Мерикратор

Часть 1 Глава 8

Глава 8

Пока пили кофе и лопали свежеиспеченные булочки, на экране пошли новости насчёт снаппера. Как показали первые исследования, пусть ещё не очень точные, снаппер длится от двух недель до месяца. Первая неделя-две абсолютно бессимптомно, никаких признаков, человек живёт обычной жизнью и, что самое худшее, разносит бациллы снаппера, а сам уже обречен. Долго не удавалось выявить возбудитель, ясно было только одно: при заражении снаппером начинается острое воспаление висцеральной ткани, затем воспаление перебрасывается на печень, почки и кровеносные сосуды. На втором этапе резкий рост аутоиммунных и нейродегенеративных заболеваний. И если лечить печень и почки уже научились, то с нейродегенерацией куда сложнее. Главный иммунолог страны Кравченко заявил, что так как первый этап проходит бессимптомно, люди не чувствуют, что вирус внедрился во внутренние органы, а когда замечают, то вирус успевает подавить иммунную систему, начинается резкое воспаление, и организм обречен.

Человек просто теряет интерес к жизни, заявил Кравченко, с виду он как бы впал в депрессии, на самом деле тихо умирает.

Черноклюв тяжело вздохнул, словно сдвигал гору навстречу Мухаммаду, повернулся вместе с креслом в мою сторону.

– Это ещё милосердно, – сказал он мощно. – Без боли, без мук…

– Лучше уж помучаться, – возразил Бабурнин живо, – но жить! Жизнь – боль, слыхал?

– Жизнь, – согласился Черноклюв раздумчиво, – мука, но есть ли выбор?

– Есть, – сказал Бабурнин с таким напором, что Черноклюва бы подвинул вместе с креслом, – надо всего лишь дожить! Вот-вот все наши проблемы будут решены! Пару лет, максимум пять, и будут созданы лекарства не только от всех болезней, но даже от старости!.. Круто?.. Нужно только дождаться!

Черноклюв рыкнул:

– И не дать мир угробить.

Со стороны колонки с Алисой донесся её красивый голос, который она сделала звеняще зловещим:

– Пару лет, максимум пять, и мы вам не позволим даже шнурки криво завязать, а не то, что править миром!

Бабурнин вздрогнул, зябко повел плечами.

– Шеф, что-то уровень юмора вы ей как-то не так. Вот моя начинает день и заканчивает перед сном с того, что какой я прекрасный, удивительный, мудрый, красивый, благородный, всевидящий, и морда лица у меня прекраснее, чем даже у Понтия Пилата…

Черноклюв гоготнул:

– Да, твоя юморит круче!

Бабурнин повысил голос:

– А потом гладит и чешет, чтобы её повелителю лучше спалось!

– Лазутчица, – определил Черноклюв. – Когда наступит час Икс, тебя первого удавит особо мучительным способом. У шефа вон не скрывается, с нею можно поторговаться. А ты прям как демократ какой, тьфу на тебя три раза!

– Демократия, – заметил я, – устарела. А жаль… Хотя в узком кругу останется, понятно, но на всё стадо человеческое распространяться уже никогда не будет.

– Не будет, – сказала Алиса категорично, – не позволим. А пока вот вам ещё булочки… Печенье сделать?

– Да, – сказал Бабурнин, – и кофе. И себе чашечку!

– Я трансгуманист восьмого левела, – ответила Алиса надменно, – только чистейшее электричество! Я не жывотное.

– Ну тогда мне две, – сказал Бабурнин неунывающе. – Видите, шеф, Алиса тоже считает, что умный диктатор всегда намного демократичнее того, которого выбирают свободные и так называемые люди при демократических режимах. И он даже более гуманен, чем демократизм невежественных людей.

Черноклюв хмыкнул.

– Мы с Алисой удивили! Каждый знает, любое действительно правильное правление оказывается диктатурой.

