Мерикратор

Часть 1 Глава 10

Глава 10

И следующую неделю снаппер продолжал выкашивать население почти с той же неумолимой скоростью. За день-два, даже за неделю, вес до нормы не сбросишь, да большинство, что для нас, трансгуманистов, просто чудовищно, и не пытались.

Это большинство простого и очень простого народа вышло на улицы с протестами, что правительство ничего не делает, чтобы спасти простой народ, сами вон каторжанят себя на тренажерах, а нас почему не принуждают? Пусть немедленно примут меры, приставят к нам врачей и армию с примкнутыми штыками… а лучше изобретут таблетки, чтобы закинул одну в рот – и похудел. Ну ладно, можно сразу две…

Сегодня, когда я запер квартиру и вышел на площадку, мужчина со смартфоном в руке даже не повёл в мою сторону глазом, но когда я вызвал лифт и вошел в поднявшуюся на мой этаж кабинку, он резко сдвинулся, я не успел глазом моргнуть, как он оказался за моей спиной.

Дверцы медленно схлопнулись, он тут же нажал на кнопку «стоп», опустил на пол чемоданчик, откуда он только и взялся, быстро распахнул.

Я смотрел тупо, от меня мало что зависит, а мужчина велел коротко:

– Снимайте пиджак. И рубашку.

Он выхватил из чемоданчика неприятного вида серую майку с короткими рукавами.

– Это… защитная? – спросил я непослушными губами.

– Да, – сказал он коротко. – Защитит ваш корпус до локтей и до паха. Высококлассный снайпер бьет в голову, но есть мнение, что для вашего устранения направят кого-то попроще с револьверами.

И будут стрелять туда, договорил я молча, куда проще попасть. Но уже что-то, раньше никому не был нужен, а теперь заметили, спасибо. На хорошего снайпера я ещё не заслужил. У них и винтовки дорогие.

С неохотой, но быстро переоделся, майка приятно холодит тело, явно нановолокно, прочная, но легкая. Под рубашкой не видно, а когда сверху ещё и пиджак, то и вовсе…

Бодигард снова ткнул пальцем в кнопку лифта, кабинка опустилась на первый, там дама мельком посмотрела на обоих с подозрением, но мы норме, ширинки застегнуты, дыхание ровное, и она поспешила занять наше место, пока лифт не перехватили.

У подъезда ждет черный внедорожник с затемненными стеклами. В прошлые разы проезжали мимо милицейских постов, но ни разу не тормознули, что-то либо в номере, либо есть какой-то знак, но нас ни разу не остановили.

Шофер оставался за рулем, задняя дверца распахнулась, мужчина в дорогом костюме выскочил и быстро усадил меня на заднее сиденье, там уже ждет один такой же рослый и накачанный.

– Ого, – сказал я, – вас уже двое? Меня повысили?

Первый сел с другой стороны, меня зажало между двумя гигантами, как лягушку между слонами, сказал с хмурой усмешкой:

– Вы сами себя повысили. Мы лишь реагируем.

– Спасибо, – сказал я. – Выше рейтинг, дольше падать.

Автомобиль мчится по улице, словно танк, я интуитивно чувствую его непомерный вес, явно за красивой обшивкой броневые листы, не пробить даже из гранатомета.

Мир меняется стремительно, а ещё этот снаппер вздрючил пугнул и заставил прогресс помчаться так, что не разглядеть мелькающие за окном дорожные столбы.

Человек, это уже понятно, вообще не успевает за изменениями. А скажи ему про разработку ИИ, он сразу ответит уверенно, что всё это ложь, брехня и провокация, никакого ИИ не будет, а всё распил бабла и сплошное непотребие.

Все получили компьютеры, интернет и ИИ среднего уровня, но ведут себя как люди средних веков или пусть даже эпохи Возрождения. Нормы морали и взаимоотношений те же, более того, идет мощная кампания под лозунгом «Останемся людьми», а это означает сохранения всех старых догм в неприкосновенности, и вообще «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно».

К великому сожалению, даже мы, трансгуманисты, из эмоций, инстинктов и прочей животной хрени, а действовать нужно уже сейчас так, будто мы целиком из чистого разума, который понимает: промедление смерти подобно.

