Мера зверь: Прорыв

Глава 19. Горизонт

«Ты помнишь, зачем ты здесь?»

Голос до того неожиданно прогремел в голове, что я не сразу обратил внимание, где нахожусь. Опять я в обмороке, что ли?

Серое небо давало ощущение пасмурности, будто скоро начнется дождь. Гладкая пустыня, куда ни глянь — идеально ровный горизонт. Меня сразу стало мутить от неимоверной огромности и правильности пространства.

Я присел, трогая белый песок. Обычный мелкий песок, только белый, с кремовым оттенком… Что это вообще за место?

— Кто ты? — громко спросил я, вставая.

«Один из двенадцати.»

Если бы он сказал, что из тринадцати, я бы не удивился.

Поморщившись, я переспросил:

— А конкретнее…

В ответ лишь молчание. Я взъерошил себе волосы, проверяя ощущения. Нет, я точно не в своем теле — слишком все муторно, как во сне. Очередное видение.

— Где я?

«В одном из уголков Инфериора, нижнего мира… Когда-то здесь была жизнь.»

Я снова посмотрел на белый песок. Может, это Белый приорат? Есть же вроде такой цвет?

«Нет, это не Белый приорат. Это вообще не Орден Каэля.»

— Чего не Орден? — я удивленно встрепенулся.

Но собеседник молчал, позволяя мне самому думать. Это не Орден Каэля…

Стоп-стоп-стоп!

Прецептор — глава Ордена, наместник Неба на земле. Война сейчас бушует в столице столиц, Престоле Ордена. Под орденом находится двенадцать приоратов…

«Верно мыслишь, Тринадцатый.»

Сказать, что я удивился, это мягко преуменьшить. У меня чуть голову не снесло от того, как он назвал меня.

— Я — тринадцатый?! — вырвалось у меня, — Какого хрена?!

Но голос будто не услышал меня.

«В Медосе, среднем мире, есть и другие царства, не только Каэль.»

Я же уже почти не слушал его:

— Я не могу быть тринадцатым. Я из другого мира.

«Все вышло из Нулевого мира, как и твой родной мир.»

Нет, это было слишком. Я опустился на колено, опустив пальцы в песок. Выпустил чувство стихии, упрашивая землю помочь, подкачать мою уверенность, разогнать мысли. Это часто помогало мне.

Иногда даже сильной воле нужна помощь…

Земля слабо отзывалась, словно крепко спала. Нет, словно была почти мертва, и мои потуги были, будто я пытаюсь раскачать труп. Впрочем, этот труп подавал признаки жизни, какие-то сигналы я чувствовал.

— Если я тринадцатый, то зачем все это?! — выдохнул я со злостью.

Как же глупо было себя чувствовать пешкой в чужой игре, безмозглым ослом, которому перед носом повесили морковку. Куда ни глянь, везде тринадцатые мерещатся… А я сразу бегу их спасать, как ошалелый — «Это точно оно!»

А вот такие вот сверху сидят и посмеиваются…

«Я не сверху и не снизу. Считай, что я в другом месте.»

Я обхватил голову руками. Да что ж как все сложно-то. Ну почему ни один засранец, ведущий меня по Инфериору, не может сказать напрямую, что делать?

«Ты без сознания, но твоя мера уже слишком сильна, чтобы быть ведомой.»

Ах, вот оно как… Я уже слишком силен, чтобы быть ведомым. Вот мне и подкидывают теперь тринадцатых на каждом шагу.

Из души рвался главный вопрос, мучивший меня все время.

— Абсолют обманул меня?

«Абсолют не может обмануть.»

— Я смогу вернуть близких? — опустив голову, я говорил уже тише, — Жену? Дочь?

Как же их зовут? Я усиленно пытался вытащить из прошлого их имена и лица, но ничего не получалось.

Дочь… Ее, кажется, звали Грезэ? Другого имени уже не помню. Ну да, поэтому я ищу Грезэ.

