Миф о притеснениях учёных в СССР Сталиным

ГЛАВА 9. СОВЕТСКАЯ НАУКА И СТАЛИН

Остается ещё один вопрос. Вопрос о роли Сталина в развитии советской науки. Я его частично уже освещал, но все как-то разрозненно. А он заслуживает особого внимания.

Самое интересное, что в данном случае совершенно не важно, правы лысенковцы или нет сейчас. Важен вопрос, а можно ли было вообще понять, кто прав в те годы, я имею в виду 1948 год. Другими словами, а мог ли Сталин определить, кто прав, а кто виноват в научном споре морганистов и мичуринцев. Если даже сейчас можно с пеной у рта спорить, а кто же все-таки оказался прав, то тогда тем более не так-то легко было понять, кто из них прав. Поэтому главный же вывод из этого раздела таков — Сталин не мог знать, кто был прав, морганисты или лысенковцы, поэтому боле вероятно, что он, поддержав Лысенко, исходил из своей идеи борьбы с монополизмом в науке и хотел большей практической направленности в деятельности ВАСХНИЛ.

Как отмечалось в речи В. М. Молотова, поздравлявшего советский народ с 31-й годовщиной Октябрьской революции: "Научная дискуссия по вопросам биологии была проведена под направляющим влиянием нашей партии. Руководящие идеи товарища Сталина и здесь сыграли решающую роль, открыв новые перспективы в научной и практической работе".

Получается, вроде бы, что именно Сталин направил действия гонителей.

Но это ложное впечатление. Во-первых, 24—26 августа 1948 г. по после сессии ВАСХНИЛ состоялось расширенное заседание Президиума Академии наук СССР вопросу о состоянии и задачах биологической науки в институтах и учреждениях Академии наук СССР[504]. Президиум АН СССР поддержал решение сессии ВАСХНИЛ. Следовательно, академики СССР поддержали Лысенко. Ну и что было делать Сталину?

Далее. В свое время, демонстративно выбрав С. И. Вавилова из представленного ему 22 кандидатов на пост президента АН СССР, Сталин как бы показывал, что он никакого отношения к аресту его брата не имеет[505]. Это делает гипотезу о том, что он хотел разгрома морганистов, маловероятной, если только не согласиться с тем, что у Сталина были странности.

А теперь давайте встанем на место Сталина и посмотрим на происходящее с его позиции, забыв на время о его "паранойе", о которой талдычат либералы. Естественно, что при всей своей работоспособности он просто не мог быть в курсе всех наук. Самое интересное, что в послевоенные годы даже сами биологи не всегда до конца знали, кто прав генетики или ламаркисты. Так в 1945 году в ведущем научном журнале мира Природа (Nature!!!) была опубликована статья теоретика биологии Увэддингтона (Waddington), который заявил, что приобретенные признаки могут передаваться по наследству[506].

Сталин был, по сути, поставлен перед фактом шельмования одной из спорящих научных групп со стороны представителя ЦК. При этом крупный деятель ЦК почти открыто встал на сторону одной из жестоко спорящих научных сторон, причем на сторону, начавшей атаку первой, на сторону, которая уже была замечена в пропаганде антигуманных идей евгеники, на сторону, которая не гнушается административным ресурсом для подавления своих оппонентов. Поэтому такое поведение молодого сынка-выскочки вызвало неприятие Сталина.

С другой стороны, поступок Клюевой и Роскина наводил подозрение на те научные круги, которые выступали за сотрудничество с Западом и признавали приоритет Запада в научных вопросах. Как раз такими были морганисты.

Как я уже писал[507], в это время шел активный процесс формирования в руководстве страны ленинградской группы. Только что А. Жданов разгромил художественный журнал, обрушился на деятелей культуры. Естественно, А. Жданов советовался со Сталиным, но на 70% решение зависело от информации, подготовленной Сталину для обсуждения Ждановым.

Как я уже писал выше, 27 октября 1947 г. Лысенко направил Сталину докладную записку где призывал Сталина положить конец пропаганде и преподаванию "морганизма-менделизма" в вузах "… Назрела уже необходимость нашим руководящим органам образования и сельского хозяйства сказать свое веское слово, внести резкий перелом в дело воспитания наших кадров биологов, агрономов и животноводов" — писал он[508].

Выдвинутый по настоянию А. Жданова секретарем ЦК А. А. Кузнецов в декабре 1947 года в ответ на услугу убедил Сталина пригласить сына А. Жданова, Ю. Жданова на должность заведующего сектором естественных наук ЦК ВКП(б). В свою очередь Ю. Жданов выдвинул на пост ректора МГУ А. Н. Несмеянова. Так создавалась группка поддержки ленинградской группы в науке. Она была тесно связана с научными кругами. Напомню, что брат лидера ленинградской группы Н. А. Вознесенского, А. А. Вознесенский, был ректором Ленинградского университета.

Семейственность и кумовство формирующейся ленинградской группы становились все более очевидными. Выдвижение А. Ждановым своего сына Юрия, которому только исполнилось 27 лет на должность заведующего Отделом науки ЦК КПСС (в то время уже невиданная карьера для партийного бюрократа, да и для ученого тоже) лишь одно из их проявлений. Доверяя А. Жданову, Сталин не смог воспрепятствовать назначению Ю. Жданова, сына А. Жданова, на ответственнейший пост в ЦК.

Как мне кажется, в этот момент Сталин начал чувствовать, что А. Жданов формирует в верхах группку своих единомышленников. Он увидел, как рука А. Жданова тянется к науке. Как я уже писал, Людвигов, начальник секретариата Берии в Совете Министров, рассказывал П. Судоплатову[509], как А. Жданов пытался использовать ситуацию в генетике, чтобы усилить свое влияние в научных кругах. Он не был сторонником свободы научной деятельности, его не интересовали собственно научные вопросы — его скорее волновало расширение своего влияния. Выступления ученых против Лысенко помогали ему назначать своих людей на посты, контролирующие науку и промышленность.

10 апреля 1948 года буквально за несколько месяцев до сессии ВАСХНИЛ сын второго лица в государстве А. Жданова Юрий Жданов, недавно назначенный заведующим Отделом науки УПиА ЦК, в Политехническом музее сделал доклад на тему "Спорные вопросы современного дарвинизма", где резко критиковал Лысенко, тогдашнего президента ВАСХНИЛ, за попытку установить монополию на истину. При этом им использовалась информация министра госбезопасности Абакумова из научных биологических кругов, полученная от генетиков (обратите внимание, генетики сообщали в госбезопасность о своих научных разногласиях с Лысенко). В свои 27 лет, да еще работая в аппарате ЦК, Ю. Жданов он никак не мог точно знать, кто из спорящих прав.

Как я уже писал ранее[510], скорее всего, Сталин расценил результаты работы Коминформа в июне 1948 года как неудачные и решил заменить А. Жданова Маленковым. 1 июля 1948 года "ввиду расширения работы ЦК" Маленков был восстановлен в должности секретаря ЦК. А через пять дней Политбюро приняло постановление отправить с 10 июля А. Жданова, "согласно заключению врачей", в двухмесячный отпуск. Служебные полномочия последнего по секретариату ЦК передавались Маленкову[511].

