Мертвый отец

9

Я б вот сейчас не отказался выпить, сказал Мертвый Отец. Что-нибудь немножко чего-нибудь.

Я б не против выпить, сказала Джули.

Помнишь тот последний раз, когда ты выпивала, сказал ей Томас.

Ух еще б, сказала она. Ну. Конечно, помню.

У меня в горле паутина, сказала Эмма.

Людям, судя по виду, нужно выпить, сказал Мертвый Отец, прикрывая глаза козырьком ладони и вглядываясь дальше по дороге.

Ну, черт бы его драл, тогда, наверное, нам лучше выпить, сказал Томас.

Он подал людям знак остановиться. Трос обмякши на дороге.

Джули распечатала виски.

Что сегодня? спросил Мертвый Отец.

Аквавит с запивкой пивом, сказала она.

Ух ты, сказала Эмма, пробуя свой стакан. Ух ты ух ты ух ты ух ты.

Да, сказала Джули. Это хихи в сфинксарнях.

Вполне себе, сказал Томас, с пивом получше.

Мне нравится эта выпивка, сказала Эмма, хорошая штука, можно мне еще две?

Еще одну, сказал Томас, нам еще сегодня много лье пройти.

Ты зануда. Сдается мне, это довольно-таки необычайно. Не кто-то, а именно ты.

Что это значит? спросил Томас. Не кто-то, а именно я?

Почему ты всегда всем указываешь, что делать?

Мне нравится указывать людям, что делать, сказал Томас. Большое это удовольствие — быть начальником. Одно из величайших. Ты не согласен? сказал он Мертвому Отцу.

Это одно из высших удовольствий, сказал Мертвый Отец. Тут никаких сомнений. Офигенно, только мы по большей части людям об этом не сообщаем. Главным образом мы преуменьшаем наслаждение. Главным образом мы преувеличиваем страданье. Наслаждение мы держим при себе, у нас в сердцах. Время от времени можем кому-нибудь показать кусочек — приподнять уголок вуали, так сказать. Но делаем мы это лишь для того, чтобы засвидетельствовать удовольствие для самих себя. Полное разоблачение — вещь почти неслыханная. Томас преступно откровенен, по моему мнению.

Эмма закинулась глотком пива, затем глотком аквавита.

Ладно, Толстый Папик, сказала она, поучи-ка меня танцевать.

Что? сказал Мертвый Отец.

Эмма, облаченная в синие бархатные брючки, истертые до серебра там, где сидит.

Ты умеешь «брык-бедром»[33]?

Не умею.

Эмма начинает показывать. Части Эммы бедробрыкаются в разнообразные стороны.

Поразительно, сказал Мертвый Отец. Я помню.

Джули и Томас наблюдаючи.

Очевидно, что, если б не курбет судьбы, я была б его, а не твоею, сказала Джули. Живи я в его владеньях в то время, когда он ими управлял со всею тяжестью руки...

Козел он был, сказал Томас, это хорошо известно.

По-прежнему козлин. Тискает всякий раз, как дорвется.

Я замечал.

Предпочитает попу, сказала она, хватка у него там что надо.

Я наблюдал.

А в смысле скорей вербальных, а не физических знаков внимания он разнообразно предлагал растряхнуть простынки, нырнуть в потемки, подскочить на лесенку и поиграть в гусика с уточкой.

И ты отвечала?

С душераздирающей приятностью, как обычно. Все равно в нем что-то есть.

О да, сказал Томас, что-то в нем есть. Мне бы и помститься не могло это отрицать.

Властность. Хрупкая, однако присутствует. Он как пузырь, какой не хотелось бы чпокнуть.

Но не забывай, было время, когда отрезал он людям уши стамеской по дереву. Двухдюймовым лезвием. И не забывай, было время, когда голос его, голос простой, не звукоусиленный, твою голову способен был вывернуть наизнанку.

Белиберда, сказала она, ты распространяешь мифы.

Черта с два, сказал Томас. Так было.

