Меня зовут - Кожа

С тех пор как я приехал с джайляу, я не встречался с Султаном и даже не знал, где он находится.

Если говорить откровенно, я не могу считать Султана хорошим человеком. От него всегда можно ожидать всяких

гадостей. И все-таки, с тех пор как случай на гае положил конец нашей дружбе, я чувствую, что мне чего-то

недостает. Время стало тянуться как-то слишком лениво и медленно А когда мы были вместе с Султаном, я и не

замечал, как день сменялся вечером.

Если разобраться, то у Султана немало хороших качеств.

Как ловко он доит кобыл! А как замечательно свистит! Я сам видел, как лошади поднимают уши, поворачивают

головы и нетерпеливо перебирают ногами, заслышав свист Султана. А есть ли во всем ауле парень, который

может так лихо набросить аркан на шею мчащейся лошади! Я думаю, что, если бы Султан не бросил учиться, не

занялся обманом и воровством, из него получился бы совсем неплохой человек.

Как-то, возвращаясь из школы, я едва успел завернуть за угол скотного двора, как на меня бросилась незнакомая

собака. Собственно говоря, собаки я не видел, а услышал рычание и почувствовал, как ее зубы вцепились мне в

штаны. Я вскрикнул и отскочил в сторону. И что вы думаете?

На земле сидел Султан и хохотал во все горло.

— Вот напугал так напутал!— кричал он.— Не знал я, что наш Кожа такой трус!

Я не ожидал, что Султан встретит меня так весело. Мне думалось, что он до сих пор точит на меня зубы за

«предательство» на джайляу. И — что скрывать — я опасался, что, выбрав удобный момент, Султан задаст мне

порядочную трепку. Но получилось совсем по-другому. Мы встретились дружелюбно и так же хохотали и

улыбались, как прежде.

У меня сразу отлегло от сердца. Теперь я сам решил обидеться. Приняв надутый вид, я холодно спросил

Султана:

— Как же ты тогда убежал и бросил меня в беде?

— Ха-ха!—засмеялся Султан.— А что же мне было делать, если ты струсил и собирался выдать меня. Ладно... Не

будем вспоминать о том, что в прошлом году у кого-то из нас подгорел плов... Тем более с Жумагулом я

рассчитался. Подарил ему замечательный портсигар из искусственного серебра. Слушай, около брода Киикбая я

открыл замечательный плес. Рыбы там больше, чем муравьев в муравейнике.

Пусть аллах ослепит меня, если я

лгу... Я раздобыл прекрасную сеть. Осталось забросить ее и вытянуть.

Вы бы, дорогой читатель, отказались от такого предложения? Через несколько минут наш старый приятель,

Чалый, снова трусил под двумя седлами. На этот раз по направлению к плесу. Мне приходилось немало рыбачить за свою жизнь. Но в этот день, мне везло как никогда в жизни. Плес, о

котором говорил Султан, находился в старом сосновом бору. Рыба там и вправду сталкивалась боками друг с

другом. Султан крикнул: «Кыш!» и топнул ногой по берегу, рыхлому, как пробка.

И тут же из-под коряги выплыл несметный косяк рыб. И все они были какие- то очень длинные и черные.

— Ой! Как много рыбы!— не выдержал я.

— Т-с-с. не шуми,— потребовал Султан.

Мы стали тянуть есть снизу, со стороны водопада.

Потом мы расставили сеть в самом - узком месте я крепко ухватился за конец

ее, Султан сбил кепку на затылок,

повернув ее козырьком назад, и принялся бить по воде длинной палкой.

— Поднимай!—скомандовал он.

Я быстро потянул сеть. Нижняя часть ее была очень

тяжела. Рыбы бились хвостами о плетение сети и, шурша, вываливались прямо на траву.

— Ура!— крикнул мы вместе.

Плес был невелик. Он упирался вторым концом в поросший болотным мохом

илистый перекат За какой-нибудь час

мы «провеяли» весь плес от начала до конца. Промокли мы, правда, оба до ниточки. Зато на траве выросла целая

копна рыбы. Одежда была быстро развешена на сосновых сучьях над костром, и вода в котелке весело кипела.

— Этот плес никто, кроме нас, не знает,— сообщил Султан. Давай каждый день ходить сюда и ловить рыбу.

— Угу,— ответил я Моему красноречию мешал мягкий душистый кусок рыбы, который как раз был у меня во рту.

— Когда у тебя завтра кончаются уроки? Я наконец проглотил этот райский кусок.

— В час...

— Это хуже,— протянул Султан.— Надо бы утром прийти. Принесли бы котелок, картошку, уху бы сварили...

Придется искать кого-нибудь другого в компанию.