А жена?

Смазанная пустота в памяти, и на ее место, словно по своей воле, пытались встать другие лица. Хильда… Обнаженная, улыбающаяся, протягивающая руки, откидывающая голову. Моя.

Да, ну не может быть! Почти ничего не осталось в моей памяти из того мира…

«У тебя есть близкие. Разве им не нужна помощь?»

О, да, близких я набрал, мама не горюй. Рычка не уберег, но его стая в моей душе. А еще меня ждут Грезэ, Хильда, Фолки, Макото, Кицунэ.

Халиэль Огненная Плеть. Белиар, как его там…

«Ангелы и демоны разве должны волновать смертных? Не всякий путь — правильный.»

— Если это не обман, то что это? — прошипел я.

«Это — другой путь, Тринадцатый. Инфериор теперь твой дом, и тебе надо задуматься, как спасти его.»

Сволочи! Я сидел, пересыпая песок сквозь пальцы… Мёртвая земля, которая не хочет отзываться.

«Иначе твой новый дом ждет такая же участь. Здесь Тринадцатый не успел.»

Я стиснул зубы от бессилия. Значит, у них тут виноват такой же, как и я? А они не причем?

— А барьер зачем? — только и выдохнул я, — Ты пытаешься рассказать мне о долге, но сами же меня и ограничили.

«У всех есть барьеры. Разве он мешает тебе? Инфериор — твой дом, спаси его.»

Такой назидательный тон уже начал меня раздражать. То есть, он намекал, что нечего пытаться вырваться через барьер, вроде как мне и так достаточно силы отмерили.

У меня кольнуло чувство, что голос-то знакомый. Где я мог слышать его? И вообще, какой разговорчивый малый. И знает чуть больше, чем остальные…

— Ты Абсолют?

«Еще нет.»

От удивления я аж чуть воздуха не хапнул, вдохнув полной грудью. Получается, я болтаю уже не с моим заказчиком?

Мне показалось, или в этом голосе чуть проклюнулось довольство?

Еще не Абсолют, но скоро будет…

Острое чувство, что меня в очередной раз пытаются обвести вокруг пальца, теперь не отпускало. Сильная воля, говорите?

Я попытался призвать все свои стихии, и одновременно достучаться до дара ангела. Как это там, дар судьи?

«Каждый должен играть свою роль, иначе весь мир ждет такая пустота. Зверю — зверево.»

Голос слабел, и тут же все вокруг сотряслось. Словно разом подпрыгнул горизонт, и меня кинуло на спину.

Ух!

Я вскинулся, снова напрягся. Сильную волю просто так не заморочишь.

Новый прыжок всего мироздания.

Хлоп!

***

— …елый!

Страшный мир померк во тьме, и я понял, что совсем не чувствую тела. Вернее, чувствую. Правую щёку, по которой… ХЛОП!

— Белый, нулячья твоя мера! — голос Губы зазвенел в темноте.

Я открыл глаза и следующую пощечину перехватил.

— Ох, — Губа потер ладонь, — Как по камню хватил. Ты это, полегче…

Сверху обычное, голубое небо в узкой щели — мы так и сидели в ущелье. Вокруг камни и два обеспокоенных лица.

— Мастер, очнулся.

Рядом улыбался Тружа. Один глаз у него заплыл и был скрыт под кровавой коркой, но второй смотрел радостно, будто с облегчением.

В меня хлынул поток воспоминаний, и я резко вскинулся, оборачиваясь.

— Ящерицы!

— Убежали, — довольно осклабился Губа, — Ты голову разнес их вожаку, Белый. Какой жирный кусок духа тебе прилетел!

— И еще один, — кивнул Тружа, а потом приложил два пальца ко лбу и взглянул вверх, — Прямо оттуда, да славится Небо.

Губа тоже мазнул двумя пальцами по лбу, а я подозрительно покосился наверх. Что еще за подачки?

