Место под тенью

Эпилог

Первым, что я увидел, открыв глаза, были белый потолок и несколько слабо горевших ламп дневного света. Попытался поднять руку и понял, что в неё воткнута игла капельницы, стоявшей возле койки. Причём в левую, ту самую, которая должна быть забинтована после того, как её мне распорол Свин ударом ножа-«бабочки». Мало того, что на руке не было бинтов, я вдобавок ещё и никакого шрама на ней не обнаружил.

Та-ак, это сколько же я в бессознанке был, если уже и шрам успел рассосаться?

Повернув голову, разглядел на соседней койке — причём койка выглядела слишком уж современно для начала 90-х — лежавшего с закрытыми глазами старика. То ли спал, то ли без сознания, накрывшись до подбородка одеялом. Похоже, я нахожусь в больничной палате на двоих.

Не успел я додумать эту мысль, как дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра — женщина средних лет.

— А, вы, похоже, уже и поспать успели, — сказала она с улыбкой, вытаскивая иглу из моей вены.

— Похоже, — механически повторил я.

Хм, как-то слишком уж глуховато звучит мой голос, у Серёги Сычина он был явно позвонче.

— Отдыхайте, скоро ужин принесут, — сказала сестричка, прежде чем исчезнуть.

— Постойте, — окликнул я её уже в дверях. — Э-э-э… Как вас зовут?

— Светлана, — вздёрнула она удивлённо брови. — Что это с вами, Секрей Алексеевич? Ещё утром шутили, мол, Света, где моя котлета… С вами всё в порядке? Может, дежурного врача позвать? Ваш лечащий уже домой ушёл…

— Нет-нет, не стоит, всё в порядке, это я так, пошутил, чтобы вас немного задержать, — через силу улыбнулся я. — Поболтать с кем-нибудь хочется, а то вон сосед спит всё время.

— Это да, Виктор Степанович большой любитель вздремнуть, — тоже улыбнулась Светлана. — Его из пушки не разбудишь. В его возрасте по-разному, кто-то спит всё время, а у кого-то, наоборот, бессонница… Ладно, отдыхайте, у меня ещё трое в отделении под капельницами.

Полежав ещё немного, я решил, что нужно кое-что для себя выяснить. Медленно, словно в «рапиде», сел на кровати, сунул ступни в тапки, осторожно встал на ноги. Вроде голова не кружится, и то хорошо. Краем глаза заметил под кроватью «утку». Это ещё на фига?

На мне были только чёрная майка-безрукавка и трусы, а на табурете в ногах обнаружил аккуратно сложенные трикотажная кофта с замком-молнией и спортивные брюки. В подсознании тревожно шевельнулось: а ведь знакомые, кстати, и костюмчик, и майка, такие же были у меня в прошлой жизни. То есть в той, где я состарился до пятидесяти лет.

Сначала подошёл к окну. Снаружи сгущались сумерки, накрапывал мелкий дождик, к отливу прилип пожелтевший кленовый лист и, судя по всему, моя палата находилась на третьем этаже больницы. А напротив, в свете уличного фонаря, как раз возвышался клён, тянувшийся ещё этажа на три вверх минимум.

Ладно, сейчас разберёмся. Открыв дверь, выглянул в коридор. На «ресепшне», возле которого стоял угловой диван и плоский телевизор, медсестры нет, понятно, она сейчас капельницами занимается. Больных тоже не видно. Так, где здесь туалет? Налево или направо?

Оказалось, что направо. И зеркало тут нашлось, над умывальником, с облезшей амальгамой по краям. А в зеркале том отразилась моя небритая физиономия, вот только не того Сергея Сычина, чьё отражение я привык видеть последние полтора года, а Сергея Алексеевича Сычина, пятидесяти с лишним лет от роду. Того, кто работал старшим менеджером в автосалоне, и уволился после того, как отказался вакцинироваться от COVID-19, при этом ещё и начистив рыло директору. Как же его… Ах да, Лысов!

Собственно, что-то такое увидеть я и ожидал после того, как у «ресепшна» обнаружил телевизор явно не конца XX века. Это что же такое получается? Выходит, я тогда не помер, а всего лишь… Ну не знаю, что случилось, короче, потерял сознание. Очнулся в своём молодом теле, прожил в нём полтора года, попал в аварию и очнулся снова пятидесяти… Сколько же сейчас мне? А, ну да, пятьдесят один, двадцать девять лет разницы. Хотя, если я в больнице, где меня, судя по всему, откачали, то на самом деле прошло не так уж и много времени, уж точно не полтора года.

Ох ты ж мать моя женщина! Не бывает таких реалистичных глюков, точно знаю, не бывает!

Я открыл кран, набрал пригоршню холодиной воды, плеснул себе в лицо. Посмотрел снова в зеркало, словно бы вода могла смыть это наваждение. Ничего не изменилось. Задрал низ майки, вытер лицо — на чёрном фоне мокрота не так была заметна. Вышел обратно в коридор.

— Сычин! Кто разрешил покидать палату?

А вот и Светик нарисовалась.

