Между верой и сомнением

Благими намерениями вымащена дорога в ад

Благими делами вымощена

дорога в рай

Я стоял и мысленно проклинал все сверхсилы, имена которых мог вспомнить. Банальнее ситуации представить было невозможно. Разумные создания рвут друг друга из-за падали, лишь потому что у них разное чувство справедливости.

Обстановка накалялась. Жители требовали отдать им преступника-насильника. Молодой мужчина, стоя на коленях и обливаясь слезами, клялся отцу Бернарду всем, чем только мог. Рыцари обнажили оружие. Я же искал ответ на вопрос, что такого могло произойти, что жители деревни настолько сильно хотят порвать жертву на куски.

Оскорбления становились всё острее. В воздухе мелькнул стальной кулак, и один из стражи ударил в лицо слишком близко подошедшего мужика. Тот упал назад, и, поднявшись, сплюнул на землю кровь.

Внезапно крики и брань стали заметно тише. Настал тот самый миг перед неизбежным. Я повернулся к дроу и быстро спросил:

— Наших сил хватит?

Танисса так же быстро ответила:

— Лишь на считанные секунды, потом — только убивать.

Я быстро указал на островок пустого пространства между двумя противоборствующими сторонами, а сам выдернул из тубуса картину и кровью призвал Трисобакен, пока Танисса пыталась удержать самых буйных болезненными ударами. До того, как пес появился, я приказал оказаться рядом с дроу и рычать что есть сил.

Танисса поняла: скиталец задумал использовать демонов. Идея ужасна, но лучшего способа завладеть вниманием толпы не было. В воздухе мелькнул камень, зазвенела сталь шлема, и один рыцарь опустился на колено, схватившись за голову. Другой захотел напасть на ближайшего селянина.

Дроу рванулась вперед. Она успела оттолкнуться от выросшей перед ней закованной в броню спины и подпрыгнула. В воздухе она выпустила стрелу, едва натянув тетиву. Раздался звон стали: стрела нашла щель в доспехах, и мечник замер. Танисса приземлилась, развернулась на пятках и ногой ударила самого буйного крестьянина. Тот упал назад в толпу. В это время один из лучников-церковников опомнился и хотел было натянуть тетиву, но дроу оказалась быстрее и уже целилась в него:

— Только попробуй!

Джандарка ледяным голосом приказала:

— Следующий, кто попытается двинуться, умрет.

Ее слушали, но этого было мало. Обстановка была накалена до предела. Дроу почувствовала рядом тепло, успела прислушаться и приготовиться к худшему, и в этот момент раздался громогласный рык.

Плащ Таниссы затрепетал, будто от сильного ветра. Крестьяне дружно сделали несколько шагов назад. Кто-то упал на землю, и практически все уронили то, чем готовились защищаться. Рыцари тоже сделали шаг назад и сомкнули свои ряды. Испуганные, они готовились биться до конца.

Я убрал картину в тубус, повесил его под плащ и прошел сквозь толпу. Подходя к церберу, я встретился глазами с тремя недовольными мордами. Я обратился к ним на своем родном языке:

— Знаю. Должен. Не сомневайся. Как только будет шанс, верну сполна. Не сомневайся, рядом со мной для тебя всегда найдется подарок.

Пес многозначительно обвел взглядом людей вокруг, но я отказал ему:

— Сейчас нельзя. Я решил быть миротворцем. Сам знаю, идея идиотская. Придется ждать. Мы еще можем доверять друг другу?

Три головы осмотрели меня, словно собирались съесть. Цербер сел, повернувшись ко мне боком. Я достал «клык» и ударил цербера:

— Не сомневайся. Рассчитаюсь с тобой.

Я окинул взглядом людей вокруг и повернулся к отцу Бернарду, у ног которого прятался неизвестный мне преступник:

— Отец Бернард, я считал вас миротворцем. Зачем ваши рыцари направляют оружие на мирный безоружный люд?

— Мы спасаем этих людей от страшного греха…

Я перебил его и указал на рыцарей с оружием в руках:

— А разве они не совершают страшный грех?

Отец Бернард возразил сильным и уверенным голосом:

— Защищать чужую жизнь — не грех.

Я смотрел на Бернарда и не понимал, что происходит. И если раньше подобное я легко списывал на недостаток информации, то теперь так было нельзя. Я отлично знал цели этого человека и должен был понимать, что он делает. Все знания, которые передала мне дроу, меня подводили. Точнее, я не видел очевидного ответа, который был передо мной, но это было неважно. Важно одно! Нам нельзя было допустить ссоры с местными — а то придется думать, как избавиться от навязчивых церковников. Их будет необходимо уничтожить.

Я снова чувствовал, что лезу в игру намного больше меня, и далеко не в роли игрока.

— Отец Бернард, прошу вас не вмешиваться в разборки МЕСТНОГО населения. Здесь ИХ законы!

— Никто не вправе встать над законами Божьими! Люди, я прошу справедливого суда для этого человека. Нельзя казнить невиновного.

Мне совсем не нравилось вмешательство церкви в дела местных. Не знаю отчего, но именно сейчас я хотел увидеть уважение отца Бернарда к чужим законам — даже не оборачиваясь, я чувствовал в местных жителях противоестественную человеческой природе жажду крови.

— Бернард, прошу, хватит. Пусть люди сами решают свои проблемы. Мы им не указ.

От толпы отделился глава деревни, встал рядом с нами и обратился к отцу Бернарду:

— Достопочтимый отец Бернард. Уж коли бродягам ведомо уважение к хозяевам сих земель, не к лицу вам спорить с ними. Позвольте людям провести суд и наказать виновника.

Виновный стоял на коленях и причитал:

— Прошу, не отдавайте меня им. Они отца моего убили! Брата убили! Меня убить хотят!

Отец Бернард вежливо кивнул главе и заговорил добрым властным голосом:

— Я уважаю вас и ваши законы, но нет законов выше, чем законы божьи. Я взываю к вам, люди, и прошу справедливого суда.

