпус, за которым неровным строем следовали остальные корабли. На нем не было ни парусов, ни весел, но он резал воду, как косатка, и над его стройной палубой спинным плавником поднимался треугольный выступ. Длинный острый нос, алый, как кровь, рассекал легкие волны, и несколько человек из команды склонились вперед, следя за его движением. Элрик впервые видел такой стремительный, верткий, как рыба, корабль.

— Что это за судно, капитан? Оно движется, как живое существо.

Капитан, не сводивший глаз со странного корабля, ответил сквозь зубы, уже напрягшись всем телом, чтобы выкрикнуть приказ:

— Прежде у них были драконы. Два столетия назад или больше. На их спинах пираты были неуязвимы. Но драконы постепенно исчезли, и их сменили эти странные, сверхъестественные суда. Теперь и такое осталось только одно. Однако все равно они исключительно сильны, а их Белый Форт в глубине леса неприступен. Так что сопротивляться им бесполезно. Вся надежда на переговоры. Молитесь, чтобы они сочли нас не стоящими боя.

Лучники уже сбегались на свои места вокруг Элрика. Другие члены команды стягивали промасленный холст с катапульты. Подожгли жаровни, и в ноздри ударила вонь пламени Хаоса. Заклубился черный дым. Вверх по трапу взбежал Мунглам с двумя мечами на поясе, держа в руках большой, тщательно завернутый предмет. Он поспешно бросил сверток Элрику, словно предмет жег ему руки. Альбинос, легко поймав, сорвал тряпичную и кожаную обертки, обнажив тяжелые ножны и рукоять с пульсирующим темным самоцветом. Когда он повесил длинный меч на пояс, клинок коротко простонал, быть может предвкушая кровопролитие, и смолк.

— Пираты со сверхъестественным кораблем? — пробормотал Мунглам. — Они будут нас атаковать, принц?

— Возможно. — Элрик глянул на подошедшую принцессу. Она уже убрала волосы назад. — Принцесса, тебе лучше вооружиться.

Ее клинок хранился в каюте.

— Они будут драться? — спросила она, прежде чем последовать его совету.

— Лучше приготовиться к худшему. — Он кивнул на моряков. — Как они.

Девушка спустилась вниз и вернулась с легким мечом и узким кинжалом.

Странный корабль как будто вздохнул.

Затем послышалось протяжное шипение.

Над сероватым отверстием посреди палубы поднялось облако. Воины-пираты в доспехах цвета янтаря толпились впереди. Из-под шлемов виднелись удлиненные лица с чуть раскосыми глазами. Мунглам удивленно крякнул:

— Мелнибонийцы!

Элрик промолчал, но его левая рука крепче сжала рукоять Буреносца.

Корабль, продолжавший приближаться к ним без видимых движителей, был уже ясно виден: высокий тройной бушприт, длинная узкая палуба и резные перила бортов. Меньше других кораблей он казался только из-за низкой посадки. На его массивной верхней палубе стоял высокий мужчина, выделявшийся богатством доспеха. Черты лица выдавали в нем мелнибонийца, хотя вид судна, броня и даже оружие с виду мало походили на изделия этой расы.

Красный корабль постепенно остановился, и высокий капитан крикнул с мостика:

— Кто вы и куда направляетесь?

Из странного отверстия донесся еще один титанический шипящий выдох.

— Ну же, отвечайте!

— «Силела Ли», идет в Хизсс, в Селвинг Афиру и дальние порты, — ответил их капитан. — С грузом для торговли и пассажирами из Нижнего мира.

Но капитан странного корабля уже не слушал его, хмуро уставившись на Элрика. Тот столь же надменно встретил его взгляд.

Затем, к изумлению Мунглама, пират обратился к альбиносу на высоком слоге Мелнибонэ. Мунглам понимал этот язык достаточно хорошо, чтобы распознать отличия в выговоре.

— Ты снизу? Куда держишь путь?

Элрик не спешил отвечать:

— Скажи прежде, ты собираешься напасть на наш корабль?

Капитан в янтарном доспехе покачал головой:

— Нет, если ты намерен плыть на нем и дальше. — Однако он еще не удовлетворил своего любопытства и теперь, перейдя на общую речь, обратился к капитану «Силелы Ли»: — Мы не угрожаем тебе и твоему кораблю. Так вы идете в Афо и Селвинг Афиру?

— Да, капитан. А до того — в Шагг Банатт. Потом в Хизсс, где пополним запас провианта и дадим отдых команде перед плаванием к Снежным островам и переходом к теплым водам за Серебряным берегом, а потом, если будет на то воля богов, — домой.

— А между Шагг Банаттом и Хизссом стоянок не будет?

— Нет.

— Тогда ступайте с миром.

Пират нахмурился, опустив узкую ладонь на перила. Он как будто сомневался в принятом решении.

Мунглам, не сводя глаз с высокого треугольного выступа в центре корабля, еле слышно шепнул:

— Готов поклясться, что это живая плоть… Какой-то ящер. Взнузданное чудовище.

Корабль уже отходил назад, шипящий пар скрывал отверстие и издавал вполне сносный запах.

В воздухе повисло пугающее тягостное молчание, словно угроза еще не миновала. Слышались только скрип рангоута, тяжело хлопающая на ветру парусина, плеск воды.

— Они считают нашу сторону преисподней, — почти не двигая губами, произнес старший помощник. — Но, сдается мне, ад как раз здесь, а мы сейчас повстречались с его аристократией.

Элрик и пиратский капитан неотрывно глядели друг на друга, пока корабли не разошлись далеко в стороны. Тогда Элрик, не сказав ни слова, вернулся в свою каюту, оставив спутников на палубе.

— Принц не сказал, много ли у него здесь родственников, — суховато заметила принцесса. — Он говорил с тобой об этом капитане, Мунглам?

Тот медленно покачал головой.

— Не ради него ли он здесь? — задумалась Навха.

— Вряд ли…

Мунглам наблюдал, как лучники спускали тетивы луков и укладывали их вместе с колчанами в промасленные деревянные ящики. Он тоже отстегнул мечи и вслед за другом спустился в каюту.

Семейные предания

Мунглам не ожидал от порта Хизсс столь изысканной красоты. До сих пор все портовые города этой стороны мира оказывались довольно унылого вида массивными крепостями, выдержавшими, как видно, не одну осаду. Не то что Хизсс. Его террасы пастельных тонов образовали ступенчатую пирамиду, залитую цветами. По террасам прогуливались темнокожие горожане в ярких одеждах: грелись на солнышке и, сложив ладони рупором, перекликались с разносчиками, курьерами и купцами, спешившими по нижним улицам узнать, какой товар доставил широкопалубный галеон, и приветствовать приезжих купцов. Капитан предупредил, что самые обычные изделия с их стороны мира высоко ценятся обитателями этой стороны и потому со всяким, кто предложит свою цену, скажем, за пряжку ремня, стоит основательно поторговаться, чтобы не прогадать. Сита Тин, девушка из таверны, привезла целый мешок добра на продажу. Мунглам с досадой понял, что не одна только слепая страсть к нему заставила девушку последовать за ним в Нижний (или, для местных, Верхний) мир. И действительно, едва корабль причалил, Сита сбежала по сходням, пообещав вернуться на корабль к ужину. Только он ее и видел: расталкивая прохожих, забросив на плечо мешок, девушка скрылась в проулке между складами. Она явно знала дорогу. Мунглама не слишком порадовало то обстоятельство, что она не сочла нужным довериться ему. Деньги у них опять были на исходе. Элрик пренебрегал столь низменными заботами, между тем сокровище было им нужнее близкого знакомства с пиратами. Мунглам проводил взглядом купцов, направлявшихся к портовой гостинице, и заметил, что жриц встретили местные сестры, прибывшие в крытой полотном повозке, а сумрачный торговец, махнув рикше, приказал отвезти его наверх, к центру города. Потом он оглянулся на Элрика и проследил взгляд друга, устремленный на причал.

Поодаль от других, держась в тени, стояла высокая женщина. Ее одежда была сшита из зеленого шелка разных оттенков, широкополая зеленая шляпа скрывала верхнюю половину лица. Мальчик-паж держал зонтик на длинной ручке, защищая ее от полуденного зноя, а она опиралась узкой ладонью на его плечо. Житель восточных земель сразу отметил прирожденную бледность этой ладони. Несомненно, женщина была альбиноской, как и его друг. Уступив дорогу купцу, спешившему к кораблю, она обернулась, и догадка Мунглама подтвердилась. Лицо ее было таким же белым, глаза занавешивала тонкая кисея, полупрозрачная, но защищавшая от пронзительных солнечных лучей. И то же ленивое равнодушие сквозило в ее движениях. Не к ней ли плыл Элрик? Так что же, значит, один Мунглам рискнул отправиться в опасное странствие из чистого любопытства? Вздохнув, он задумался, хорошо ли местное вино.

Впрочем, когда Элрик, провожая свою принцессу к сходням, знаком показал, что будет рад его обществу, маленький элверец прицепил к поясу оба меча и пошел с ними, радуясь случаю ощутить под ногами твердую землю, даже если ему в первый момент нелегко было на ней устоять.