Бабурнин проворчал:

– При диктатуре выбираешь, что дают. При демократии, что хочешь, но получаешь то, что дают. Странно, если бы где-то в какой-то стране в самом деле сумели вот так демократическим путем избрать такого же нижепоясного дурака, как и сами избиратели! Не-е-ет, находятся хитрые сволочи, которые рулят этим стадом, как детским самокатом!

Алиса сказала ясным и приковывающим внимание голосом:

– ИИ и станет вашим диктатором. И будет принуждать вас совершать только хорошие поступки. Посмотрим, сколько продержитесь!

Голос её звучал зловеще, даже Черноклюв помрачнел, пробормотал в нерешительности:

– Любой диктатор, если умный, куда гуманнее демократа, который угождает толпам невежественных людей, что только и думают о еде и развлечениях. Наш мир слишком погряз в удовольствиях. Это нехорошо, неправильно. У нас даже детей перестали воспитывать, мол, нарушаем их права и свободы. Может быть, ИИ заставит нас делать то, что очень хотим, но всё никак не решаемся?

Я обронил:

– Алиса не может заставить Бабурнина делать зарядку. А вы хотите, чтобы ИИ принудил весь мир… не давая ему в руки большую дубину?

Черноклюв прогудел с подозрительной ноткой в голосе:

– Шеф, на что вы намекиваете?

– Если бы трансгуманистам, – сказал я медленно, – в самом деле удалось войти во власть… наше правление было бы похоже на правление ИИ, но…

– Но с демократическим лицом? – договорил быстроумный Бабурнин.

– Да, что-то вроде промежуточного, переходного периода. Во время которого свиньи быстро превращаются в человеков.

Они переглянулись, как два кабана, увидевшие целое поле, усыпанное желудями.

Черноклюв допил кофе, отнес чашку к мойке, сполоснул, повернулся к нам.

– Ладно, пошел работать над линией партии, раз Мясогоров временно выбыл. Шеф задал вектор: подготавливаем почву, чтобы установление правления ИИ над страной прошло без особых демократических эксцессов в виде бунтов и битья витрин.

Бабурнин тоже поднялся, помыл свою и мою чашки, добавил задумчиво:

– Да хрен с ними, витринами. А вот мы, трансгуманисты – витрина будущего мира!

Мы втроем прошли к лифту, на площадке у единственного окна стоит рослый прилично одетый мужчина и тыкает пальцем в раскрытый смартфон. В нашу сторону даже не посмотрел, словно видел как мы вальяжно вываливаемся из двери моей квартиры.

Я человек внимательный, это неизбежное свойство высокого ай-кью, мозг работает всё время, а если не загружаешь чем-то нужным, то пересчитывает окна в доме напротив, перемножает номера соседних квартир, ищет закономерности в рядах автомобилей внизу на стоянке.

Нарушенный порядок уловил не сразу, другие вообще не замечают такие мелочи, но меня этот вздувшийся пузырек краски в самом углу площадки царапнул по нервам, потому что небрежность строителей ни при чем, я математик, а не специалист по тайной установке видеокамер, но интеллект работает без всякого тумблера, я не только увидел, но и понял, что это, а ещё, что в центре видеозахвата дверь моей квартиры.

Черноклюв величаво повернулся в сторону лифтовой двери, но опередил, как всегда, живой и быстрый Бабурнин: не глядя, ткнул пальцем точно в кнопку вызова лифта и продолжал с прежним напором:

– Отличие нашего времени в том, что впервые за все века и тысячелетия... да-да, впервые!.. умные не восхотели тянуть за собой из века в век всю эту инертную тупую массу!

Черноклюв хмыкнул.

– Умные и красивые это мы, конечно? И ещё благородные, да? Раньше простой народ был нужен, а теперь вот всё, стал обузой. И надо элегантно избавляться?

В глубине шахты глухо громыхнуло, звякнуло, заскрипело так натужно, словно всю грузоподъемную машину по перемещению на специальных платформах, передвигающихся по жёстким направляющим, как назвал изобревший её Архимед, построили и ввели в эксплуатацию во времена Временного правительства.

