Михаил Васильевич Ломоносов. Том 1

Глава VIII

Въ послѣднихъ словахъ Ломоносова заключалась истина , непонятная для него . самого. Онъ точно былъ недоволенъ своими Профессорами, и потому именно, что удовольствовать пламенную страсть его къ ученью не могло ни что. Ознакомляясь съ предметомъ какой либо науки или искуства , онъ хотѣлъ обнять его во всей обширности, изслѣдовать всею изыскательностью своего ума, и, еще болѣе, своего поэтическаго чувства. Робкая ученость не любитъ этого, потому что ей надобны успѣхи извѣстнаго размѣра, постоянные и постепенные. Раздвигаютъ науку не въ школахъ. Но Ломоносовъ не подозрѣвалъ этого , и съ жаромъ принявшись за Естествознаніе, вскорѣ пришелъ въ такое-же недоумѣніе , какое мучило его при изученіи Словесности : онъ думалъ , что это не вся наука , что это лишь начала ея, и потому-то въ часы досады восклицалъ , что

учители скрываютъ отъ него истинную глубину знанія.

А между тѣмъ, учители не нарадовались его успѣхами. И кто-же были это ? Знаменитые въ ученомъ мірѣ Бильфингеръ , Байеръ , Эйлеръ ! Они удивлялись рѣдкимъ дарованіямъ молодаго Рускаго и оказывали ему большія поощренія. Онъ прилежнѣе всего занимался Физикою , Химіею, Металлургіею, и сдѣлалъ быстрые успѣхи въ Математикѣ. Эйлеръ, этотъ родоначальникъ всѣхъ математиковъ въ Россіи , тогда еще юный, полный силъ, предсказывалъ , что изъ Ломоносова образуется отличный математикъ и натуралистъ.

Въ самомъ дѣлѣ , проницательность ума, соединенная съ любовью къ Математикѣ и Естествознанію, обѣщала многое ; но природная нетерпѣливость , и стремленіе къ всеобъемлемости, признакъ всѣхъ преобразователей и великихъ двигателей въ наукахъ, мѣшали многому. Иногда какой нибудь предметъ обращалъ на себя особенное вниманіе Ломоносова , и онъ посвящалъ ему дни и ночи, оставляя всѣ другія занятія. Иногда, неудовлетворяемый ничѣмъ, онъ покидалъ все , для того чтобы снова приняться за все съ новымъ жаромъ.

Учась въ Академической Гимназіи, онъ имѣлъ болѣе свободы нежели въ Заиконоспасской Ака

деміи , гдѣ его держали пошли взаперти. Онъ знакомился съ самимъ Петербургомъ, наблюдалъ огромные начатки Петра., и безпрерывно больше влюблялся въ этого великаго человѣка, безсмертнаго на всѣхъ путяхъ человѣческаго общества. Давно хотѣлъ Ломоносовъ посѣтить и славнаго сподвижника его, а своего благодѣтеля Ѳеофана, Это было однакожъ довольно трудно, Ѳеофанъ, отягченный болѣзненными припадками, не могъ принимать .многихъ. Бѣдный студентъ не постигалъ, что были и другія причины труднаго доступа къ знаменитому сановнику. Ѳеофанъ охотно оказывалъ ему покровительство , но обремененный дѣлами и отношеніями инаго рода, не могъ или не хотѣлъ принятъ его. Онъ видѣлъ въ Ломоносовѣ умнаго , любящаго науки бѣдняка, съ которымъ не было у нихъ ничего общаго.

Однажды , въ свободный часъ , онъ пришелъ въ переднюю Ѳеофана : опять не льзя было видѣть Архіепископа.

« Доложите Его Высокопреосвященству, что извѣстный ему студентъ Михайло Ломоносовъ приходилъ засвидѣтельствовать свое почтеніе.

— Не премину — отвѣчалъ служитель.

« Не льзя-ли доложить и о томъ, что я прихожу не въ первый уже разъ, но до сихъ поръ не имѣлъ счастія лично изъявить Его Высоко-

преосвященству мою душевную благодарность за всѣ его ко мнѣ благодѣянія.

— Докладывать Его Высокопреосвященству о всѣхъ приходящихъ, и входить въ объясненія о нихъ, не мое дѣло. Мало-ли сколько народу приходитъ сюда!