Неожиданно для себя я быстро предложил:

— А я завтра не пойду в школу.

— Струсишь!— усмехнулся Султан.

— Я струшу?.. Подумаешь! Сочиню что-нибудь...

— Удивляюсь я тебе, Кожа,— покачал головой Султан,— парень ты неглупый, а своей же выгоды не понимаешь.

Ну на что тебе школа? Куда лучше жить, как я... Почему бы тебе не бросить школу?

Я был так изумлен этим предложением, что не знал, как ответить, и брякнул первое пришедшее в голову:

— Мама меня убьет. Султан расхохотался:

— Не так-то легко убить человека. В прошлом году отец поклялся: «Если ты бросишь ученье, я из твоей шкуры

сплету кнут». Он положил обе руки на макушку — знаешь, так прежде, еще когда колхоза не было, клялись— и

стал говорить, что навсегда откажется от меня. И что ты думаешь? Ничегошеньки не сделал... Вытянул меня раз

ремнем по спине, а я задал стрекача. Папаша за мной. Я бегу и ору: «Чем гак жить, лучше утоплюсь!»— и прямо к

речке. Потом я дал отцу догнать себя. Думаешь, он меня бил? Как бы не так! Он обнимал меня, успокаивал,

говорил: «Сыночек, если не хочешь учиться, так не учись. Лишь бы ты жив был, мой единственный...» А когда

директор приходил справляться, почему я бросил школу, отец объяснил: «Он у меня нервный ребенок...» А твоя

мать — голубица по сравнению с моим стариканом...

Я молчал, и Султан, считая, по-видимому, что ещё» не вполне убедил меня, продолжал:

— А если начнут бить — прямо беги в милицию. Советский закон защищает детей... За избиение ребенка могут и

под суд отдать...

Такие рассуждения были уж чересчур. Я груб сказал:

— Перестань глупости болтать... Что ж, я всю жизнь неучем буду? Вроде тебя?

Султан понял эти слова по-своему.

— Это верно. Меня тогда совсем со свету сживут Скажут: мало того, что сам лоботрясничаешь, еще мальчишку с

путисбил...Это верно, ты учись... Может, станешь каким-нибудь

начальником: в райзаготскоте или в сельмаге...

Тогда и мне от тебя польза будет... Ладно, договорились. С этого момента мы никогда не будем предавать друг друга, как в тот раз. Будем верными товарищами. Идет?

Я был так рад, что Султан прекратил наконец дурацкие разговоры о школе, что, улыбаясь, протянул ему руку:

— Идет!

— Навсегда?

— Навсегда!

Мы пожали друг другу руки. Потом сцепили мизинцы, и Султан разделил их ребром ладони.

— Погоди,— забеспокоился он,— это еще не настоящая клятва.

Султан взял палочку и принялся чертить что-то на земле.

— Это красный земляной котел,— пояснил он.— Если кто-нибудь из нас нарушит клятву, то попадет в ад. Там его будут жарить в этом котле.

Султан растянулся на земле, перечеркнул двумя линиями котел и потерся лбом о место скрещения этих линий. Я точно повторил все его действия.

После того как мы немного подкрепились, началось потрошение рыбы.

Иначе она испортилась бы. Мы разделили

работу. Я мыл и чистил рыбу, Султан распарывал рыбешкам брюхо. Самое интересное в этом деле — вытащить

плавательный пузырь. Султан смаху бил себя этим пузырем по лбу, и он с громким треском лопался. Вскоре кожа

на его лбу стала оранжево-красной.

Впрочем, мне некогда было заниматься такими мелочами, ибо Султан спросил вдруг, снизив голос до таинственного шепота:

— Слушай, Кара Кожа, хочешь стать разбойником?

— Как это — разбойником?

— Очень просто. Г де-нибудь в глухом углу леса мы соорудим шалаш, чтобы нас никто не мог обнаружить.

Насушим рыбы и завалим ею все дороги к нашему шалашу. Если удастся, будем грабить людей. Раньше

разбойники так и жили. Они ничего и никого не боялись.

Ничего и никого не бояться — это по мне. Но я все же поинтересовался: — А как же зимой?

— А разбойникам все равно, что лето, что зима. Снег для них — постель, а лед — подушка. Но сначала нам нужно будет достать ружья, порох и дробь.

— Откуда?

— Найдем где-нибудь.

Вообще говоря, выдумка Султана была замечательна. Я и сам понимал, что одежду, посуду и прочие нужные нам

вещи мы всегда сумеем достать и незаметно унести в разбойничью пещеру или шалаш. В одну прекрасную ночь мы украли бы даже Жанар. Она готовила бы нам пищу и стирала.