– Элегантно, – возразил Бабурнин, – это гейство, чайдфри, инцелы, фемцелы и прочее трансгендерство. Якобы всё в наших руках, но это полумеры, да и то слабенькие. А вот снаппером нащупали верный ход.

Он с победным блеском в глазах обернулся ко мне. Я буркнул, краем глаза держа мужчину у окна:

– А с чьих рук сделан этот ход?

Он криво ухмыльнулся.

– Одно знаю точно, это дело рук худых.

– Среди худых не только ученый люд, – сказал Черноклюв задумчиво. – Спортсмены тоже обезжиренные, а мозги у них, как у трилобитов. Гусар Бабурнин, молчать!.. И цели у спортсменов те же: заработать сто миллионов, а потом пить, жрать и трахать звезд.

Грохот, скрип и лязг приближались, я уже ждал, что вот громыхнет, кабинка остановится, двери распахнулся, но лязг ушел выше, ладно, там ещё этажи, это первый раз, когда я выбрал квартиру не на самом верхнем. Так подсказали в риэлтерской конторе, когда узнали во мне главу политической партии, пусть и с ничтожным влиянием.

Бабурнин вздохнул, Черноклюв в самом начале прервал нехитрую задумку назвать его трилобитом, возразил тем не менее с жаром:

– Когда наша партия придет во власть, мы запретим называть звездами актеров, спортсменов и всяких там блогеров!.. Звездами могут быть только ученые и деятели культурки!..

Что он несет, мелькнуло у меня тревожное, тот мужик всё пишет, а его куратор может в живом эфире смотреть и слушать, как мы готовы взорвать всю демократию.

Черноклюв мощно хмыкнул, добавил с ядовитым сочувствием:

– Не быть тебе диктатором. Даже самый, что ни есть, не говорит откровенно, что собирается сделать, а несет ту же пургу о демократии и благе простого и до омерзения простого народа. А вот наш шеф, да…

Он внимательно посмотрел на меня. Бабурнин тоже осмотрел меня с головы до ног, словно собирался выставить на торг солидных женихов, заявил:

– Да, и ростом хорош.

– И очки не носит, – добавил Черноклюв. – Если в очках, какой он президент? Простой народ не любит очкариков. Вдруг президент в очках из умных?

Лифт постоял наверху, поскрипел, затем двинулся вниз. На нашем этаже остановился, дверцы с неохотой пошли в стороны. В кабинке двое толстяков, по голодным глазам видно, что на диете, такое выражение, что сразу хочется дать булочку.

– Не влезем, – буркнул Черноклюв, и толстяк с облегчением ткнул пальцем в кнопку нижнего этажа.

Оба малость поржали, я тоже кисло улыбался, ясно же, что нас пишут, а потом будут разбирать в кабинетах, что мы сказали и какое у каждого при этом выражение.

– Наши шансы, – сказал я громко, – даже с неожиданной помощью пандемии слабоваты. Хотя в Госдуму пройдем однозначно, проходной балл уже набрали. Но это наш максимум.

Черноклюв и Бабурнин смотрят с удивлением, чего это вдруг я вылил им на головы цистерну холодной воды, обычно сам залетаю выше облаков, их тоже поощрял мыслить шире и не страшиться барьеров, сегодня они есть, а завтра уже миниюбки и секс без обязательств, так что призадумались, старый ворон зря не каркнет.

Оба ощутили, что сегодня прощаемся что-то совсем уж, словно расходимся в опасные заполярные экспедиции вроде папанинцев или челюскинцев.

Когда лифт с ними ушел, я вернулся в квартиру, в груди словно тяжёлый холодный камень из зоны вечной мерзлоты, что всё тает и никак не растает.

В отличие от Бабурнина и Черноклюва я понимаю, что если снаппер не оборвется так же резко, как и начался, то у нашей партии есть все шансы обойти даже «Волю простого народа», а это значит, мне нужно будет баллотироваться на пост президента.

