Судьба… кхм, нет, скорее Небо или Абсолют словно насмехались надо мной. Естественно, после слов оракула я уже не мог отказаться от похода в Горы Ящеров. Ведь там тринадцатый! Меня не отпускало ощущение, что где-то там, сверху, кто-то покатывается со смеху.
— О чем думаешь, примал? — Фолки шел рядом.
— Просматриваю лес, — ответил я.
Места были мне не знакомы. Лесистые плоскогорья, где сначала видно горизонт, а через пять минут вокруг лишь только деревья. Попадались, конечно, лысые каменные склоны, кое-как заросшие, да подветренные цветочные луга, куда не долетали семена деревьев.
На одном таком лугу на горизонте показались величественные Горы Ящеров, но теперь мы двигались в том направлении вслепую — дорога больше не выводила нас на открытую местность. Вокруг высились либо склоны холмов, либо деревья.
Я и вправду гонял вокруг сканеры, с огромным удовольствием выпустив стихии наружу, словно погулять. Чувство земли скользило по лесным овражкам и ложбинам, огонь чуял тепло местных обитателей, и даже вода, кажется, отзывалась из ручьев и озер.
Но долго так баловаться, не заработав головную боль, у меня не получалось, и приходилось снижать радиус.
Лесная живность чуяла мою силу. Мелочь пугалась еще на пределе восприятия, и близко подползали только сильные животные. Да и те, лишь мазнув по мне взглядом, предпочитали не высовываться.
— Мастер Волк теперь подрос, — раздался сзади голос, — Да, Арне?
— Точно, Варг!
Оглянувшись, я улыбнулся близнецам-Хорькам. Давно я их не видел — рыжего Варга с луком на плечах, и светловолосого Арне. Они так и остались вторыми когтями, хотя все же немного поднялись. Видимо, довелось им где-то сражаться, убивая зверей.
Всего нас в отряде было семеро. Дело в том, что Зеленый приор запретил чужим стаям самостоятельное передвижение по его землям, разрешив только небольшие группы — любое большое скопление будет восприниматься столицей, как агрессия врага.
Лошадей тоже не было — в холмистом лесу их скорость бесполезна, а там, куда мы направлялись, они только поломают копыта. А если оставить в предгорьях, то быстро станут пищей для хищников.
Хильда уверенно шагала впереди, указывая путь. Я временами оглаживал чувством стихии ее стройный стан, но Волчица каким-то образом отбрасывала мой сканер. За что-то она крепко обиделась на меня, и я подозревал, что это из-за моих недомолвок. Особенно про тринадцатого…
Со мной рядом двигались вечно веселый Фолки и его помощники-близнецы. Помощник Хильды уже оправился от той раны, полученной возле деревни Куниц, и теперь представлял собой серьезную боевую единицу.
Замыкали группу Губа и Тружа, вызвавшиеся помочь. Жители Шмелиного Леса тоже решили начинать союз с малого. Помогут Альфе Пантер — там, глядишь, и дружба начнется…
Губа так и ловил глазами фигуру Хильды, а вкупе с его безумной маньячной искрой во взгляде казалось, что того и гляди набросится. Правда, мне даже не пришлось вступаться за Хильду — она сама довольно быстро дала понять, стоит ли к ней подкатывать. Синяк на лице десятника еще не успел пропасть, хотя звериное здоровье старалось вовсю.
— Господи-и-ин, — раздался позади слабый надрывный голос.
Вся группа по привычке чуть снизила скорость, подарив мне недовольный взгляд. Особенно убийственно сверкнули зрачки Хильды…
Ну да, нас же на самом деле было восемь. Ну, почти.
Просто, если к семи прибавить ноль, получится… Я усмехнулся, чувствуя, как нетолерантный Инфериор со своими законами тихонько менял мое мировоззрение не в лучшую сторону. Уже нулей за людей… кхм… за зверей… вот же дерьмо нулячье! Уже нулей не считаю, короче.
Ноль по имени Мордаш, оглашая округу свистящим дыханием, наконец нагнал нас.
— Как смеет этот ноль открывать рот в присутствии пятого когтя? — недовольно проворчала Хильда.
Так она ворчала уже десятый или сотый раз. Потому что тихоходный Мордаш заметно снижал скорость нашей звериной эскадры.
Единственной пятой ступенью в нашем отряде был я, и мне, как обычно, пришлось ответить:
— Я разрешил, Хильда.
Она в десятый или сотый раз уничтожила меня взглядом, потом повернулась и пошла дальше.