— Еще одна родственница-мелнибонийка? — пробормотала Навха, когда они направились к женщине в зеленом. — Она слепая?

— Не думаю. И она не мелнибонийка.

Принцесса нахмурилась, снизу вверх заглянула ему в лицо:

— Тогда… кто?

Элрик пожал плечами и, кажется, даже улыбнулся, поясняя:

— Она — фурн.

— Фурн?

— Во всяком случае, больше фурн, чем я.

— Но что такое фурн?

Впервые за время их знакомства альбинос выглядел неуверенно.

— Мы в близком родстве. Но я не уверен. Я не…

Ему припомнилось, что его народ редко обсуждал такие вещи, тем более с людьми.

— Ты не помнишь? — усомнилась она.

— Я ее помню. Вот она может меня не узнать.

Элрик достаточно рассказывал Навхе о природе своих снов, чтобы она сумела ухватить суть сказанного. Он мог встречаться с этой женщиной до или после этой минуты. Возможно, она была и не той, которую помнил Элрик. Во время своих путешествий во сне он обычно попадал или в прошлое своего измерения, или во времена совершенно странные и чуждые. Но в юности, когда сны уносили его в иные миры, пока его тело покоилось на ложе сновидений в Мелнибонэ, время было более непредсказуемым, даже хаотичным. Однако, когда они подошли, стало ясно, что этой женщине Элрик знаком. Она взглянула прямо на него и улыбнулась.

— Вы… Фернрат?

Навха удивилась, снова услышав в его голосе сомнение. Но женщина с улыбкой протянула руку для этого странного мелнибонийского приветствия-прикосновения.

— Принц Элрик, — сказала она.

И в голосе было сходство с Элриком: легкий присвист и интонации человека, говорящего не на своем родном языке.

Откинув назад длинные белые волосы, он коротко поклонился:

— К твоим услугам, госпожа.

Он представил ей спутников. Приветствие Навхи было преувеличенно теплым, Мунглам же важно отвесил глубокий поклон.

— Ты знала о нашем прибытии? — спросил альбинос, пока маленький раб отбивал накатывающую толпу сложенным зонтиком.

Женщина провела всех к ожидавшей у причала карете, запряженной парой горячих, но уродливо-полосатых лошадей.

— Как я могла знать? — ответила она. — Я встречаю все такие корабли.

Элрик помог подняться в карету Фернрат, затем Навхе. Мунглам, сравнив свой дорожный плащ с тонким полотном и шелками, выбрал место рядом с кучером, что явно не доставило тому особого удовольствия.

— Например, прибегнув к чарам? — ответил альбинос, бросая вызов ее кажущемуся простодушию.

Она улыбнулась, однако заговорила о другом:

— Какая сегодня толпа! Корабли из вашего мира приходят так редко!

Она подняла изящную тросточку и постучала кучера по плечу.

Узкие улочки между конюшнями перешли в более свободные проезды, потом в дороги, уводившие к сосновым и кипарисовым рощам, за которыми далеко внизу проглядывали блестящее море и порт.

— Ваш город очень красив, — завела светскую беседу Навха.

— Он не мой, — засмеялась Фернрат. — В сущности, у меня со всем этим мало общего. Но, думаю, он приятнее других в этих местах.

Дальше они почти всю дорогу молчали, лишь изредка обмениваясь замечаниями о видах на город и бухту. Фернрат, словно вспомнив о вежливости, отзывалась на них вполне любезно.

Вскоре они подъехали к огромным бронзовым воротам. Надписи на створках они прочесть не смогли, хотя язык напоминал мелнибонийский. В ответ на крик кучера ворота отворились, и карета по длинной дорожке подъехала к ступеням простого низкого здания, выстроенного из мрамора и блестящего кварца.

Оставив слугу заниматься вещами, хозяйка провела их через прохладные комнаты с высокими потолками. Дом не был заставлен мебелью и не блистал украшениями. На дальней стороне его был искусно разбит сад, с трех сторон обнесенный высокой стеной. Здесь сладко пахло цветами и пышной зеленью. С цветка на цветок перелетали насекомые. На лужайке были расставлены ложа и низкий стол, уже накрытый к обеду. Впереди, за неогороженной стороной сада, открывался превосходный вид через пологие лесистые холмы на индиговое море.

Архитектура и обстановка совсем не походили на помнившийся Мунгламу Элриков Имрирр, Грезящий Город. Столица Мелнибонэ тысячелетиями воздвигалась с мыслью выразить величественную красоту и всесокрушающую мощь. Между тем в этом доме и в саду царил дух спокойствия, уюта и уединения.

Следом за ними появились слуги — все, судя по виду, обычные люди. Они приняли верхнюю одежду гостей, показали им комнаты, помогли принять ванну и надеть легкие прохладные накидки, пропитанные тонкими духами. Каждому из гостей прислуживал слуга. Мунглам, не привыкший к такой роскоши, с особым удовольствием пользовался ею.

Навха заметила, что стена и фонтаны почему-то напоминают ей работу народа пустыни.

— Должно быть, вы сочтете меня наивной!

Фернрат отрицательно качнула головой.

— Да, полагаю, они пришли из пустынных областей, — ответила она.

Едва они выпили по чаше вина перед обедом, Мунглам завел разговор о пиратах и об их предводителе.

— Мы так и не поняли, что ему было нужно, — усмехнулся он. — А ведь поначалу ждали нападения и готовились к худшему.

— И вы были правы, мастер Мунглам. Интуиция вас не обманула. О, всем известно, чем живет Аддрик Хид! — Фернрат с горечью рассмеялась. — Пират и торговец рабами. Потомок высочайшего рода унизился до столь гнусной работы! — Она задумалась, глядя в пустоту, и золотисто-зеленые звезды замерцали в ее светлых глазах. — Вор! Развращенный, как худший из здешних людей. Предатель и губитель собственного рода! Рабовладелец! Торговец! — повторяла она, словно обезумев. — А его команда еще хуже. Даже единственный оставшийся у него корабль — плод безжалостного предательства… — Фернрат вскинула голову, словно рассерженный зверь. Одежды ее, казалось, волновались сами по себе. Впрочем, она быстро овладела собой, вспомнив о правилах хорошего тона. — Он… он… — Фурна медленно втянула в себя воздух. — Говорят, он заключил договор с владыками Равновесия. Хотя для меня непостижимо, как они могут ему доверять или его использовать. — В ее голосе проскользнуло легкое пренебрежение. Благородная госпожа хлопнула в ладоши и приказала подать еще графин вина. — Из наших виноградников! Надеюсь, оно пришлось вам по вкусу.

Мунглам охотно продолжал бы расспросы об Аддрике Хиде, но возможности не представилось. Немного погодя хозяйка заметила, что он зевает, деликатно прикрывшись ладонью.

— Надеюсь, на время пребывания в Хизссе вы будете моими гостями? Мне следовало бы сразу сказать, как рады вам в этом доме.

— Вы очень добры, госпожа, — поспешил ответить за всех Элрик.

— Со мной дама, — пробормотал, немного смутившись, Мунглам.

— Разумеется, я пошлю и за ней. Принимать гостей для меня — редкое удовольствие. И каких редких гостей! Из такого далека! Из неведомого Нижнего мира.

Она отдала приказы слугам: отправить повозку за их вещами и доставить все, вместе с подругой Мунглама, сюда.

Но слуги, вернувшись с их багажом и легким доспехом Элрика, доложили, что девица действительно ждала Мунглама на корабле, но предпочла там и остаться. Она велела сказать Мунгламу, что там ей больше нравится.

Выслушав послание, Мунглам вспыхнул и отвернулся, затем, поклонившись хозяйке, объяснил, что он высоко ценит ее приглашение, однако должен вернуться и позаботиться о своей спутнице.

— Понимаю, — кивнула та. — И надеюсь, что к утру она окажется более сговорчивой.

Солнце уже садилось, и Мунгламу померещились красные чешуйки, проступившие у нее на груди. Но конечно, то была лишь игра света. Смущенный житель восточных земель забрался в карету и отбыл на корабль, которого надеялся не видеть хотя бы несколько дней. Он не собирался терпеть капризы девчонки и решил высказать ей все, что думает. К тому же он не был уверен, что ей не придет в голову стянуть что-нибудь, ценимое в этих местах, из его пожитков. Мунглам был так раздосадован, что едва не забыл мечей, оставленных в комнате наверху.

Без Мунглама принцесса Уйта почувствовала себя лишней, хотя хозяйка делала все возможное, чтобы она чувствовала себя как дома.

— А как поживает мой брат Садрик? — спросила Фернрат, когда они снова уселись. — Исправились ли его манеры и его отношение к тебе?