Ты мне что-то не кажешься слишком уж изувеченным или поврежденным.

Бывают времена, когда ты не слишком сообразительна, сказал Томас.

Времена, когда я не слишком что?

Сообразительна, сказал Томас, бывают времена, когда ты не слишком сообразительна.

Ну и ну тебя нахуй, сказала она.

Ну и ну тебя нахуй, сказал Томас, бывают времена, когда я забываюсь и говорю правду.

Рохля, рохля, сказала она. Жалость к себе чудовищно непривлекательна.

Ох что ж черт ну да. Извини. Но я же действую, разве нет? А с таким же успехом мог сидеть дома, носить колпак с бубенцами и покупать лотерейные билеты в надежде на курбет судьбы, который изменит мою жизнь.

Я, сказала она. Я, я.

Это есть.

Ты и я, сказала она, суя руку к себе в ранец за кусочком бханга. Пожуешь?

Не сейчас, спасибо.

Ты и я, сказала она, мы с тобой.

Томас принялся считать на пальцах.

Да, сказал он.

И Эмма, сказала она. Я видела, как ты на нее смотришь.

Я на все смотрю, сказал Томас. На все, что передо мной. Передо мной Эмма. Стало быть, я смотрю на Эмму.

А она на тебя, сказала Джули, я кое-какие взгляды замечала.

Она недурна, сказал Томас.

Но мы, ты и я, друг другу не безразличны, сказала Джули. Факт есть факт.

Временный факт, сказал Томас.

Временный!

Отхаркивание бхангового сока (подчеркнутое).

Боже мой, я же просто говорю правду, сказал Томас.

Гадюка, сказала она.

Не знаю я лучшей души, сказал он, да и тело привлекательно.

Замеряешь, а? Замерщик.

Джули суя в рот больше конопли.

Ты забываешь о тлене времени, сказал Томас, я же о нем никогда не забываю.

Мне это не нравится.

А кому нравится?

Я выбрасываю из ума то, что уму вредит. Ты же в этом нежишься.

Ничего я в этом не нежусь.

Мы с тобой, сказала она, черт возьми, неужто ты не способен вбить эту простую мысль себе в голову? Мы с тобой против этого есть.

Временно, сказал Томас.

Ох какая же ты гадюка.

Исследователь тлена, только и всего.

Джули принялась расстегивать на себе блузку.

Да, можно и так, сказал Томас. Пятнадцать минут или, в лучшем случае, тридцать пять.

Давай сползаем вместе за кустик.

Всем сердцем, сказал Томас, но я не могу отречься от того, что знаю. Не каждый день абсолют находишь.

Ты придурок-подмастерье, сказала она, даже не полный дурак, и вместе с тем я дам тебе попробовать немного, потому что ты мне нравишься. Повезло тебе, собаке.

Томас произнес длинный абзац в смысле того, что это правда.

Джули дергаючи Томаса за рукав.

Томас и Джули под кустом. Томас держа стопы Джули в руках.

Омой ноги[34], сказал он.

Да, раз ты завел речь, сказала она.

Я тебе их сам омою, если желаешь.

Не обязательно. Сама разберусь.

Вихотка, сказал он. Маленькая синенькая квадратная такая.

Верно.

Грубая на ощупь.

Я видела.

Обычно влажная.

Я помню.

Я б мог просто надеть на них мешки, наверное, толстые полотняные мешки с замочками, какие в Почтовом Отделении применяют.

Ох ахти мне.

Исподы колен, с другой стороны, положительно глянцевы.

Не очень они плохи, а?

Девять морщинок и веснушка, все безупречны. Нечего и желать. Вершина оного.

У Эммы так бы получилось?

Не знаю, сказал Томас. Надо будет об этом подумать.

Джули свела кружком большой и указательный пальцы и ловко чпокнула его по яйцу.

Томленье Томаса.

Пройдет, сказала она, дражайший мой возлюбленный, это всего лишь временно.