Послышался гомон. Я оглянулся по сторонам и увидел в глазах некоторых звериное желание крови. Глава громко окрикнул людей, и звуки стихли. Он приказал всем разом и Бернарду лично:

— Сэр Бернард! Будет вам суд. Сегодня в полдень. Виновный будет наказан!!! Желаете спасти это отребье — займите его место.

За эти тревожные пару часов я успел узнать немного подробностей. Селянин Генри вчера на концерте повеселел больше, чем следовало. Начал приставать к девушкам, но не снискал популярности, так как его семью в деревне недолюбливали. В конце праздника многие молодые пары разбрелись по сеновалам. А утром к одному из местных отцов пришла дочь с разорванным платьем и в слезах рассказала о нападении Генри. До того, как его успели схватить местные мужчины, он услышал шум и успел прибежать к рыцарям, моля о защите. Остальное я видел сам.

К полудню все собрались у сцены, которая стала местом судилища. Отец Бернард стоял рядом с Генри с одной стороны: он вызвался помочь ему защитить честь, но интуиция пыталась о чем-то меня предупредить. Глава местного поселения Томас стоял рядом с девушкой Авой и планировал доказать вину Генри. Бернард не хотел понимать местных, считая, что они слишком глупые и наглые, а местные не хотели понимать церковников. Я же не был ни на чьей стороне, поэтому судьей назначили меня.

Первой говорила Ава. Девушка долго говорила о концерте и даже немного похвалила Карла, и я настойчиво попросил ее перейти к делу. Она продолжила рассказывать, кто с кем танцевал и кто к кому приставал, и я повторил просьбу.

Ава, наконец, послушалась:

— Я ушла немного раньше того, как закончилась музыка. Генри вызвался проводить меня до дома… Хотя я была против…

Генри вспылил:

— ЛЖЕШЬ, ДЕВКА! Ты сама меня пригласила!

Я повернулся к Бернарду и строго сказал:

— Если он еще раз перебьет другого человека, я потребую завязать ему рот до конца суда.

Отец Бернард говорил вполне мягко:

— Но если дева хочет ввести вас в заблуждение, стоит…

Я остановил речь Бернарда:

— Не стоит тратить слов и времени, отец Бернард. Каждый говорит в порядке очереди. Кто не согласен, тот молчит и не удостаивается права слова.

Отец Бернард странно улыбнулся и положил руку на плечо Генри. Я пару раз отметил, как сжимались его пальцы, не давая мужчине кричать невовремя.

Ава продолжила:

— Хотя я и была против, он увязался за мной. Мне идти недалеко, думала, ничего плохого произойти не успеет.

Голос девушки немного задрожал:

— Двор Малевских находился близко к дороге, и ворота были открыты. Генри схватил меня за локоть и потащил туда. Я испугалась и не знала, что делать. Хотела крикнуть, но он приказал молчать. Повалил на сено… А дальше… Порвал одежду…

Девушка заплакала и спрятала лицо в ладони. Глава Томас взял ее за плечи и обратился ко мне:

— Надеюсь, вам не требуются все подробности произошедшего⁈

Я кивнул:

— Пока нет. Но если вдруг возникнет необходимость, то девушке придется рассказать и их. Генри, твоя очередь.

Генри торопливо огрызнулся:

— Лжет девка.

Я зло приказал:

— Обойдись без оценки чужих слов! Только по делу. Вечер концерта. Расскажи, как ты его покинул.

Генри тихо обматерил меня и начал говорить:

— На концерте она несколько раз откровенно ко мне приставала и всем видом показывала, что желает меня. Я думал, она выпила лишнего. Поведение ее мне было странно. Я не хотел провожать Аву, но она меня попросила: сказала, что не нашла себе пары. Мы пошли по улицам, и, когда проходили мимо двора Малевских, Ава сама пригласила развлечься. На сеновале она такое вытворяла, чего не каждая опытная женщина умеет. После я ушел, а она осталась довольная лежать там и обещала повторить.

Я вздохнул: известное дело. Я обратился к спорящим:

— У кого из вас есть свидетели, чтобы подтвердить ваши слова?

Со стороны Авы нашлись целых пять девушек — они рассказали о грубости Генри по отношению к ним — и два парня, которые видели, как обвиняемый против воли пострадавшей увязался за ней. За Генри заступилась пара человек, очень боясь, что толпа разорвет их прямо на месте. Они подтвердили слова о том, что девушка вела себя открыто именно с ним. Сзади ко мне тихо обратилась Танисса:

— Я могу подтвердить часть показаний. Со сцены из тени многое было видно.

Я сам, хоть и следил за толпой, но навряд ли смог бы точно сказать, кто что делал. А вот дроу — другое дело: ее внимательности мне учиться и учиться. Я обратился к народу:

— Люди, могу ли я спросить своего друга, девушку из народа дроу? Она была там и тоже видела происходящее.

Никто не стал особо возражать. Танисса громко произнесла:

— На концерте многие девушки напоказ отворачивались от Генри. Это выделяло его в веселой толпе, и за ним легко было наблюдать. С ним пересекалась девушка Ава. Она проявляла себя открыто и даже чуть более откровенно, чем стоило. Мне также было видно, как она уходила. Слов мне было не разобрать, но то, как она отталкивает молодого человека и уходит одна, я видела. Он поспешил следом, несколько отстав.

По толпе пошел гул. Томас решил прикрикнуть, чтобы люди утихли, а после обратился к дроу:

— Дроу, вы точно видели, как Ава оттолкнула Генри, не желая его общества?

— Да. Но я не знаю, о чем они говорили в тот момент.

Отец Бернард тоже спросил:

— Дроу, ты видела, как на концерте Ава сама откровенно приставала к Генри?

— Да. Если у этих людей нет традиции хватать друг друга за… пояс и показывать нижнее белье, то да! Она вела себя откровенно.

