Мир

Как увидеть я желаю этот долгожданный день!

Бедствовал долго я,

Все валялся на соломе, как железный Формион.[12]

Больше я судьей не буду черствым, сумрачным и злым.

Нет, не буду я, как прежде, скучным, строгим сухарем!

Буду ласков, весел, мил,

Буду снова молодым,

Позабыв тревоги войн.

Сколько времени нас мучат все походы да бои.

Гонят нас туда, сюда,

Из Ликея и в Ликей,[13]

Со щитом, с копьем в руке.

Расскажи же, что нам делать, чем нам другу услужить!

Господином и владыкой дал тебя нам добрый рок.

Куда свалить нам камни, погляжу сейчас.

Из ворот дворца появляется Гермес.

Наглец, негодник, что ты делать думаешь?

Да ничего худого. Словно Килликон.[14]

Погибнешь, мерзкий.

Если жребий выпадет.

Ведь ты, Гермес, мастак по части жребиев.

Конец тебе, погибнешь!

Завтра к вечеру?

Сейчас же.

Ничего я не купил себе,

Ни сыра, ни муки. Не приготовился.

Считай себя истертым!

Почему ж это

Такого я блаженства не почувствовал?

Не знаешь разве, смерть назначил Зевс тому,

Кто выпустит Ирину.

Это, значит, мне

Придется умереть?

В том нет сомнения.

Тогда на поросенка дай мне драхмы три!

Принять хочу пред смертью посвящение.

О Зевс, метатель молний!

Ради всех богов,

Не выдавай же, господин, молю тебя.

Молчать не стану.

Вспомни о говядинке,

О жертвах, что тебе я приносил, любя!

Чудак! Да Зевс угробит самого меня,

Когда не буду горло драть, орать, кричать.

Гермесик, горла не дери, прошу тебя!

Что такое с вами сталось, что стоите, очумев?

Ну, кричите же, лентяи, чтобы он не закричал!

Ни за что, Гермес-владыка, ни за что! Ни-ни-ни-ни!

Сладкую, сочную

Поросятину в подарок принимал ты от меня.

Не забудь, Гермес, об этом в нашей нынешней беде.

Слышишь, чтут тебя и хвалят, господин и властелин!

О, дозволь, щедрейший бог,

Нам Ирину взять к себе.

Ты всегда был к людям добр.

Если ты Писандра[15] шлемы ненавидишь и щиты,

Шествия священные,

Жертвоприношения,

Обещаем мы тебе.

О, снизойди к их просьбам, я молю тебя!

Они сейчас смиренней, чем когда-либо.

И вороватей нынче, чем когда-либо.

Тебе открою тайну очень важную,

Всем божествам большой бедой грозящую.

Ну, говори! Быть может, убедишь меня.

Луна-Селена и мошенник Гелиос

Давно уж против вас готовят заговор,

Предать хотят они Элладу варварам.

Но почему же?

Потому, свидетель Зевс,

Что мы приносим жертвы вам, а варвары

Луне и солнцу. Потому, естественно,

Они хотят нас всех замучить до смерти,

Чтоб у божеств отнять все приношения.

Так вот зачем они все время праздники

У нас крадут[16] и дни грызут, мошенники.

А потому, любезнейший Гермес, возьмись

За дело с нами, помоги добыть ее!

И в честь тебя Панафинеи[17] справим мы

И все другие празднества великие,

Мистерии, Диполии,[18] Адонии.[19]

И государства прочие, уйдя от бед,

Тебе молиться будут, избавителю.

Получишь много всякого добра. И я

Тебе дарю вот этот золотой кувшин!

Гермес любуется подарком.

Как жалостлив я сердцем к золотым вещам.

Дело, граждане, за вами! В ход лопаты и кирки!

Поскорее, веселее оттащите камни прочь!

За работу мы возьмемся, ты ж, мудрейший из богов,

Будь в работе нашей старшим. Приказанья отдавай

И увидишь: неплохие подмастерья у тебя.

Проворней чашу протяни мне! Чашу мы

Винцом наполним и богам помолимся!

Возлиянье! Возлиянье!

Все молчите! Все молчите!

Мы, совершая возлиянье, молимся,

Чтоб этот день началом всяких радостей

Для греков стал. Кто за канат ухватится

От всей души, пусть не берет щита вовек.

О нет! Пусть в мире сладком он проводит жизнь,

У камелька с веселою подружкою.