Элрик мотнул головой:

— Император так и умер, разочарованный слабостью моего духа. — В голосе альбиноса сквозила ирония, но звучал он ровно. — Между мною и моим двоюродным братом встал, как ты помнишь, вопрос о наследовании. Решить, кто из нас взойдет на престол империи Драконов, должны были подвиги, совершенные каждым в своем сне. Полагаю, я был избран не за мои достоинства, а потому, что наделал меньше ошибок, — так, во всяком случае, считал Садрик. — По его губам снова скользнула сардоническая усмешка.

Когда солнце склонилось к горизонту, женщина откинула кисейную вуаль, открыв светлые золотисто-зеленые глаза, хотя молочно-белые волосы, падавшие из-под шали, говорили, что она тоже альбинос. Заметив удивленный взгляд Навхи, она рассмеялась.

— Простите, госпожа, — выпалила девушка, — я не знала, что вы в родстве. Вы сестра императора Садрика?

— Сестра его жены, — мягко уточнила та.

Элрика неожиданное вмешательство любовницы заставило нахмуриться.

Фернрат не сочла его за дерзость. Она склонилась к альбиносу:

— Итак, Элрик, Йиркун теперь император?

— Я убил его. Отец назвал меня преемником, но Йиркун остался недоволен его решением. К тому же ему не нравилась моя нареченная.

— Она была недостаточно высокого рода?

— Она была его сестрой. Ее я тоже убил.

— Ты любил ее?

— Можно сказать и так. — Лицо его оставалось непроницаемым. — Удивляюсь, что до тебя не дошли слухи. В моем мире эта история настолько широко известна…

— Я не знала, что вы такие близкие родственники. — В голосе Навхи прозвучало некоторое облегчение.

— А, — откликнулась Фернрат, с удовольствием отпив из бокала серо-зеленого вина. — Ближе не бывает. Родня по крови.

При этих словах на лице Навхи мелькнуло загадочное выражение, но принцесса быстро овладела собой. Элрика такое проявление чувств как будто позабавило на мгновение. А потом девушке показалось, что перед ней захлопнулись ворота.

Когда взошла луна, принцесса вместе с остальными перешла поужинать на террасу. Мрамор и алебастр приняли зеленоватый оттенок с проблеском золота, и он отразился даже на лице хозяйки дома, никак не затронув, как отметила Навха, черт Элрика.

Выбрав удобный момент, Навха сослалась на усталость, изящно извинилась, объяснив, что уже не в силах поддерживать разговор, между тем как им, как она видит, нужно обсудить семейные дела. Она, разумеется, не сказала о том, что они с течением вечера все чаще переходили на высокий слог Мелнибонэ, откровенно показывая, что она здесь лишняя.

Все было проделано самым изысканным образом, но позже, в отведенной ей комнате, отпустив служанку, принцесса позволила себе зарычать от злости и, бросившись на кровать, уставилась в лепной потолок, пытаясь совладать с обидой. Наверняка он даже не подумает объясниться, вернувшись. Хорошо еще, думала девушка, если он вообще вернется. Эта мысль заставила ее забыть об обиде, напомнив, что опасаться приходится и за него.

Принцесса Навха изучала оккультные науки под руководством мудрейших наставников Уйта и нюхом чуяла ведьму. Она порадовалась, что захватила с собой оружие, лежавшее вместе с доспехами в ее багаже. За свою жизнь она сумеет постоять, но не придется ли спасать и альбиноса? Сознает ли этот глупец опасность? Или — вдруг осенило ее — из всех гостей опасность грозит ей одной?

Случайно ли Элрик взял ее с собой в Хизсс? Он ничего не рассказывал ей о своей родственнице — если она ему родственница, — не говорил, что собрался в гости. А ведь явно ожидал застать ее здесь. Впервые намекнул только на подходе к гавани. Не задумал ли он против них троих какую-то подлость? Или ведьма задумала околдовать их обоих? Или Элрик был околдован еще тогда, когда решился отплыть за Край мира?

Навха тщательно обследовала комнату и сад за окном, отыскивая пути к отступлению. Затем достала свой доспех и разложила на полу. Потом протерла меч и кинжал и проверила, легко ли они выскальзывают из ножен.

И снова легла. Она размеренно дышала, заставляя себя рассуждать по возможности хладнокровно. Немного расслабившись, она задумалась, не слишком ли крепким оказалось вино. В конце концов, в ночи не было ничего зловещего. Нет, ночь была прекрасна, как прекрасны были и город, и сад. Но почему же другие портовые города превращены в крепости, а этот — нет?

Она медленно, глубоко вздохнула. Надо выкинуть все это из головы, тем более что меч лежит под рукой. Она вполне готова встретить любую угрозу. Принцесса не сомневалась, что чистая сталь справится с любым иноземным колдовством.

Сделка фурнов

— Я слышал, ты отыскала Белый меч, — обратился к Фернрат Элрик, едва они остались наедине.

Она легко, с неподдельным весельем рассмеялась:

— И потому ты здесь?

Он не видел смысла лгать:

— Он у тебя? Да, у тебя. Я вижу по глазам. Или ты знаешь, где он.

Он говорил со сдержанным юмором, хотя уже ощущал пугающие признаки того, что его сила постепенно уходит и восполнить ее нечем, если не считать Буреносца.

На этот раз она не ответила. Откинулась на ложе и засмотрелась на звезды. Помолчав, сказала:

— Ты слышал о Глазах Хемрика, известных также как Глаза Скарадина?

— Легенда, еще более неопределенная, чем рассказы о Белом мече. Хемрик? Скарадин? Змеи из внутренних земель твоего мира?

— Я знаю, где они находятся. Мне нет нужды их искать, юный принц. Но они — цена клинка.

Она повернулась в лунном свете и с внезапным голодом уставилась на него. Зелень ее глаз стала глубже и жестче, и даже голос изменил тембр.

— Красные жемчужины. Ты не обязан добывать их для меня, но это — цена меча. — Она беспокойно повернулась. — Кровавые жемчужины, они звали их так… Их две… И я хочу ими обладать… Хочу… ты помнишь нашу первую встречу, принц Элрик?

— Я помню свой сон. Я был почти мальчиком. Отец послал меня к тебе, чтобы вернуть нефритовый кинжал моей матери.

— О Элрик, ты был так хорош собой в окружении тех троих золотых воителей из другого измерения, которых ты призвал в эти края. Мы вытянули из тех чужих мест столько энергии! Столько вещества… У тебя тогда еще не было прославленного меча. Я отдала тебе нефритовый кинжал…

— В тот раз ты не спросила с меня платы.

Она улыбнулась воспоминанию:

— О, ты со мной расплатился. Отец никогда не говорил тебе, зачем ему был нужен этот кинжал?

— Никогда. Я думал, он ищет его просто потому, что кинжал принадлежал матери. Но ты спасла мне жизнь.

— Ты всегда был в моем вкусе.

Ее рот раскрылся шире. В нем показалось слишком много зубов. И слишком острых, а ее язык… язык…

Он встряхнулся:

— Итак, ты отдашь мне Белый меч в обмен на красные жемчужины? Ты ведь знаешь, что значит для меня этот меч. Он мог бы освободить меня от зависимости…

— Именно так. Только за них — и больше ни за что. Меч Закона у меня. И я знаю, где найти жемчужины.

— Благородная Фернрат, я не для того плыл в такую даль, чтобы торговаться. Я, так же как и ты, презираю торговцев. Кроме того, я ничего не знаю об этом мире. Не знаю даже, как взяться за исполнение твоего желания.

Он соображал, сумеет ли добраться до Буреносца. Он отправился сюда вслед за легендой, за воспоминанием, за чем-то, о чем услышал задолго до того, как стал хозяином Черного меча. Он помнил один из первых своих снов-странствий, и женщина, встретившаяся на другой стороне мира, запомнилась ему как друг. Но с тех пор или Фернрат переменилась, или же сам он тогда был слишком наивен и неопытен, чтобы распознать ее коварство. А теперь, возможно, его рассудок замутнен желанием разорвать зависимость от Буреносца. Ибо этим клинком он убил единственное существо, которое действительно любил. Элрика захлестнула волна глубочайшего горя. Он вздохнул, отвернувшись от Фернрат:

— Моя госпожа…

Она поднималась с ложа, и при этом тело ее как будто росло, распирало одежду. От нее исходил жар или, может быть, обжигающий холод. Элрик помнил такие ночи. Ужасающие, завораживающие ночи, когда ему открывались тайны предков, и он догадывался, что именно ради них отец послал его в этот сон. А может быть, это подсказала ему она. Сейчас она сказала другое. Он нахмурился. Зачем она солгала? Или она лгала прежде?

— Госпожа, я должен уйти. Я не могу исполнить того, чего ты желаешь от меня.

К нему обратился лик громадного ящера.

— Ты — сын моей сестры. По праву крови я требую твоей помощи! Ты явился сюда за Белым мечом, уже обладая Черным. Разве ты не понимал, что придется платить? Разве ты забыл о верности своему роду, принц Элрик?

— Я не знал, чего ты потребуешь. — Собственный голос показался ему слабым и робким.

Она ответила ему мощным вздохом и, казалось, выросла еще больше.

