ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Которую можно было бы назвать одним словом «Обсуждение».
«...Если ученики шестого класса поверят словам Кадырова Кожи, что он отныне прекратит своё баловство,
недисциплинированность, лень, хулиганство, проказы, озорство и прочее, если они заступятся перед дирекцией
за этого самого Кожу, то этого парня можно оставить в школе. Если же нет — гнать его в три шеи...»
Может быть, в протоколе педсовета было написано обо всем этом другими словами, но смысл был, безусловно, именно такой.
Судьбу мою должны были решать не директор, не педагоги, не Майканова, которой я больше всего боялся, а сами ребята.
Вы сами поймете, что, как только я узнал об этом, я сразу же стал прикидывать, сколько у меня в классе друзей и
сколько врагов, кто поднимет голос в мою защиту, а кто, наоборот, будет радоваться моей беде.
Оказалось, что друзей и врагов у меня почти одинаково.
Но были еще такие ребята и девочки, с которыми я и не дружил, и не враждовал. Вот они-то и были для меня
главной загадкой. С одной стороны, им ничего не стоило промолчать. Мы не тронули тебя, ты в следующий раз
нас не тронешь. С другой стороны, зная мой воинственный характер, они могли бы рассуждать так: сегодня я
попрошу оставить его в школе, а завтра он разобьет мне нос, зальет чернилами мои тетради, подставит ножку во
время игры или сделает еще что-нибудь похуже.
Что касается явных врагов, то больше всего мне приходилось опасаться Жантаса. Когда дело касалось ответов
на уроках, Жантаса нельзя было назвать красноречивым человеком. Если речь на собрании шла о каком-нибудь
деле, например о помощи колхозу или о вечере самодеятельности, он тоже не отличался ораторскими талантами.
Но приходил и его час: нужно было кого-нибудь отругать. Тут уж Жантас оказывался, как говорят, вне всякой конкуренции... Если Жантас так яростно выступал против людей, которые не сделали ему ничего плохого, как
будет он рваться в бой, когда начнут обсуждать меня. Да будь Жантас глухонемым, и только покажи на пальцах, сколько пинков, тычков, подзатыльников, затрещин, толчков, шлепков и прочего получил он от меня, и моя судьба была бы решена.
Вторым по опасности для меня противником был Тимур-справедливый, как называли его ребята, наш
председатель совета отряда Я лично никогда с ним не ссорился, в общем, наши отношения были даже хорошими...
Но случалось и так, что я поддразнивал его, называя «книжным червяком», «зубрилой-мучеником», «чистюлькой»
или чем-нибудь в этом роде. Тимур никогда не сердился, всегда показывая, что воспринимает мои насмешки
только как шутку. Но кто его знает, как он выступит... Лучше даже сказать, известно было, как он выступит. Я не
помню ни одного случая, чтобы Тимуру было известно о какой -нибудь проказе или пакости и он не восстал бы
против нарушения дисциплины: немногословно, спокойно, но настойчиво» и убедительно. Впрочем, Тимур был
очень отзывчивым парнем. Если разжалобить его, объяснить, чем для меня может кончиться вся эта история, то он, пожалуй, и заступится.
Не откладывая дела в долгий ящик, на следующий же день, это было воскресенье, я отправился к Тимуру.
Около ворот Тимурова дома катался на велосипеде брат нашего председателя отряда — третьеклассник.
— Здорово, Темжан!— приветливо воскликнул я.— А ну-ка, пойди сюда! Темжан, услышав мой оклик, слез с велосипеда и отошел с ним поближе к воротам.
— Да подойди же,— попросил я.
— Зачем?— враждебно спросил мальчик.
— Позови мне Тимура,
— Не позову!
Ну что за глупый мальчишка!
— Почему же не позовешь?— поинтересовался я, злясь не на шутку.
— Я уйду, а ты утащишь велосипед... Что я, не знаю, что ли, какой ты человек ..
Это было уж слишком. Одним прыжком я очутился рядом с мальчишкой и схватил его за шиворот: — Какой?
— П-у-у-усти-и!
Более пронзительного голоса я в жизни не слышал. Мальчишке вырвался у меня из рук, упал, споткнувшись о
колесо собственного велосипеда, на землю и заголосил еще громче.
Из дому выбежала мать Тимура.