Это задѣло самолюбіе молодаго человѣка. Можетъ быть еще въ первый разъ философствуя въ передней, онъ сдѣлалъ нетерпѣливое движеніе. Онъ хотѣлъ сказать что-то , но стоявшій вблизи, какой-то старичекъ въ свѣтскомъ платьѣ , предупредилъ его словами :

— Не по пути-ли идти намъ? Пойдемте.— И сдѣлавъ привѣтливый знакъ рукою , онъ пошелъ.

Удивленный Ломоносовъ невольно послѣдовалъ за нимъ.

Вышедши на улицу, незнакомецъ сказалъ пріятнымъ голосомъ : ,

— Вы конечно недавно въ Петербургѣ ?

« Съ годъ,» отвѣчалъ Ломоносовъ. «И въ годъ не могу добиться увидѣть моего благодѣтеля !

—Не удивительно : Архіепископъ всегда занятъ ; а теперь еще онъ и боленъ, очень опасно.

« Опасно боленъ ?

— Да, медики опасаются за жизнь его. Впрочемъ , хотя у него застарѣлая и неизлечимая

болѣзнь, но не такая, отъ которой умираютъ мгновенно. Архіепископъ располагается ѣхать въ Новгородъ.

«Боже мой! И такъ можетъ служиться, что я не увижу Высокопреосвященнаго !...

— Пріятно встрѣтить такую признательность къ человѣку, котораго называете вы своимъ благодѣтелемъ.

« Онъ истинный мой благодѣтель. Болѣе всѣхъ ему обязанъ я тѣмъ, что продолжаю ученіе въ здѣшней Академической Гимназіи.

— А вы учитесь здѣсь , въ Академической Гимназіи! Радуюсь за васъ: Профессоръ! ваши люди Европейской учености.

« Да, и все Нѣмцы.

— Но развѣ Нѣмецъ, каковъ Эйлеръ, не украшеніе своего новаго отечества ? Рекомендація Бернулли и ученые трактаты, имъ сочиненные , ручаются за него. Всѣ другіе Академики также люди отличныхъ дарованій.

Этотъ разговоръ начиналъ занимать Ломоносова. Онъ съ любопытствомъ спросилъ :

— Конечно вы знаете ихъ всѣхъ ?

« Какъ-же и не знать такихъ людей ! Это цвѣтъ учености въ Европѣ.

— Но позвольте спросить : съ кѣмъ имѣю честь разговаривать ?

« Я Адамъ. Бурхардъ Селлій , учитель Александро-Невской Семинаріи.

— Селлій ? Но вы такъ хорошо говорите по-Русски, что я не подозрѣвалъ-бы въ васъ иностранца.

, « Много чести ! Впрочемъ, я давно въ Россіи,

люблю новое отечество мое , обожаю религію вату , и почелъ первымъ долгомъ выучиться сколько можно Русскому языку.

— Вы сказали : нашу религію ; слѣдовательно вы не принадлежите къ нашему исповѣданію ?

« Я Лютеранинъ.

- — Но какъ-же обучаете вы юношество въ Семинаріи , будучи иновѣрцемъ ?

« Предметъ мой не касается религіи : я учу Латинскому, языку , и еще прежде занималъ эту должность въ школѣ , заведенной Высокопреосвященнымъ Ѳеофаномъ на Карповскомъ Новгородскомъ подворьѣ.

— Такъ вы близки и къ Высокопреосвященному ?

« Три года занимался я въ школѣ подъ его покровительствомъ. Извините, что я такъ много сказываю вамъ о себѣ ; но я хочу чтобы вы знали меня , потому что давно знаю васъ. Архіепископъ описывалъ мнѣ вашу необыкновенную жизнь, вашу любовь къ наукамъ, и успѣхи

въ нихъ. Когда вы назвали себя, я порадовался случаю познакомиться съ вами. Жалѣю, что не зналъ васъ въ Москвѣ.

— А вы были и въ Москвѣ.

« Какъ-же ! я былъ и тамъ учителемъ въ Гимназіи.

Ломоносовъ еще въ первый разъ встрѣтилъ такого привѣтливаго ученаго. Онъ жалѣлъ, что должно было прекратить разговоръ съ Селліемъ ( имъ приходилось идти въ разныя стороны ), и обрадовался, когда умный Датчанинъ пригласилъ его къ себѣ.

Въ его ученой кельѣ Ломоносовъ пришелъ въ восторгъ , когда увидѣлъ себя посреди множества книгъ , рукописей, и всѣхъ пособій учености. Показывая ему свои разные труды , Селлій сказалъ между прочимъ :

— Вотъ это выписки для Академика Байера.