Машинально глянул на свой столб духа. Пятая ступень, до шестой еще пилить и пилить. И все тот же барьер, вот он, мерцает потолок, родимый… Я потер шею — будто ошейник для меня заготовили.

И дар вождя еще подкинули. После разговора со странным голосом, причем таким знакомым, у меня возникло ощущение, будто мне показали мое место. Мол, сидишь в Инфериоре, так и сиди.

Вот тебе власть, собирай стаю, и бегай себе тут, делай вид, что вершишь великие дела.

Вот тебе близкие, вот тебе дом — хоть обспасайся. И жирный намек, что ангелы и демоны не твоя забота.

— Встаем, — я подхватился, выпрямившись на непослушных ногах, и внимательно глянул вперед, на выход из ущелья.

Конечно, мне самому было интересно, что я там натворил.

— Сколько я был без сознания?

— Да немного, всего ничего, — Губа пожал плечами, переглядываясь с Тружей.

Пчелёныш кивнул.

Тело вожака варанов еще не исчезло. Да, бедный ящер, кажется, невовремя открыл пасть. Я не был особым экспертом в криминалистике и анатомии, но кажется, залп моих башенных орудий снес ему верхнюю челюсть вместе с мозгом.

— Спасибо, учитель, — я потрогал тело ящера древком.

И мне даже не пришлось кривить душой. То, что показал мне ящер, было настоящим алмазом в магии земли. Я до сих пор не умел выращивать пики из земли, не владел вязкой ловушкой… Да, я много чего не умел делать, потому что либо не знал заклинания, либо не попался учитель.

И по иронии судьбы настоящую силу разума показало мне обычное животное, пресмыкающийся житель Гор Ящеров. Малое воздействие — огромный урон. А уж как я смогу развить это, зависит только от меня.

Вокруг была тишина, и я пустил сканер, раскручивая его куда подальше. Да, вроде как действительно слиняли наши хохочущие враги.

Ну, у них сейчас будут другие проблемы — вожака нет, а кандидатов наверняка не один. Пару недель стаю ждут только распри и жестокие драки.

— Белый! — Губа тронул меня за плечо и ткнул пальцем на горизонт, едва видимый за склоном.

Я проследил направление — в прогале между склонами виднелась гора гор, царица всех вершин. То, что она огромная, было понятно сразу.

Заснеженный пик исчезал в облаках, и даже отсюда было видно, что соседние горы в подметки не годятся. Словно свита, окружали они старшую по высоте.

— Она? — спросил Губа.

— Судя по всему, да, — я кивнул, — Все, времени нет, пошли.

***

Дальше мы передвигались гуськом — Губа впереди, Тружа в середке, и я позади.

Я показал взять всем гораздо левее, и мы высоко поднялись на нашу гору, чтобы не спуститься случайно на соседний склон. Одного касания разума того ящера оказалось достаточно, чтобы увидеть — там живет стая гораздо крупнее, чем здесь.

Покалеченный Пчелёныш часто спотыкался, и нам все же пришлось сделать остановку возле ручья. Там он промыл раненый глаз, а потом я перехватил его руку, и провел все те манипуляции, что творил тогда в пещере с Макото.

Мы взялись за руки, и опустили их в ручей. Ледяная вода сразу же стала пытать, хватая холодом за сердце, но едва заработала магия, как неприятные ощущения исчезли.

Для меня. Тружа, судя по тому, как он морщился, испытывал сильную боль.

Опухоль и воспаление я снял, но зрение пока восстановить не удалось, требовалось еще несколько сеансов. У стихийного исцеления была заметная особенность — сначала оно дает разительное улучшение, но с каждой минутой прогресс замедляется.

Через некоторое время я понял, что это не моя вина. Суть исцеления сводилась к тому, что в начале основные усилия прилагаю я, и их достаточно, но потом усилия должен прилагать раненый. А я, сколько не пыжься, добавить ничего не смогу.