— Что случилось?— в ужасе закричала она. Темжан, однако, без особого труда заглушил голос матери.
Говорить-то он ничего не говорил, но так выразительно показывал рукой на меня, что мать и без слов поняла
сокровенное желание своего сына, тем более, что у мальчишки из рассаженного о камень колена текла кровь, а
две спицы так некстати подвернувшегося, колеса торчали в разные стороны.
Мать Тимура и Темжана приподняла меня за ворот рубашки и отвесила мне такую пощечину, что у меня зазвенело в ушах и из глаз посыпались искры...
— Чтоб тебя черти сгрызли, паршивый щенок!— кричала она.— Шалопай несчастный!! Убирайся прочь! Сгинь с
глаз моих! Приди сюда еще раз, и я тебе все косточки переломаю!
Прохожие начали останавливаться и глядеть в нашу сторону.
О женщина! Ты даже не знаешь, что тебя спасло Если бы я бил тем Кожой, что жил в нашем ауле до вчерашнего
педсовета, я не успокоился бы, пока не отомстил тебе самым страшным образом. Но вчера было дано последнее,
самое важное в жизни обещание. Его давал сам себе я, сын хорошего человека Кадыра, сын несчастной матери, которую своим поведением я мог бы довести до того, что она ушла бы в дом комбайнера Каратая!
И я совершил первый истинно героический поступок в своей жизни. Я промолчал. Я вырвал ворот рубахи из рук
разъяренной ведьмы и молча зашагал по улице. Я даже не ударил ногой не вовремя подвернувшуюся кошку. Я
шел и мстил моей оскорбительнице в мечтах, придумывая, какой ужасной каре я подверг бы ее, если бы наше
столкновение произошло двадцатью четырьмя часами раньше.
В понедельник, сразу же после уроков, состоялось общее собрание нашего класса. Сам директор тоже пришел па
собрание, а когда оно уже началось, в класс незаметно вошел Рахманов и сел на одну из задних парт.
Директор рассказал ребятам о решении педсовета. Потом он вызвал меня к доске
— Ну, а теперь что сам ты скажешь своим товарищам?— спросил он.
Что же я мог сказать? Я только повторил свои же слова, сказанные на педсовете. Просил поверить мне в
последний раз и пообещал исправиться. Я заметил, что ребята перемигиваются и хихикают. Чего удивительного!
Сколько раз они слышали от меня эти же самые слова!
Не успел я окончить свою маленькую речь, как вскочил Жантас.
— Кадырова нужно исключить!— сразу же закричал он.— Из-за Кадырова в классе все безобразия. Нам теперь
по улице пройти нельзя. Каждый показывает пальцем и говорит: это у них в классе есть ученик, который выпил
чужой кумыс и украл чужую каракулевую шкурку...
— Разрешите мне вопрос,— сказал вдруг Рахманов.
— Пожалуйста,— ответил Тимур. Он, как обычно, был председателем собрания.
— Как ты думаешь, дорогой Жантас,— спросил Рахманов,— откуда бы это всему аулу знать, что Кадыров стащил
шкурку? Я говорил с владельцем шкурки. Он против Кадырова ничего не имеет. Подтвердил, что шкурку стащил
другой человек... Ни один из присутствовавших при известном всем нам случае на джайляу, когда Кожа
пострадал из-за того, что не умеет выбирать себе друзей, тоже не говорил, что Кадыров стащил шкурку... Кто же
распускает такие слухи?
— Жантас!
— Мне говорил!
— И мне,— закричали ребята.
— Стало быть,— подытожил Рахманов,— » на тебя, Жантас, показывают пальцами не потому, что Кадыроз
стащил шкурку, а потому, что ты распускаешь глупые слухи
Все захохотали. Но Жантаса не так-то легко было сбить.
— Ладно... не брал шкурки. Но у него и без этого хватает нарушений... Он прогуливал уроки, ходил на рыбалку. Он
дрался, выбросил из окна мои тетрадки... Он положил лягушку.
Жантас остановился на секунду, припоминая другие мои грехи. Вдруг по лицу его пробежала злорадная улыбка.
— Он,— начал Жантас особенно торжественно,— пишет письма девочкам... Когда я услышал эти слова, у меня чуть сердце не оборвалось. Весь класс разом оглянулся, и все уставились на меня.