Увы, даже не все трансгуманисты понимают, мир не просто ускорился, а без резких изменений рухнет и мир, и вообще все надежды, что Вселенная возлагала на человека.

Звякнул смартфон, я вытащил из кармашка, бодигарды тут же отвели взгляды в стороны, хотя если не прячу от них экран, то ничего секретного пока нет.

– Держи голову в холоде, – послышался бодрый голос, на фоне уютного кабинета появилось довольное лицо Яфета, – ноги в тепле, а дураков на дистанции. Шеф, пора агитацию?

– О чем? – спросил я.

– Вообще за трансгуманизм, – пояснил он. – А то большинство не имеют понятия, что это такое выперло на арену истории. В то же время правда о наших целях не должна мешать красивой истории, которую сейчас сочиняем для города и мира.

– Ты о программе развития страны?

– Сперва уточним о правлении. Мы демократы или автократы?

– Меритократы, – ответил я. – Или, как говорят в нашем высоколобом народе, мерикраты! Всё сокращают, свиньи поганые, плохой пример молодежи подают. Уже и сами не могут без запинки выговорить такое простое и привычное слово, как «трансцендентальность», а что дальше будет?

Он хохотнул, кивнул, дескать, всё понял, поспешно отключился, словно попробовал произнести без запинки это простое и привычное, но завис.

Перед офисом два десятка автомобилей, на крохотном пятачке уже и места нет, мы не рассчитывали на быстрый рост партии, а на крыльце курят с полдюжины тех, кто всегда садится в заднем ряду.

Я поздоровался, с тремя даже поручкался, вошел в зал, там уже размещаются группками, но до начала ещё восемь минут, я бодро взбежал по двум ступенькам на помост, там уже Бабурнин и Влатис, мне тут же подсунули листок со статистикой, нашенской, ей верим больше.

Снаппер начал сбавлять активность, в некоторых районах вообще исчез, свирепствует только в больших городах.

Влатис, в руках которого все вычислительные мощности нашей партии, придвинулся ко мне вместе со стулом, брови подняты, глаза как у лягушки, сказал трагическим шепотом:

– Они… они что, не понимают?

Я уточнил:

– Что ещё там особенное?

– Снаппер, – произнес он трагическим шепотом, – уже все знают, на чем он держится… Но статистика продаж продуктов показывает, что в первую неделю кривая резко упала… обрушилась, как любят говорить СМИ, но вот по самым свежим сведениям…

Бабурнин догадался, спросил со злым интересом:

– Начала расти?

Влатис воскликнул:

– Да что там начала!.. Почти восстановилась!.. Ну, с учетом потерь среди покупателей. Знают, что нельзя, но жрут, как не в себя!

Бабурнин хохотнул:

– Вот это по-нашему! Европе такое не понять! Аршином общим не измерить!

Я сдвинул плечами.

– Это и было понятно, простой народ и есть простой. Ну хоть неделю продержались.

На помост вскочил Черноклюв, демонстрируя, что и с его весом он не только силен, но и прыгуч, сказал гулким голосом, словно гризли проревел из дупла секвойи:

– Сперва струхнули, а потом… Дескать, где наша не пропадала, умирать, так нажравшись… А как продажи спиртного?

– Сметают с полок!

– Это по-нашенски, – одобрил Черноклюв. – Только ирландцы картину портят.

– В протестантских примерно то же, – уточнил Яфет ради объективности. – Хоть и с крохотной поправкой на менталитет.

– Глобализм, – буркнул Черноклюв. – Нет ни эллина, ни иудея, всё смешалось в доме Волконских, только гадящая англичанка semper.

– Non mutare, – согласился Яфет. – Думаю, во всех странах сметают и все антидепресанты и даже наркотики. Наркокартели уже богаче Маска!

– Маск уже сказал, плюнет на всё и улетит на Марс строить мир для умных.

– Простой народ предпочитает не решать проблемы, – сказал педантично Фауст, – а уходить от них. Правительство на что? Вот пусть и решает! А народ должен с чипсами лежать на диване и критиковать.

В зал постепенно возвращались курильщики, рассаживались, но продолжали тихонько переговариваться, пока Черноклюв не поднялся и не объявил громовым голосом, что собрание трансгуманистов открыто.