Мы возвращались домой, рассуждая о том, как здорово быть разбойником. Признаюсь, еще немного, и у Нас бы слюни потекли, так сладко мечтали мы о привольной разбойничьей жизни. Но, если говорить совершенно честно, и я, и Султан понимали, что все это глупости. Да еще какие! Во-первых, разбойники, если это только настоящие благородные разбойники, грабили баев и мулл, купцов и чиновников

белого царя. Ни тех, ни других, ни третьих, ни четвертых давно уж нет на земле. Во-вторых, милиция никому

ничего не позволяет грабить: укради чужого ягненка или ведро — и сразу очутишься за решеткой. Иди доказывай

тогда, что ты не обыкновенный вор, а разбойник! В-третьих, уйти в разбойники — значило расстаться со школой и

остаться неучем. Султан, может быть, и согласился бы на это, но я — никогда!

На следующее утро Султан застал меня в постели.

— Эй, Кара Кожа! Ты все еще лежишь?..

— Ох, как я устал вчера!

— Ну и неженка... Поднимайся скорей! А то увидят ребята, что ты вместо школы со мной идешь...

Я поднялся и стал одеваться. Мне было не по себе.

Зачем я согласился вчера идти с ним на рыбалку с раннего утра? Можно было выбраться и после обеда. Но

теперь как-то неудобно отказываться. Ладно, один день можно прогулять, ничего не случится.

Бабушка сразу поняла, что я что-то затеваю.

— Куда это ты собрался?— спросила она настороженно.

— То есть, как это — куда? Конечно, на урок. Бабушка на минуту вышла из комнаты, и я быстро шепнул Султану: _

— Сматывайся поскорее. Иди в овраг за домом Валибая и жди меня. Я сейчас приду.

— Ладно, только приходи поскорее. Бабушка вернулась в комнату.

— Ну, Кара Кожа, пока,—сказал Султан, чтобы обмануть бабушку.— Теперь, наверно, долго не увидимся. Тебе

нужно ходить в школу, а я отправляюсь обратно на джайляу.

Бабушка недоверчиво посмотрела на Султана.

— Значит, ты едешь на джайляу?— спросила она.

— Да.

— Это хорошо. Я хотела послать Миллатжан немного чаю и сахару.

Она передала Султану узелок, приготовленный для мамы.

— Смотри, плутишка!— пригрозила бабушка.— Ты же скачешь как сумасшедший и потеряешь посылочку... Может быть, послать с кем-нибудь другим?

— Что вы, бабушка!—обиделся Султан.— Это я-то потеряю! У меня есть мешок. Такой мешок! Ни у кого нет такого мешка!

— Ну гляди! Если Миллатжаи не получит посылки, то не сносить тебе головы!

— Доставлю в целости! Пусть я провалюсь на этом месте, если не доставлю... Султан взял узелок, подмигнул мне и вышел.

«Эх и растяпа ты, бабушка,— подумалось мне,— ну кому ты доверяешь!» Но я ничего не мог сказать вслух.

Как только я вышел из дому, сразу шмыгнул за сарай. В углу стоял ящик из- под спичек, перевернутый вверх дном.

Мой портфель, тот самый новый - желтый портфель, скрылся под этим ящиком. Я помчался к оврагу за домом

Валибая. Султан уже ждал меня. Он сидел на Чалом. Конь стоял поперек дороги, будто всадник готовился

украсть невесту и выжидал ее появления. Я подсел сзади, и мы тронулись.

В этот день добыча наша была хуже вчерашней. Рыба, видимо, напугалась и ушла или попросту кончилась. Я уж

не знаю, что именно было причиной, но, во всяком случае, рыбы было мало.

Но горевать по этому поводу не

приходилось. На уху хватило. И получилась она душистой, наваристой, такой, что даже самый сытый человек не

выдержал бы и попросил бы у нас ложку и присел рядом.

Потом мы пили ароматный чай с сахаром. Это уж бабушка-ротозейка о нас позаботилась. Султан держал перед

собой алюминиевую крышку от котелка и хлебал чай, звучно разгрызая сахар. Крышка была такой горячей, что

обжигала губы, и я отказался от чая. С Султана градом катил пот, он покраснел, как вареный рак, но все-таки пил и пил...

— Теперь мы несколько дней не будем ходить сюда,— сказал он, допивая четвертую крышку от котелка,— вчера

мы, видно, распугали рыбу... Пусть снова пообвыкнет.

— Ладно,— согласился я,— только ты чай и сахар, которые остались, отвези маме — иначе дружба врозь.

— О чем речь!—усмехнулся Султан.— Завтра утром еду на джайляу. Отвезу.