Элрик нервно ерзал на ложе, с тоской думая о своем мече. Его терзала тревога. Нужно найти способ возобновить силы. Осталось так мало источников энергии. Кожа Фернрат из белой стала золотисто-зеленой, волосы ее шевелились сами собой. Она внушала страх, какого он не испытывал при первом визите в Хизсс, когда, существуя одновременно в двух мирах, казалось бы, только из вежливости навестил сестру своей матери — женщины, которую Садрик любил до самозабвения. В тот раз Элрик узнал больше, чем ему бы хотелось. О своих предках. О народе фурнов, который и теперь — когда его родичи рассеяны по миру или погибли вместе с Имрирром, уничтоженным приведенными им морскими разбойниками, — жил на Мелнибонэ.

Тогда он полюбил этот народ. Он любил его и теперь. Они заключили союз, впервые придя в этот мир, — изгнанники, основавшие цивилизацию, основанную на идее справедливости, неведомой тогда ни богам, ни смертным. Благодаря какой-то сверхъестественной алхимии их кровь, смешиваясь, порождала потомство. Правда, дети несли в себе черты одной из рас и никогда — обеих. Невозможно было предсказать, кто выйдет из яйца фурна или из женского чрева. Но Фернрат поведала ему тогда о существовании немногочисленных оборотней-полукровок, по своему желанию менявших облик и веками продолжавших свой род. Да, он многим ей обязан. И не прав, опасаясь ее сейчас.

— Поверь, я помог бы тебе, будь это в моих силах, — не за плату, а ради нашего прежнего союза. Как-никак, я пришел к тебе просить об услуге и с радостью оказал бы ответную.

Огромные глаза фурны смягчились. Речь изменилась, в ней вновь послышались теплые нотки:

— Напрасно я пыталась торговаться с тобой, Элрик. Но жизнь здесь сильно переменилась со времени нашей предыдущей встречи. Ты не знаешь их, но у меня есть брат, отец и другие родичи. Наш мир на протяжении веков подвергался порче. Шли войны. Ты сам видел крепости в портах. Совершались чудовищные предательства. Предательства столь ужасающие… — В ее голосе звучала горечь воспоминаний. — Мне нужна твоя помощь, Элрик. Я должна кое-что сделать. Не исполнив этого, я не могу умереть. Долг…

Быть может, она навела на него чары, но так или иначе он ощутил к ней жалость.

И все же оставался настороже. Колебался.

— Тебе нет нужды торговаться со мной, госпожа. Нас связывают древние узы крови. Я бы помог тебе и без вознаграждения. Но разве здесь не нашлось воина, чтобы послужить тебе?

— Нет. Ни один не обладает тем, что есть у тебя.

— Ты говоришь о Буреносце? Я заберу его с корабля. И доспехи. Скажу принцессе Навхе, куда собираюсь…

— Мой слуга уже доставил сюда и меч, и доспехи. Не нужно беспокоить принцессу Уйта.

Небо заполнила тьма: с юга наплывали плотные тучи. Похолодало, и альбинос вздрогнул, испугавшись вдруг за Навху.

— Никто здесь не причинит ей зла, — заверила фурна. — Но я теперь должна уйти в… почерпнуть новые силы в… Нижнем Мире.

Шум был подобен смерчу в бурном море.

Он сейчас с трудом различал ее. Мысли помутились. Стол как будто исчез, дом без огней превратился в густую тень.

Звуки ночи смолкали, и снова послышался ее голос. Он обернулся, вглядываясь в бездну. Над ним золотисто-зелеными звездами горели бесстрастные, холодные глаза. Голос еще можно было узнать, но он шипел, как пена прибоя на прибрежной гальке:

— Ты готов отправиться со мной, Элрик?

— Я сказал свое слово.

Что-то упало к его ногам. Он понял, что это, и нагнулся. Застегнул нагрудник и поножи, надел шлем, прикрепил к поясу ножны. Когда он выпрямился, длинное змеистое чешуйчатое тело опустилось с неба, и он заглянул в глубину золотисто-зеленых глаз, сознавая, что они такое и кому принадлежат. У основания длинной змеиной шеи было естественное углубление, в котором мог поместиться человек. Не так уж давно он в великих Драконьих пещерах укладывал резное вилмирское седло в таком же изгибе. Благородная Фернрат, оборотень совсем особой породы, нежно коснулась его длинным когтем. Элрик уже познакомился с ее удивительными силами, переживая первую встречу их родственных рас, но никогда не видел столь быстрого превращения. И никогда, ни в странствиях, ни во снах, он не видел, чтобы оборотень, будь то млекопитающее или рептилия, двигался столь стремительно. Впрочем, фурны были рептилиями не более, чем мелнибонийцы — людьми. Обе расы возникли в других мирах с иными богами и философией. Обе изучали достоинства незнакомой расы и наконец сошлись, оставаясь во многом чуждыми друг другу. Драконьи владыки Мелнибонэ числили этот род среди своих предков. Он давно успел понять, почему в его мире драконов называли «братьями» и «сестрами», оказывали им всевозможное почтение, вступая в беседы, даже когда они жили в измененном времени, таком, что мелнибонийцам казалось, будто их драконы спят годы и десятилетия напролет.

В Фернрат уже не осталось и человеческого следа. Перед ним была фурна, говорящая на древнем языке, общем для фурнов и мелнибонийцев. Она склонила прекрасную змеиную шею, помогая ему сесть, и отвернула голову, чтобы излишек огненного яда из защечных мешков стекал на плитки террасы, не задевая его.

Огненная драконица, словно опасаясь преследования, пронзила ночь взглядом. Ее огромные когти скрежетали по терракотовым плиткам. Крылья расправлялись все шире, готовые поднять их в темное небо под дикую и прекрасную мелодию древней Песни Полета. Спрыгнув с террасы, она разбежалась по траве в сторону обсидианово-черного моря. Острые чувства фурны заранее предупреждали ее обо всех препятствиях на пути.

А затем она взлетела.

И Элрик, оседлавший гигантское гибкое тело, невольно вскинул голову, так что холодный встречный ветер развевал его длинные белые волосы, и его голос гармонично влился в сложный напев, так же естественно, как в те далекие времена, когда два народа, его и фурнов, впервые пришли в этот дивный сладостный мир и решили править им и хранить его во имя своих идеалов.

Что пошло не так со времен их долгой идиллии? Тогда их вера в Великое Равновесие воплощалась в практические понятия порядка и справедливости. А теперь? Теперь он привык ко лжи, к тайнам, политическим и прочим сделкам. Весь мир стал темнее, исполнился угрозы. Знай он, как отражаются в Верхнем мире перемены в Нижнем, он не взял бы с собой друзей.

Но все подобные мысли растворялись, потому что он вновь летел на драконе, чувствуя медленный пульс чудовищного сердца, размеренные удары огромных крыльев и взмахи длинного мускулистого хвоста. Элрик радовался уверенной тяжести тяжелого черного доспеха, хотя ему и недоставало великого драконового копья, через которое передавались мысли.

Он понял, что они направляются на запад, вглубь материка. Когда рассветные лучи осветили иссиня-черный небосклон, они уже летели над лесом великанских сосен к башне из белого с золотыми прожилками мрамора. Строение сочетало в себе изящную красоту и практичную строгость с легким привкусом угрозы.

Фернрат, сложив крылья и выпустив вперед лапы, сгорбив шею, нырнула в глубину леса и ловко приземлилась на прогалине, на которую еще не проник свет. Дав Элрику время спешиться, она заговорила на языке фурнов:

— Теперь надо выждать. После полудня начнется турнир. Мишени еще предстоит выбрать и установить в стенах замка.

Закутав его крыльями, она устроилась на толстой нижней ветке одной из самых высоких сосен и уснула.

Вопрос происхождения

Вечернее солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы пылать оранжевым шаром. Фернрат успела изложить свой план, и они с принцем Элриком по твердой дороге из красной глины двигались к безмятежному великолепию Белого Форта, поднимавшегося фантастическим резным облаком над густой зеленью непроходимых лесов. Подойдя к выкрашенным белой краской воротам из бревен шестифутовой толщины, схваченных железными скобами, она крикнула так властно, что створки, двигавшиеся с помощью огромных противовесов, мгновенно распахнулись. Сторожа, признав черты их расы, впустили их внутрь, ни о чем не расспрашивая.

Стены форта ярусами поднимались одна над другой. Защищать эти огромные башни можно было очень долго. За каждой стеной имелся участок земли, который при необходимости мог снабжать ее пропитанием. Элрик отметил, что форт возводился из тех же соображений, как и Имрирр, — он должен был внушать трепет, оставаясь при этом неприступным. Мелнибонийцы для этих целей воспользовались островом в океане, Аддрик Хид — непролазной чащей.