Я уже примерно понимал, что произошло. Девушка намеренно весь вечер явно домогалась парня, потом на свидетелях прямолинейно послала его лесом, после этого в стороне от них позволила ему чуть больше, а после, когда он стал приставать еще больше, можно и сопротивляться, оставив на себе следы борьбы. Чисто исполнено, идеальная подлянка. Чтобы не попасть в подобную ситуацию, надо быть крайне внимательным и трезвым. Попытаемся свести всё в ничью.

— Ава, подойди, пожалуйста. Томас и Бернард, тоже подойдите.

Когда все трое встали передо мной, я попросил плащ у Таниссы и протянул его мужчинам.

— Прикройте девушку от людей. Сейчас она покажет следы насилия.

Послышался негромкий гул. Пара человек что-то выкрикнули. Мол, где это видано, чтобы девушку перед тремя мужиками раздевать? Следом всё больше людей потребовало убрать плащ — народ желает знать, что с ней случилось.

Плащ оставили. Я осмотрел девушку и горько признал: она умна, а Генри идиот. Нашелся синяк, а затем царапина на шее — их оставил Генри, когда срывал сарафан. Потом несколько синяков на запястьях, которые он больно сжимал. Ава даже изобразила, как была схвачена, но вот только при насилии руки девушек держат немного иначе — уж я это точно знал: хорошо разбирался в анатомии. Вопросов у других не было. Я видел по лицам Бернарда и Генри, что они неглупы и всё прекрасно понимают, вот только цели этих людей были мне ясны.

Все разошлись по местам. Я предложил взять последнее слово. Начал Томас:

— Ава всегда была ветреной особой. Она не гнушалась утех любви ни с кем из знакомых. И вот во что это вылилось. Ее игривое поведение на концерте ввело Генри в заблуждение. Но она провела черту. Люди видели это, и дроу видела, как девушка отказала ему. Генри виновен в том, что преследовал ее и напал. Наказание за такое — смерть!

Но отец Бернард явно имел свои планы:

— Эх, молодость. Девушка заигралась, перешла границы поведения порядочных людей, а потом отказала. Но разве не странно вести себя откровенно в одном месте и забыть об этом в другом? Если бы мы могли в тот момент посмотреть… Какой страшной магии подверглось сознание вашей молодежи, вашего будущего…

В голове щелкнуло. Пазл вмиг сложился.

Церкви нечего предложить. Местные не страдают от болезней, не мрут, не воюют с соседями, не голодают, не знают бед от чудовищ… У них простая крестьянская жизнь. Можно даже сказать, идеальная. А всего-то и нужно, что приносить кровавую жертву. В их вере нет ничего поистине страшного. С чем бы церковь ни пришла, ее не примут: у местных нет причин менять своего Яноша на чужого Единоликого.

И вот появился шанс для отца Бернарда. Он явно лучше меня знаком со всеми тонкостями местной веры. Знает, от чего толпа так яростно требует жертву и готова ради нее пролить кровь. А у церкви остался единственный дар… Милосердие. То, что нельзя измерить, но чего можно обещать бесконечно много. Я мысленно отвесил поклон Бернарду: его терпение получило награду. Сколько же целей он умудряется держать на мушке.

Его ход мне ясен, стоит готовить свой. Беда пришла, и мне уже не нравится, куда подул ветер перемен, ведь у Бернарда есть еще задание — взять под контроль меня. Он не хочет действовать силой — но что, если поссорить меня с местными и не оставить мне выбора?

Отец Бернард продолжил. Он вышел в центр сцены. Голос его был напитан силой и добротой, знанием и властью. Он знал, что делает, и я чуть ли не наяву видел вместо его спины, столь удобной для удара, страшный капкан, из которого я не вырвусь. Мужчина, без сомнений, шел к людским сердцам самой прямой дорогой.

— Уважаемые жители этой деревни, смиренно прошу вас сегодня прислушаться к моим словам. Я пришел к вам, на эту чужую для меня землю, чтобы поделиться с вами моими мыслями и чувствами, но, прежде чем перейти к самой сути, я хотел бы выразить свою благодарность за ту любовь и заботу, которую вы проявляете по отношению к этой земле. Ваши поля цветут, плодоносят и дают вам пропитание. Ваши дома стоят крепко и надежно и полны гордым наследием, которое передается от поколения к поколению.

Люди стояли и внимали каждому слову, словно очарованные их силой.

— Однако я не могу не заметить, что в ваших глазах что-то скрыто. Горечь кровопролитий и потерь. Мрак, что стелется и покрывает все вокруг. Я понимаю, что этот мрак затаился в ваших душах, и не хочу проходить мимо. Я хотел бы поделиться с вами своим опытом и надеждой, чтобы вместе мы могли выйти из мрака на свет.

Я знал, чем всё закончится. Раз народ так ищет жертву, значит, это для него правда важно. Часть уцепится за слова Бернарда ради света и новой надежды, а часть не пожелает менять надежное настоящее. Их ждет братоубийственная война.

Бернард продолжал:

— Времена, в которые мы живем, наполнены непониманием и страхом перед неизвестным. Однако вместо того, чтобы ненавидеть, я предлагаю нам взглянуть на наши различия с любовью и состраданием. Мы все люди, и наша сила кроется в единстве. Я предлагаю каждому из вас здесь задуматься над этим вопросом: как бы наш мир мог измениться, если мы научимся впускать свет в наши души? Что, если мы перестанем смотреть со страхом на завтрашний день, полный света и любви?

Отец Бернард аккуратно жестом подозвал к себе Аву.

— Итак, я пришел к вам с миром и любовью в сердце, но я также предлагаю вам свидетельство о силе, которая приносит веру. Я могу сотворить небольшое чудо здесь и сейчас, чтобы показать вам, что надежда и смирение могут лечить душу и тело.

Руки Бернарда слегка засветились, и небольшие ссадины и синяки исчезли с тела Авы. Священник повернулся к толпе:

— Пусть раненые на рассвете выйдут вперед.