А кто войну не может разлюбить никак,

Тому бы вечно, Дионис, владыка наш…

Из тела стрелы острые вытаскивать.

А кто к походам страстью одержим, тебя,

Владычица, мешает воскресить на свет…

Пусть с ним случится то же, что с Клеонимом.

Копейный мастер или продавец щитов,

Кто миру враг, а друг своей лишь прибыли…

Пусть жрет ячмень, разбойниками схваченный.

И кто желает власти полководческой,

И раб, который о побеге думает…

На колесо поднять того и выстегать!

А нам пускай поможет сребролукий Феб!

Про лук не надо! Феба одного зови!

Приди, приди к нам! Феба одного зову.

И с ним Харит, Гермеса, Афродиту, Ор.

Арес не нужен?

Нет!

А Эниалий?[20]

Нет!

За бечеву возьмемся и потянем, эй!

Потянем!

Еще разок!

Потянем!

Еще, еще разок!

Потянем! Потянем!

Нет, не дружно, не ладно работа идет.

За канат не схватились? Надулись чего?

Ох, достанется вам, беотийцы![21]

Еще раз!

Еще разок!

Но вы оба не тянете также?

Я ж тяну, как могу, налегаю вовсю,

Запрягаюсь в канат, выбиваюсь из сил.

Почему же работа ни с места?

Ламах, ты нам мешаешь, зря расселся здесь!

Нам ни к чему, дружище, это пугало!

Да и аргосцы тоже не усердствуют,

Они смеются над трудами нашими.

Сосут двух маток, хлеб едят у двух господ.

Зато лаконцы, милый, тянут здорово.

Но знаешь что? Из них одни колодники

Вовсю хлопочут, да мешают цепи им.

Нет толку и в мегарцах. Тянут врозь они,

Точь-в-точь щенята, зубы как оскалили!

Они от голодухи обессилели.

Так ничего не сделать нам! Смелей, друзья,

Единым духом все возьмемся сызнова!

Потянем!

Еще разок!

Потянем!

Да ну, еще разок!

Идет еле-еле!

Никуда не годится. Ведь просто беда!

Эти тянут вперед, а другие назад!

Эй, аргосцы, вы будете биты!

Еще раз!

Еще разок!

Затесались предатели, видно, меж нас!

Ну хоть вы, — ведь по миру тоскуете вы,

Хорошенько возьмитесь, тяните дружней!

Тянем мы, да другие мешают.

Эй вы, мегарцы, убирайтесь тотчас же!

Богиня ненавидит вас. Ей помнится,

Вы чесноком ее натерли первые,

И вы остановитесь, эй, афиняне!

Вы тянете совсем не там, где надобно.

Судить-рядить — одно лишь вы умеете.

Когда богиню воскресить желаете,

Вам ближе к морю потесниться следует.

За дело примемся одни! Эй, други-земледельцы!

Работа спорится у вас. На лад идет, отлично!

Сказал он: спорится! Дружней! Пусть напряжется каждый!

Одни лишь земледельцы мир нам возвратить сумеют.

Раз еще потяни!

Немного остается!

Не отставать! Еще разок!

Потянем весело! Наддай!

Уже, уже! Готово!

Еще разок! Пойдет, пойдет!

Сама пойдет! Сама пойдет!

Еще, еще, еще разок!

Подательница лоз! О, что скажу тебе,

Где взять мне слово тысячекувшинное,

Чтобы тебя приветить: в доме нет таких!

Здорово, Жатва! Ярмарка, тебе привет!

Как ты красива, Ярмарка любезная!

Как сладостно душе твое дыхание,

Концом походов пахнет, благовоньями…

А заодно солдатским ранцем, может быть?

Отвергну мысль я мужа ненавистного:

Воняет ранец чесноком и уксусом.

Здесь — жатва, угощенье, Дионисии,

Софокла песни, флейты, соловьиный свист,

Стишонки Еврипида.

Замолчи! Не лги

На госпожу. Не может ей понравиться

Поэт сутяг, певец судейской кляузы.

Здесь плющ, овец блеянье, виноградный сок,

Бегущих в поле женщин груди круглые,

Ковш опрокинутый, служанка пьяная

И множество других утех.

Гляди сюда!

Заметь: друг с другом Города беседуют,

Смеются радостные, примиренные…

Хотя в ужасных синяках, в царапинах,

С продавленными головами, в ссадинах.

Теперь взгляни на зрителей! Написано

У них на лицах ремесло.

