Меня зовут Виктор Крид

Глава 25

— Сними повязку, Николь, — сказал я через десять минут занятия. — Она тебе мешает. У тебя в бою огромная слепая зона, — чтобы проиллюстрировать свое замечание, я поднырнул под ее удар и скрылся в той самой зоне, о которой говорил. И нанес оттуда два не сильных, обозначающих удара: в висок и в горло.

— Но ты же знаешь, что у меня под ней… — разорвав дистанцию и переводя дыхание, начала она.

— Знаю, — жестко ответил я. — Второй глаз, который прекрасно видит. Возможно, что даже лучше, чем первый.

— Но…

— В бою не до «красоты». Тут либо ты бьешься насмерть, либо ты не бьешься вовсе.

— Но это в бою…

— А ты никогда не знаешь, когда он начнется. Он всегда внезапный.

— Но…

— Тогда вставь в повязку темное стекло от очков, хотя бы. Ты понимаешь, что твои боевые возможности понижены чуть не втрое из-за нее? — закончил я необычно длинную для меня речь. Удивительно, как она у меня вообще получилась.

— Я подумаю, — уклончиво ответила Николь.

— А сейчас просто сними ее! Портишь мне все удовольствие.

— Странный, ты, Виктор, — со вздохом заметила она, развязывая ремешок своей повязки. — Тебе нравится смотреть на уродливых женщин?

— Ты сейчас не женщина, а ученица, — ответил я, складывая руки на груди.

— Ладно, — бросила она повязку в угол зала. — Продолжим…

Размялись мы хорошо. Занятие шло не меньше трех часов. Ее физической формой я, в принципе, остался доволен. Такая же как у Кэпа. Может даже немного лучше. Но вот техника оставляла желать лучшего. Вообще, выезжала она практически на одних рефлексах и развитой интуиции. Плюс экстраординарная гибкость. Вот собственно и весь ее боевой потенциал без учета оружия.

— Что скажешь? — обратилась она ко мне, когда мы уже после душа (он в моем зале раздельный для девочек и для мальчиков. Точно так же, как и раздевалки. И нет, мы не принимали его совместно, как кто-то мог бы подумать), переодевшись в повседневную одежду, сидели на веранде (да, у меня и в этом доме тоже есть веранда. И выходит она не на улицу, а на двор. Я вообще-то живу практически в пригороде Парижа. В самом городе мне не нравится. Вот тянет там откуда-то мертвечиной и все тут) и пили чай.

— Плохо, — не стал щадить ее самолюбия я. — Техника на нуле. Против простых бойцов хватит и способностей, что дает сыворотка. Но против кого покрепче — полный слив.

— Жестоко, — заметила она. — Но в общем и целом верно. Расслабилась я с этими способностями. Все больше на них полагаюсь.

— На них и надо полагаться. Они — твоя сила. Глупо не полагаться на свою силу. Но техника — это то, что отличает бойца от увальня, меч от монтировки.

— Хааай, Сенсей, — недовольно протянула Николь.

— Ты какими судьбами здесь? — задал я вопрос.

— В отпуск приехала на родину, — отпила она чай из чашки.

— Помнится, вы переехали отсюда. Давно, — заметил я.

— Пару лет назад я выкупила дом.

— Пару лет? — не поверил я. Мы с Эриком живем тут уже четыре года. И когда приехали, уже в том доме был тот же наемный работник, что и сейчас.

— Сразу после войны, — поправилась она. Слишком ярко читался скепсис на моем лице.

Значит по мою душу. Значит дом был долгосрочной засадой, рассчитанной на одного сентиментального старого дурака. Что ж, поздравляю — засада сработала. Но говорить всего этого я не стал.

Просто вздохнул, и тоскливо посмотрел на небо.

— Ну, дядя Виктор, не обижайся, — дотронулась она до моей руки, держащей чашку. — Да, я не поверила, что какие-то жалкие Гидровские недобитки могут тебя прикончить. Макса — может быть. Но не моего, дядю Виктора, который все умеет, все может и ничего не боится!

Я снова ничего не сказал. Что тут говорить, просчитали меня. Сам виноват. Удивительно, что только сейчас на контакт вышли. Целых четыре года ждали. Хотя слежки особой я все это время не замечал.

— На что ты обижаешься-то? Что я такого сделала? Почему ты не допускаешь возможности, что это моя частная инициатива? — вот ведь, читает меня, как открытую книгу. Не только то, что я не стал говорить, но даже и то, что не стал формулировать. Хотя… Она ведь готовилась к разговору… наверное.

— У директора ЩИТа не может быть частной инициативы, — ответил я.

— Ты и про ЩИТ знаешь, — отпустила она мою руку и посмурнела. — Не веришь мне, значит…

— Верю. Николь верю. Директору ЩИТа — нет, — ответил я.

— Дом принадлежит Николь, а не ЩИТу. И я на самом деле в отпуске, — ответила она.

Я молча отпил чай из своей чашки. Слова тут мало что решают. Через какое-то время Николь нарушила установившееся молчание.

— Ты знаешь, что Союз оформил тебе советское гражданство? — я покачал головой.

— Так вот: ты — Почетный Гражданин, дважды Герой Советского Союза, майор РККА Крид. Числишься пропавшим без вести, — я лишь пожал плечами. Хитрый ход с их стороны. Если мертв — то мертвый Герой есть пример для подражания будущим поколениям молодежи. Если жив и где-то всплыву, то можно требовать возвращения на «родину», как военнопленного, удерживаемого силой. Да и просто — хорошая приманка.