«Для нашего Байера?

— Да. Онъ приглашаетъ меня иногда раздѣлять труды свои, потому что вовсе не знаетъ Русскаго языка. Вотъ рукопись, которую приготовляю къ печати : это Schediasma litterarium de scriptoribus , qui Historiam PoliticoEcclesiasticam Rossiæ scriptis illustrarunt.

« Я вижу y васъ удивительное богатство матеріаловъ для Церковной Россійской Исторіи.

— Это любимый предметъ мой, и я надѣюсь сдѣлать кой-что для будущихъ историковъ Россійской Церкви.

« Но какъ можетъ занимать этотъ предметъ васъ.. .. Лютеранина ?

— Молодой человѣкъ ! Я Рускій душою , которая благоговѣйно прилѣплена къ Православной Церкви. Только обстоятельства мѣшаютъ мнѣ до сихъ поръ принять святое мѵропомазаніе. Надѣюсь однакожъ, что хоть при концѣ жизни Господь удостоитъ меня этого счастія.

Съ изумленіемъ глядѣлъ Ломоносовъ на почтеннаго старика Селлія. Онъ видѣлъ въ немъ человѣка, посвятившаго всю жизнь изысканію истины, и скромно спросилъ : какія-же причины удерживаютъ его отъ вступленія въ Православную Церковь ?

— Міръ! — отвѣчалъ Селлій выразительно.— Міръ приковалъ меня къ себѣ заботами мятежной жизни, и я не могу оторваться отъ него. Мое желаніе : совершенно оставить житейское море и скрыться отъ людей подъ чернымъ крепомъ монаха.

« Не понимаю,» возразилъ Ломоносовъ, «какъ съ такими правами на жизнь, при такой обширной умственной дѣятельности, вы хотите обречь себя смерти ?

— Да, и трудно понять это человѣку , который лишь хочетъ вступать въ міръ ! Но я

уже испытанный боецъ : я усталъ, и душа моя требуетъ успокоенія. Впрочемъ , кто знаетъ, скоро-ли я найду его ? Можетъ быть, порывъ обстоятельствъ опять увлечетъ меня въ бурю свѣта !...

Разговоръ перешелъ къ путешествіямъ , которыя Селлій совершилъ по Европѣ. Этотъ замѣчательный человѣкъ родился въ Тондернѣ , въ Шлезвигскомъ Герцогствѣ , учился въ разныхъ иностранныхъ Университетахъ , и особенно занимался Медициною. Въ Іенѣ, слушая лекціи славнаго Доктора Богословія Буддея , онъ въ первый разъ обратилъ вниманіе на богословскія истины , и вскорѣ это сдѣлалось лю

бимымъ его занятіемъ. Съ сомнѣніемъ въ душѣ и съ обширными познаніями въ Философіи, Словесности , Медицинѣ и особенно Богословіи , онъ пріѣхалъ въ Россію около 1722 года. .

Ломоносовъ распрашивалъ его объ ученіи въ Европейскихъ Университетахъ, и выразилъ сильное желаніе побывать и поучиться тамъ.

— Конечно.— сказалъ , Селлій — это не можетъ быть безполезно ; только надобно прежде всего надѣяться на себя. Никакіе Профессоры не внушатъ намъ любви къ наукѣ , если нѣтъ ея въ насъ самихъ; а кто любитъ науку, тотъ можетъ многое узнать и въ своемъ отечествѣ.

«Но у насъ такъ мало пособій ученыхъ.

— Не спорю, и думаю даже, что для усовершенствованія себя надобно извѣдать разные способы и методы ученія, а для этого необходимо путешествовать ; но, не воображай , молодой человѣкъ, что на Западѣ увидишь ты истинный свѣтъ учености. Всякій человѣкъ ложь, или, просто сказать: человѣкъ.

« Однакожъ въ Россію призвали ученыхъ оттуда. ...

— Потому что у васъ совсѣмъ не было этого рода учености, которую можно назвать свѣтскою. Вы, первые воспитанники Академіи, должны образовать поколѣніе Русскихъ ученыхъ.

Это замѣчаніе воспламенило Русскую душу Ломоносова. Онъ съ жаромъ началъ высказывать свои надежды, свои планы, свое неудовлетворяемое ничѣмъ любопытство. Селлій ободрялъ его , поправлялъ, старался пояснить его недоразумѣнія. Такъ продолжался разговоръ ихъ нѣсколько часовъ. Они разстались ; но Ломоносовъ испросилъ напередъ у новаго знакомаго своего позволеніе приходить къ нему.