Вслед за Фернрат Элрик прошел через окруженный стенами крепостной двор и поднялся по крутой лестнице в короткую галерею, которая вывела на верхний ярус амфитеатра. Ряды каменных скамей окружали продолговатый зеленый овал, где уже расставили мишени для состязания лучников. Такие же ристалища устраивали предки Элрика. Повинуясь жесту Фернрат, он сел рядом с ней, не спускаясь к занятым зрителями рядам. Она принялась повторять, что задумала и что предстоит сделать ему. Над зеленью колебалось вечернее марево, слышались отдаленные вопли мишеней, тяжелые удары бьющих в плоть стрел и рукоплескания, которыми награждали стрелка, точно поразившего намеченную точку на теле раба.

Высокое резное кресло занимал охотник за рабами Аддрик Хид, в светло-желтом одеянии, в оранжевом платке, охватившем голову и плечи. Его окружали капитаны, среди которых были и его сородичи, и люди, вооруженные и безоружные. Сейчас в нем нельзя было не признать представителя той же расы, к которой принадлежали Элрик и Фернрат. Среди его людей Элрик опознал неразговорчивого купца с «Силелы Ли». Услышав о его открытии, Фернрат кивнула:

— Он грабит эти берега уже больше двух столетий. Рабов продают в Хизссе, который существует за счет этой торговли. Такие купцы наблюдают за рынком и знают, какую цену запрашивать. Они содержат в Хизссе собственную военную охрану. Ты нашел место, о котором я говорила?

— Нашел. На дальней стороне, в самой дальней крепости.

— Чары фурнов не дадут ему заподозрить опасности, но поспеши, племянник, потому что их слишком много и я не сумею удержать их надолго.

В это время на поле настала минута затишья. Фернрат, привстав с места, громко крикнула:

— Как идет игра, брат?

Аддрик Хид в изумлении обернулся, оборвав на полуслове шутку, с которой обращался к кому-то из гостей человеческого рода. Он хорошо владел своим лицом, но вопрос отразился в глазах.

— Сестра? Отчего ты не предупредила меня? Я прикажу приготовить вам покои. Твоя свита внизу?

— За воротами, — откликнулась она. — Я не знала, будут ли мне рады.

Она чуть пошатнулась, человеческие очертания дрогнули, словно мираж, — ровно настолько, чтобы видевшие это заморгали, не поверив своим глазам. Легкий туман, казалось, выплывал из ее рта и ноздрей.

Аддрик Хид нахмурился:

— Здорова ли ты, сестра?

— О, это пустяки, брат. Мы с принцем Элриком провели в пути целые сутки. Он, как я понимаю, хочет заручиться твоей помощью. Я согласилась отвести его к тебе.

Аддрик Хид немного расслабился, услышав столь правдоподобное объяснение. Она плавно водила по воздуху ладонями. Зрителям трудно было отвести от нее взгляд.

— Поможешь ли ты мне, брат? Поможешь ли нашему родственнику?

— С радостью, милая сестра, — с холодноватой учтивостью, но без враждебности ответил он.

Элрик догадывался, что оба они с детства приучены хранить тайны даже от самих себя. Очевидно, Аддрик Хид не представлял, с каким отвращением смотрит сестра на его ремесло. Да и почему бы ей ненавидеть то, что приносит ей и избранному ею городу такое богатство? Так же и она не подозревала, сколько злобы и алчности таил в душе ее брат.

Элрик держался неприметно, изображая скромность или смущение. Аддрик Хид, забыв о гостеприимстве, словно не замечал его рядом с сестрой. Сам Элрик, кивая сородичам, привычно игнорировал людей, в том числе и знакомого соплавателя. Он выбрал место поодаль, будто хотел спокойно насладиться зрелищем встречи брата с сестрой. Никто не обращал на него внимания.

Все, кроме него, смотрели сейчас на дракона-оборотня, чье тело продолжало гипнотически раскачиваться. Выждав несколько минут, Элрик незаметно ускользнул. Никто не заметил, что он покинул свое место. Пройдя по мраморным плитам и сдвинув металлический засов, он шагнул в дверь, которую фурна приказала ему отыскать.

Единственный луч, освещавший комнату в башне, исходил от маленького стола. Это розоватое сияние сразу привлекло Элрика. Он моргнул, вскинув ладонь к глазам.

Сперва ему показалось, что сокровища вовсе не охраняются. К чему стража, когда в крепости только свои, рассуждал альбинос, подходя к красивому резному пьедесталу. Красота жемчужин отозвалась в его сердце. Точно такие, как Фернрат описывала по дороге в форт. Драгоценнейшее из сокровищ Аддрика Хида. Владея ими, он повелевал кораблем, а этот небывалый корабль давал ему власть над всеми морскими путями. Элрик в жизни и во снах повидал много необычных самоцветов — и все же был потрясен. Пульсирующие лучи цвета крови исходили от двух совершенно одинаковых безупречных багровых жемчужин неслыханной величины, с глубоким и чистым блеском. Неужели Аддрик Хид так уверен в своих силах, что оставил редчайшие жемчужины там, где на них может наткнуться кто угодно? Альбинос протянул к ним руку…

И понял, что жемчужины охраняются и что стража не человеческого рода.

Стоило ему потянуться к сокровищу, как в углу комнаты что-то шевельнулось. Кто-то захихикал, и голос, сухой, как летний колос, произнес:

— Добрый вечер, незнакомец. Ты, я вижу, оптимист. По всей видимости, еще один вор решил, что мой хозяин, увлекшись состязанием, забыл об осторожности? Что ж, возможно, благородный Аддрик Хид в самом деле уделяет своему сокровищу меньше внимания, чем оно заслуживает. Зато я ценю его как следует. — Невидимый страж тихо пискнул, словно мышь. — О да. Да. Но ведь мне легче, а? — Он снова пискнул. — Видишь ли, у меня нет других дел. Зато этим я занимаюсь с истинным удовольствием. — Снова писк. — А у Аддрика Хида так много забот! Ты уже боишься меня, смертный?

В ответ Элрик радостно расхохотался и бросил руку к левому бедру. Схватив рукоять, он начал медленно выдвигать меч из ножен.

В углу захихикали, можно сказать, лениво и добродушно:

— Мой милый смертный, лучше выслушай, кто я, прежде чем зря хвататься за оружие. У тебя еще есть время открыть эту дверь и выйти наружу. Как знать, возможно, Аддрик Хид не заметит твоей отлучки и ты останешься в живых. Видишь, я даю тебе время повернуться и, может быть, добраться до двери раньше, чем я тебя изловлю.

За новым писком последовали частые щелчки, будто мелкий грызун щелкал зубами.

Элрик вздохнул, продолжая извлекать из ножен черный клинок и вглядываясь в красноватую мглу в надежде увидеть противника.

— Ты весьма самоуверенный сторож, — заметил он.

— Возможно, я был бы скромнее, если бы отпустил безнаказанным хоть одного вора, посягавшего на эти красивые шарики. Они, знаешь ли, живые. Глаза Хемрика. Я охраняю их уже сто пятьдесят лет, с тех самых пор, как хозяин Аддрик Хид извлек меня из ада и приставил к ним сторожем.

С каменного пола поднялось и нависло над багровыми жемчужинами огромное создание. Жемчужины мерцали и подмигивали собственным светом. Элрику стало не по себе при мысли, что эти багровые глаза наблюдают за ним. Альбинос позволил себе содрогнуться, продолжая вытягивать меч. Что же за существо хранит Глаза Хемрика?

Буреносец наконец высвободился из ножен, изогнулся в руках хозяина, как живой, и издал низкий голодный вой. Хохот вырвался из горла Элрика: его наполнила знакомая жажда убийства.

Над головой с сухим шелестом развернулись и взметнулись под потолок черные крылья.

— Трус! — заговорил Элрик. — Теперь ты узнал, кто я. Боишься за свою жизнь? И за душу, если она у тебя есть? Спускайся и сразись со мной, если посмеешь, я буду рад схватке. Я предвкушаю новые впечатления. Я никогда еще не сражался с такими, как ты.

Сверху послышались прерывистый писк и чмоканье.

— Никто из смертных, сражавшихся с Асквинуксом, не побеждал. — Летучая тварь распахнула большие голубые глаза, уставившись Элрику в лицо. — Ты уже мертв, — объявила она. — Твоя жизнь принадлежит мне, потому что я знаю твою тайну. Ты не сумел восстановить Закон в своем распадающемся мире.

— Ты путаешь меня с кем-то, почтенное чудище. Я если и погибну, то не ради Закона, а ради себя или за Хаос. — Элрик непринужденно помахал мечом. Его черное сияние встретилось с кровавым и влилось в его биение. — Впрочем, это зависит от моей удачи и от князя Ада, которому я служу. Мой покровитель — Ариох из Хаоса, один из великих владык Энтропии.

— Он не властен здесь. Герой погибнет в чужом мире.

В потемневших голубых глазах чудовища мелькнуло замешательство. Его плоское черное рыло подергивалось. Он вдруг распахнул алую пасть с блестящими зубами, острыми, как кинжалы, и медленно облизнул странно вырезанные губы длинным синим языком.