Толпа сама вытолкнула людей вперед. Несколько секунд, и люди со вздохами и восхищением смотрели на исцеленные тела друг друга. Бернард и Ава на сцене, я и дроу чувствовали присутствие высшей силы, которая жгла нас, причиняя боль мне и Таниссе. Отец Бернард воздел руки к небу:

— Итак, я призываю вас открыть свои сердца для новых возможностей. Для того, чтобы разделить со мной веру в свет. Пусть эта деревня станет местом, где мы можем встречаться вместе, чтобы каждый раз осознавать силу единства и молитвы.

Из толпы еще нескольких людей крикнули ему, что он шарлатан, но у них на глазах Отец Бернард исцелил еще несколько человек, один из которых родился увечным. Толпа поверила священнику и стала провозглашать его имя. Отец Бернард попросил людей славить в молитве не его, а Единоликого.

Эйфория и восхищение прошли. Люди начали вспоминать, зачем они здесь собрались, и посыпались вопросы. Отец Бернард вынес за всех приговор:

— О молодость и глупость… Единоликий не так жесток к своим детям. Пусть они получат по пять ударов розгой, а после заключат брак в глазах божьих. Ложе они разделили, пусть делят теперь и дом свой.

Глава Томас стоял смурной и злой.

— Беду ты накликал на нас. Бог Янош так же добр, как и жесток.

Отец Бернард набрал воздуха в грудь, чтобы возразить.

— Я обращаюсь к вам сегодня с глубокими размышлениями о вере и истине. Вы все брели, заблудившись во мраке неведения, но теперь пришло время открыть глаза и услышать правду. У вас был один бог Янош, которого вы исповедовали и славили. Но я должен сказать, что Янош — это злой демон, обманщик, источник страданий и мрака. Он обещал вам радость и благословение, но вы попали в иллюзию и увязли в паутине лжи, отчаяния и кровавых жертв.

Его слова заслуживали уважения. Священник продолжал:

— Однако я не пришел проповедовать безнадежность — наоборот, я пришел, чтобы принести весть о новом свете, о Боге Единоликом. Он — истинный светлый бог, сотворивший нас по своему образу и подобию, чтобы мы могли жить в мире и счастье. Единоликий — это бог любви и милосердия, бог благодати и истины. Он никогда не обманывает себе подобных. Он дарит нам надежду и наполняет наши сердца радостью. Он не требует жертвоприношений и не испрашивает у вас поклонения, Он лишь просит нас открыть наши души для Его любви. Мои друзья, дайте шанс Единоликому, позвольте Ему войти в ваши сердца и просветить вас истиной. Отвергните злого демона Яноша, отриньте его лживые обещания. Ведь мы все стремимся к свету, к счастью, к благополучию. Пусть наша вера станет залогом обновления нашего мира, в котором свет придет на смену тьме, где любовь и доброта будут править нашими сердцами и душами. Я призываю каждого из вас открыться для истины и принять Единоликого в вашу жизнь. Да зажгутся огни надежды и исчезнут занавесы тьмы! Да будет вместе с нами тот свет, который засияет для каждого из нас и осветит нашу совместную дорогу! Пусть будет слава Единоликому! Пусть будет свет в нашем мире! И пусть Бог благословит вас всех! Аминь.

Толпа оживилась. Идея светлой надежды упала в прекрасную почву, а отец Бернард знал, как позаботиться о первых ее ростках:

— Я могу доказать истинность каждого сказанного слова. Есть избранный Богом на власть над тварями, на правление адскими сознаниями. На этой сцене стоит тот, кто давно служит демонам, кто знаком с ними и кого они слушаются. Бродяга сможет подтвердить вам, что демон обманывал вас и прикидывался богом Яношем. Ему под силу рассказать, каким кошмаром обернется служение демону. Он может призвать тварь из преисподней, чтобы вы убедились в этом сами. Я же покажу вам истинную силу Единоликого и его власть над каждой тварью под небом.

Отец Бернард обернулся ко мне, приглашая встать рядом с ним. Я же видел, что помощь здесь и сейчас не останется без следа, да и не было у меня желания выбирать Яноша или Единоликого: я сейчас судья. Я заметил, как на лице священника промелькнула эмоция победы. Дроу научила меня ловить такие мгновения на лету, иначе становилось больно и обидно. Я ясно увидел, в какой прекрасный капкан попал. Если я сейчас встану рядом с Бернардом, то он точно меня не отпустит. Я не сомневался в его красноречии.

Будь у меня сейчас возможность, с большим удовольствием похвалил бы его интеллект. Но сейчас я поставлен судить, а судьи не принимают ничью сторону. Я достал «клык», повернулся к дроу и тихо попросил на своем родном языке:

— Сможешь вернуть оратора на его место? А то все позабыли, зачем собрались.

Дроу едва заметно кивнула, взяла кинжал, демонстративно расположила его лезвием назад, подошла к священнику и громко обратилась:

— У нас суд и поиск виноватых среди людей, а не богов. Отец Бернард, встаньте пожалуйста на место.

Потом она прошептала ему на ухо, повязкой на лице скрыв движения губ для остальных людей:

— Прошу. Отдайте рыцарям приказ напасть.

Отец Бернард на долю секунды выдал мимикой свою досаду. Он надеялся, что все уже думают о другом, но отвлеклись не все… Бернард посмотрел в глаза Таниссе и не увидел там для себя ничего: девушка, без сомнения отодвинет его силой. А если рыцари попытаются войти на сцену, то всё сказанное им перестанет иметь вес.

Бернард вежливо кивнул дроу и отошел к Генри. Танисса вернулась назад, и я убрал «клык» на место. Томас посмотрел на меня с долей уважения. Я громко обратился ко всем:

— Молодость. Время для совершения глупости. Все проходят через это беззаботное время. Но пора уже принимать решение. Ава, признаешь ли ты, что вела себя откровенно на танцах по отношению к Генри и отказала ему, когда он стал приставать?

Ава покраснела и замялась, но легкий тычок в бок от Томаса поторопил ее с ответом:

— Да.

Я повернулся к Генри:

— Генри, признаешь ли ты, что, когда девушка отказала тебе, ты не остановился и продолжил приставать.