Последнее, что сделал А. Жданов перед тем, как отправиться на лечение, было представление совместно с Маленковым Сталину проекта сообщения ЦК "О положении в советской биологической науке", подготовленного Шепиловым и Митиным. А. Жданову, вынужденному дополнить этот документ выпадами против собственного сына, видимо, нелегко далась следующая фраза: "…т. Ю. Жданов встал на неправильный путь. Пытаясь примирить и объединить… реакционное направление в биологии с передовым и прогрессивным мичуринским направлением, развиваемым академиком Лысенко…"[512] 7 августа в Правде было напечатано покаянное Ю. Жданова, в котором тот, ссылаясь на свою "неопытность" и "незрелость", униженно просил отпущения грехов.

Заседание Политбюро, на котором обсуждалось "дело" Юрия Жданова, открылось 31 мая. С самого начала Сталин, не скрывая своего возмущения, заявил, что Жданов-младший поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко, забыв, что тот сегодня является Мичуриным в агротехнике. Затем вождь стал выяснять, кто разрешил доклад в Политехническом музее. Как потом пытался представить дело Шепилов, он якобы первым нарушив последовавшее за этим вопросом всеобщее молчание, которое "становилось тягостным и невыносимым", "встал и громко по-военному ответил": "Это я разрешил, товарищ Сталин". То, что именно так было на самом деле, заставляет сомневаться свидетельство главного действующего лица этой истории — Юрия Жданова, который тоже присутствовал на этом заседании и впоследствии сетовал на то, что его очень подвел Шепилов, отказавшийся взять на себя ответственность за одобрение доклада в Политехническом музее.

Подводя итоги заседания, Сталин, по словам Шепилова, очень тихо и со "зловещей" нотой в голосе произнес, что надо примерно наказать виновных, но не Юрия Жданова, он еще молодой и неопытный, а отцов, указав мундштуком трубки при этом на Жданова-старшего. Для подготовки соответствующего решения тогда же была сформирована комиссия Политбюро, в которой главная роль отводилась Маленкову[513]. Так ли все происходило, мы не знаем.

15 июля 1948 года Политбюро приняло постановление "В связи с неправильным, не отражающим позиции ЦК ВКП(б) докладом Ю. А. Жданова по вопросам биологической науки, принять предложение министерства сельского хозяйства СССР, министерства совхозов СССР и академии сельскохозяйственных наук имени Ленина об обсуждении на июльской сессии академии сельскохозяйственных наук доклада акад. Т. Д. Лысенко на тему "О положении в советской биологической науке", имея в виду опубликование этого доклада в печати"[514].

Как пишет Ж. Медведев[515], исходя из проанализированных им документов, 27 июля 1948 года в 10 часов вечера Сталин принял в своем кремлевском кабинете Маленкова и Лысенко[516]. Они собрались, чтобы обсудить доклад Лысенко "О ситуации в биологической науке". 23 июля 1948 года Маленков послал этот доклад Сталину в Кунцево, на дачу Сталину, где тот проживал. Как потом вспоминал Лысенко в 1953 году[517], Сталин сделал массу замечаний по докладу и подробно их объяснил Лысенко. В книге посетителей указано, что в 11 часов 10 минут того же вечера к ним присоединились Булганин, Микоян, Вознесенский и Каганович. Скорее всего следует поверить Лысенко, что Сталин разрешил ему заявить, что доклад одобрен ЦК. Очень интересны сами по себе заметки Сталина на полях доклада Лысенко. Там где Лысенко пишет в своем докладе, что "наука основана на классах (классовой борьбе — С. М.?) ", Сталин оставляет такое замечание: "Ха, ха, ха!. А как насчет математики? Или Дарвинизма?"

Сталин участвовал и в организации Павловской сессии. В ответ письмо Ю. А. Жданова, где тот писал … "наибольший вред нанес учению академика Павлова академик Орбели… Чем скорее будет разоблачен Орбели, тем основательнее будет ликвидирована его монополия, тем лучше", он сообщил Маленкову: "Посылаю Вам копию моего письма Жданову Ю. а также записку Жданова по вопросу об академике Павлове и его теории. Я думаю, что ЦК "должен всемерно поддержать это дело"[518].

Как видим, осуждать Сталина за участие в организации Васхниловской и Павловской сессий нельзя. Если почитать книгу Ю. Жукова[519], то видно, что вся послевоенная история знаменует собой постоянные перетряхивания властных структур. Единственный человек, который почти не менял приоритетов в своей работе был Берия, курировавший атомный проект, ракетные исследования и поиск нефти. Все остальные постоянно назначались и переназначались, иногда по нескольку раз в год. В то время СССР еще не имел атомной бомбы и Сталин очень опасался новой войны. Его действия на международной арене и внутри страны были обусловлены желанием не дать повод США. Кроме того, в 1948 году остро стоял вопрос о преданности интеллигенции сталинскому руководству страны.

Для того, чтобы резко подстегнуть оригинальность исследований советских ученых Сталин в целом успешно провел компанию против космополитизма. Причем подсказал ему важность такой компании не кто иной, как Капица.

Любая централизация, особенно в науке немедленно рождает монополизм. Примерами могут служить Кольцов, Вавилов, Виноградов, Орбели, Несмеянов… Директора НИИ начали быстро концентрировать в своих руках ресурсы и подавлять инакомыслие, что в науке совершенно недопустимо. Я уже приводил факты о колоссальной концентрации административных постов в руках одних и тех же ученых еще при Сталине.

Естественно, это отражалось на свободе критики и мешало появлению новых идей. Сталин решился пробить брешь в монополизме научных кругов путем организации публичных дискуссий по различным проблемам науки. Дискуссии должны были стать открытыми для всего народа. Казалось,что такой способ сможет внести элементы самоочищения от научного монополизма. Но оказалось, что негодные карьеристы могут использовать этот обоюдоострый инструмент для собственной карьеры, что показал опыт Лысенко. Другой способ увеличения эффективности науки был разработан Берией в виде жесточайшей персональной ответственности в науке как это было при работе над атомным проектом. Но ученые не хотели персональной ответственности и после убийства Берии ведущие физики-теоретики быстро добились реорганизации сталинской науки и покинули атомный проект.

В целом, на результат обсуждения генетики на той пресловутой сессии оказали влияние несколько факторов.

1. Широкое участие ведущих советских генетиков в пропаганде евгеники.

2. Непонятная ситуация в самой науке.

3. Активность Лысенко и его постоянные обещания перевернуть мир.

4. Участие в обсуждении генетики карьериста, сына Жданова. Видимо, у Сталина уже зародилось подозрение о формировании сетевой мафии, которую начала создавать ленинградская группа. Причем создавать с участием научных кругов.

5. Наконец, тот факт, что генетики вели себя по отношению к лысенковцам агрессивно и воспользовались административным ресурсом (сын Жданова первым начал административную атаку на Лысенко), свидетельствовали Сталину о том, что генетики не правы и в научном отношении. Но уже через 4 года Сталин попытался исправить свою ошибку и ввести в коллективное руководство биологической наукой противников Лысенко.