Я уже писал о том, как собирался объясниться с Жанар после ее вероломного поступка, когда она сидела на
одной парте с Жантасом и читала с ним журнал. Я испортил тогда целую кучу бумаги, но ничего умнее фразы
«ЖМ! Будем, как Козы Корпеш и Баян!» сочинить не мог. Наутро я забыл о листке, на котором были написаны эти
слова. До сих пор я так и не знал, куда он дел-ся. Сейчас я понял это. Конечно, Жантас, воспользовавшись тем,
что сидел со мной на одной парте, стащил листок. Но пусть докажет, что мое предложение было адресовано именно Жанар!
— Неправда! Он врет!—закричал я.
— Правда! Я сам видел письмо. Оно было спрятано У тебя в тетрадке...
— Какой девочке он писал?— поинтересовался кто-то.
— Не знаю... Я видел только, что наверху была написана буква «Ж» и три восклицательных знака.
Жантас рассчитал точно. Кто же из наших одноклассников не знал, что другой девочки с именем, начинающимся с этой буквы, у нас в классе не было.
— Врет он!— крикнул я.— Все врет. Это было письмо моего дяди, который живет в Сарытогае... Его зовут Жумур...
— Нет, не ему!— неистовствовал Жантас.— Там было написано про любовь...
— Тихо!— прикрикнул на нас Ахметов.— Что-нибудь еще ты можешь сказать, Жантас?
— Вот все, что я хотел сказать. Он всегда ко мне придирается. Нужно исключить его... И письмо он писал
девочке...
Вторым говорил Тимур.
Тут-то я и понял, что нужно было бояться его, а не Жантаса. Куда глупцу Жантасу до этого толкового парня!
Тимур по косточкам меня разобрал, каждую из них песочком протер, да на свет вытащил и всем показал.
Досталось мне и за озорство, и за прогулы, и, главное, за дружбу с Султаном...
— Никак не могу понять,— говорил Тимур,— как может человек так жить, без самолюбия, без уважения к себе.
Сугуров его сколько раз надувал, воровал при нем, сахар его матеря украл, а он все к Сугурову тянется...
Видно, Тимур забыл на некоторое время обо мне, потому что принялся распекать на все корки Султана.
— Сугуров как тот мулла из сказки, которого в арык бросили. Он кричал: дайте мне ухватить кого-нибудь за ногу,
вдвоем тонуть веселее... Ему не хочется, чтобы он один на весь аул оказался неучем и бездельником. Вот он и
тянет за собой Кожу... А мы сами виноваты. Как увидели Кожу раз-другой с Султаном, так и отвернулись от него...
Как будто с Султана на Кадырова какой-нибудь микроб перебежал... Только ходили и говорили: ой, остерегайтесь его, он с Сугуровым водится!
— Что ж ты предлагаешь?— спросил директор.
— Последний строгий выговор с последним предупреждением,— ответил Тимур,— и предупредить, если какое-
нибудь малейшее замечание, даже за разговоры на уроке,— сразу из школы выгнать...
Выступали еще ребята. Все говорили то же самое, что и Тимур... А одна маленькая, мне по плечо, девчонка Роза
удивила всех. Как дошла до того места, когда нужно было говорить, что я с
Султаном подружился, так
распалилась — ругала-ругала Султана и в конце концов предложила:
— А Сугурова нужно посадить в тюрьму за кражу шкурки и еще потому, чтобы он больше ни на кого не влиял...
Ахметов предложил решить вопрос голосованием.
За то, чтобы оставить меня, предупредив в последний раз, подняли руки все, кроме одного человека — Жантаса.
— А все-таки письмо было девочке!— закричал Жантас.
Я нахмурился.
— Послушай-ка, Жантас,— вдруг, к моему удивлению, сказал Рахманов:—ты знаешь, как называется твое
поведение?
— Нет...
— Ты ведь нарочно делаешь так, чтобы втравить Кадырова в драку. А потом прибежишь жаловаться, начнешь
кричать: «Я же говорил, что его следовало выгнать...»
Жантас молчал и принял обиженный вид.
— Такое поведение называется провокацией,— объяснил учитель географии,— и товарищи отвернутся от тебя,
если ты позволишь себе хоть раз вести себя таким образом.
— Правильно!— закричал я.— Письмо было вовсе не к девочке...
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги
Загрузка...