Первым уроком был русский язык. Оказывается, вчера, когда меня не было, задали выучить наизусть стихотворение Пушкина «Зимний вечер». Конечно, я не мог приготовить это стихотворение. Ведь я даже не знал,

что было задано. Учительница начала вызывать ребят по одному к доске, а я сидел и ерзал, боясь услышать свою фамилию.

Русский язык у нас преподавала Анфиса Михайловна, тоненькая, очень высокая девушка, только в этом году

окончившая педучилище. Говорили, что она, кроме того, будет еще старшей пионервожатой. Не знаю, было ли это

чьей-нибудь выдумкой или правдой, но знаю, что она понравилась мне с первых же дней. Она всегда была

приветлива и, если в классе что-нибудь случалось, не думала сразу же, что это натворил Кожа Кадыров. Словом,

я решил показать себя перед этой учительницей с лучшей стороны. Я подумал, что моих способностей для того

хватит. Меня всегда хвалили за хорошее русское произношение, диктанты же я писал почти без ошибок.

Так как я не выучил стихотворения, то не мог найти себе места. «Вот ведь,— думал я,— совершенно честно и

искренне собирался быть хорошим учеником, а теперь, из -за нелепой случайности, должен показаться новой учительнице лентяем и тупицей».

Анфиса Михайловна вызвала Жанар. Тут дело сошло гладко. Разве Жанар придет когда-нибудь в школу, не

выучив урока? Этого еще не случалось. Она быстро и бойко прочитала стихотворение и села на место

Учительница поглядела в журнал. Так и есть. Сейчас она вызовет:

«Кадыров». Я так приготовился к этому, что

вздрогнул и удивился, услышав фамилию «Турсунбаев».

Турсунбаев — краснолицый, всегда словно сонный, медлительный мальчик. Сейчас он, как назло, отвечал быстро

и правильно. Ну что стоило ему запнуться. Теперь вся моя надежда была на кусок медяшки, крепко зажатый в

кулак, да на звонок. Вот как будто проскрипела дверь учительской. Это, наверно, дежурная нянечка вышла

оттуда с большим желтым колокольчиком... Нет, это не она. Кто-то другой вышел из учительской. Почему не дают

звонка? Готов спорить на что угодно, что сорок пять минут уже прошло...

Звонок... Нет, это прогрохотала на улице телега. Турсунбаев, неловко переваливаясь, шагает к своей парте.

Анфиса Михайловна заглядывает в журнал и вызывает:

— Кадыров!

Я медленно поднимаюсь с места, роняю тетрадку, нагибаюсь за ней и не спеша кладу ее на парту.

— Что ж ты молчишь, Кадыров?— спрашивает учительница.— Не приготовил урока?..

— Я?.. Я приготовил...

Слова мои заглушают веселые трели звонка.

— Ладно, садись,— говорит Анфиса Михайловна,—

спрошу тебя в следующий раз. А сейчас запишем домашнее задание.

Благополучно сошел и урок родного языка,

который преподавала Майканова. Но в самом конце, когда ребята уже записали в дневники, что задано на

завтра, учительница вдруг спросила меня:

— А почему ты вчера отсутствовал?

— На мельницу ездил,— быстро соврал я. Жантас, сидевший рядом со мной, Жантас, которому я сам дал это

место, вдруг захихикал.

— В чем дело?—строго спросила Майканова.— Что за смех?

— Почему же ты, Коиса, вез с мельницы не муку, а рыбу?— захихикал Жантас.

— Какую рыбу?— изумилась Майканова.

— Не знаю,— буркнул Жантас,— пусть он сам скажет...

—- В чем дело, Кадыров?

Конечно, мне следовало бы ответить Майкановой. Если говорить честно, я должен был бы извиниться, сказать,

что был на рыбалке с Султаном, и поклясться, что это случилось со мной в последний раз. Если покривить душой,

то мне следовало бы утверждать, что я все-таки был на мельнице, а мой сосед Жантас — клеветник и обманщик.

Во всяком случае, мне следовало бы разговаривать с Майкановой, а не с Жантасом. И языком, а не руками. Как

хорошо понимаешь все это некоторое время спустя! В ту секунду я был, однако, далек от всех этих справедливых

и умных мыслей. Я треснул Жантаса по шее с такой силой, что он клюнул носом в чернильницу и стал размазывать

по лицу фиолетовые подтеки вместе с бесцветными слезами...

— Кадыров!— крикнула Майканова.— Опять принимаешься за старое! Боюсь, что и в этом году между нами не

будет дружбы!

— Он все врет!— голосил Жантас.— Он прогульщик! Он вчера целый день рыбу ловил!

— После уроков я с тобой побеседую,— пообещала Майканова.