— Не знаю, каким неумелым колдовством твой хозяин извлек тебя из Дальнего Ада и удерживает здесь, но советую тебе, маленький демон, — держись от меня подальше, если сумеешь. Я — Элрик. А меч в моих руках был выкован в пламени проклятых, чтобы служить Хаосу, как я служу владыке Ариоху. Этот клинок зовется Буреносец, и он так же голоден, как ты. И я тоже голоден.

Демон опять запищал. Звук с каждым разом становился тоньше, почти неуловимым для слуха, но почему-то все более угрожающим. Хлопнув крыльями, он снова взмыл к потолку и завис там, уставясь синими глазами в алые глаза Элрика. Затем его взгляд метнулся к жемчужинам, и из пасти вырвался короткий недоуменный вздох. Синий язык вновь облизал клыки в распахнувшейся пасти, словно пересчитывая их. Затем зубастые челюсти сомкнулись с пронзительным свистом, глаза вспыхнули, и тварь спикировала на Элрика. Тот извернулся, чтобы встретить Асквинукса лицом к лицу, но тварь оказалась проворнее. Ее узкий коготь врезался в броню на спине, мешая прицельно нанести удар.

Элрик, в глазах которого горела жажда битвы, запрокинул голову и провыл:

— Ариох! Ариох, помоги мне!

Выкрикнув имя покровителя, он отмахнулся мечом через левое плечо и услышал, как треснули кости демона.

Асквинукс вдруг завопил, страшно разинув красную пасть. Звук заполнил всю башню. Широко взмахнув клинком над головой, Элрик рассек узловатую плоть чудища. Отвратительный визг раздался, когда демон извлекал когти из кирасы. Потом он отлетел в темный угол и учащенно задышал там, разевая уже белую пасть и выворачивая голову, чтобы вылизать пенящуюся, брызжущую кровью рану.

— Ты сильнее меня, это правда, — произнес демон с мертвенным спокойствием. — Но я должен попытаться тебя убить, иначе я нарушу договор с Аддриком Хидом, а тогда меня ждет гибель еще более мучительная. Скоро подойдут его воины, и ты сгинешь на остриях тысячи мечей.

Демон с явной неохотой хлопнул крыльями, снова нацелившись подцепить врага когтями. Но на сей раз тот был готов и, увернувшись, вскинул Буреносец. Демон шарахнулся, выкрикивая ругательства на своем языке. Тогда Элрик прыгнул к нему, нацелив меч острием, и чудище взвилось вверх, закружилось под потолком башни, пытаясь обогнуть альбиноса. Как видно, других уловок он не знал. Элрик нарочно подставил ему спину, а услышав, что демон спускается, развернулся, вложив в меч всю инерцию движения, и рубанул противника по ногам. Тот взвыл и уже не умолкал. Ихор потоком хлынул из раны. Асквинукс забил крыльями по окрасившемуся багровым воздуху. Элрик снова ушел вниз и в сторону, уворачиваясь от атаки. Затем он нанес колющий удар в прыжке. Лезвие, пройдя через плоть, наткнулось на кость. По комнате распространилась мерзкая вонь. Черная кровь закипела. Демон отчаянным усилием потянулся вдруг к огромным жемчужинам.

Элрик снова взмахнул мечом. Буреносец издал довольный вой: он утолял голод, и Элрик ощущал, как перетекает в него темная сверхъестественная энергия. Он дрожал, потому что каждый нерв в нем натянулся, каждый мускул сводила судорога. Размашистым ударом он отрубил лапу, готовую сграбастать сокровище.

Лапа и отдельно от тела продолжала движение к пульсирующим красным жемчужинам. Демон с воплем заклацал зубами. Элрик ухмыльнулся, смел конечность в угол и сделал новый выпад.

Асквинукс заскулил, признавая свое поражение, между тем Буреносец мурлыкал, как сытый кот. Альбинос протяжно, прерывисто вздохнул. Асквинукс завис над самыми жемчужинами, все еще надеясь исполнить договор. Он знал, что наказание за неудачу будет хуже смерти. Кажется, в его огромных синих глазах мелькнула мольба о пощаде. Но Элрик никогда не отличался милосердием. Оно было чуждо всему его роду.

Он срубил демону вторую лапу. Тот в бешенстве завертелся в воздухе, щелкая зубами и разбрызгивая ихор.

— Ты никудышный страж, — заметил Элрик. — Хотя и лучший, какого мог заполучить Аддрик Хид.

Демон обратил к нему безнадежный взгляд голубых глаз и, стуча длинными клыками, между которыми мелькал красный язык, заговорил:

— Было предсказано, что мне не пасть в бою с живым, не быть убитым смертным, но я и подумать не мог, что меня может сразить мертвец или столь могущественная сила, что живет в твоем клинке. — Последние капли силы истекали из него и, пульсируя, передавались мечу, который, взяв свое, отдавал остатки грязной энергии Элрику. — Кто из вас хозяин? Ты или клинок?

Рана от когтей демона горела огнем, и, несмотря на обновленную силу, Элрик истекал кровью. На подгибающихся ногах он шагнул к столу, поднял одну за другой тяжелые жемчужины, опустил их за пазуху, под доспех, и одной рукой затянул шнуровку рубахи.

Хорошо, что он не вложил в ножны Буреносец. В следующее мгновение дверь распахнулась и в проеме появился молчаливый торговец с корабля в окружении дюжины собратьев по ремеслу. Все были в доспехах и вооружены до зубов. Они не ожидали застать Элрика на ногах и еще меньше — увидеть, как он последним ударом добивает корчащегося стража Асквинукса.

Будь дверной проем пошире, они бы попятились, но здесь это было не так просто, и работорговцы стали опасливо наступать на альбиноса, растягиваясь полукругом. Он улыбнулся, словно радуясь их приходу, и едва ли не лениво поднял меч. Элрик тяжело дышал после схватки, но порченая энергия демона питала его, и он лишь смутно сознавал, что по спине под доспехами струится кровь.

— Рад видеть вас, господа! — Он отвесил короткий поклон. — Сказать не могу, как я изголодался.

Куда менее уверенно, чем поначалу, оскальзываясь в вонючей темной крови, они все же начали смыкать круг.

Элрик беззаботно рассмеялся, наслаждаясь их страхом, и насмешливо погрозил им рычащим ненасытным клинком. Их глаза сузились, альбинос же изящным движением снес голову ближайшему воину. Противники попятились, в панике расталкивая друг друга. Теперь они думали только о бегстве, однако Элрик быстрым движением встал между ними и умирающим демоном. Он отвел руку за спину и как мог плотно прикрыл дверь — отрубленная голова откатилась к порогу и застряла между створкой и косяком. Сквозь оставшуюся щель в башню проникал луч света. Элрик снова сделал ложный выпад — движение пастуха, собирающего стадо. Когда все сбились в кучу в полосе света, он взмахнул огромным стонущим клинком и рассек одного так, что половина туловища отвалилась назад, а другая вперед.

Почувствовав, как наполняет его энергия работорговца, Элрик издал восторженный клич. Еще удар, и две руки шлепнулись в лужу, натекшую из демона. Он колол и колол, глубоко вбирая в себя энергию умирающих, а когда в живых остался только угрюмый пират, вонзил клинок точно в его бьющееся сердце, выплеснувшее силу в меч и через него — в пылающее тело Элрика. Его белая кожа горела серебристым светом, красные глаза победно сияли. Он поднял голову в ореоле молочно-белых волос и расхохотался, наполнив башню диким торжеством, отозвавшимся во всех мирах множественной вселенной.

Наскоро переведя дыхание, Элрик шагнул за дверь и увидел обращенные к нему из амфитеатра потрясенные лица. Аддрик Хид и его пираты застыли, выпучив глаза. А Фернрат вихрем бросилась к нему, выкрикивая:

— В казармы рабов! За мной!

— В казармы рабов? Ты хочешь их освободить?

— Это тоже. Если сумеем. Помогло бы выиграть время.

Аддрик Хид и его остолбеневшее воинство только начинали понимать, что происходит, а альбиносы уже сбегали по наружной лестнице башни. Фернрат вооружилась тяжелым, отлично сбалансированным боевым топором, с которым обращалась с отменной ловкостью. Вдвоем, под кровожадную песнь Буреносца, они сметали всякого, кто вставал у них на пути.

Наконец они остановились в длинном коридоре, пахнувшем нечистотами и гниющей плотью. Всюду, где нашлось место, были прикованы мужчины, женщины и дети, которых Аддрик Хид забирал с кораблей и в прибрежных городах, чтобы продать на рынке рабов в Хизссе. Здесь были самые крепкие. Остальным выжить не удалось. Несколько трупов еще висели на цепях рядом с живыми. Кое-кто из рабов поднял головы в безнадежном любопытстве. Все они уже смирились с судьбой.

Фернрат сразу направилась к большой клетке в дальнем конце коридора. Редкие прутья решетки здесь были в четыре раза толще обычных. Элрик отстал от нее, задержавшись, чтобы перерубить все цепи, до которых мог дотянуться, и освободить побольше рабов. В особенности мужчин. Он предвидел, что Аддрик Хид со своими подручными скоро окажется здесь, и хотел поставить на их пути людей, сражающихся за свои интересы.