— Да.

Я спросил сразу у обоих:

— Было ли насилие?

Возвышенный тон, заданный отцом Бернардом, был мне на руку. Ава вся сжалась и постаралась стать незаметной:

— Нет…

Генри, наоборот, в этот момент вдохнул полной грудью. Я обратился к толпе:

— Скажите, люди, какие наказание предусмотрено у вас за обман?

Толпа загудела. Томас громко крикнул и остановил гул, а после обратился ко мне:

— За любую обиду людей своего села у бога Яноша одна кара — смерть.

Я обдумал решение. Сколько бы ни говорили о беспристрастности судей, но я уверен, что симпатии и предрассудки есть у всех. Я посмотрел на народ и решил:

— Бог Янош, властитель этих земель, велит казнить обидчиков, так пусть умрут оба, как и написано в ваших законах.

Но брать всю ответственность на себя я не стал.

— Отец Бернард зовет вас к своему богу Единоликому. Желаете разорвать порочный круг жертвоприношений? Помилуйте молодежь, позвольте им создать семью и вступайте на путь к свету.

Я посмотрел на Томаса и перевел взгляд на Бернарда:

— Ни один из вас не вправе выбрать за народ его веру! Люди, говорите. Судьбы Генри и Авы отныне связаны. Казнить или помиловать?

Поднялся гул до небес. Люди с жаром спорили, но всё больше и больше из них выбирали старый, надежный и хорошо известный путь. Я смотрел на отца Бернарда из-под маски и ощущал его ледяное спокойствие. Он уже явно обдумал следующий шаг. Сегодня я вывернулся, но вот до конца ли? Еще необходимо подождать.

Толпа прокричала «казнить» в один голос. Самые неуемные полезли на сцену, но их остановил голос Томаса. Глава попросил Бернарда убрать рыцарей в сторону.

А дальше всё было отчасти даже пристойно. Генри и Аву куда-то увели — без крика, рукоприкладства и оскорблений. Толпа быстро стала таять, и на лицах людей я удивленно ловил облегчение. Я выслушал несколько комплиментов своей справедливости и вернулся в гостиницу. Сегодня мы отправляемся прочь.

В номер постучали. Я открыл дверь. На пороге стоял отец Бернард:

— Ты не шутишь⁈ В одиночку⁈

Отец Бернард бросил на меня суровый взгляд и вошел в номер, не дожидаясь приглашения. Я прикрыл дверь, и мы с дроу стали ждать, что он будет делать дальше. Священник посмотрел по сторонам, но не нашел ничего интересного. Мой плащ лежал в стороне, и я старался стоять так, чтобы тубуса за спиной не было видно. Бернард вполне по-хозяйски пододвинул стул и сел.

— Ты понимаешь, что натворил⁈

В этот момент дроу кинула мне мою маску. Я картинно надел ее и ответил, как бы насмехаясь:

— Дайте подумать… Справедливость⁈

Бернард окинул меня недобрым взглядом.

— Жизнь и смерть двух людей для тебя шутка???

Я пожал плечами и уже спокойно возразил:

— Открой глаза, святоша! Не ты ли своих бронированных лбов на людей натравливал⁇

— Не было такого! Я лишь хотел защитить их, чтобы остановить безумие.

Я добавил в голос иронии:

— Безумие, которого не было бы, позволь ты местным самим решать свои вопросы. И девушка была бы жива…

Отец Бернард указал на меня пальцем:

— Не помешай ты, ни оба были бы живы!

Я спросил с очень откровенным намеком:

— И сколько жизней ты бы забрал ради защиты ее одной⁈

— Ты взялся судить о ценности жизни раскаявшегося дитя божьего и продавшихся демону???

Я почувствовал в комнате давление, от силы Бернарда немного жгло. Я улыбнулся под маской: пусть мы и не друзья, но видеть священника, способного на такое, мне было приятно — значит, у местного светлого бога есть все шансы стать лучом надежды для других. Но вот инквизицию надо уничтожать в зародыше.

— Не нам с вами решать, чья душа кому принадлежит. Хотите дискуссии⁈ Ищите Томаса и обсуждайте с ним, сколько для них сделал свет, а сколько тьма!!!

— А сколько они сделали для света, чтобы заслужить его благосклонность? Ты не понимаешь, о чём говоришь!

Танисса, всё это время спокойно слушавшая этот спор, вдруг спросила Бернарда:

— Почему вам так важны эти пара жизней?

Отец Бернард повернулся к дроу.

— Потому что благодаря им я смог обратиться к народу и показать им свет, пока вы всё не опорочили.

Я задумался, и меня посетила забавная идея:

— Знаете, Бернард… У вас есть верный шанс заслужить благосклонность всего народа сразу и без сомнений.

— Ты хоть понимаешь, что предлагаешь?

Я заговорил уверенно:

— Более чем. Вы хотели поиграть с демонами, а меня взять в роли фокусника, который их достает и убирает? Вот и идите. Найдите место, где проводят ритуал, и вырвите жертв из лап демона Яноша. Чистой силой измените исход ритуала. Жертвы будут молиться на вас, ваши рыцари — на руках вас носить, а люди — восхищаться, и ни у кого не будет сомнений в могуществе Единоликого.

Отец Бернард сверлил меня взглядом. Я закончил мысль:

— Я уже сказал, что думаю, и сегодня окончательно в этом убедился. Ваша Церковь не получит артефакт никакой ценой. Демоны — не куклы, которыми можно впечатлить толпу крестьян.

Я открыл дверь, предлагая отцу Бернарду уйти. В дверях он спросил:

— Ты уверен? Тогда скажи, что делать с демоном, для которого крестьяне — игрушки?

— Не желаю с ним воевать. Он создал место, которое мне нравится, и мне с ним делить нечего.

Отец Бернард посмотрел мне в лицо — маску без эмоций — и вынес свой вердикт:

— Ты заплутал во тьме.