И верно ведь.

Сидит там, видишь, мастер оружейных дел

И рвет в печали волосы.

А рядом с ним

Мотыжник, плюнул в рожу оружейнику.

Ковач плугов, ты видишь, как доволен он?

Он строит кукиш мастеру копейному.

Скажи же поселянам, пусть домой идут!

Услышь, народ! Велим мы земледельцам всем,

Орудья снарядивши, выходить в поля.

Бросьте щит скорей, и дротик, и проклятое копье!

Воздух весь наполнен миром, плодоносным и хмельным.

Все спешите на работу в поле, с песнями, вперед!

День счастливый, день желанный для хозяев-поселян!

Ты пришел. Веселья полон, шлю я лозам свой привет.

Вижу смоквы, что когда-то я мальчишкой посадил.

Их обнять я счастлив снова, после долгих-долгих лет!

Други милые, богине мы помолимся сперва,

Той, что нас освободила от султанов и Горгон.

На дорогу купим вкусный полоточек балыка

И отправимся с весельем восвояси, по домам!

Посейдон свидетель, славной собрались они толпой!

Встали густо, встали плотно, словно праздничный пирог.

Видит Зевс, блестит мотыга наостренным лезвием,

И на солнышке сверкают вилы зубьями тремя!

Как чудесно, как нарядно выстроились их ряды!

Как мне хочется вернуться поскорее на поля

И перекопать лопатой мой участочек земли.

Братья, вспомните, как прежде

Мы живали под покровом

Золотой богини Мира!

Вспомните о тех вареньях,

Об изюме, черносливе

И о соке виноградном,

О фиалках у колодца,

О серебряных маслинах

Ненаглядных,

И за это все богине

Вознесите похвалу!

Здравствуй, здравствуй, дорогая!

Будь прославлен твой приход!

Долго мы ждем тебя!

Нам давно уже хотелось возвратиться на поля.

Ты наш клад, богиня Мира, всех сокровищ ты милей

Для того, кто сеет, жнет.

Сколько вынесли мы бед,

Прежде чем явилась ты!

Ты — спасенье земледельца, блюдо каши из муки!

Все, что зреет на земле,

Гроздья лоз, плоды олив

Все ликует и поет.

Только где ж она скрывалась столько долгих, тяжких лет?

Ты, среди богов добрейший, расскажи нам, научи!

К вам, почтенным земледельцам, обращу свои слова:

Слушайте, чтоб знать и помнить, как лишились вы ее.

Начал Фидий злополучный,[22] первый он нанес удар,

А затем Перикл. Боялся он невзгоды для себя.

Ваших прихотей страшился, ваши зубы злые знал.

Чтобы самому не плакать, в город он метнул пожар,

Бросил маленькую искру — о мегарянах закон.

И раздул войну такую, что у эллинов из глаз

Полились от дыма слезы. Плакал здесь народ и там.

Услыхав про это, лозы грозно начали шуметь,

В гневе бочки застучали, друг на дружку наскочив,

И конца не стало ссоре. Так Ирина прочь ушла.

Слов таких, клянусь я Фебом, не слыхал ни от кого,

Не слыхал о том, что Фидий ей доводится родней.

Не слыхал и я доселе. Значит, потому она

Так красива, что в родстве с ним. Многого не знаем мы.

Вам подвластные тотчас же услыхали Города,

Как грызетесь меж собой вы, широко оскалив пасть.

Стали строить злые козни, чтобы подать не платить,

Кушем золота лаконских подкупили вожаков.

Те — бесчестны и корыстны, лицемерные друзья

Подло выгнали богиню, ухватились за войну.

Но и там богатых прибыль стала злом для поселян!

Ведь отсюда им в отместку шли военные суда,

Чтоб сожрать у невиновных смоквы спелые в садах.

Поделом! Повырубали смоквы и в моем саду.

Посадил я их, взлелеял, вырастил своей рукой.

Поделом, дружок, по праву! Ведь каменьями они

Шестиведерную бочку раскололи у меня.

А когда сюда сошелся из полей рабочий люд,

Он не знал, что им торгуют, что обманут он кругом.

Сад растоптан виноградный, и маслин родимых нет,

Вот на болтунов с надеждой стал глядеть бедняк. А те,

Хоть и знали, что без хлеба и без сил уже народ,

Как плетьми, Ирину гнали языками: ведь она

Нам показывалась часто, нашу родину любя.