Так, что же должен был сделать Сталин? Настоять, чтобы ни одна из спорящих сторон не получила незаслуженного преимущества. Он проводит через Политбюро решение о поддержке Лысенко, желая спасти его от разгрома. Но он не учел, что уже поддержка ЦК будет использована Лысенко для разгрома уже генетиков.

Как видим, несмотря на ошибочность решения Сталина поддержать Лысенко с точки зрения дальней перспективы, по сути, Сталин был не виноват. Он опять не учел особенности поведения советского научного сообщества в условиях идеологического руководства со стороны марксистской партии. Что касается самого сектора науки ЦК, то после XIX съезда партии по указанию Сталина на его основе были созданы три самостоятельных отдела: Отдел философии и истории, Отдел экономики и права, Отдел естественных и технических наук. Руководителями первых отделов стали Д. И. Чесноков и А. М. Румянцев, вошедшие в Президиум ЦК[520].

Можно ли оправдать или хотя бы понять действия Сталина? Справедливости ради только осуждать Сталина за участие в организации васхниловской и Павловской сессий нельзя. Если почитать книгу Ю. Жукова (2005б), то видно, что вся послевоенная история знаменует собой постоянные перетряхивания властных структур. Единственный человек, который почти не менял приоритетов в своей работе был Берия, курировавший атомный проект, ракетные исследования и поиск нефти.

Все остальные постоянно назначались и переназначались, иногда по нескольку раз в год. В то время СССР еще не имел атомной бомбы и Сталин очень опасался новой войны. Его действия на международной арене и внутри страны были обусловлены желанием не дать повод США.

Кроме того, в 1948 году остро стоял вопрос о преданности интеллигенции сталинскому руководству страны. Это и было тем ЕДИНСТВЕННО существенным, на чем сыграл Лысенко. Сделаем короткий экскурс в обстановку 1948 года. Сессия ВАСХНИЛ закончилась 7 августа, а 3 сентября в Москве тысячи евреев восторженно встречали Голду Меир. В результате стало очевидным, что в СССР практически нет интеллигенции, которой можно доверять. Интеллигенция-то сплошь специфической национальности.

Власть же без идеологической опоры на интеллигенцию в качестве рупора, учительства, науки, культуры, без инженеров человеческих сердец — ничто. А надо еще добавить, что огромное количество коммунистов СРЕДНЕГО ЗВЕНА, не слишком приветствовали сталинскую номенклатуру, умения которой очень ярко высветила война. И добавить, что США и Англия вели с СССР холодную войну, а у СССР еще не было атомной бомбы…

Определенную роль сыграла лесть. Все мы смертны… Лысенко писал Сталину. Вы мне буквально открыли глаза на многие явления в селекционно-семеноводческой работе с зерновыми хлебами.

Подспудно, интуитивно Сталин боролся против монополизации науки со стороны ряда генетиков и Орбели, который занимал тогда почти все возможные административные посты в тогдашней физиологии. Определенный эффект оказало уже сложившееся в руководстве партии к тому времени мнение о том, что евреи захватили ключевые позиции в науке и начала проявляться их этническая солидарность при подборе кадров, а это, как показал опыт сентября 1948 года, опасно для безопасности государства. Хотя Орбели был не евреем, а армянином, по сути это дела не меняло. Но хотели как лучше, а получилось как всегда — без перегибов обойтись не удалось.

Как я уже писал выше, в царской России и в СССР наука играла несколько другую роль и использовалась обществом по-другому, чем на Западе. Сталин начал это осознавать в процессе отработки функционирования русского способа производства.

В СССР перед Сталиным встала проблема, как обеспечить нацеленность советского общества на научно-технический прогресс, технологическое совершенствование — иначе сомнут. Сталин понимал, что очень сложно состязаться с Западом, используя его же методы инновационного стимулирования. Поэтому им был разработан план, говоря словами М. Петрова[521] "онаучивания" советского общества. План этот скорее всего осознавался Сталиным интуитивно и конечно, нигде не был опубликован, но анализ действий Сталина позволяет заключить, что он действовал не случайным образом. План этот включал несколько компонентов.

1. Сталин сделал стабильную валюту так, что стало выгодно деньги копить, инвестировать, а не тратить. Стабильная валюта была и в царской России и там тоже было выгоднее копить, а не тратить. Сталиным были внедрены плановые задания по снижению себестоимости продукции. Если директор не справлялся, то его снимали. Централизованное снижение цен было необходимым элементом системы, иначе бы сами предприятия монополисты цены бы никогда не снизили. Нормы выработки рабочих повышались, что обеспечивало стабильность рубля. Необеспеченные же доходы интеллигенции изымались с помощью облигаций государственного займа.

2. Необходимо было вовлечь в науку весь народ, заставить его осознать, что только инновационная активность, творчество дают истинное наслаждение. В последующем эта идея была наиболее полно сформулирована М. Петровым[522] в виде его предложения онаучивания народа.

3. Надо было сделать науку независимой от промышленности, иначе наука быстро превратилась бы в придаток последней и это доказал опыт послесталинского развития СССР.

4. Необходимо было создавать мощные научные кулаки и это решалось путем создания научных городков, что на десятки лет предвосхитило то же решение, предложенное в США в виде университетских лагерей или кампусов.

5. Необходимо было создать механизм давления на директоров социалистических предприятий, стимулирующих их к поиску инноваций и это было сделано в виде планов по снижению себестоимости продукции.

6. Ученые должны были стремиться к внедрению своих достижений, поскольку только тесная работа с промышленностью позволяла им увеличить финансирование своего направления.

Поэтому, при Сталине, из-за наличия плана по снижению себестоимости и постоянного снижения зарплаты рабочих вследствие ежегодного пересмотра норм выработки директора предприятий искали новые технические решения сами. Кроме того технические решения искали военные, которые участвовали в гонке вооружений. Подобная система стимуляции технологического прогресса требовала мощнейшей науки и она была создана.

Реализуя свой грандиозный план, Сталин достиг замечательных успехов. Созданная научная инфраструктура в то время не уступала американской. И это в нищей стране, разрушенной войной. Сеть фундаментальных и прикладных научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро и вузовских лабораторий охватила весь фронт исследований. Ученые стали подлинной элитой страны. Такие имена, как физики Курчатов, Ландау, Тамм, математик Келдыш, творец космической техники Королёв, авиаконструктор Туполев, известны во всем мире.

Послевоенное десятилетие характеризовалось ростом престижа научно-преподавательской работы, особенно для имевших ученые степени и звания, проведенном в 1946 году, — и это в нищей, разрушенной войной стране. Зарплата ректора выросла с 2,5 тыс до 8 тыс, профессора доктора наук с 2 тыс до 5 тыс, доцента, кандидата наук с 1200 до 3200 рублей (с 10 летним стажем). В эти годы соотношение зарплаты доцента, кандидата наук и квалифицированного рабочего составляло примерно 4 к 1, а профессора, доктора наук 7 к 1. Такого уровня оплаты труда отечественные ученые и вузовские преподаватели не имели в последующие годы, ибо после Сталина при постоянном росте цен, повышении зарплаты другим категориям служащих оплата труда ученых и преподавателей оставалась неизменной свыше 40 лет[523]. До войны и после заведующий кафедрой был номенклатурой министерства. Ректор не имел права его уволить не по собственному желанию[524].