— Вы после инфаркта, у вас постельный режим! — хмурилась она, хотя всё равно злости в ней не было ни на каплю. — Если в туалет захотели — надо было мне сказать, когда капельницу снимала, я бы вам «утку» подложила.

— Светлана, солнце, ну зачем мне «утка», я сам могу потихоньку до туалета добраться.

— Будете добираться, когда врач разрешит. Вот нажалуюсь Льву Сергеевичу, он вас быстро домой отправит долечиваться за нарушение режима. Тем более тут ковидники в соседнем отделении, «красная зона», вы бы ещё туда прогулялись.

Теперь для меня всё окончательно встало на свои места — я в родном 2021 году. Когда вернулся в палату, мой сосед всё ещё почивал, но уже повернувшись лицом к стенке. Я открыл тумбочку, обнаружил в ней два апельсина, три крупных яблока и один банан с уже потемневшим кончиком. А ещё мыльницу, зубную щётку, тюбик пасты, зарядное устройство и… смартфон! Мой смартфон, «Redmi Note 9 Pro», купленный незадолго до событий, в результате которых я заработал инфаркт.

Я нажал на чуть выступающую боковую клавишу, убрал свайпом вверх блокировку с давно уже забытым изображением Скалистых гор. 17.34, пятница, 22 октября 2021 года. Закрыл на несколько секунд глаза, утрамбовывая в сознании произошедшее. Выходит, я уже приходил в сознание, однако ни сегодняшнего дня, ни вчерашнего не помню. Вообще ничего до того момента, как отключился на рабочем месте, готовясь написать заявление на увольнение. Странно как-то, странно…

Из пропущенных звонок только один — от матери. Немного помешкав, всё-таки набрал, услышал в динамике родной и такой далёкий голос:

— Серёжа, ты уже дома, вернулся с работы? Почему трубку не брал?

Нормально… Она даже не знает, что я в больнице?

— Да, только вернулся, а не слышал, потому что совещание было, и я телефон в беззвучный режим поставил, а после совещания забыл из него выйти. Как ты, всё у тебя хорошо?

— Средней паршивости, спина побаливает, думаю всё-таки записаться на массаж к Барышникову, говорят, хорошо спины лечит. Ты как думаешь, стоит?

— Да попробуй, хуже, надеюсь, не будет.

Поговорили минут пять, после чего я включил мобильный интернет, сунулся в поисковик — работает! За время, прежде чем мне принесли на подносе ужин, я успел получить некоторое представление о происходящих в стране и мире событиях. Нет, решительно ничего не изменилось по сравнению с моей жизнью до этого полуторогодовалого «глюка».

Выписали меня через полторы недели. За это время ко мне пару раз наведывались коллеги из автосалона — Олег с продаж и Ирина из отдела кадров. Оказалось, ещё не бывшие: ввиду моей ситуации Лысов не спешил меня увольнять, ждёт, как сказала добрая душа Ирина, пока я оклемаюсь, чтобы поставить подпись и получить расчёт.

Домой я приехал на такси, мой «KIA» всё ещё стоял на парковке у автосалона, никто его не трогал почти месяц, что я провалялся в больнице. Завтра заберу, заодно и заявление на увольнение оформлю. А то Лысов, небось, ждёт не дождётся, чтобы от меня избавиться. Куда потом податься? Пока не знаю, деньги ещё имеются, хватит на три месяца за ипотеку платить. Кстати, через два дня срок оплаты, удачно я так в нормальную жизнь вернулся.

Или было лучше сдохнуть? А ещё лучше было самому сесть за руль «девятки» и следить за дорогой, не доверяя это дело Шведу, у которого опыт вождения был не в пример меньше. Интересно, как долго я ещё пробыл бы в своём в своём иллюзорном существовании? Всё это так и останется теперь на уровне догадок и домыслов.

На удивление Игорь Петрович воспринял моё появление с некоторым энтузиазмом, с улыбкой, даже обращаясь на «вы». Мол, как вы себя, Сергей Алексеевич, чувствуете? Всерьёз решили увольняться? Может быть, передумаете?

Я подумал-подумал — и передумал. Всё равно никаких вариантов пока не нашёл. Если начнёт снова наезжать — уволюсь к чёртовой матери!

А мне тут ещё Лысов неделю оплачиваемого отпуска предоставил. Ой, неспроста он такой добрый. Чего-то боится? Что я подам на него в суд за доведение до инфаркта? А что, вполне может быть.

Как бы там ни было, я решил эту неделю использовать с умом, навестив свой родной город и престарелую маму, которая после смерти отчима несколько лет назад вернулась в бабушкину квартиру, до этого из года в год успешно мною сдававшуюся. Предлагали мне варианты с выкупом, но я каждый раз отказывался, сам не знаю почему. Видно, ждал, пока мать овдовеет и вернётся в родные пенаты.

В Астрахани её ещё пришлось посудиться с роднёй Павла Владимировича, в итоге половину квартиры эти родственники у неё выкупили. По моему совету мать перевела деньги в баксы, которые хранились, так сказать, на «чёрный день».

С вокзала — сразу домой, мама уже, наверное, пирог к моему приезду испекла. Вот и он, родной дом, теперь дверь подъезда снабжена домофоном. Нажал нужную кнопку, через несколько секунд услышал голос мамы:

— Алло?