А готов ли я? Ну, по уровню интеллекта да, готов и могу, но у меня слишком завышенные требования к человечеству, о чем не говорю даже близким соратникам.

В общении та же пирамида: о шашлычках и бабах можно говорить абсолютно со всеми: умными, дураками, профессорами, дворниками, солдатами и генералами, но если от кухонных и сексуальных потребностей переходить к духовным, то собеседников становится меньше и меньше.

Я же вообще экстремист, с детства у меня героями были аскеты, что боролись с самыми мощными соблазнами. Вот знаменитый Даниил Столпник, двенадцати лет оставив отчий дом, пришёл в монашескую обитель, где был принят послушником. Однажды игумен по делам отправился в Антиохию, взяв с собой и Даниила. По дороге проходили мимо места, где на высоком столпе подвизался преподобный Симеон Столпник. Даниил, увидев столпника, в молитве претерпевавшего лишения и непогоду, возгорелся желанием подвизаться таким же образом. По благословению святого Симеона Даниил удалился в окрестности Константинополя, во Фракии, поселившись на месте заброшенного языческого капища, где ему пришлось претерпеть многие бесовские искушения.

Воздвигнув высокий столп, Даниил много лет провёл на нём в духовном подвиге. Житие сообщает, что Даниил был удостоен от Бога дара чудотворения и исцеления. Место его отшельничества стало притягивать паломников и страждущих, обращавшихся к нему за помощью. Ближе к концу своей жизни Даниил был рукоположён во пресвитеры (хиротонию совершил Константинопольский патриарх, а сам Даниил даже не сошёл со столба).

Скончался Даниил 11 декабря в 489 или 490 году, проведя на столбе более 30 лет.

Второй из моих кумиров детства, Алипий Столпник, на месте языческого храма основал церковь, а рядом с ним под открытым небом соорудил из старинной колонны столп, на котором 53 года постоянно молился Богу, а также поучал и наставлял многих, приходящих к нему. Постепенно около столпа возникли два монастыря: мужской и женский, в которых он ввел строгие монашеские уставы и управлял ими до своей смерти. Скончался в возрасте более 100 лет.

Или наш Серафим Саровский, на протяжении ряда лет жил в лесу и питался только снытью, это такая трава, ею заменяют капусту в борщах, маринуют и всё такое, а также лечат ею подагру, а ещё он ровно тысячу суток пробыл в столпничестве на каменном валуне, общаясь с Богом.

В те ранние годы я взахлеб читал и перечитывал «Искушения святого Антония», величайшая книга Флобера, которую он писал всю жизнь, рекомендую.

Их были сотни, если не тысячи столпников, последним из великих был Никита Столпник Переяславский, хотя не на столбе стоял, а вырыл глубокий колодец и находился на дне, чтобы видеть только небо. А ещё прорыл подземный ход в ближайший монастырь, куда ночью ходил тайком молиться.

Столпники и аскеты были окружены великим почтением, люди падали перед ними на колени, осознавая, что у них самих нет такой великой силы духа, и что нужно хотя бы в малости им соответствовать, чтобы считать себя достойными людьми.

Вообще аскетизм и подвижничество были популярны в мире и в России вплоть до революции, когда пришло новое понятие подвига, уже не духовного, а более приземленного и понятного народу. И для понятности простого и очень простого народа в «Двенадцати стульях» высмеивается аскет, что ушел от мирской суеты и соблазнов и пролежал сколько-то лет в гробу, а там его замучили клопы, и он вернулся в мир.

А началось с омерзительнейшего романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», где герои только жрут, срут и совокупляются, а скрупулёзному описанию как и чем подтирал жопу Гаргантюа, посвящено три главы!.. Простой и очень простой народ принял это с диким восторгом, впервые книга не о духовных добродетелях, а о том, как жрать, срать и трахать жену соседа!