Честно говоря, я ожидал, что мне повесят дезертирство. А может еще и повесят. Для того и звание дали вместе со статусом военнослужащего, его правами и обязанностями. Ведь гражданский, да еще и гражданин чужого государства, дезертировать не может, так как никому ничего не должен.

В любом случае, в Союз я ближайшие годы не собираюсь. Тем более под именем Виктора Ивановича Крида.

Побывав там, во время войны, я понял одно: чтобы быть счастливым в Союзе, в нем надо родиться. Это условие не является достаточным, но совершенно точно необходимым.

— Все равно, — тряхнула она волосами, словно ставя воображаемую точку, — Я рада тебя увидеть. И это уже ничего не изменит.

— Я тоже, — улыбнулся я. — Надолго ты?

— На месяц. Подтянешь в технике?

— Все от тебя зависит. Как работать будешь.

— Ты же меня знаешь, — надулась Николь.

— Вот именно. Потому и говорю, — припечатал я.

Если в первый день в окнах зала, во время наших занятий с Николь, я заметил только одну детскую мордашку с круглыми глазами и восхищенно открытым ртом, то во второй день, там торчали головы уже всех участников обеих моих групп. И лица у них у всех были копией первого.

Что ж, я их понимаю — бой двух суперсолдат, пусть даже тренировочный, особенно тренировочный, это то, что шокирует и потрясает обывателя.

А уж, когда Николь, промахнувшись по мне, попала кулаком в стену (кирпичную между прочим) и проломила ее… Я возблагодарил богов, что на дворе пятидесятые и еще нет ютуба и лежащих в кармане каждого недоноска смартфонов с видеокамерой.

Но слухи расползались. Количество зрителей с каждым днем увеличивалось. Это заставляло нервничать.

На четвертый день я сходил в винный магазин на соседней улице и выкупил у них единственную бутылку жутко дорогого коньяка. Название его ничего мне не говорило, так как я в алкоголе не особенно разбираюсь. Фишкой этой бутылки было то, что она в том магазине была всего одна.

И то, что ее купили, скажет Эрику, что я жду его в условленном месте в три утра. Значит мне есть что сказать.

Мы снова сидели на моей веранде. Но в этот раз на столике был не чай, а ваза фруктов, два коньячных бокала и та самая бутылка.

— Как там Стиви? — между глотками напитка, столь дорогостоящую прелесть которого, я не понимаю, задал вопрос Николь. Не сказал бы, что ответ был мне важен, но все-таки знакомый.

— Гоняется по всему миру. Ищет Шмидта, — вздохнула она. — Весь ЩИТ его ищет. Словно сквозь землю провалился гад. Даже Гитлера найти легче оказалось.

— Гитлера? — удивился я. — Он же в своем бункере отравился, когда Советы Берлин штурмом брали?

— Инсценировка, — отмахнулась Николь. — В Антарктиде окопался. С Союзом договор о защите и сотрудничестве заключил. Исследования какие-то для них ведет.

— Ну, ничего себе! — не смог скрыть шока я. Слышал, конечно в «той» еще жизни разные версии, в том числе и что-то похожее, но никогда не верил. Думал — пиздят УФОлоги. А тут вот поди ж ты!

Я даже головой покачал.

— И, что вы так и оставите его?

— Да пусть сидит. Он же сам себя обеззубил этой инсценировкой. Да и Сталин не даст до него добраться. Там уже целый флот американский его штурмовая авиация потопила. Они там базу недалеко от фрицев развернули. Золото сторожат.

— Золото?

— Так Адольф успел чуть не весь золотой запас Рейха (в том числе и то, что с оккупированных стран награбили) в антарктическую базу переправить, как хомяк в нору. Им с Советами и расплачивается. Сам из себя дойную корову сделал: ни промышленной базы, ни продовольствия своего, только то, что советские конвои и подлодки доставят. А там за каждый транспорт плати… Те фрицы, что в Австралию и Южную Америку подались, и то дальновиднее поступили… Вот Шмидт куда как опаснее. Гений с неисчерпаемым источником энергии и разветвленной хорошо законсперированной агентурной сетью, имеющий возможность развернуть производство в любой стране Третьего Мира…

— Умер твой Шмидт, — решил не темнить я.

— Как умер?! — не сразу сообразила Николь.

— Тихо. Во сне. В сорок третьем еще, — поднес я бокал к губам и сделал большой глоток. Что они в нем находят, в этом коньяке? Клопы же натуральные.

— А Куб?

— Не знаю. Не искал.

— А Клаус?

— И Клаус умер.

— Значит с Гидрой покончено? — удивленно и с затаенной надеждой спросила Николь. Я отрицательно покачал головой.

— Арним Зола, Вольфганг фон Штрукер, Гельмут Земо… Это же Гидра: «Отрубишь одну голову — вырастут две», — пожал плечами я. — Так что ищите. Они еще всем крови попортят.

— Будем искать, — отозвалась Николь. — А ты? Будешь?

— Они меня не трогали, — посмотрел в глаза девушке я. Тяжело. Со значением. Так, что она даже поежилась. Может быть наиграно. Может неискренне. Но, то, что я хотел сказать, надеюсь она поняла.

— А где умер Иоганн? — перевела тему Николь.

— В Нью-Йорке.

— А Клаус?

— В Бухенвальде.

— Гореть им в аду, — подняла она свой бокал, сказав тост.

— Всем нам в аду гореть, — спокойно ответил я. И мы, не чокаясь, выпили.