Особое значение Сталин придавал самым передовым направлениям науки и техники, выводившим СССР на качественно новый уровень развития.

Так, только в 1946 году лично Сталиным было подписано около шестидесяти важнейших документов, определивших развитие атомной науки и техники. В 1952 году началось создание отечественных компьютеров. Результатом выполнения этих решений стало не только создание ядерного щита страны, но и запуск первого в мире спутника Земли в 1957 году, спуск на воду в 1957 году первого в мире атомного ледокола «Ленин», и последующее развитие атомной энергетики. Вместе с американцами создана водородная бомба. Разработаны ракеты для доставки ядерного оружия на территорию противника. Как видим, созданная Сталиным общественная система уже через 4 года после его убийства Хрущевым[525] позволила СССР выйти в научные лидеры мира. Кроме того были открыты залежи нефти в Поволжье, началась огромная работа по строительству электростанций как первого этапа для перехода к массовому строительству жилья. Именно этот подготовительный этап потом стал основой для развертывания Хрущевым строительства хрущевок.

Возьмем 1946 год. Страна еще не оправилась от войны, многие города и села лежали в руинах. Но советское руководство хорошо понимало значение вычислительной техники. В том году начались работы по созданию компьютеров. 1949 год. Заработал первый советский компьютер (МЭСМ). Это был первый компьютер в Европе и второй в мире. Первый работающий компьютер был создан в США в 1946 году. С 1946 года СССР вошел в группу лидеров в области вычислительной техники и лидировали в течение нескольких десятилетий. В мире около 200 государств, из них только два были способны создавать компьютеры — СССР и США. Еще около двух десятков стран участвовали в разработках чужих проектов или делали компьютеры по лицензии. Остальным даже это было не под силу. Я имею ввиду именно изготовление компьютеров, а не сборку из готовых элементов. Собрать персоналку может практически каждый, кто разбирается в технике, у себя в квартире[526].

После войны восстановление университетов в зоне оккупации завершилось к концу 40-х годов. В городах, пострадавших от войны, университетам были переданы крупные здания в Минске, Харькове, Воронеже. Активно начали создаваться и развиваться университеты в столицах ряда союзных республик (Кишинев, Ашхабад, Фрунзе и др.) и к 1951 году все союзные республики имели свои университеты[527]. За 5 лет удалось возвести первую часть комплекса МГУ на Ленинских горах.

Если накануне войны в СССР насчитывалось 29 университетов, где обучалось 76 тыс. студентов, то в 1955 году в 33 университетах получали образование 185 тыс. студентов и 5 тыс. аспирантов, около 10% всех студентов страны[528]. То есть всего в стране было 1 млн. 850 тыс. студентов. Целые выпуски физиков, химиков, механиков распределялись после окончания в престижные НИИ и закрытые ОКБ. Поэтому было увлечение научной работой. Интенсивно развивались студенческие научные общества. За советские годы выросла мощная система высшей школы. Если в сфере науки в 1913 г. в России числилось 13 тысяч работающих, то перед крахом советской системы в 1991 году их число достигло 3 миллионов[529].

То, что мы называем "сталинской академией", возникло в первой половине 1930-х гг. В это время в Академии наук СССР была создана единая централизованная система контроля за эффективностью научной работы[530][531]. Централизованное руководство научными исследованиями выражалось в том, что темы научных работ, выполняемых в научно-исследовательских институтах, должны были утверждаться не ниже, чем в Президиуме Академии. То же самое касалось вопросов, связанных с объемом бюджета, подбором кадров и сроками исполнения. Планирование и контроль научной работы осуществлялись по аналогии с планированием и контролем промышленного производства. Денежные средства, которые предполагалось истратить на исследование, утверждались, как минимум, за год. Если в течение года возникала внеплановая потребность в приобретении новой аппаратуры или материалов, необходимых для проведения исследований, сделать это было крайне сложно, но было можно договориться об использовании оборудования и реагентов с другими институтами и лабораториями.

Одним из наиболее жестких принципов организации сталинской науки было требование ее тесной связи с практикой. Основными задачами АН СССР были практические потребности страны в новых знаниях. Такая организация была оптимальна с точки зрения административного централизованного управления, поскольку она давала четкие критерии определения "эффективности" работы ученого, однако она несколько негативно сказывалась на способности ученых заниматься проблемами, работу над которыми трудно планировать с точностью до месяца. В архивах сохранилось несколько писем ученых в Президиум Академии и в ЦК КПСС, в которых обращалось внимание на этот организационный недостаток[532][533].

В резолюции актива Крымской астрофизической обсерватории от 13 мая 1955 г. говорилось: "Заявки на оборудование, во всех деталях, должны быть составлены на следующий год в июне текущего года. Исследователь должен за полтора года предвидеть, что ему нужно! В результате все стараются включить в заявку все мыслимое в качестве необходимого для работы, и на складах учреждений лежат ненужные запасы материалов, которых не хватает в других местах"[534]. Эту проблему легко можно было решить путем перевода части заказов в денежную форму или путем создания особых снабженческих организаций, по типу западных фирм, обслуживающих науку, но Хрущев пошел по другому пути — он "реформировал" (а точнее развалил) налаженную систему.

К началу 1950-х гг. ситуация стала еще сложнее, так как в течение двух десятилетий с момента внедрения сталинской системы количество подразделений Академии наук многократно увеличилось. В середине 1950-х гг. Академия наук СССР переживала пик количественного роста. С 1951 по 1956 гг. Академия выросла по числу членов — с 383 до 465: по числу научных учреждений — с 96 до 124; по числу научных работников — с 7 тыс. до 15 тыс. человек[535]. Президиуму АН СССР стало трудно так же эффективно, как раньше, вести координационную работу. Это стало причиной того, что сами члены Президиума в 1953-1954 гг. стали выступать с предложениями передать часть управленческих полномочий Отделениям Академии наук[536].

Почему Сталин за 30 лет вырвал страну из эпохи деревянной сохи в эпоху водородной бомбы и освоения космоса? «Отец народов» понял, что без создания элитных научных зон, где бы концентрировался научный «мозг» нации, обеспеченный предельно высоким уровнем жизни, он не выведет страну на магистральную дорогу технического прогресса. Вождь начал строить академгородки, бросая на это огромные средства и держа страну на скромном довольствии. Сейчас эти академгородки в России, согласно новой моде, переименовываются в «технопарки», коих на территории нынешней России будто бы около 80 (в мире около 600)[537].

Итак, стараясь создать самодостаточную систему для стабильного и независимого развития России, Сталин много сил вложил в создание советской науки, а главное в создание такой системы взаимодействия науки и производства, при котором наука была бы нужна для того, чтобы производство выполняло план и обеспечивало выживание России в ее состязании с Западом.