Вскорѣ Ломоносовъ услышалъ , что Ѳеофанъ скончался въ Новгородѣ, куда уѣхалъ онъ уже больной. Эта вѣсть поразила его. Онъ никакъ не воображалъ, чтобы только разъ въ жизни

случилось ему видѣть и слышать человѣка, бывшаго украшеніемъ Россійскаго Духовенства. « Просвѣщенный, ученый благодѣтель мой не существуетъ болѣе!» вскричалъ онъ. «Но и при концѣ жизни своей, онъ какъ будто завѣщалъ мнѣ благосклонность человѣка, столь-же достойнаго уваженія въ своемъ родѣ. Я приходилъ кѣ нему въ послѣдній разъ только для того, чтобы узнать Адама Селлія. »

Знакомство его съ этимъ ученымъ мужемъ поддерживалось , и Ломоносовъ часто посвящалъ досуги свои бесѣдамъ съ нимъ. Вскорѣ однакожь обстоятельства развели новыхъ знакомцевъ.

Академія рѣшилась послать въ Германію двухъ студентовъ Академической Гимназіи, для усовершенствованія ихъ въ Химіи и Горномъ дѣлѣ. Ломоносовъ началъ прилагать особенное стараніе объ изученіи этихъ наукъ. Съ его рѣдкою способностью узнать многое въ немного времени, трудно-ли было ему отличиться передъ всѣми своими товарищами ? Дѣйствительно , когда надобно было наконецъ сдѣлать назначеніе объ отправкѣ именно какихъ лицъ, назначили Ломоносова, и — къ радости и удивленію его — Виноградова.

— Любезный другъ и товарищъ! — вскричалъ онъ. — Не нужно увѣрять тебя , что я радъ отличію , которое оказала мнѣ Академія. Но

повѣришь-ли ? Меня еще больше радуетъ то, что мы поѣдемъ вмѣстѣ.

« Спасибо, Михайло ! А мнѣ съ тобой будетъ такъ легко и весело.

— Но скажи, ради Бога ! какъ это сдѣлалось?

Ты, правда , всегда былъ отличный ученикъ, только не въ тѣхъ предметахъ, которые требуются отъ назначенныхъ въ Германію. Какимъ чудомъ назначили тебя ?

«На все, братецъ, есть средства, есть манера, какъ взяться за что.

— Какая-же это манера, какія средства ?

«Ты взялъ грудью, по своему обычаю, высидѣлъ награду, какъ говорится у насъ въ училищѣ ; а для меня сыскались добрые люди, которыхъ отличіе постараюсь я оправдать.

— Какъ ?.. Я не понимаю этого.

« Это очень понятно. Мои родные знакомы съ Академиками ; они просили ихъ обратить вниманіе на мои успѣхи—то есть, если успѣхи есть — и вотъ Академики назначили меня.

Ломоносовъ поморщился, когда понялъ это по своему.

— Зачѣмъ-же не просто хотѣлъ ты заслужить отличіе ?

« Какъ просто ?

— Трудомъ.

« Это хорошо, да не всегда вѣрно.

— А то вѣрно, да не хорошо.

« Что-же тутъ худаго ?

— То , что я не хотѣлъ-бы видѣть Виноградова , сгибающаго спину.

« Ломоносовъ ! ты обижаешь меня. Я не сгибался ни передъ кѣмъ, не былъ ни у кого въ передней ; за меня только сказали нѣсколько словъ. Повѣрь, мой другъ, безъ этихъ маленькихъ хитростей не льзя жить на свѣтѣ.

— Не льзя, такъ и не живи.

«Ну, вотъ, видишь-ли куда приводитъ твоя логика: ad absurdum.

Ломоносовъ могъ-бы доказать справедливость свою, въ которой былъ онъ убѣжденъ. Но онъ искренно любилъ Виноградова за умъ и доброе сердце, и потому охотно остановился въ дальнѣйшихъ убѣжденіяхъ. Такъ любимъ мы всегда прощать маленькія слабости въ человѣкѣ, близкомъ сердцу , извиняя поступки его необходимостью , неопытностью , невѣдѣніемъ.