— Господи-и-ин… — Мордаш добежал до Губы и пошел шатающимся шагом, — Спасибо.
Я махнул всем рукой:
— Что стоим? Двигаемся.
***
Сына Баако по имени Тинаш с детства получил от Неба дар оракула. При этом звереныш был довольно набожным, и, если остальные звери воспринимали законы Неба как данность (ну, есть они и есть, чего их изучать-то?), то Тинаш глубоко погрузился в веру.
Хамизи много общался с юным дарованием, ведь оракул Пантер надеялся воспитать если не преемника, то достойного помощника. Дар оракула, как очень редкий, всегда за радость в стае, а если избранных еще и двое… Это значит, что Черные Пантеры будут только сильнее.
Тинаш был грамотным мальцом, и наверняка прочел всю библиотеку свитков, доступную в Панзерграде. Так же отец не скупился, и старательно покупал все, что было у редких купцов. А как-то вообще устроил великий подарок сыну, раздобыв для него разрешение побывать в библиотеке столицы.
Кажется, именно там что-то и сдвинулось в голове у юного Тинаша. Потому что он узнал о вере Просветленных, и с тех пор грезил выяснить о ней как можно больше. Юный зверь почему-то увидел в этом истинную волю Неба, которую все звери вокруг отказывались принять.
Я даже не стал разбираться, как это возможно, чтобы Небо само не могло рассказать оракулу о своей воле. Пару раз мне довелось пообщаться якобы с Небом, и я понял, что там наверху сидят довольно веселые ребята.
Беда, как говорится, не приходит одна. Пару недель назад в одной из деревень первушников рядом с Панзерградом появился ноль-проповедник по имени Юсто.
Тинаш, едва узнал об этом, в самое короткое время оказался там, и успел пообщаться с Просветленным. И, судя по всему, беседа произвела на зверя впечатление.
Потом ноль куда-то исчез, но именно после этого сын вождя и загорелся идеей посетить Горы Ящеров. Чтобы найти там… что-то. «Место силы», как мне сказали Баако и его жена.
В принципе, вождь Баако втайне винил именно оракула в том, что «тот промыл мозги его сыну».
Ну не мог же Альфа во всеуслышание заявить, что Тинаш прочел неподобающую ерунду в библиотеке столицы. Это ведь поклеп на приора Эммерика.
Или, что еще хуже, юный зверь понахватался всего этого от бродячего нуля. Это позор для самого Баако.
А значит, виноват тот, кто поближе — его собственный оракул. Хотя навряд ли Хамизи поведал юному Тинашу что-то запретное, учитывая то, что Бездной здесь и не пахло.
Что забавно, никто толком и не знал, что именно пошел искать Тинаш. Собрал небольшой отряд из таких же молодых юнцов, чьи отцы стояли тогда перед троном, и ушел.
«Помоги, Белый Волк!», — справившись со своей гордостью, попросил Баако.
Высокое положение Альфы оказалось для него западнёй, тем более в сегодняшнее темное время. Любое упоминание о ереси под запретом. А в Изумрудном городе, столице приората, даже не будут разбираться в тонкостях, нули там или Бездна. Ересь, и точка!
Вот поэтому мы и двигались тихонько в сторону Гор Ящеров, прихватив с собой пару свитков, которые нам дал оракул. Как он сказал, скорее всего, в них мы найдем-то, что нас интересует.
А я же захватил с собой нуля Мордаша. Во-первых, мне нужно было узнать о религии просветленных, а во-вторых… Чуял я, что от этого нуля будет больше пользы, чем от свитков, которые дал оракул.
***
— В начале была пустота. Ничего не было, — робко сказал Мордаш, в чьих испуганных глазах поблескивал ночной костер.
— Что за ересь? — огрызнулась Хильда, — В начале было Небо, это все знают.
Губа, ловко подхватывая зубами жареного кролика с прутиками, пробормотал с набитым ртом:
— Беж-ж-жна…
— Чего? — все уставились на десятника.
Тот, прожевав и проглотив, сказал:
— Еретики говорят, что Бездна была в нач… — и осекся, поймав гневный взгляд Хильды.
Так получилось, что самым ревностным охранителем законов Неба среди нас оказалась Волчица, и все, что говорил ноль, она пыталась отрицать.
— Дерьмо нулячье! Тише вы с такими речами, — проворчала Дикая.
Она нервно оглянулась на темную кромку леса. Так уж повелось — все звери боялись, что ересь услышит если не Небо, то подсылы приора.