Сталин в речи на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа города Москвы 9 февраля 1946 г. сказал: "В ближайшее время будет отменена карточная система, особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем последовательного снижения цен на все товары и на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов, могущих дать возможность науке развернуть свои силы"[538]. Таким образом, Хрущев и Брежнев лишь пожали плоды того, что закладывалось в голодном и нищем послевоенном СССР.

Вот как описывает Ю. Жданов[539] заседание Политбюро по поводу Московского университета. Заседание вел Сталин. На нем присутствовали члены Политбюро, руководители Москвы и мы с Несмеяновым в весьма напряженном состоянии.

Сталин начал прямо:

— Здесь были представлены предложения о строительстве нового комплекса зданий для Московского государственного университета. Что запроектировано у нас на Воробьевых горах?

Ответ:

— Комплекс высотных жилых зданий.

Сталин:

— Возведем этот комплекс для Московского университета, и не в 10-12, а в 20 этажей. Строить поручим Комаровскому. Для ускорения темпов строительства его надо будет вести параллельно с проектированием. Обращаясь к Микояну:

— Следует предусмотреть Внешторгу валютные ассигнования на необходимое оснащение и оборудование лабораторий; университет должен быть обеспечен новейшими приборами и реактивами.

Необходимо создать жилищно-бытовые условия, построив общежития для преподавателей и студентов. Сколько будет жить студентов? Шесть тысяч? Значит в общежитии должно быть шесть тысяч комнат. Особо следует позаботиться о семейных студентах".

Хотя свершения Сталина были огромны, он остался скромным человеком. По свидетельству Ю. Жданова[540], Сталин отказался от того, чтобы его имя присвоили Московскому университету. Он сказал, что "главный университет страны может носить лишь одно имя — Ломоносова".

Сталин хорошо знал состояние науки и высшего образования в СССР. По свидетельству Ю. Жданова[541], Сталин говорил ему осенью 1947 г. находясь на отдыхе в Сочи: “Наши университеты после революции прошли три периода. В первый период они играли ту же роль, что и в царское время. Они были основной кузницей кадров. Наряду с ними лишь в очень слабой мере развивались рабфаки. Затем, с развитием хозяйства и торговли, потребовалось большое количество практиков, дельцов. Университетам был нанесен удар. Возникло много техникумов и отраслевых институтов. Хозяйственники обеспечивали себя кадрами, но они не были заинтересованы в подготовке теоретиков. Институты съели университеты. Сейчас у нас слишком много университетов. Следует не насаждать новые, а улучшать существующие. Нельзя ставить вопрос так: университеты готовят либо преподавателей, либо научных работников. Нельзя преподавать, не ведя и не зная научной работы. Человек, знающий хорошо теорию, будет лучше разбираться в практических вопросах, чем узкий практик. Человек, получивший университетское образование, обладающий широким кругозором, будет полезнее для практики, чем, например, химик, ничего не знающий, кроме своей химии. В университеты следует набирать не одну лишь зеленую молодежь со школьной скамьи, но и практиков, прошедших определенный производственный опыт. У них в голове уже имеются вопросы и проблемы, но нет теоретических знаний для их решения. На ближайший период следует большую часть выпускников оставлять при университетах. Насытить университеты преподавателями”.

“О Московском университете. Не сильное там руководство. Быть может стоит разделить Московский университет на два университета: в одном сосредоточить естественные науки (физический, физико-технический, математический, химический, биологический и почвенно-географический факультеты), в другом — общественные (исторический, филологический, юридический, философский факультеты). Старое здание отремонтировать и отдать общественным наукам, а для естественных выстроить новое, где-нибудь на Воробьевых горах. Приспособить для этого одно из строящихся в Москве больших зданий. Сделать его не в 16, а в 10, 8 этажей, оборудовать по всем требованиям современной науки.

Уровень науки у нас понизился. По сути дела у нас сейчас не делается серьезных открытий. Еще до войны что-то делалось, был стимул. А сейчас у нас нередко говорят: дайте образец из-за границы, мы разберем, а потом сами построим. Что, меньше пытливости у нас? Нет. Дело в организации. По нашим возможностям мы должны иметь И. Г. Фарбениндустри в кубе. А нет его. Химия сейчас — важнейшая наука, у нее громадное будущее. Не создать ли нам университет химии? Мало у нас в руководстве беспокойных… Есть такие люди: если им хорошо, то они думают, что и всем хорошо…”[542]

Сталин лично курировал развитие науки. Ему принадлежало последне слово в решении таких вопросов, как открытие научных журналов. Так, именно Сталин разрешил открыть журнал "Вопросы философии". Философ Кедров был назначен главным редакторов "Вопросов философии" в 1947 году, но уже в 1949 году, в результате активности своего противника М. Б. Митина был снят[543]. Как видим, не мог Сталин контролировать все детали и сами ученые ответственны за многие несуразности, происходившие в то время в науке.

Как свидетельствует Ю. Жданов[544], “всемогущий аппарат” похоронил не одну идею Сталина. Например, в связи с юбилеем Академии наук СССР Сталин предложил учредить в стране ордена для деятелей науки. Орден Ломоносова — за заслуги в разработке общих проблем естествознания; орден Менделеева — за заслуги в области химии; орден Павлова — за достижения в сфере биологических наук. Надо сказать, что образцы этих орденов уже были изготовлены Монетным двором — Жданову их показывал заведующий сектором науки ЦК С. Г. Суворов, — но где-то дело застряло.

Сталин понимал, что работы Маркса уже устарели для XX века, но, что новое общество еще полностью не создано, не разработана и теория нового общества, нет и теории развития этого общества. А без адекватной теории СССР ждет смерть, смерть, смерть…

По словам И. Бенедиктова[545], "Сталин был одним из первых политических лидеров мира, осознавших всю громадную практическую значимость ядерных исследований и освоения космоса. Да и твердая поддержка им малоизвестных в то время И. В. Курчатова и С. П. Королева, которых не очень-то признавала академическая элита, говорит о многом. Ломая косность и рутинерство тогдашних научных "светил", ЦК партии под руководством Сталина придал работам на этих, казавшихся многим даже в научном мире полуфантастическими направлениях общегосударственное значение. В результате, отставая от Запада в экономическом отношении на десятилетия, наша страна на ключевых участках научно-технического прогресса сумела занять ведущие позиции, подвела необходимый материальный фундамент под статус великой державы.

…Чтобы преодолеть отсталость, выйти на передовые рубежи технического прогресса, стране нужны были ученые нового, социалистического типа, свободные от недостатков русской буржуазной интеллигенции с ее дряблостью, ленью, "безрукостью", барски-пренебрежительным отношением к простому народу. Говоря современным языком, в 30-е гг. сформировался массовый социальный заказ на ученого с активной жизненной позицией, тесно связанного с трудящимися, их революционной борьбой за создание нового общества, людей, непримиримых к академической рутине и догме, "почиванию на лаврах", людей, нацеленных на решение назревших практических задач"[546].

