Мир

Так иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугам

Нашу утварь, кирки и веревки. Народ непутевый толпится у сцены.

Здесь воришек не счесть. Так и шарят они, что стащить бы и чем поживиться.

В оба глаза добро караульте! А мы обратимся к собравшимся с речью,

Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей.

Надзирателям палками следует бить комедийных поэтов, что смеют,

Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно.

Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта,

Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа,

То тогда наш учитель считает, что он и хвалы и награды достоин.

Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей, жалких,

Кто над рубищем грязным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет,

И с разинутой пастью Гераклов прогнал, вечно жрущих и вечно голодных.

Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил рабов горемычных,

Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой,

Выходящих обычно из дома в слезах и затем только автору нужных,

Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь:

«Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратью

На тебя навалилась трехвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?»

Наш поэт устранил эту грубую брань, шутовство балаганное это,

И большое искусство он создал для нас и высокую башню построил

Из возвышенных мыслей, из важных речей, из тончайших, не рыночных, шуток.

Не на мелкую сошку, ничтожных людей, ополчился поэт, не на женщин,

Но с Геракловым мужеством в гневной душе он восстал на великих и сильных

Он прошел через страшный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу.

Да, без трепета с первых шагов поднялся он на чудище с пастью зубастой,

Чьи глаза, как у Кинны распутной, огнем, словно плошки, свирепо горели,

А вокруг головы его лижущих сто языков, сто льстецов извивались.

Его голос ревет, как в горах водопад, громыхающий, гибель несущий,

Он вонюч, словно морж, он задаст, как верблюд, как немытая Ламия, грязен.

Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву.

Ради вас, ради всех островов я в борьбу с ним вступил. И за это сегодня

Вы должны благодарностью мне заплатить и старинную дружбу припомнить.

Я и в прежние годы, в счастливые дни, никогда по палестрам не шлялся,

Соблазняя красивеньких мальчиков. Нет, я домой убежать торопился.

Огорчал вас немного, и много смешил, и всегда надлежащее делал.

Потому-то должны вы друзьями мне быть,

Старики, и мужчины, и мальчики все,

А вдвойне и особо плешивых прошу

Посодействовать мне и в победе помочь.

А когда победить мне удастся сейчас,

На пирах, на попойках кричать будут все:

«Дать плешивому это, плешивому то,

И сластей и орехов! Не жаль ничего

Для того, кто хоть лысиной равен ему,

Благороднейшему из поэтов!»