Сборы къ отъѣзду нѣсколько времени занимали друзей. Имъ дали обширную инструкцію, въ которой было сказано , что Академія, отличая необыкновенныя способности и прилежаніе студентовъ Ломоносова и Виноградова, отправляетъ ихъ , для дальнѣйшаго усовершенствованія въ наукахъ Математическихъ, въ

Физикѣ , Химіи и Металлургіи, къ славному въ ученомъ мірѣ Философу и Математику Христіану Вольфу ; что они отправляются на иждивеніи Академіи, на первый случай въ Марбургъ, мѣстопребываніе упомянутаго ученаго ; что послѣ изряднаго обученія у Христіана Вольфа, имѣютъ они ѣхать, по его совѣту , въ другія мѣста Германіи.

За этимъ слѣдовали наставленія нравственныя и экономическія : вести себя порядочно ; въ проѣздъ черезъ Россію и чужестранныя Государства оказывать повиновеніе властямъ ; соблюдать уставы религіи и благонравія ; всемѣрно заботиться и пещись о наукѣ ; наконецъ, не издерживать болѣе назначенной имъ на расходы суммы, и такъ далѣе.

Въ торжественномъ засѣданіи Академіи вручили имъ инструкцію , деньги , письмо къ Христіану Вольфу , и въ заключеніе всего сказали еще маленькое увѣщаніе, о исполненіи обязанностей. Молодымъ ученымъ назначено было отправиться въ путь на другой день.

Ломоносовъ улучилъ минуту забѣжать къ

Селлію. Старикъ обрадовался, что юный другъ

его ѣдетъ въ средоточіе просвѣщенія, что

теперь отъ него самого зависитъ довершить

начатое такъ счастливо.

«А я увѣренъ, что какъ скоро зависитъ это отъ Ломоносова, онъ не обманетъ на

деждъ Академіи. Какъ знать, мой другъ, что, можетъ быть, тебѣ предназначено быть первымъ Русскимъ ученымъ ; можетъ быть , ты призванъ судьбою показать, къ чему способенъ въ наукахъ знаменитый Русскій народъ. »

Такое торжественное, лестное поощреніе изъ устъ опытнаго ученаго, было усладительно душѣ Ломоносова. Онъ съ жаромъ поцѣловалъ его руку, благодарилъ за участіе къ судьбѣ своей, и почти со слезами на глазахъ вышелъ отъ Селлія.

Чѣмъ ближе становилась минута отъѣзда, тѣмъ болѣе тревожилась душа Ломоносова. Мысль, что онъ долженъ разстаться съ отечествомъ , въ первый разъ сдѣлалась для него чувствительна. Все родное заключалось у него въ словѣ : Россія, потому что онъ уже давно разлучился съ отцомъ, который одинъ составлялъ для него семейство. Онъ привыкъ жить одинокимъ, безроднымъ среди людей ; но еще у него оставалось отечество. Теперь, надобно было покинуть и его, покинуть родной воздухъ , родной языкъ, родную землю.

« О, есть многое , чего не цѣнимъ мы по достоинству, и что узнаемъ только тогда, когда лишаемся его ! » сказалъ онъ самъ себѣ , кидаясь на постель вечеромъ , наканунѣ отъѣзда. Можно представить себѣ, спокойно-ли

провелъ Ломоносовъ ночь. Онъ всталъ рано утромъ , и торопилъ Виноградова ѣхать.

Но Виноградовъ, окруженный своими родными , не могъ быть такъ бодръ какъ товарищъ его. Наконецъ и онъ кинулся въ повозку, провожаемый слезами и благословеніями. Ломоносовъ старался ободрить друга , описывалъ ему счастливую Германію, чудеса Европы, и собственное ихъ будущее , которое улыбалось очень привѣтливо.

— Вообрази прежде всего — сказалъ онъ — что мы наконецъ свободны въ _своихъ поступкахъ , можемъ дѣйствовать какъ граждане міра, а не какъ школьники.

« Поздравляю тебя ; но, я думаю, это потруднѣе нежели сидѣть спокойно за книгою. Не знаю почему, только я не радуюсь своей волѣ. Мнѣ почти жаль, что ѣду изъ Россіи.

— Жаль и мнѣ оставить ее, можетъ быть на

долго. Но за то, какъ весело будетъ воротиться намъ, обогащеннымъ новыми познаніями, опытностью , и можетъ быть какими нибудь заслугами !

« Дай Богъ, чтобы сбылись твои слова.

Подумавъ немного , Ломоносовъ сказалъ :

— Во всякомъ случаѣ , школьническая жизнь наша кончилась ; пора дѣйствовать на поприщѣ свѣта.