Снова вспоминает И. Бенедиктов[547]. "В конце 30-х г. будучи наркомом земледелия СССР, я одновременно занимал пост председателя Главного выставочного комитета Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, располагавшейся тогда на территории нынешней ВДНХ. Сталин и другие члены Политбюро уделяли работе выставки большое внимание, считая ее главные центром распространения стахановского движения в области сельского хозяйства. Как-то во время осмотра экспонатов Сталин обратил внимание на то, что некоторые овощи, фрукты, а также зелень, доставленные на выставку с передовых хозяйств юга, имели, мягко говоря, не совсем товарный вид.

— В чем дело, товарищ Бенедиктов? — спросил он. — Это выставка передовых достижений или залежалого товара?

— Продукция на выставку поступает по железной дороге, на что, естественно, уходит несколько дней. Госконтроль возражает против доставки ее самолетами, ссылаясь не неоправданные расходы.

— Госконтроль смотрит на дело со своей, ведомственной колокольни. А вы должны подойти к вопросу с государственных позиций и не губить нужное дело формализмом. Для того вы нарком и председатель выставки, чтобы защищать эти позиции и бороться с таким формализмом. Люди своими глазами должны увидеть, какие овощи и фрукты можно выращивать. Надо вызвать у них желание и тягу к передовому опыту, к его распространению. А ваша пожухлая продукция к этому не располагает. Экономите тысячи, а теряете миллионы.

Вскоре после этого продукцию на выставку стали доставлять самолетами. Сталин оказался прав: мне не раз доводилось быть свидетелем того, как посещавшие выставку делегации колхозов и совхозов буквально загорались идеей "вырастить такую же свеклу и капусту"".

Снова цитирую А. И. Бенедиктова. "Сталин приучал нас, хозяйственных руководителей, с предельным вниманием относиться к проектам и предложениям "аутсайдеров", всемерно поощрять техническое творчество масс и кое-чего добивался. Конечно, изобретателям и рационализаторам, особенно шедшим наперекор официальной линии, было в 30-е и 40-е гг. не очень-то легко — любителей "спокойной жизни" и тогда хватало на всех уровнях. Но, по крайней мере, с консерватизмом, косностью, "групповым эгоизмом" ведомственных и научных учреждений в те годы боролись эффективно и результативно, всей этой мерзости было несравненно меньше. Ситуация же, когда многие важнейшие и ценнейшие открытия и изобретения лежат на полке десятилетиями, а их авторы подвергаются изощренной травле и унижениям со стороны преследующих своекорыстные интересы ведомств и научных институтов, в те годы представляю немыслимой. Волокитчиков еще на ранних стадиях уличили бы во "вредительской деятельности" — а, по сути, она таковой и является — со всеми вытекающими из этого для них малоприятными последствиями. Честно говоря, когда читаешь сегодняшние газеты, описывающие мытарства современных Кулибиных и Ползуновых, поневоле думаешь, что старый метод в конечном счете куда полезней и "гуманней" для страны, чем бесконечные увещевания и призывы к "партийной совести" с самых высоких трибун…"

"Почитайте воспоминания компетентных людей — тех, кто близко знал Сталина, работал с ним, как говорится, бок о бок. Г. К. Жуков, А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, Н. Г. Кузнецов, И. С. Исаков, С. М. Штеменко, другие наши военачальники — все они в один голос признают, что Сталин ценил самостоятельно мыслящих, умеющих отстаивать свое мнение людей. Г. К. Жуков, знавший Сталина лучше, чем кто-либо, прямо пишет, что с ним можно было спорить и что обратное утверждение просто неверно. Или полистайте превосходную, лучшую, на мой взгляд, книгу о нашем времени авиаконструктора А. Яковлева "Цель жизни", где он дает оценку стилю и методам работы Сталина, его человеческим качествам с позиций честного русского интеллигента, не склоняющегося к тому или иному идеологическому лагерю"[548].

Особо следует сказать о роли культа личности Сталина — в высшей степени противоречивом явлении. Культ "цементировал" общество перед Войной, был важнейшим фактором Победы. Но огромные заслуги Сталина перед СССР привели к тому, что теперь все вопросы все (может быть за исключением Берии) старались решать через Сталина. Вполне возможно, что все эти мелкие вопросы Сталина просто принуждали решать его соратники. Но ведь у Сталина не было ста голов. Он не мог уследить за всем. Более того Сталин не был вечен. Он уже был достаточно старым. После 1950 года Сталин, видимо [см. ниже), отошел от основной массы дел и занимался коренными вопросами страны, на детали у него не хватало сил.

Хорошо понимая роль науки в развитии советского общества и особенно в противостоянии России с Западом, Сталин делал все от него зависящее для того, чтобы наука пустила широкие корни в народе. В 1947 г. Сталин передал группе ученых предложение создать “Общество по распространению научных и политических знаний”. Соответствующее решение правительства было необычайно щедрым для тех нелегких послевоенных лет. Общество “Знание” попросили возглавить замечательного ученого, Президента Академии наук СССР академика С. И. Вавилова; общество получило в свое распоряжение здание Политехнического музея рядом с ЦК партии; общество обрело широкие издательские возможности. В том же году по инициативе Сталина было создано Издательство иностранной литературы, которое было призвано знакомить советского читателя с лучшими новинками зарубежной литературы в сфере естественных и общественных наук. Потоком полились современные книги по физике, астрономии, химии, биологии, генетике[549].

Как я уже отмечал, в послевоенном СССР быстро поднялись и окрепли научно-популярные журналы. В каждом киоске Союзпечати можно было купить за копейки научно-популярные брошюры из серии "Библиотечка солдата и матроса" (Минобороны работало!). Во дворцах пионеров в кружках судо— и авиамоделистов подрастала смена прославленным российским корабелам и авиаконструкторам. Потрясающие писатели, такие как Б. Агапов и Б. Розен, вводили полуголодных послевоенных мальчишек в волшебный мир сказочных достижений науки и техники, посвящали в радостное и светлое будущее, наполненное смыслом и разумом. Советская научная фантастика подхватывала эту эстафету: мир будущего, коммунизма, рисовался ею как мир умных знающих людей, управляющих высокими технологиями[550].

По указанию Сталина газета “Правда” из номера в номер публиковала накануне сессии по физиологии высшей нервной деятельности важнейшие работы академика И. П. Павлова[551].

Под руководством И. В. Сталина перед войной за год была создана система профессионально-технического обучения, решившая вопрос подготовки кадров для промышленности. За последние 15 лет под руководством Б. Н. Ельцина и В. В. Путина система профтехобразования полностью уничтожена. Вместе с ней уничтожена и система дошкольного обучения и воспитания[552].

Сталин понимал роль гениев и уважал выдающихся советских ученых и они платили ему тем же. Сталин искал новаторов повсюду, в том числе и в науке. Вот его слова: “В науке единицы являются новаторами. Такими были Павлов, Тимирязев. А остальные — целое море служителей науки, людей консервативных, книжных, рутинеров, которые достигли известного положения и не хотят больше себя беспокоить. Они уперлись в книги, в старые теории, думают, что все знают и с подозрением относятся ко всему новому”[553].