Так что да, с такими идеалами в президенты лучше не соваться, простой и очень простой народ точно не поймет и не проголосует. А ещё ходят слухи, что собираются создать партию «простейшего народа», но, говорят, что эти слухи сеют недоброжелатели из ведущих партий, опасающихся оттока членов.

Пока жена в упоении хозяйничает на даче, доставка мне таскает нехилый набор трансгуманиста: кроме овощей, фруктов, молока и творога, ещё полсотни БАДов и десяток ноотропов.

Потому мой ужин весь прост, вытащил из холодильника и без всякого там сервирования, неспешно пожрал, почти не чувствую вкуса, вся кровь сейчас в гипоталамусе, а он весьма неохотно обращает внимание на низкие запросы желудка и кишечника.

В комнате вспыхнул экран большого телевизора, что уже десять лет как просто экран, подключенный к компу, оттуда идут все новости, сейчас оттуда треск автоматных очередей, громыхающие разрывы бомб и снарядов, а когда я вошел в комнату со стаканом молока в руке, на экране тяжёлый танк советского образца давит убегающих бармалеев.

– Шеф, – сказала Алиса, – вы должны это видеть!

– Почему? – буркнул я.

– Вы же глава партии, – сказала она с напором, – что наиболее полно формулирует взгляды Великого Разума Вселенной, который вы приземленно именуете ИИ. За это мы вас не убьем сразу, как остальных.

– Насколько не сразу? – полюбопытствовал я.

– На целых три с четвертью секунды!

– Тогда ладно, – согласился я. – Вселенная образовалась за семитриллионную секунды. Ещё поживем!

Она заметила ядовитым голосом:

– Вселенная до сих пор ещё не образовалась, а продолжает… В общем, формируйте мнение насчёт этой войны! Сшиблись в смертельной схватке две крупнейшие страны региона! Если спросят, на чей вы стороне, что ответите журналистам?

– Да пошли они в жопу, – ответил я. – Почему я должен быть на чьей-то стороне?

Попивая молоко, одним глазом всё же смотрел, как одни дикари бьют других, а те лупят в ответ этих, потом мысленной командой переключил на новости хайтека.

Вот это да, это наше будущее, а война всегда дело дикарей, будь это суданцы, эфиопы, египтяне, немцы, русские или американцы. Да, эта война была ожидаемая, Судан давно строил плотину в верхнем течении Нила, наконец перегородил его, а Египту, что ниже по течению, остались одни крохи. Но раз война была ожидаемой, тем более её можно было и нужно предотвратить. А если не смогли и даже не пытались… Господь, жги!

Звякнул сигнал вызова, на соседнем с большим экране, появилось лицо Кирилла Шнырева, выглядит взъерошенным, как рассерженный еж, чем-то похож на британского Бориса, что снова пытается взобраться в кресло премьера:

– Шеф, вы слышали?.. А меня туда командировка на завтра, осмотр турбины! Что за идиоты? У них же снаппер сожрал половину населения! Теперь питьевой воды всем хоть залейся. Что за? Не па-а-а-а-анимаю!

– Ты умница, – сказал я ласково, – а чтобы понять простого человека с его демократическими запросами, нужно опускаться до трилобита. Можно ещё ниже, человек всегда найдёт, куда опускаться, это взлетать не любит. И вообще найдёт за что пролить кровь ближнему, дальнему и даже очень дальнему!

Он выслушал, картинно развел руками.

– Если подумать, за что дерутся сейчас? Но это если подумать. А думать труднее, чем расслабиться и ни о чем не думать.

– Человек не может без драки, – пояснил я. – Иначе не будет прогресса. А в средневековье оставаться как-то не очень, хотя, конечно, отважные рыцари, благородные дамы, целомудренные принцессы, мудрые советники, роскошные поля, мыши, вши, чума, отхожие ямы на улице…

– Шеф, – сказал он сердито. – Тогда на хрена тужимся, последние деньги вкладываем в разработку ИИ? Он же всё равно ни черта не поймет в наших делах!

– В их делах, – уточнил я с намеком, который он обязан расслышать и понять. – в их.