В открытые двери поспешно проскользнули опоздуны, что всегда ждут до последнего, словно у нас привычные собрания советского периода о помощи колхозам в уборке урожая.

Я узнал Маковею, Олжаса, Куява, даже Аянбек появился, сто лет не показывался, за ним стеснительно улыбающийся Лавр, всех снаппер согнул, а этот, напротив, выпрямился, не иначе, как разбогател и начал землю скупать, как он всегда мечтал.

Рассаживаются, кто-то в первый ряд, часть ожидаемо занимает последний, словно опасается выстрела в затылок. У нас обязательное посещение только членов комитета партии, но присутствовать могут всё, потому наш небольшой зал обычно заполняется достаточно, трансгуманисты предпочитают общаться с себе подобными, у нас не только общие темы, но и общий уровень, что так важно.

Зал постепенно заполнялся, Бабурнин поглядывает на часы, в какой-то момент поднялся, постучал за неимением молотка ладонью по столу.

– Тихо-тихо!.. Да, знаем, во всем мире такое необычное время. Но жить надо и двигаться вперед надо!.. Заслушаем отчет председателя партии, потом полчаса прения… ладно, час!

Я поднялся, со строгостью во взоре оглядел присутствующих в зале.

– Вы все знаете, – сказал я, – что происходит. Негуманно такое заявлять вслух, но снаппер уже внёс резкие изменения в состав населения, эти изменения играют на партию трансгуманистов. Сейчас вот пришло сообщение, что электорат партии «Воля народа» сократился больше, чем наполовину, а «Воли простого народа» на две трети…

Судя по лицам, большинство тихо радуется потерям наших противников, хотя это означает гибель миллионов, даже десятков миллионов людей, зато наша партия идет без потерь, единичные исключения ни в счёт, вот уж наша устойчивая психика. Точно знаем, что мы вне опасности, а остальные… что ж, сами виноваты, не надо было разжираться, а потом требовать от властей, чтобы и двери в троллейбусах делали шире, и стулья в кинотеатрах заменили…

Вообще-то, мелькнула мысль, мы уже давно ушли от прекрасных идей французских просветителей, на которых строилась цивилизация. Для нас человек не прекрасное нечто, что рождается ну прям ангелом, а потом его портит общество. Для нас он грязная свинья, в которую нормы нравственности нужно вбивать силой и постоянно, чуть отвернись – снова уже не человек, а толстая и освиневшая свинья.

Наверное потому, даже самые чувствительные из нашей партии как-то не переживают, что столько народу мрет. Жиртресты мрут, но они разве люди? Ну ладно, люди, но в таком запущенном состоянии, что и не жалко.

Я старался больше оперировать цифрами, так придираются меньше, после меня выступил Фауст и сообщил нейтральным голосом, что за последнюю неделю мы набрали на триста сорок и на четыреста двадцать процентов больше, чем партии «Воля народа» и «Воля простого народа» и теперь отстаем от первой лишь на десять и пять процентов, а от «Воли простого народа» на двенадцать и три.

В зале зашумели, у нас народ интеллигентный, а интеллигентность означает сдержанность, никто не вскакивает и не орет диким голосом, вскидывая кулаки и свирепо вращая глазами, мол, всех порву за любимую команду.

К трибуне энергично протолкался плотно сбитый человек в хорошо сшитом костюме, точно не из магазина готового платья, интеллигентная бородка, выглядит как из времен Тургенева и Чехова, но когда заговорил, я ощутил в его голосе нотки человека, умеющего управлять массами. Таких в древнем Риме называли трибунами и ораторами, простой народ и сейчас предпочитает оратора не только слышать, но и видеть, так им понятнее.

– Позвольте мне, – начал он с обаятельной улыбкой, – Я трансгуманист, хотя и не состою в списках партии. Внимательно слежу за всеми событиями в стране, сейчас уверен, что государственная машина власти слишком большая и громоздкая, чтобы её остановить сходу или повернуть! Это приведёт к ошибкам, их в нашей стране и так было многовато. Большой глупостью было во время снаппера проводить выборы!.. Я предлагаю, пока не поздно прервать и отменить наше участие! Это подаст правильный сигнал и остальным!