В телеграмме на имя Президента Академии наук академика В. Л. Комарова от 24 марта 1942 года Сталин писал: “…я выражаю уверенность, что, несмотря на трудные условия военного времени, научная деятельность Академии наук будет развиваться в ногу с возросшими требованиями страны и Президиум Академии наук под Вашим руководством сделает все необходимое для осуществления стоящих перед Академией задач”. Во второй телеграмме Сталина на имя Президента Академии наук академика В. Л. Комарова от 12 апреля 1942 года было сказано: “Правительство с удовлетворением принимает Ваше предложение о всемерном развитии деятельности научных учреждений Академии наук СССР и ее действительных членов и членов-корреспондентов, направленной на укрепление военной мощи Советского Союза. Надеюсь, что Академия наук СССР возглавит движение новаторов в области науки и производства и станет центром передовой советской науки в развернувшейся борьбе со злейшим врагом нашего народа и всех других свободолюбивых народов — с немецким фашизмом. Правительство Советского Союза выражает уверенность в том, что в суровое время Великой Отечественной войны советского народа против немецких оккупантов Академия наук СССР, возглавляемая Вами, с честью выполнит свой высокий патриотический долг перед Родиной”[554].

Нобелевский лауреат П. Л. Капица был подлинным патриотом своей родины. Ещё с 1936 года он слал письма Сталину и Молотову, высказывая разного рода соображения о наших недостатках и возможных улучшениях. Так, в 1946 году он послал Сталину рукопись книги Льва Гумилевского «Русские инженеры» и сопроводил письмом, где подчеркивал, что «один из главных отечественных недостатков — недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ведь излишняя скромность — это еще больший недостаток, чем излишняя самоуверенность». Он, тринадцать лет проработавший в Англии, знал что говорил: «Для того чтобы закрепить победу (в Отечественной войне) и поднять наше культурное влияние за рубежом, необходимо осознать наши творческие силы и возможности… Успешно мы можем это делать, только когда будем верить в талант нашего инженера и учёного, когда, наконец, поймём, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других. Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел поглотить».

Сталин ответил: «Тов. Капица! Спасибо за Ваше хорошее письмо, я был ему очень рад… Получил все Ваши письма. В письмах много поучительного. Что касается книги Л. Гумилевского «Русские инженеры», то она очень интересна и будет издана в скором времени». Через несколько месяцев книга вышла и получила Сталинскую премию.

Существует мнение, что в ту пору, когда в СССР шла работа над созданием атомной бомбы, академик Капица был занят своим крайне важным для обороны страны делом: был начальником Главного управления по кислороду при Совете народных комиссаров. И потому имел весьма веские причины отказаться от работы с Курчатовым, если его и впрямь приглашали. Если Капица мог бы по времени и был нужен по своему научному профилю для такой работы, он бы, конечно, принял в ней участие. Значит, либо отказа и не было, либо наше руководство не придало ему никакого значения, что особенно бросается в глаза рядом с судьбой того американского поляка, Нобелиата, о котором рассказывал проф. Капица: его судьба как физика была сломана, и он вынужден был заняться прикладной медицинской физикой. Но вот что ещё интересно. В 1943 году Капица получил вторую Сталинскую премию, в 1945-м - первую Золотую Звезду Героя. А ведь в это время уже шла работа над атомной бомбой. И кроме того — шесть орденов Ленина. Это что ж, всё за отказ работать над бомбой?[555].

Я думаю, что снятие Капицы с поста директора института было необходимо, чтобы показать другим научным боссам, что наука есть общественная функция, а не способ удовлетворять любопытство ученых и если ты хочешь находится среди научной элиты, то ты должен делать то, что необходимо государству, и там, где это нужно.

Когда видный теоретик-физик И. Е. Тамм стал подвергаться гонениям со стороны руководства физфака (декан Предводителев, секретарь Ноздрев), группа ведущих физиков-теоретиков страны обратилась в защиту Тамма, на что Сталин с юмором сказал: “Уберегите его от героев Гоголя и Щедрина”[556].

Много грязи и обвинений либералы и примкнувшие к ним демократы-ученые типа акад. Сахарова выливают на компартию СССР.

Мол она мешала им работать. Но странный феномен — вместо того, чтобы самим решать на базе научной процедуры, что Лысенко не прав, морганисты пишут жалобы в ЦК. Как можно обращаться к столь, как оказалось, ненавистному арбитру? В ЦК обращались как в арбитражный суд. По поводу и без повода. Обращение Клюевой. Обращение Голодина. Обращение Капицы. Обращение генетиков против Лысенко. И ещё более странное дело — КПСС всегда помогала. Возьмите пример "дела КР". В течение нескольких дней профессору Клюевой были выделены средства и решен вопрос об организации лаборатории для неё.

Вот лишь один из примеров. Как вспоминал в разговоре со мной один из основателей электронной микроскопии в СССР Я. Ю. Комиссарчик, Л. С. Гольдин работал в Павловском институте физиологии. Тогда там директорствовал К. М. Быков, один из свергателей акад. Орбели. Он вызвал Гольдина и спросил, даст ли электронный микроскоп что-нибудь для развития Павловского учения. Гольдин ответил, что наверное нет. Его лабораторию закрыли. Гольдин написал письмо в ЦК, о том, что тормозят исследования по ЭМ. Его вызвали в ЦК и спросили, где бы он хотел работать, нужно ли восстановить в Павловском институте. Он сказал нет и выбрал Институт Бехтерева, где директором был Мясищев В. Н., там ему и организовали лабораторию ЭМ.

Первая книга по методам электронной микроскопии была написана Гольдиным и соавторами в 1960 году. Она была послана на рецензию Токину, тот продержал ее 1,5 года, а потом зарубил. Гольдин написал письмо в ЦК на 20 стр. и там передали книгу в другое издательство в Москву, где она и вышла в 1963 году. Но в результате советские ученые утеряли приоритет, Пиз издал похожую книгу в 1962 году.

В 1986 (или 1987 — пусть знающие поправят) году в ЦЕРНе были получены неожиданные и многообещающие в промышленном плане результаты по высокотемпературной сверхпроводимости. По факту отставания советской науки было отдельное постановление ЦК, в результате чего в Горьком был создан целый новый институт АН СССР. Тоже — в пределах одного — двух лет.

Выдающийся российский ученый и изобретатель, сформировавшийся в послеоктябрьский период и ставший воплощением лучших традиций отечественной науки, П. Л. Капица, в течение всей жизни находился в сложных отношениях с советской властью и нередко вступал в переписку и непосредственные контакты с политическим руководством страны ради реализации своих профессиональных задач. В 1921 г. он был направлен на стажировку в Англию. При помощи Э. Резерфорда для него в Кембридже была организована лаборатория, где он начал свои знаменитые исследования в области низких температур. В 1934 г. правительство СССР запретило ему возвратиться после отпуска в Кембридж. Тогда Капица вступил в изнурительную борьбу за возвращение к своим научным исследованиям уже на родине.