Ночь уже зажигала над нами звезды, и пришлось остановиться на ночлег. Просыпались ночные хищники, более сильные животные с особыми дарами, и передвижение по лесу становилось опаснее, по крайней мере для нуля.
Мы расположились у одного из каменистых утесов. Здесь когда-то сполз добрый кусок склона, обнажив каменное нутро. Теперь эта ниша служила для нас отличным укрытием — если нападут, то тыл в любом случае прикрыт.
Недалеко, на грани слуха, журчал лесной ручей, где мы успели уже набрать воды. По счастливой случайности там оказался водопой у местной живности, а значит, и дичь.
После короткой охоты был готов ужин для всего отряда, все принялись утолять голод, и я смог, наконец, расспросить нуля.
Самое забавное, что звери с жадностью ловили каждое слово Мордаша — всем было жутко интересно, что же это за вера такая у нулей. И при этом настырно обрывали его чуть ли не на каждом слове. Я никак не мог заставить их замолчать, и приходилось слушать всех.
За каждой фразой Мордаша следовал возмущенный возглас: «Ну, что за ересь! На самом деле же вот так…» — и немедленно рассказывалась правильная версия.
Неожиданным знатоком оказался Губа, но особенно старалась Хильда. Судя по ревнивым окрикам на нуля, она будто очень хотела наставить меня на путь истинный.
С трудом, но я начал разбираться не только в религии нулей, но услышал достаточно и о вере самих зверей в Инфериоре. И сразу стали видны некоторые нестыковки.
— Мастеру Губе удалось отвернуться от Бездны, — скромно прошептал Тружа, защищая своего десятника, — Но он помнит, что говорили их проповедники.
— Эй, малец, я и сам разберусь, — рявкнул Губа, но чуть расправил плечи.
Ему понравилось ловить взгляды зверей, в которых читалось восхищение — ну надо же, зверь, который смог противостоять темным силам. Хотя там еще большой вопрос, сам он поборол метку или это помощь шершней с их ядом. Духи леса сами, как могли, боролись с поклонниками Бездны, захватившими Шмелиный Лес.
Я отмахнулся от них всех и кивнул Мордашу продолжать.
— Было не семь дней создания, а… — тут ноль вжал голову в плечи, покосившись на Хильду, и закончил, — кхм… восемь. Если считать нулевой.
— Смотри, какой грамотный.
— Хильда! — я нахмурился.
Волчица упрямо поджала губы, но промолчала.
— А кто создал мир? — спросил я.
— Никто, — пожал плечами Мордаш, — Мир сам создался, из ничего, из нуля.
Хильда шумно выдохнула:
— То есть, Небо будто совсем не причем, ноль? Так, по-твоему? — и она холодно смерила его взглядом.
Тот смиренно покачал головой, но посмел возразить:
— В начале был только ноль.
— Ой, ну я не могу! — Волчица вскочила, и нервно зашагала вокруг костра, — Эту ересь слушать невозможно. Сраные нули со своей просвой!
После каждого гневного выкрика мне приходилось похлопывать Мордаша по плечу, чтобы тот продолжал.
— Каждый следующий день появлялась стихия… — продолжил тот.
— А, вот это больше похоже на правду, — кивнул Губа, — Небу стало холодно, и он решил согреть себя огнем. Но огню нужно было дышать, и появился воздух.
— Точно, — Хильда опять бухнулась рядом у костра, — Вот это правильно!
Взгляд Губы сам собой проводил тот момент, когда округлая пятая точка Волчицы расплющилась о землю. А Дикая уже замучилась обращать на это внимание, тем более по безумным глазам десятника иногда даже не поймешь, о чем он там думает.
— Потом стало жарко, и Небо захотело пить, — Волчица будто старалась поскорее выговориться, — Так появилась вода. Но ей нужно было где-то быть!
— И поэтому появилась земля, — Губа довольно кивнул, будто вспомнил школьный курс.
Его взгляд так и продолжал блуждать по фигуре Хильды. Вероятно, десятник сейчас считал, что землю создали исключительно для того, чтобы округлости Волчицы могли на ней «быть».
Пока в словах зверей все было логично — следом за Небом появились стихии, и все они были связаны друг с другом.
— Да, с огнем появилось солнце, и так начались дни, — сказал Мордаш, — Потому что какой может быть день без солнца?
— А земля? — спросил я.