Я закрыл дверь. Мне захотелось призвать свою карманную армию и говорить с позиции силы. Я обернулся к дроу и тихо подвел итог произошедшему на своем родном языке:

— Мы снова смогли не дать крови пролиться. Но отчего на душе так нехорошо?

Танисса спокойно сказала:

— Ты очень сильно обидел Бернарда, а нам не нужна вражда с ним.

Я спросил в пустоту, больше обращаясь к небесам:

— Почему всё не могло произойти на другом краю света? Надо срочно избавиться от артефакта и перестать быть для всех мишенью.

Я повернулся к дроу. Даже сквозь маску она увидела, что меня беспокоит. Дроу пояснила:

— Кто из окружающих знающих даст тебе это сделать? Особенно когда к нему уже прилагается тот, кто умеет с ним обращаться.

— Да твою же…

Я мысленно обрушил на Таниссу гору многоэтажных конструкций, среди которых не было ни одной цензурной — предлоги, и те матерные — и выдохнул:

— Я уже несколько раз видел, как все бросаются убивать демонов любой ценой. А ты говоришь — использовать.

— Верно. Демон –страшное чудовище, если он против тебя, а на твоей стороне становится надежным помощником. История Алимассии тебя ничему не научила?

Дроу подошла ближе:

— Во всем мире о демонах ходят легенды и мифы. Ложь и правда переплелись так тесно, что одного не отличить от другого. Демонолог сам по себе — это враг всех подряд, его надо немедленно уничтожить любой ценой. Демонолог, верный королю, — это важный ресурс страны. Если артефакт демонов у врагов — значит, надо любой ценой уничтожить эту мерзкую вещь, которая порочит мироздание. И лучше со всеми врагами, что попытаются помешать. Артефакт демонов в собственных руках — это высшее оружие судного дня, которое рухнет на головы осмелившихся прийти войной врагов. Его надо беречь любой ценой.

Я тяжко вздохнул и спросил:

— А Лорд Стам? Он вполне просто меня отпустил.

Танисса пояснила:

— Вокруг не только глупцы или гордецы, которые ничего не видят дальше собственного носа. Лорд Стам — умный человек, он быстро оценил тебя, меня, артефакт, наши дерзость и нежелание подчиняться. Обдумал и отправил в путь, отлично понимая, что за нами начнут гнаться все подряд, а мы до последнего будем отгрызать самые длинные руки врагов.

— Нельзя просчитать, сколько…

— Не нужно просчитывать всё. Достаточно задать подходящее направление и держать руку на пульсе. Если мы решим резко куда-то свернуть, нужно дать ему знать об этом первым.

Я обдумал прошлое:

— Или случится ошибка.

— Верно.

Я сел за стол, немного помолчал и горько вздохнул:

— А церковники еще не так сильны, чтобы разбрасываться такими силами.

Танисса ободрила меня:

— И не могут убить тебя, потому что ты умеешь обращаться с артефактом. Отец Бернард не может на тебя давить — и принимать как друга тоже не может. Ты должен перейти в церковь исключительно на их условиях.

— Меня достаточно загнать в ловушку. Приставить к горлу меч! И всё.

Танисса красноречиво взглянула на меня.

— Загнать в ловушку человека, способного взывать к таким силам… Что они знают о прорыве демонов? То, что мы повергли почти всех демонов в самом их логове? Отец Бернард обязан сделать так, чтобы ты пришел сам.

Я обдумал следующий шаг. Есть село на грани морального распада. Сколько бы ни был прекрасен этот Янош, но кровавая дань — это уже слишком. В первый раз вера в светлое будущее в сердцах крестьян не вспыхнула, но что мешает Бернарду зажечь ее на самом ритуале? У него есть сила и поддержка. Могут возникнуть мелкие сложности, но такой превосходный шанс упускать нельзя. А потом главное — не дать миротворцам сбить пламя революции! Я рядом, и я против революции, а значит, если священник хочет использовать второй шанс, меня нужно изолировать или, наоборот, подтащить ближе других к костру, а потом картинно спасти из огня.

Что могу сделать я? Как можно скорее уносить ноги. Допустим, отец Бернард срывается следом за мной, а в деревне всё остается на своих местах. Но ведь он может остаться, устроить революцию, а за мной пустить в погоню малую часть своего отряда. Остаться и хранить нейтралитет нельзя: в таких событиях ты либо с кем-то, либо против всех. Выступить поборником местных законов? Но тогда мне придется прикрываться местными жителями, демоны «Страсти» требуют свою плату, и консервы в виде рыцарей их могут не устроить.

А можно сыграть тоньше, хоть попытаться, что ли… Ведь у меня висят интересные вещи на поясе…

Я предупредил своих, чтобы собрали самое необходимое и готовы были сорваться в любую секунду. Сам я проследил за Бернардом и узнал, что мы оба приглашены на ритуал жертвы Богу Яношу — нам хотели показать, что законы выше людей. Стоило мне найти возможность остаться наедине со священником, как я обратился к нему:

— Попытаешься еще раз установить здесь свою веру — я устрою небольшой Армагеддон.

— Почему ты против церкви?

Я решил помешать нарушить здешний уклад жизни любой ценой.

— Вы мне! Кое-что… Крайне сильно напоминаете! Запомни! Я не дам случиться расколу среди единого народа даже в этом крошечном селе. Оно едино, и пусть таким остается.

Отец Бернард удивился, не скрывая этого:

— Ты, приспешник темных сил, служишь единению людей?

— Хочу убедиться, что способен на такое. Решай, отец Бернард! Мы можем перестать бодаться, как два барана?

Отец посмотрел на меня свысока, вероятно, припоминая мое прошлое.

Остаток дня прошел в напряжении. Выходя вечером из гостиницы, я поймал на себе очень напряженный взгляд Бернарда.

Вечером все собрались у жертвенного камня. Я слышал слова и звуки на незнакомом языке. Потом привели Аву и Генри. Им зачитали приговор. Тогда я прошел через людей к камню, вышел из толпы и схватил руку мужчины с ножом:

— Простите, что прерываю. Но там, откуда я родом, существует поверье, что судья, который вынес приговор, должен сам его исполнить.