Законы медицины, хоть и в искаженном варианте, работали и здесь — без желания пациента вылечиться врач ничего не сделает. Другое дело, если был бы дар лекаря — там магу позволено гораздо больше без согласия больного.

Впрочем, желания у Тружи было хоть отбавляй, а вот умения не хватало.

— А я говорил, что не только с луком своим бегать надо? — ворчал Губа, глядя на нас.

— Так я же…

— Молчи, опарыш медовый! Драм этот ваш глаза застил вам легкой жизнью.

Тружа и вправду оказался туговат в плане стихий. Сам того не понимая, он владел немного воздухом, отчего стрелял довольно метко. Но волнение или страх сильно ограничивали его связь с силой.

— В общем, пока достаточно, — я вытащил руку из ручья.

Тружа наложил повязку на глаз, отрезав лоскут от рукава, и благодарно улыбнулся.

— Глаз теперь слезится, но вроде как свет видит.

Я кивнул, не сводя взгляда с далекой вершины.

— Спасибо, мастер Белый Волк.

Восхищенный взгляд Пчелёныша раздражал меня. Если честно, мозгов у него не особо прибавилось с тех пор, как он бегал в банде Драма. Просто поменялись кумиры — раньше разбойник, наделённый настоящей силой. А теперь вот я, который у того разбойника всю Нору разворошил.

Ладно хоть, сейчас у Тружи были верные ориентиры, но все равно ему следовало больше думать собственной головой.

— Все, идем дальше, потом еще подлечимся.

Губа прошел вдоль ручья несколько шагов, пока мы с юнцом собирались с силами, а потом вдруг присел и крикнул:

— Есть след, Белый!

***

Если в Проклятых Горах основной упор в живности приходился на членистоногих, то в Горах Ящеров действительно было много пресмыкающихся.

Мы старались двигаться сверху по перевалам, часто заснеженным, и это позволяло порой увидеть хищников издалека. Вараны больше не попадались нам, хотя нам пришлось сражаться с мохнатыми ящерицами, засевшими в снегу.

Но мех у них не служил крепкой броней, и это обеспечило нам победу. После того, как «земная волна» превратила одну из тварей в киш-миш, остальные поспешили ретироваться.

Пару раз пришлось прятаться от парящих вдалеке птиц, похожих на летучих мышей. С нашего убежища было плохо видно, как они выглядят, но судя по гребням на головах, наверняка какие-нибудь птеродактили. Других летающих ящеров я припомнить не мог.

В который раз я поражался, как выборочно работает память. То, что занимало важную эмоциональную часть моей жизни, почему-то стиралось. А то, что казалось какой-то нелепой мелочью, почему-то помнилось.

Странно, что я не забыл свои навыки телохранителя. Хотя и там с провалами — лица земных наставников были для меня если не пустыми пятнами, то прочно заменялись лицами тех, кто учил меня уже в Инфериоре. Скорпионы, Серые Волки, Рогачи…

Мой земляной сканер стал такой же привычной вещью, как зрение или слух. В этих горах нельзя было ни на секунду расслабляться — все вокруг норовили нас съесть.

А вот когда мы увидели черепаху, это было потрясающим зрелищем, хотя после виденных мной в Проклятых Горах Апепов это могло показаться мелочью.

Мы как раз спустились с одной из возвышенностей, и собирались пройти через овраг по насыпи, оставшейся после обвала. И вот эта самая насыпь, груда камней, пришла в движение и послышался утробный рокот.

А ведь я даже ничего не почуял до того момента, как не заметил искры, глушащие опасность.

Показалась огромная голова с клювообразным ртом, красные глаза. Сопящие ноздри, в каждую из которых можно было пройти в полный рост, подняли вокруг пыльную бурю.

Как это ни странно, десятник среагировал быстрее всех и драпанул так, что поднятая пыль завихрилась следом за ним.