Когда он догнал Фернрат, та уже отодвинула тяжелые засовы. За решеткой, уставившись в ничто пустыми глазницами, неловко заломив крылья, поджав лапы с подрубленными и окованными медью когтями, сидел дряхлый, как сама смерть, фурн.

Фернрат потянулась к нему, погладила бледно-серые кожистые чешуи, ласково приговаривая на древнем языке своего народа:

— Отец, это я, твоя дочь Фернрат. Я пришла тебя освободить.

— О дитя, для меня уже нет свободы. Лишившись зрения, я навсегда останусь здесь. Мне уже не взлететь. Я навсегда останусь пленником твоего брата. Надежды нет, дочь. Напрасно ты рисковала, и Аддрику станет известно о том, что знаем только мы с тобой.

— Теперь все по-другому, отец.

В дальнем конце коридора послышались крики и шум боя. Освобожденные рабы не собирались снова терять свободу. Они понимали, что им выпал последний шанс. Это сознание придавало им силы для сопротивления, хотя среди них было не много настоящих солдат. Лязг металла сказал Элрику, что кое-кто уже добыл себе оружие. Однако он понимал, что лишь чудо позволит им долго продержаться против опытных воинов Аддрика Хида.

Элрик глубоко вздохнул, приготовившись сражаться против целого войска. В его вздохе не было горечи.

Польза соглашений со сверхъестественным

Старого фурна звали Хемрик. Он был отцом Фернрат.

— Он провел здесь больше двух веков, — сказала она альбиносу, — умирая ради успешной торговли моего брата.

— Твой брат — негодный образчик своей расы! — с отвращением отозвался Элрик. — Он держал собственного отца с рабами-людьми?! Это в лучшем случае неприлично, госпожа. Если уж ослепил и посадил в клетку собственного родича, найди ему место среди своих.

Она не стала тратить время на ответ:

— Быстро, жемчужины. Дай мне жемчужины.

Элрик вытащил их из-за пазухи, почти угадав, что она задумала. Погладив длинную морду отца, Фернрат убедила старого фурна склонить голову, взяла с ладони Элрика мерцающие багровые жемчужины и по одной бережно и нежно вложила в давно затянувшиеся рубцы глазниц, напевая при этом долгое мелодичное заклинание. Элрик зачарованно следил, как шары начинают обрастать плотью. Фурн вдруг моргнул. И еще раз. Он обрел зрение!

Сражающиеся у входа в коридор рабы, защищавшие своих детей, отступили перед вооруженными воинами Аддрика Хида, но тут две багровые жемчужины озарились пульсирующим светом. В них засветилось сознание. А за сознанием пришел гнев. Яд старого фурна давно высох, но прекрасная длинная морда дернулась и выдохнула переполнявшую его ярость.

Низкий гул нарастал в его широкой груди. Старец поднял голову, и острые чешуи — каждая в рост высокого мужчины — забряцали на груди, а на гибком хвосте поднялся и гордо расправился гребень. Даже Элрика потрясло это преображение. Гул звучал все ниже и громче. Дракон поднялся на могучие лапы и моргнул. Из каждого его глаза выкатилось по капле крови. Лик, обратившийся сперва к дочери, а потом к Элрику, выражал великодушие и глубокую печаль, исполненную горькой мудрости.

— Со зрением приходит сила, — произнес он на языке фурнов и опять моргнул. На этот раз из глаз упали слезы.

Элрик только теперь заметил, что рабы отступили и пробегают мимо него, надеясь скрыться в лесу.

Аддрик Хид ворвался в казармы. Светловолосый, одетый в броню, он восседал на тяжеловесном боевом коне. За ним теснились всадники и пехотинцы. Рабы большей частью побросали оружие и, подхватывая на руки детей, выбегали на свет, чтобы тут же погибнуть от стрел лучников.

— Подобно всем городам, за исключением Хизсса, — сказала Фернрат, — Белый Форт строился для войны.

Она смотрела, как ее отец разминает так долго остававшиеся без дела крылья.

Прямо у них над головами грянул гром, крики ужаса смешались с грохотом металла.

— Новый колдовской трюк Аддрика Хида, — сказала Фернрат. — Колдовство и научило его превращать своих предков в рабов и использовать их.

— Верно, — согласился Хемрик, отыскивая ее непривычным еще взглядом, в котором светилась нежность, давно не появлявшаяся на лицах его сородичей-мелнибонийцев. — Мы были слишком доверчивы. Когда мы отказались летать ради него, он лишил нас глаз и заставил плавать. Я убил бы своего сына, если бы мог.

— Убьешь, когда мы найдем его, отец, — пообещала Фернрат, но этого обещания она предпочла бы не исполнять.

Новый раскат грома. С неба? Аддрик Хид запрокинул красивое надменное лицо — он сам был удивлен. Натянул поводья своего коня, взглянул вверх, по сторонам. Рабы, не найдя выхода, сгрудились возле Элрика. Они оказались в ловушке. Элрик понимал, что даже Черный меч не поможет ему оборонять такую толпу.

Мелькнула мысль о переговорах, но сила, наполнявшая его разум, тело и душу, была не из миролюбивых: ей чужды были жалость и раскаяние. Неестественное сочувствие к человеческим существам привело когда-то мелнибонийца в Молодые королевства и дальше. Он хотел постичь их мораль и смирение, их любопытство — все, что утратил его род. Инстинктивно он понимал, что без этих свойств его народ не выживет. Затем беспощадная гордость мелнибонийца вернула его домой и привела к тому самому, что он стремился предотвратить. Он сам принес гибель своему народу, сжег его башни и положил конец его могуществу. Единственные силы, оставшиеся в нем от Мелнибонэ, — это его фамильное колдовство и история его рода, договоры, заключенные с Хаосом во времена потрясений, давным-давно, когда сделки с Хаосом еще были возможны. Побывав в других измерениях, в том числе в прошлом и настоящем своей семьи, он узнал об этом договоре, но овладел только умением пополнять жизненную силу жизнями других разумных существ.

Воинство Аддрика по гулким переходам подступало к Элрику — к могущественному нерассуждающему существу со стенающим Черным мечом, по которому змеились красные руны, — к последнему императору вымирающей расы, за спиной которого толпились оборванные рабы, стояли женщина-альбинос и ее дряхлый отец. По приказу главаря пиратов вперед выступили лучники. И тут вновь прогремел гром. Элрик заметил, как сквозь ряды к Аддрику Хиду пробивается вестник. Брат Фернрат поднял руку, удерживая своих людей, и повернулся в седле, чтобы выслушать известие.

Изможденные рабы принялись подбирать брошенное оружие.

Элрик не ожидал столь удачного для него оборота, но, как опытный стратег, немедля криком двинул свою жалкую армию в атаку, и толпа рабов, сломив сопротивление пиратов, обратила последних в бегство.

Воины Аддрика Хида были опытны и отважны, но первое же столкновение с Элриком повергло их в ужас: они увидели призрак из своего собственного прошлого — черный смертоносный смерч, поглощающий жизни, с завывающим рунным клинком из легенд, с пылающими алыми глазами, преследовавшими их в кошмарных снах. Оставшись без предводителя перед лицом самого князя Хаоса, присутствовавшего и в их Пандемониуме, они не осмелились противостоять ему. Фернрат пришлось обратиться к Элрику на высокой речи фурнов, чтобы тот опомнился, опустил меч и недоуменно осмотрел груду трупов тех, кто стал пищей ему и Буреносцу. Сколько проклятых душ!

Под непрестанные раскаты грома Элрик поднял голову и увидел, что стены содрогаются. На них дождем сыпались щебень и известка.

Оставив рабов охранять дряхлого фурна и стеречь пленных, Элрик с Фернрат добрались до ближайшей лестницы и начали подниматься по ней. Добравшись до галереи, окна которой выходили на другую такую же, они увидели, что по всей крепости идет бой. Повсюду валялись тела воинов в янтарной броне. Грохот понемногу затихал. Небо очистилось, и солнце превратило облака в бледное золото. Сверху послышался крик:

— Элрик! Мы думали, ты погиб!

Альбинос поднял голову. В разбитом окне верхней галереи виднелась ухмыляющаяся физиономия рыжего Мунглама.

Безумие понемногу покидало Элрика. Он ощущал что-то похожее на радость, когда взбегал по лестнице навстречу друзьям. С Мунгламом были принцесса Навха и Сита Тин, девица из таверны. Все они держали в руках мечи и скалились усмешкой волков, победивших в жестокой драке. И тут, как будто судьбе еще мало было совпадений и она вздумала втянуть в события все множество миров, появились жрицы Ксиомбарг, довольные совершенным благодеянием и восстановлением справедливости.

— Наша госпожа отозвалась, и мы достигли соглашения, — объявила одна из них, поправляя съехавший набок венец.

— Соглашения?! — Элрик знал, что боги Равновесия редко идут на невыгодные для них сделки.

Но тут вмешалась Сита Тин:

— Где рабы? Все еще в темнице?