В зале наступила тишина, потом везде зашушукались, я спросил у Бабурнина:

– Это кто?

– Верещака, – ответил он. – Энергичная сволочь, но умный гад. Подозреваю, засланный казачок.

– Почему?

Он хмыкнул.

– Я же говорю, умный. А умный по дефолту либо разделяет наши взгляды, либо дурак. А вот умная сволочь вполне может прибиться к нам. Понимает, что если люди с высоким ай-кью не у власти, то лишь потому, что не хотят быть ею.

Черноклюв мерно прогудел с другой стороны:

– Засланных должны держать и у нас, чтобы в нужный момент сорвать работу. Мы хоть и были самой мелкой из партий, но нашу силу власть понимала и учитывала.

Я кивнул, продолжая рассматривать Верещаку.

– Снаппер нарушил всё! – продолжал тот, повысив голос. – Надо бы сразу отложить на год, а там будет видно, но умники ссылались на Конституцию, что должна быть незыблемой, и вот получилось то, что получилось!

Из зала крикнули задорно:

– А что получилось?

Он ответил страстным голосом трибуна:

– В выборном процессе хаос!.. Вы помните, в хаосе после свержения царя, большевики были в меньшинстве и не представляли народ, однако благодаря своей сплоченности и дисциплине сумели захватить власть!.. Неужели мы готовы допустить, чтобы в этой сумятице к власти пришла партия, не представляющая массы простого народа?

Черноклюв толкнул меня локтем.

– Он не сказал просто «народа». В понятие «народ» входим и мы, хоть у нас ай-кью и вполовину выше средней цифры. Осторожничает, гад!

Я нахмурился, пробормотал:

– У трансгуманистов свободная трибуна не для свободы на ней вражеских элементов.

Я похлопал ладонью по столу, привлекая внимание, поднялся и, опираясь кулаками о столешницу, сказал как можно убедительнее:

– Народные массы сейчас теряют массу, но народ остаётся народом. Мы тоже народ, как бы нам не клеили название прослойки. И не самая худшая часть населения.

В зале послышался одобрительный шум, в задних рядах кто-то крикнул:

– Средний бал ай-кью трансгуманистов на двадцать девять пунктов выше, чем у членов правящей партии!

Верещака отмахнулся, как от мухи, сказал так же напористо:

– Мы можем выступить с инициативой отмены нынешних выборов!.. В Конституции прописана такая возможность!..

Тот же голос возразил:

– С какой целью должны выступить именно мы?

Верещака сказал сразу, видно, ответ был заготовлен заранее:

– Мы та партия, что начала обгонять соперников! Если так пойдет и дальше, то именно мы наберем больше всех баллов! Потому с нашей стороны будет красивый и благородный жест…

Бабурнин прошипел мне люто:

– Ага, мы же интеллигенты, должны вести себя благородно и красиво даже в политике!

Черноклюв тяжело прогудел со своего места, но его услышал не только Верещака, могучий голос прогремел во всем зале:

– И кто снова займет кресло президента? Прежний?

Верещака, не смутившись, покачал головой.

– Что значит «снова»? Он просто продолжит. Всё будет, как и раньше.

Зал недовольно загудел, «как раньше» устраивает только многочисленный чиновничий аппарат, засевший на хлебных местах, а так справа и слева требуют смены, всех арестовать и расстрелять, а виллы во Франции конфисковать на благо очень простого народа.

Я сказал, стараясь, чтобы мой голос звучал так же уверенно и гулко:

– Мы не будем прерывать выборный процесс!

Верещака вскрикнул:

– Требую поставить вопрос на голосование!

– Отклонено, – отрубил я.

Он закричал громче:

– Это недемократично!

– Может быть, – ответил я. – Зато рационально. Объявляю заседание закрытым. Членов президиума попрошу задержаться, матч между «Белфикой» и «Шантарском» начнется только в полночь по московскому времени.

Некоторые скривились, шуточка не весьма так, из трансгуманистов никто не смотрит футбольные матчи, это позор для интеллектуала, как и никто не следит за тем, какого цвета трусики надела Аня Межелайтис сегодня, что так важно для демократической общественности и электората партий «Воля народа» и «Воля простого народа».