Я вырвал у опешившего палача нож и бросил взгляд на Бернарда. У него был план, и не один, но, вероятно, именно такого развития событий он не ожидал. Я разрезал веревки, которыми были связаны пленные.

— Встаньте перед алтарем! Немедленно!

Пара, успевшая уже проститься с жизнью, выполнила приказ. Я отдал следующий:

— Вытяните вперед правую руку.

Они повиновались. Я обернулся к толпе, которая пришла в ужас от срыва ритуала, и громко и уверенно заговорил:

— Сегодня днем мы возомнили себя богами.

Пусть под маской этого и не было видно, но отец Бернард точно знал, на кого я смотрю. Я продолжал:

— Мы взялись судить тех, кто нарушил законы бога Яноша. Взялись за богов решать судьбу смертных.

Я протянул осужденным нож.

— Возьмите нож и разрежьте себе руку. Пусть на камень упадет столько крови, сколько пожелает ваш бог — это и будет истинная мера вашей вины перед Яношем.

Ава первая взяла нож. Делая надрез, девушка вскрикнула от боли, и ее кровь капля за каплей потекла на камень, тут же впитываясь в него. Генри последовал ее примеру. Люди замерли в ожидании неизвестности. Под плащом я осторожно достал флакон с кровью демона, на котором красовалась буква «С». Я произнес: «Саю, ты первая. Сейчас я и узнаю, что именно вы мне дали. Говорили, много, значит, проверим, а заодно и демонов-Джандарка взбодрю. Надеюсь». Я стоял спиной к народу и лицом к камню. Плащ скрывал мои движения. Я открыл флакон и выплеснул кровь на камень, тихо произнеся имя демона.

— Сайннишо.

Пару секунд кровь впитывалась, и в следующий миг по камню буквально прошла волна. В руки осужденных ударили пара темных вспышек, их кровь перестала течь, и мне почудилось, будто я слышу очень довольный смех.

Я спрятал пустой флакон за пояс и повернулся к народу.

— Их жертва уплачена. Они пролили кровь и теперь знают истинную цену слов и поступков. Янош жесток и ужасен, но справедлив.

Я буквально чувствовал, как отец Бернард выворачивает меня взглядом наизнанку. Боюсь, теперь придется всегда брать с собой всё ценное. Он точно захочет переписать всё, что у меня есть. Вот уж точно мир кривых зеркал — защищать веру в демона от церковников ради мира.

Народ был в изумлении. Толпа зашепталась, а самый смелый громко спросил:

— Так это не всех надо было убивать?!?!

Сложно передать, сколько боли и надежды было в этих словах. Я ответил уверенно, хоть мои слова и не располагали к такому:

— Я не знаю. Не знаю, кого и за что вы вели сюда. Уверен, среди них было много виноватых, заслуживших смерть. Ведь можно допустить мысль, что Яношу не под силу исцелить какую-либо рану? Это оскорбление… История обмана Генри и Авы на этом закончена. Теперь они создадут достойную семью и встанут в один ряд с вами — или снова будут стоять у камня за обман, если с первого раза не поняли.

Потом в жертву принесли пару свиней. Их зажарили и тут же съели. Церковники ушли еще до того, как я закончил речь. Полагаю, Бернард отплатит мне сполна. Народ недолго ходил пораженный и хмурый. Мясо с магической добавкой, музыка барда и пение Далли сильно впечатлили местных. Некоторые даже больше зауважали Аву и Генри: они молодцы и с честью ответили перед богом Яношем.

Рано утром меня посетили глава Томас и мужчина, который должен был орудовать ножом — судя по одежде, тайно. Я пару минут повалялся в постели, а потом спросил без приветствия:

— Что надо в такую рань⁈

Томас протянул мне небольшой мешочек. Там лежали драгоценные камни, и на мой немой вопрос он пояснил:

— Это мои личные запасы. Я высоко ценю, что вы сделали, бродяга. Я давно живу на свете. Я видел цену смену многолетних укладов жизни. Могу я спросить? Самир сказал, что вы что-то пролили на камень, и прошло то, о чем прежде никто не слышал. Можете сказать, что?

Я коснулся пояса, но вспомнил, что снял на ночь ремень с карманами. Я дотянулся до него, достал пустой флакон и кинул его Томасу:

— Кровь суккуба.

Тот поймал стекляшку и взял ее аккуратнее, чем я мог бы себе представить. Лица обоих гостей застыли в ужасе. Я повернулся к дроу и спросил:

— Чего это они?

Танисса очень выразительно посмотрела на меня.

— Ты им только что сказал, что на спасение пары человек потратил столько, сколько в их разумении стоит вся деревня вместе с людьми.

Я вздохнул, потянулся снова к поясу и достал запечатанный флакон.

— Томас, у меня еще есть. Так что будь спокоен. Я не истратил на вас самое ценное.

Глава посмотрел на флакон в своих руках.

— Вы так просто распоряжаетесь такими вещами⁈

Я убрал запечатанный флакон на место.

— Да. Я же связан с демонами, у меня такого много. А что касается моего поступка… Я молод, но тоже знаю цену смене укладов жизни. Вам необходимо прейти к светлому богу. Любому, который больше по нраву. Иначе очень скоро вас не станет, но постепенно и не так стремительно. Если то, что сказали мне про вашего бога, правда, то вас ждет кровь. Много крови.

Самир спросил:

— Разве поклоняться Яношу так плохо?

Я развел руки, стараясь показать этим движением земли вокруг:

— Нет. Он создал прекрасное место. Поверь мне, у вас хорошо. Но заповеди Яноша — это не свод законов и правил, это свод его желаний. Ваш мир может просуществовать сотни лет, но рано или поздно Янош начнет требовать больше. Не завтра, и возможно не на вашем веку. Может, и не на веку ваших внуков. Он дождется момента, когда вы не сможете от него отказаться. А демон не в силах поддерживать порядок бесконечно — ну, не такие это создания.

