Дорога. Караван. Люди делают снимки каравана маленькими вилорогими камерами. Вспышки света.
У меня нога черная, сказал Мертвый Отец.
Но исправная, сказал Томас, поздравь себя.
Ты разделал меня очень аккуратно, сказал Мертвый Отец. Это я признаю.
О, то был шикарный костер, сказал Томас, весьма убедительный.
Венедская страна ухабиста донельзя, сказал Мертвый Отец. Я рад, что мы ее миновали.
Кишкотрясная дорога, согласился Томас.
Тем, кто отцы самим себе, чего-то не хватает, сказал Мертвый Отец. Отцов, если точнее.
Отцовство как подструктура войны всех со всеми, сказал Томас, мы бы могли это обсудить.
Мне есть что об этом сказать, сказала Джули.
Мне тоже, сказала Эмма, ибо я ничего об этом не знаю и тем самым беспредпосылочна.
Состояние благодати, в философском смысле, заметил Мертвый Отец.
Джули начала.
Отец есть мамоеб, сказала она.
По определению, сказал Томас.
Влагалище, сказала она, не то, куда влагают.
Согласны, сказал Томас, это мы слыхали.
Перемещаясь к северу, обнаруживаем пуговку.
Кивки понимания.
Ну а месить пуговку ни к чему хорошему не приведет. Это не кнопка вызова лифта, это не дверной звонок. Пуговку не следует месить. Ее следует...
Она умолкла, подыскивая слово.
Праздновать, предположил Томас.
Украшать, предположила Эмма.
Никаких замесов! яростно сказала Джули.
Кивки согласия.
Фаллос, продолжала она, для этой цели почти бесполезен. Никогда не следует применять кегли. Потоки голубой крови...
Какое отношение это имеет к отцовству? спросил Мертвый Отец.
Я говорю о том, о чем желаю говорить, сказала Джули, мы отвлеклись.
И верно.
Ебаная мама несет, сказала Джули. Помет ее после мучений, описывать кои я не стану, помечается. Затем начинается диалог. С этим говорит отец. «Это» в пароксизме непонимания. «Это» кружится будто в центрифуге. Ища, к чему бы привязаться. Как лодка в шторм. А что есть? Отец.
Где же мать? спросила Эмма.
Мать не располагает сваевидным свойством отца. Она, скорее, как сажа.
Сажа?
Вездесущее присутствие, распределенное неброскими черными частичками по всему, сказала Джули.
Свая и сажа, сказал Мертвый Отец. Ну и угрюмый же у тебя взгляд на вещи.
А где я его нахваталась? Для того чтобы ум мой сформулировал сии формулировки, не должны ли они основываться где-то во внешней действительности? Не просто ли я праздно...
Ты собираешься заплакать? спросил Мертвый Отец.
Нет, сказала Джули, я никогда не плачу. Кроме тех случаев, когда осознаю, что натворила.
Кто выступит за отца? спросил Мертвый Отец. Кто Бога ради...
Семейная ячейка производит зомби, психотиков и извращенцев, сказал Томас. Сверх меры того, что необходимо.
Восемнадцать процентов при последней переписи, добавила Джули.
Я не утверждаю, что в этом ты виноват, сказал он Мертвому Отцу.
Примером мог бы служить Эдмунд, предположила Эмма. Хоть и очаровашка.
Это вряд ли, сказал Томас, он же алкаш, больше ничего.
Что он сейчас делает?
Томас посмотрел вверх по дороге.
Сосет из фляжки своей, сказал он, я уже их три штуки зашвырнул в кусты, а он всегда еще себе достает.
Проведи шмон, предложил Мертвый Отец. Всем встать у коек и открыть тумбочки.
Я б не стал, сказал Томас.
Пятидесятилетние мальчишки, сказала Джули, вот еще что.
Ты меня винишь? спросил Мертвый Отец.
Они существуют, сказала Джули, щерятся в деловых своих костюмах и панталончиках. И кедах.
Какова причина? спросил Мертвый Отец.
Он и впрямь хочет услышать ответ? спросил Томас. Нет. Не думаю. Будь я им, я б не захотел слышать ответ.
Они мальчишки потому, что не желают становиться старыми пердунами, сказала Джули. В этом обществе со старпером не носятся.
Или со старым серуном, сказал Томас, вот еще чем они не желают становиться.
Подобные речи не очень льстят, сказал Мертвый Отец. Человеку в определенном возрасте.
Сковырнуться со сцены для них анафема, сказала Джули, им хочется ластиться к новым женщинам и в девяносто.
А что тут такого? спросил Мертвый Отец. По мне так вполне разумно.
Женщины возражают, сказала она. Яростно.
Эмма вглядывалась в даль дороги.
Эдмунд рухнул грызлом ниц прямо на проезжей части, сказала она.
Томас трусцой подбежал туда, где прочие подымали Эдмунда. Вернулся он, держа серебряную фляжку.
Что в ней? спросила Джули.
Томас накренил фляжку.
Анисовка, сказал он, или что-то сладкое.
И более того, сказала Джули Мертвому Отцу, это не подобает. Уродство. Гадко смотрится, вот как это можно было бы выразить.
Мертвый Отец соскользнул с троса и ринулся дальше по дороге.
Он опять за старое, сказала Эмма. Красить пол кровью. Нет, сказал Томас. А вот и нет.
Томас догнал Мертвого Отца двумя скачками.
Ваш меч, сударь.
Мой меч?
Сдай свой меч. Муштабель свой.
Ты настроен карающе, сказал Мертвый Отец. Опять. Люди смотрят. Джули и Эмма смотрят.
Меч, сказал Томас.
Ты просишь меня отказаться от меча?
Прошу.
Тогда я стану обезмечен. Подумай, что это значит.
Подумал. Долго и прилежно.
Должно ли?
Должно.
Мертвый Отец обезножил свой меч и вперился в него.
Старина Поток-Мук! Соратник прекраснейших моих часов!
Он вперился в Томаса.
Томас протянувши руку.
Меч он сдал.