— Все, как говорит госпожа, — скромно потупил взгляд ноль, и стал загибать пальцы, — Огонь, воздух, вода, земля…
Я пытался все это понять и охватить. Получалось по вере нулей, что появились нули, потом стихии, а потом…
— Когда появились стихии, — упрямо вставила Хильда, — Небо увидело, как это прекрасно, но опечалилось, что этого, кроме него, никто не видит. И создало первушников. А чтобы они поняли, как прекрасны стихии, позволил им видеть их.
— А звери? — спросил я.
— А это пятая стихия, — сказал Губа, — Небу стало скучно, оно хотело, чтобы мир сам по себе жил, без указки. Оно не видело в первушниках воли к жизни. И наделило мир духом.
— Так были созданы звери, — кивнула Хильда, — В мире возник дух, следом появилась и воля.
Мордаш молчал, не рискуя без моего позволения влезать в оживленный разговор.
— Так, а люди? — мне становилось все интереснее.
— Небо поняло, что звери слишком своевольны, что стихия духа развращает их в своей гордыне. Начали звери думать, что они сами по себе, — и Хильда пристально уставилась на нуля, чтобы тот проникся настоящей истиной.
Я слушал их и понимал, что все эти сказания как-то неясно перекликались с религиями моей родной Земли. Там тоже многое было про создание мира, про то, откуда все появилось. Только здесь, в Инфериоре, все было завязано на стихиях и воле.
— И создало Небо человека, — сказала Хильда, — Как проводника между Небом и Инфериором. И должен человек являть волю Неба зверям и первушникам.
— И дана была человеку власть повелевать зверями и гадами, — сказал Мордаш, — А над нулями власти у него не было.
Звери ахнули, и я вконец сообразил, где именно возникает нестыковка в их сказаниях.
— Как смеешь ты, ноль, такое произносить? — холодно процедила Хильда.
— Стихия духа есть воля, а нулям же дано смирение, — Мордаш скромно потупил глаза, но затрясся от давления меры Волчицы.
— Хильда, не убей мне нуля, — проворчал я.
— Ой, да пожалуйста, — она упрямо отвела взгляд и уставилась на костер.
— Спасибо, хозяин, — пробормотал ноль, но испуганно сомкнул губы. Не пристало Просветленному пресмыкаться перед высшими мерами.
Видно было, что Мордаш старается следовать вере Просветленных, но знает ее не так глубоко, и по привычке часто срывался на поклоны и раболепное «господин-хозяин».
А я так и не мог уловить, где же логика во всем этом. С одной стороны, Просветленные за смирение, с другой стороны они не хотят преклоняться перед зверями и людьми. Смирение и гордость как-то странно сплетались в их восприятии.
Удивительно, как вообще эти проповедники выживают в Инфериоре и путешествуют между городами и деревнями? Да их, по сути, любой встречный-поперечный схватит или съест.
— Мордаш, я помню, тебя всему научил Юсто, — сказал я, — Это тот же просветленный, который промыл моз… кхм… разговаривал с Тинашем, сыном вождя?
Мордаш пожал плечами, потом сказал:
— Наверное, господин.
— А где он, этот Юсто? Куда пропал?
Ноль заерзал глазами по нашим лицам, будто сомневался, имеет ли право выдать своего учителя.
Этот просветленный проповедник не давал мне покоя. Казалось, что, если мы найдем его, я смогу нащупать решение моей проблемы.
Поэтому пришлось сказать жестче:
— Отвечай, Мордаш. Сейчас же, это приказ зверя.
Ноль вздрогнул и еле слышно пробормотал:
— Блаженный Юсто отправился туда, где тьма обрела слишком много силы.
— Конкретнее, — рявкнул я.
— Шмелиный Лес, — задрожав, промямлил ноль, — Просветленный отправился туда, намереваясь помочь заблудшим…
— Э-э-э… — протянул Губа, — А что это за силы тьмы такие?
— Я думаю, он о Геллии и ее приспешниках, — сокрушенно вздохнув, сказал я.
Потому что теперь мне стало ясно, что за ноль попался мне там, на отвале. Как обидно закончилась жизнь Просветленного — сначала поймали и заставили работать на каменоломне а потом он сломал шею, рухнув вниз.
Какую там мудрость он пытался мне внушить? «Абсолют один, но их много». Конкретнее некуда, ничего не скажешь.
Кого много? Нулей?
Что-то меня беспокоило во всем услышанном. Пропустил самую мелочь…
— Хильда, — задумчиво спросил я, — А как, по вашей вере, появились нули?