Томас встал и протянул мне руку. Я пожал ее, и он поблагодарил меня:

— Мы все благодарны вам за мир в селе и за то, что помогли оставить нам право выбора.

Двое местных пошли к двери. Перед тем, как открыть, Томас обернулся и спросил:

— С Яношем у нас нет будущего?

Я смотрел в глаза мужчине, который ожидал от меня ответа, надежды и чего-то еще, что я не мог уловить, и озвучил весьма грустную правду:

— Не именно у вас, а у всего вашего народца будущее в крови на алтаре. Вы уже начали убивать стариков?

Самир немного побледнел. Томас отвернулся и взялся за ручку двери:

— Я тебя услышал, человек.

Они покинули нас.

Утро. Как всегда, мы поупражнялись. Потом позавтракали и чуть шустрее погнали вперед Карла и Далии. Собрались в путь.

На выезде встретили отряд отца Бернарда. Пока мы объезжали его, священник спросил:

— Зачем прислужникам смерти спасать чужие жизни? Почему ты так вцепился в существующий мир и не желаешь его менять?

Не поворачиваясь к нему, я ответил:

— Чем меньше в мире смертей, тем дольше у смерти отдых.

Мы двинулись вперед в город.

Некоторое время мы ехали на отдалении друг от друга. Через некоторое время отец Бернард решил меня догнать и заговорить со мной:

— Странное чувство. Мы оба желали добра для местных, но оно оказалось настолько разным. И самое невероятное, что я вынужден признать вашу правоту.

Я весьма сильно удивился:

— Я прав?

— Да. Глупо менять мир крестьян, не сменив их господ. Что думаешь?

Я восхитился: вот же упорный и уверенный в себе человек. Не знаю, случайно ли он здесь оказался, но пора от него избавляться.

— Вы решили убить местных господ?

— Я такого не говорил.

Я рассмеялся и весело проговорил:

— Ах… Как я мог такое подумать о вас. Вы просто зайдете в город, и вам отдадут местный трон.

Отец Бернард возразил:

— Мне не нужен местный трон. Правитель людей должен воплощать в себе милость и гнев…

Мне совсем не нравились его речи, но священник продолжал:

— У тебя есть возможность воплотить гнев и ужас людей наяву, есть сила и воля вести их к миру и свету, когда, казалось бы, иного пути нет… Вероятно, бог Единоликий дал тебе дар и артефакт неспроста…

Я прервал его речь:

— Не Единоликий! Поверь, в мою судьбу он не вмешивался.

— Ты так в этом уверен?

Я хотел было уже попросить дроу воспользоваться магией, но плюнул и просто стал действовать напролом:

— Чего тебе надо⁈

Отца Бернарда это не смутило.

— Хочу избавить этих людей от власти демона Яноша. А ты — человек, который может с ним сразиться.

— А как же ваши рыцари?

— Не у всех есть то, что есть у тебя…

Некоторое время мы ехали молча. Карл и Далли тихо переговаривались в фургоне, боясь влезть в беседу, а Танисса сидела у заднего борта повозки и внимательно смотрела за идущими сзади вооруженными людьми. Я не выдержал и поторопил священника, который ехал рядом со мной на коне:

— Что такое есть у меня, чего нет у них?

— Правда. Решишь ли ты убить или спасти, ты не станешь прикрываться высокими словами, ты сделаешь то, что задумал. Я не знаю, как ты так живешь… Как можно жить лишь по правде… Такой путь невероятно сложен даже для священников.

— Это легко. Так просто жить, когда говоришь то, что есть.

Отец Бернард покачал головой:

— Но это невыгодно. Живя по правде, ты многим остаешься должен.

Я указал рукой на фургон, щедро набитый всякой всячиной:

— Да нет… Жить по правде можно очень даже богато…

Мы снова двигались молча. Наконец, Далли не выдержала и спросила у Бернарда:

— Зачем вы так сильно хотите менять мир?

— Разве не очевидно, дитя мое? Если миром станет править бог Единоликий, то исчезнут болезни, страх, ужас, голод и смерть. Разве это не благо для всех людей⁈ Я должен стремиться изменить мир, нести свет и изгонять зло.

Карл спросил, не скрывая иронии в голосе:

— А кто в праве решить, что зло, а что добро?

Отец Бернард приложил руку к сердцу и проговорил уверенно:

— Сердце, наполненное силой бога, не даст ошибиться.

Я рассмеялся и с сарказмом проговорил:

— Тогда, отец Бернард, вам не стоит спорить со мной или Таниссой. Поверьте, наши сердца с избытком наполнены силой… Возможно силой кого-то, кто выше бога…

— Нет силы сильнее бога…

Я философски проговорил:

— Когда я считал, что на горе лежат камни, выше которых ничего нет, а потом узнал, что камни летают среди звезд…

Священник спросил прямо:

— Что будешь делать в городе, бродяга?

— Позволю Карлу подарить людям радость музыки и простого человеческого счастья, а если некто Бернард или Янош попытаются втянуть меня в свои состязания по завоеванию людских сердец… То, думаю, это будет превосходный опыт призвать столько демонов, сколько смогу, чтобы от меня все отстали раз и навсегда… Бернард! Пойми! Я не желаю менять мир, не желаю участвовать в борьбе за власть, не гонюсь за славой. Хотите добрый совет? Слушайте себя внимательно: уверен, бог вам подскажет настоящий путь к свету, а не заветы вашего… Главного. Не знаю, как его звание.

Бернард улыбнулся и спросил с интересом:

— Вы подсказываете мне дорогу к свету?

— А что вас смущает?

Священник внимательно на нас посмотрел:

— Вы странный. Храните артефакты демонов и тьму в себе. Почему бы вам не пойти к свету со мной?

Я пожал плечами и немного грустно сказал:

— Меня волнует покой. Не хочу идти к свету или тьме, к власти или богатству.

В голосе появился металл:

— Но, если кто решит прижать и сломать меня, я буду больно огрызаться.