— Бежим!!! — крикнул я и, подправляя Тружу, понесся вслед за Губой.

В панцирь этой черепахи легко можно было бы припарковать фуру, да еще место останется. Уродливые наросты на нем имитировали горные породы, и я с ужасом понял, что мой сканер даже не отличил твердую органику от камня.

А постоянно пробивать чувством стихии глубже в грунт никакой меры не хватит.

Я даже не рискнул посмотреть, какая ступень у животного — мое чувство опасности завопило сиреной, едва я подумал об этом. Обычная логика подсказывала, что наверняка у неповоротливой черепахи особые методы атаки.

Нам пришлось некоторое время бежать вдоль оврага, подальше от огромного монстра. И довольно вовремя — далеко позади нас осыпался целый пласт грунта, и все это одним волевым усилием черепахи.

Я даже не представлял, насколько сильно она владеет магией. А уж перехватывать бы стихию точно не рискнул. Даже та каракатица, с которой я сражался, когда охранял караван купца Дидрича, наверняка послужила бы этой твари легким обедом.

Оставалось благодарить Небо, что она медленная, как… как черепаха.

***

Мы так и не дошли до той вершины, и пришлось ночевать в небольшой пещере. Пришлось тщательно проверить ее на предмет наличия всяких хищников, прежде чем расположиться внутри.

Не хотелось бы просто так войти в пасть какому-нибудь гигантскому хамелеону, притворившемуся горой.

— Ладно, если пасть, это не стыдно будет, — заржал Губа, — А то у Речных Бобров есть сказка, как их первый предок получил силу.

Тружа, услышав, засмеялся, и я с интересом уставился на них. Помнится мне, у всех стай истории примерно одинаковые — гонятся враги или монстры, первый предок встречает дух стаи, и тот наделяет силой.

После тяжелого дня, когда мы несколько раз чуть не умерли, моя душа тоже желала посмеяться. Это делало то ощущение, что мы все еще живы, в десять раз слаще.

Губа расслабленно опустился перед горкой хвороста, который мы собрали возе пещеры, и добывать огонь. Вызвать открытое пламя я не мог, но старательно сконцентрировался на трущейся палочке — как сказал десятник, это поможет.

Десятник, поддувая под палочку, начал:

— Короче, первый Бобер бежал по берегу, спасаясь от монстров речных, и увидел, как огромное животное грызет огромное дерево.

— Смотрю, там все было огромное, — усмехнулся я.

Губа с Тружей заржали еще сильнее, а потом десятник, утирая слезы, все же продолжил:

— Бобры рассказывают, что их предок попросил убежища, и Великий Бобр спрятал того в своей пасти на целую ночь, — тут Губа сделал паузу, и многозначительно добавил, — Так говорят Бобры.

Тружа снова прыснул, и мне тоже было сложно сохранять серьезное выражение лица. Так бывает, когда кто-то рассказывает анекдот, и толком сказать ничего не может, а уже смешно.

— Но мы-то знаем, где прятался их первый предок, — Губа неожиданно серьезно закивал головой, — Великий Бобр сам не знал, что у него… — и десятник не удержался, сорвался в хохот, — …у него! А-ха-ха! Зудело у него там… Всю ночь, представляешь?!

Я тоже рассмеялся до слез, представляя, где зудело у Бобра, и оглядывая пещеру. Да, не красит доблестного рыцаря такая честь — оказаться в заднице у дракона.

— Ладно, дежурим по очереди, — кивнул я, — На заре поднимаемся на вершину.

— Главное, чтоб девка твоя жива была.

Я усмехнулся. В этом мне даже сомневаться не приходилось. Талисман на груди чётко подсказывал мне, что все ещё живы. И Хильда, и рыжая Кицунэ.

— Об этом даже не задумывайся, — сказал я, потирая в пальцах скрутку волос.

Сначала мне казалось странным, но я давно привык, что даже Рычок отзывался так, будто где-то просто ждет меня…