А они купцов союзных, словно яблоню в саду,

Околачивали палкой с визгом: «Он — Брасиду друг!»

Вы ж на жертвы без оглядки налетали, как щенки.

Побледневший, изможденный, город в ужасе поник,

Клевету любую жадно проглотить он был готов.

А союзники, увидев, как терзают их и бьют,

Стали золотом червонным засыпать горланам рот.

Страшно те разбогатели. Обнищала вся страна.

Ничего-то вы не знали. А кожевник был во всем

Виноват.

Гермес-владыка! Помолчи, не называй!

Под землей, куда ушел он, не тревожь его, оставь!

Он уж стал теперь не нашим, он тебе принадлежит.

Все, что про него ты скажешь,

Что мерзавцем жил негодным,

Болтуном, лгуном, пройдохой,

И мутилой, и задирой,

Это все сейчас ты скажешь

О знакомце о своем.

Но ты-то почему молчишь, владычица?

Не подарит она ни слова зрителям:

За муки все она на них разгневана.

Так пусть с тобой поговорит хоть чуточку!

Что думаешь о них, скажи мне, милая

Красавица. Доспехов Ненавистница!

Так, слышу, слышу. Жалуешься? Понял все!

Узнайте, почему она так сердится:

Сама она пришла к вам после Пилоса

С котомкой, договоров полной доверху.

Над ней в собранье трижды посмеялись вы.

Мы согрешили, верно. Но уж ты прости!

Ушел у нас весь разум в кожу[23] в те поры.

О чем сейчас меня спросила, слушайте!

Из здешних кто ей самый беспощадный враг

И кто ей друг и битв противник яростный?

Всех больше ненавидит Клеоним войну.

А в деле боевом слывет каким у вас

Вот этот самый Клеоним?..

Душою храбр,

Зато не сын он вовсе своего отца.

Подкидыш он, и сам, попав в сражение,

Подкидывает щит свой обязательно.

Еще о чем меня спросила, слушайте!

Кто завладел в собрании трибуною?

Гипербол свил гнездо себе на месте том.

Но что с тобой? Зачем глядишь ты в сторону?

Да, отвернулась. Сердится на город ваш

За то, что проходимца вожаком избрал.

Мы от него откажемся. Но город наш

Сейчас остался без опеки, сир и гол,

И с горя проходимцем препоясался.

А городу какая ж в этом выгода?

В Совете нам полезен он.

Но как, скажи?

Да видишь, ламповщик он. До него в делах

Порой впотьмах блуждали мы и ощупью,

Сейчас же все при свете ламп решается.

Ого-го!

О чем сейчас велела мне спросить!

О чем?

О многом старом, что она оставила.

Во-первых, о Софокле. Как он здравствует?

Здоров. Но с ним творятся чудеса.

А что?

Да из Софокла вдруг он Симонидом стал.

Как, Симонидом?

Дряхлый, за наживою

Готов хоть на рогоже выйти в плаванье.

А жив Кратин мудрейший?

Умер он в тот год,

Как был набег спартанцев.

Умер как?

Да так!

Свалил удар. Разбилось сердце старое,

Когда с вином бочонок стали в щепы бить.

А сколько бедствий город испытал других!

Нет, никогда с тобой мы не расстанемся!

Так что же! В жены Жатву ты возьми себе,

На хуторе живи с ней, чтоб росли у вас,

Цвели и зрели гроздья виноградные!

Так подойди ж и дай поцеловать себя,

Красотка! Вредно, думаешь, Гермес-дружок,

Поспать мне будет с Жатвой после долгих лет?

Нет, коль запьешь настойкою полынною.[24]

Возьми с собой и Ярмарку. И отведи

Ее в Совет. Там место ей законное!

Совет, блаженство ждет тебя с женой такой!

Какая будет выпивка трехдневная!

А угощенье: суп, кишки вареные!

Гермес дражайший, будь здоров!

И ты прощай!

Дружок, будь весел и не забывай меня!

Эй, жук! Сюда! Пора лететь домой, домой!

Нигде жука не видно.

А куда ушел?

Впряженный в колесницу Зевса, молнии

Влачит.

Бедняга! Чем же он прокормится?

Сыт будет Ганимедовой амвросией.[25]

А как мне вниз спуститься?

Не робей! Вот здесь

Сойдешь, с самой богиней вместе.

Милые!

Сюда за мной скорей идите. Многие

Вас ждут, желанья сладостного полные.