Капица на протяжении всей своей научной деятельности использовал все легальные формы воздействия на политическое руководство страны и бюрократические инстанции для продвижения своих идей и изобретений в жизнь, для создания и укрепления своего института, для совершенствования научной политики Советского государства, для защиты своих коллег и сотрудников и спасения их от репрессий. Стиль его писем И. В. Сталину, В. М. Молотову, В. И. Межлауку и другим партийным руководителям напорист, порой ультимативен. Он стремился привлечь их внимание к неотложным техническим и оборонным проблемам. На протяжении многих лет, обращаясь к руководителям партии и правительства, он объяснял им мотивы и стимулы научного творчества, специфику развития науки, психологию ученого, требуя создания условий для оптимальной организации научного творчества в СССР.

В годы войны он сам «вошел во власть», поняв, что не сможет эффективно решить вопросы внедрения кислорода в промышленность, этой кардинальной для сражающейся страны проблемы, не возглавив этот процесс. В 1943 г. он был назначен начальником Главкислорода при СНК СССР. Обладая опытом работы на Западе и отчетливо видя недостатки организации науки в СССР, он стремился перенести в советские условия достижения научной организации европейской и британской науки. Он вступает в переписку с И. В. Сталиным, В. И. Межлауком, В. М. Молотовым, Л. П. Берия, Г. М. Маленковым. Но часто эта переписка носит характер монолога — его письма читают, но не отвечают, или отвечают звонками через помощников и принятыми решениями. Сталин, правда, ни разу не принял ученого.

Живя в СССР, П. Л. Капица письмах политическим руководителям обсуждал планы организации и строительства своего института, создававшегося на базе оборудования его лаборатории в Кембридже, настойчиво и тактично разъяснял им значение науки, особенно фундаментальной науки, для общества, провозглашавшего новые идеалы, старался их увлечь, «зажечь» задачами организационного строительства в науке.

В письме от 31 августа 1935 г. он разрабатывал подробную «схему освоения зарубежного опыта», актуальную и по сей день. В строительстве и организации своего института он стремился максимально учесть лучший мировой опыт, распространить его на всю научную жизнь того времени.

25 декабря 1936 г. он писал заместителю председателя СНК СССР и председателю Госплана В. И. Межлауку, курирующему науку, письмо-отчет о строительстве Института физических проблем и благодарил за поддержку, «без которой мы были бы беспомощны». Этот институт был уникальной организацией для того времени и строился на совершенно новых для СССР принципах подбора кадров и организации научной работы. П. Л. Капица в письме выражал надежду, что опыт, «приобретенный в нашем институте, будет Вами обобщен и поведет к более скорой и здоровой организации научной жизни». Одновременно он резко критиковал работу Академии в области подбора кадров, снабжения, издательского дела, строительства и т.д., и в целом в вопросах научной организации.

По воспоминаниям сына акад. Капицы, из дачи на Николиной Горе П. Капица не только писал Сталину, но и беседовал с Кремлем. Однажды к нему прибежал комендант поселка и дрожащими руками передал записку с номером "вертушки". Отец сказал, что теперь, после отставки, у него нет такого телефона. Комендант отвел его к себе и вышел из кабинета. Трубку взял Маленков и уважительно попросил отца продолжать писать Сталину. Это кажется странным, но это факт: Сталин поощрял полные критики письма Капицы. Кстати, Капица и Сталин никогда не встречались[557].

Итак, КПСС и ЦК в лице того же Сталина всегда старались помочь советским ученым, особенно когда интересы кланов начинали мешать развитию науки.

А теперь давайте ответим на те вопросы, которые задавались мною по ходу расследования. Итак.

1. Гробил ли Сталин советскую науку? Нет. Напротив, он ее всячески развивал.

2. Как относился Сталин к ученым? Он к ним относился очень хорошо и уважительно, всемерно улучшал жизнь ученых.. Вспомните эпизод из главы, посвященной делу КР. Там Сталин прочитав книгу о круцине оценил ее как "бесценный труд".

3. Помогал ли Сталин ученым решать насущные вопросы? Помогал и очень эффективно. Вспомните, как быстро был решен вопрос об испытаниях круцина (дело КР)[558], как быстро были решены вопросы строительства НИИ для Капицы.

4. Понимал ли Сталин роль науки в развитии общества и роль идеологии в науке. Понимал и едва ли не больше всех. После суда чести над Клюевой и Роскиным Сталин сделал социальный заказ. Он попросил писателей Фадеева и Симонова написать по поводу этого случая роман. Сталин делает заказ придворным писателям: "Надо на эту тему написать произведение. Роман" — сказал он[559]. Был снят фильм "Суд чести".

5. Почему Сталин поддержал Лысенко?Мог ли Сталин знать, что Лысенко не абсолютно прав? Нет. Он действовал на основе принципов — борьба против монополизма, клановости, кумовщины в науке и наука для практики. Он критиковал одностороннюю позицию сына Жданова.

6. Мешала ли КПСС советской науке? Нет ЦК всячески помогал советским ученым решать их клановые проблемы.

Если Сталин так не любил всех ученых, если Сталин хотел уничтожить науку, то почему он резко повысил зарплаты учёным и так щедро увеличил финансирование науки? 9 февраля 1946 года Сталин говорил на собрании избирателей: "Я не сомневаюсь, что, если мы окажем должную помощь ученым, они сумеют не только догнать, но и и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны". В полном согласии с этой верой в марте 1946 года вышло положение о коренном улучшении быта и резком повышении зарплаты всем категориям научных сотрудников. Сталин резко поднял зарплаты ученым. Профессор стал получать в 7 раз больше, чем высоко квалифицированный рабочий, а доцент — в 4 раза больше. Академикам и высшей научной номенклатуре были розданы дачи.

Чтил ли сталинский СССР ученых? Да, да и ещё раз да! Они были самыми высокооплачиваемыми работниками в сталинском СССР, да и долгое время после смерти Сталина. Н. Хрущев на одном из кремлевских приемов поднял тост за самого богатого человека СССР — президента Академии наук.

Сейчас российские президенты пылают любовью к науке и, видимо, поэтому опустили доходы ученых ниже прожиточного минимума. Мне рассказывала одна русская ученая, сейчас работающая в Германии, что в годы ельцинизма, когда не платили заплату в Новосибирском академгородке они просто голодали, так как не имели дачу. Ну кто знал, что так будет.

Казалось бы все ясно? Но что меня поражает в русскоязычной литературе, так это абсолютная уверенность критиков Сталина в том, что Сталин — злодей. Единственное исключение — это статья в Википедии про Лысенко, которая в отличие от других политизированных статей имеет довольно нейтральный характер.

Подбор выражений об атмосфере в советской науке в сталинские годы в статье Голубовского[560] впечатляет. Ну все было тогда плохо. Странно, однако, почему же именно тогда делались выдающиеся научные открытия, а сейчас ни одного. Вот сейчас в нынешней России вроде все правильно. Свободы вагон и маленькая тележка, хочешь езжай за рубеж и контактируй со своими коллегами. Научное творчество никак не ограничивается. Но бесплодной стала эта наука. Не будет больше открытий у русских ученых, не будет больше Нобелевских лауреатов. Увы!