Всю жизнь в домофон, как трубку телефона говорит, невольно улыбнулся про себя я.

— Привет, ма, открывай, это я.

Поднимаясь, задержался у квартиры, в которой когда-то жили Гоша с отцом. Продали лет пятнадцать назад, к тому времени Гоша уже семьей обзавёлся, жил отдельно, а Марк Ефимович решил провести старость за городом, в коттедже.

Мама и впрямь испекла пирог с черникой. Он ей всегда удавался. Глядя на неё, с трудом сдерживал наворачивающиеся на глаза слёзы. Перед моим внутренним взором стояла она ещё вполне моложавая, та, которую я видел своей нереально правдоподобной галлюцинации в Астрахани.

— На могиле бабушки давно была? — спросил я, покончив пирогом.

— Летом ездила… Ой, Серёж, может, съездишь, пока тут? Там, наверное, немного прибраться надо.

— Да не вопрос.

В общем, с утра и поехал. Прах бабули покоился на Ново-Западном кладбище, в одной могиле с дедом, и могилка и впрямь требовала небольшого ухода. Прежде на могиле стоял обычный, сваренный из металла памятник, покрашенный чёрной краской с парой овальных портретов. Несколько лет назад я поставил гранитный обелиск, на который перекочевали обновлённые овальные портреты на эмали.

Свои услуги по благоустройству сегодня предлагал какой-то местный доходяга, но я решил, что это дело семейное, и сам, обдирая кожу с рук и невзирая на то, что врачи строго-настрого запретили мне физические нагрузки, принялся вырывать из грязной земли засохший сорняк.

Закончив, положив на могилку свежий букет, последний раз посмотрел на портреты и не спеша двинулся в обратный путь. Только на этот раз решил пройти через аллею, на которой покоилась братва, сгинувшая в лихие 90-е, а некоторые уже и при Путине, в нулевые. На этой аллее я был последний раз ещё до отъезда в Москву, когда хоронили погибшего от бандитского ножа Шведа, а тут вдруг подумалось, может, кого из знакомых встречу? В смысле, увижу знакомые имена на надгробных плитах.

Первой моё внимание привлекла могила с высокой, метра два с лишним, вертикальной, гранитной плитой. Подойдя поближе, я озадаченно крякнул, так как похоронен здесь был не кто иной, как Емеля, он же Николай Фёдорович Емельянов, вор в законе, бывший смотрящий по городу. Причём дата смерти была указана та самая, когда авторитета завалил Саша из снайперской винтовки. В своей воображаемой истории я видел тут ещё крест, когда мы Иваныча с Козырем хоронили, сейчас же стояла цивильная гранитная плита с высеченным на ней портретом в полный рост. Всё страньше и страньше, выражаясь языком мультяшной Алисы.

Я вспомнил, где мы в моих глюках хоронили Чернышёва с Антоном, и торопливо направился в ту сторону. Чёрт! Могилы были на своих местах, по соседству, и даты на них те же самые, что и в моей галлюцинации, когда эти двое пали как бы от случайной очереди, прошившей автозак.

Что вообще происходит? Так не бывает! Или моя память уже не справляется, почему-то решив, что Иваныч с Козырем не погибали, а на самом деле они погибли, а в моей голове случилась какая-то каша — помесь реальности с глюком?

Сейчас приду домой и, невзирая на советы врачей и возможные укоры матери, тупо напьюсь. Иначе как снять этот стресс — я просто не представляю. И не уверен, что даже после этого мои мозги встанут на место.

А это ещё что такое! Я остановился возле очередного надгробия. «Павел Андреевич Шведов. 01.03. 1973 — 26.08.1993». Твою ж мать! Да ну не может этого быть! Ноги меня едва держали, а сердце, казалось, сначала остановились, и после этого понеслось вскачь. На лбу, несмотря на прохладную погоду, тут же выступила испарина. Именно в этот день мы ездили на разборку с кулёминскими и на обратном пути влетели под грузовик.

Я ничего уже не понимал, мне хотелось бежать отсюда ко всем чертям, проклиная себя за то, что вообще попёрся на эту аллею. На негнущихся ногах, хватая ртом воздух, я двинулся прочь, но, не пройдя и десяти метров, остановился. Похоже, судьба решила добить меня окончательно. С чёрной глянцевой плиты на меня смотрело моё молодое лицо, а надпись на граните гласила:

Ноги меня уже совсем не держали, хорошо, что возле могилы стояла скамья из такого же чёрного гранита, на которую я чуть ли не рухнул. В груди кольнуло, холодный пот с меня тёк ручьём, рубашка моментально прилипла к спине.

— Мужчина, вам плохо? — внезапно услышал я чей-то участливый голос.

Рядом стояла старушка, в серых, выцветших глазах которой застыло беспокойство.

— Здесь покоится кто-то из ваших близких?

Она посмотрела на надгробие, я перевёл взгляд в том же направлении. С могильной плиты на меня смотрело улыбающееся лицо Севы, а надпись гласила:

Конец книги