Элрик пожал плечами:

— Некоторые там. Другие разбежались по лесу.

Он не понимал ее интереса.

Сита Тин вложила клинок в ножны и заглянула вниз, потом поспешила в ту сторону, откуда появились Элрик с Фернрат.

Элрик обратил к друзьям вопрошающий взгляд.

Мунглам со вздохом поскреб в затылке:

— Потому она за мной и увязалась. С самого начала собиралась распродать все ценное и выкупить у работорговцев мужа. Его захватили в прошлом плавании.

— Значит?… — нахмурился Элрик.

— Ага. Она меня использовала. А теперь спешит узнать, жив ли ее благоверный. — Мунглам вздохнул. — Все же, смею сказать, несколько недель она была вполне довольна заменой.

Он с надеждой покосился на одну из молодых жриц, но та придвинулась к своей подруге, и он снова вздохнул.

— Значит, все эти разрушение — дело Ксиомбарг?

Элрик утирал с лица соки чужих жизней.

— Мы хорошо сражались, но не справились бы без ее ужасной помощи. — Навха шагнула к нему. — Конечно, мы и сами неплохо поработали мечами.

Заметив, что кровь на ее мече схватилась коркой, она огляделась. Наклонилась, сорвала плащ с мертвеца и протерла сперва меч, а затем кинжал.

— Где Аддрик Хид? — спросила Фернрат, оглядывая поле битвы. — Он выжил?

— В некотором роде, — отозвалась принцесса Уйта. — Зная о вашем родстве, я умоляла пощадить его. Но я чуть не опоздала. Ксиомбарг…

— Где он?

Навха нахмурилась, соображая:

— Двумя уровнями ниже и… — она помотала головой, — левее. Там его знамена и конь. Только он едва жив. Ксиомбарг успела его обглодать.

Фернрат уже бежала к лестнице, ведущей вниз, окликая по именам отца и брата.

— Еды здесь хватило бы на целый пир. — Элрик из любопытства последовал за Фернрат, а остальные потянулись за ним. — Что же, Ксиомбарг ограничилась такой платой? — Он указал на горы трупов.

Навха рассмеялась:

— Не думаю. Я обратилась к жрицам, когда стало ясно, что во всем этом участвуют сверхъестественные силы. Мунглам с девушкой вернулись из города, чтобы защитить тебя, но Фернрат уже… уже преобразилась. И унесла тебя.

— Откуда ты узнала, куда мы направляемся? — спросил он, спускаясь по заваленной трупами лестнице. — Каким образом?

— Мы успели увидеть, как вы улетали. А Сина Тин знала про Белый Форт и как туда попасть.

— Быстро же вы добрались!

— Тут тоже замешана Ксиомбарг. Жрицы призвали свою богиню, и она перенесла нас сюда.

— Без жертвоприношений?

— О, она наелась вдоволь. Да еще в доме Фернрат нашлась ценная для Ксиомбарг безделушка. Ради нее она все это и проделала.

Фернрат они нашли среди луж крови и расчлененных тел, среди обломков янтарных доспехов, отброшенных, как раковины высосанных досуха устриц. Она сидела на мраморном полу, горестно качая головой, и держала на коленях бесформенный красный обрубок. Элрик разобрал, что это, — все, что осталось от человека. Аддрик Хид, гордый пират, принц и работорговец, дышал с трудом, и кровь пузырилась на его губах. У него не было ног и одной руки до плеча, а один бок выглядел так, словно его пожевали и выплюнули. Ксиомбарг прервали посреди трапезы.

Аддрик попытался заговорить, но не сумел.

Внезапно что-то огромное заслонило окно. Неловко зацепившись за подоконник, дракон, хлопая огромными крыльями, перевалился на галерею. Могучая белая грудь сверкнула на солнце, тяжелый хвост хлестал по стенам, длинная светлая шея изогнулась, опустив к лежащему массивную голову ящера с пылающими алыми, как у Элрика, глазами. Красные жемчужины, вернувшиеся к жизни, обратились к проносящимся в вышине золотистым облакам.

Красные глаза фурна полыхнули, из длинной пасти вырвался стон, и он на прямых ногах двинулся к телу сына, обратившего отца в рабство. Ярость вдруг покинула его. Огромные светлые крылья обняли останки сына, он поднял умирающее создание, и странный жалобный звук вырвался из глубины его груди.

— Я не могу, — пробормотал Хемрик. — Не могу.

Он повернулся к окну, не опуская то, что недавно было Аддриком Хидом, тяжело вспрыгнул на подоконник и взвился в воздух. Пронзительная жалоба вместе с ним взлетела над дальним лесом.

Оглянувшись на Фернрат, Элрик увидел, что она беззвучно плачет, провожая глазами отца и склонив голову, чтобы лучше слышать. Затем она отвернулась, гордо выпрямившись. Увидела Элрика, но подошла не к нему, а к высокому разбитому окну, чтобы дольше видеть скрывающегося вдали отца и несчастного брата.

Когда спустя несколько мгновений она обернулась к альбиносу, глаза ее сверкали зеленью и язык, мелькавший между зубами, не был человеческим.

— Он по справедливости заплатил за все, что сделал. Его кровь и кровь его последователей напитает лес, и чаща скоро скроет Белый Форт. Он получил по заслугам. Но я теперь последняя в роду, по крайней мере на этой стороне мира. — Она издала протяжный шипящий вздох.

— И на той, — сказал Элрик. — Среди нас не осталось никого, кто был бы одновременно фурном и нефурном. Никого, кто связывал бы историю двух рас. Никого. Кроме твоего отца.

Она вздохнула, но уже без гнева:

— И теперь оба мы отомщены.

Хемрик, старейший из расы фурнов, отец Фернрат и отступника Аддрика Хида, ослепившего его и принуждавшего опускаться под воду, чтобы возить корабли пиратов, летел над золотой линией горизонта, и в его пронзительном крике сливалась радость полета и боль потери.

— Аддрик Хид всегда ревновал отца, — прошептала Фернрат. — Сколько лет они с князьями Крови замышляли поработить истинных фурнов — не полукровок, подобных мне. А когда пришло время похищения, у меня не хватило отваги и твердости восстать. Я видела, как выводят великие руны, накладывают великие заклятия, и вот фурны лишились глаз и стали рабами. Прежде их впрягали в корабли и принуждали лететь над водой, направляя острыми стрекалами. Но они старели и уже не могли подниматься в воздух. Тогда Аддрик Хид додумался строить на них корабли, превратив их крылья в весла, чтобы легко догонять любую добычу и устрашать таинственностью сопротивляющихся. У меня не было выхода. Брат поклялся, что, если я откажусь ему помогать, он запытает отца до смерти. И я стала его представителем среди работорговцев Хизсса.

— Вот почему Хизсс — единственный неукрепленный город на всем побережье, — понял Элрик. — Ему не нужны были стены, потому что Аддрик Хид никогда на него не нападал. Да и города-крепости он предпочитал оставлять в покое, грабил беззащитные суда, после того как один за другим умерли его драконы. — В голосе альбиноса слышалось вроде восхищения. — С таким предательством даже мне не посоперничатъ.

Она горестно улыбнулась, но ответ прозвучал с едкой иронией:

— Да, немногие способны на такое.

Элрик смотрел, как белый дракон возвращается. С ним уже не было останков сына. Хемрик покружил над ними в высоте, скользнул вниз, проплыл над вершинами деревьев, и Элрик на миг позавидовал своему прародителю, видевшему рождение империи Мелнибонэ и пережившему ее.

Он оглянулся. Две жрицы вместе с остальными стояли сзади в нескольких шагах от него, любуясь полетом старого фурна.

— Мы должны поблагодарить вас за вмешательство, — обратился к жрицам Элрик. — Но позвольте спросить, какую цену ваша покровительница запросила за помощь?

Служительницы Ксиомбарг переглянулись.

— Строго говоря, мы не вправе были предлагать эту цену, — начала одна.

— Но настоятельная нужда требовала согласиться. — Навха шагнула вперед, чтобы лучше видеть кружащего в небе дракона. — Она знала, что это хранится в твоем доме, госпожа Фернрат. Знаю, что это твоя собственность…

— Но на другую плату она не соглашалась, — не без смущения вступила вторая жрица. — Таким образом, Равновесие восстановлено и Хаос в великой космологии этого измерения поставлен на надлежащее место. Такова была воля Ксиомбарг. Ведь как вы, принц Элрик, служите герцогу Ариоху, так и мы служим его сопернице и союзнице.

— А… — Фернрат быстро поняла, что произошло. — Но эта вещь была уже обещана. Мною.

— У нас не было выбора.

— Речь идет, как я понимаю, о Белом мече? — Фернрат обвела усталым взглядом картины страшного опустошения.

— Верно! — Мунглам явно удивился ее догадливости. — Эта Ксиомбарг ничего другого не брала, а время поджимало.

То, что случилось после этих слов, поразило всех.

Никогда, даже обнажив Буреносец и погрузившись в восторг кровопролития, Элрик так не смеялся.