Они проехали ещё одну деревню, затем переехали очередной мост. Тянувшийся по обе стороны дороги однообразный и унылый пейзаж, сменился рощицами и засеянными полями. Вокруг тут и там стали попадаться более приличные деревеньки с крепкими и ухоженными домами. Видимо, сказывалась близость города.
— Это баронство Хорн, — пояснил бортник, — здесь переночуем у моих родственников, а утром в город. Сейчас не успеть.
— Опасно из-за нечисти?
— Нет, — махнул рукой Пьер, — нечисть боится дорог, их же строили Древние. Что уж там за секрет, не знаю, но вся эта мразь на дорогу ступить не может, сразу в труху превращается. Просто не успеваем в город, ворота закроют и на земле ночевать придётся.
Только тут Фёдор почувствовал, что смертельно устал, прямо-таки с ног валится. Веки налились свинцом, как у Вия, голос Пьера звучал откуда-то далеко, сливаясь в «белый шум». Навстречу им из дома вышел мужчина в добротных штанах и домотканой рубахе и женщина в рубашке тонкого полотна и широкой длинной юбке. Они о чём-то говорили, громко смеясь, а Федя, стоя рядом, кивал, как болванчик, не в силах даже вникнуть в смысл обращённых к нему слов. Пьер взял его под локоть и повёл куда-то. Едва прозвучало «Ложись здесь!», как из парня словно выдернули какой-то стержень, удерживавший его в вертикальном положении. Чугунов рухнул на что-то мягкое и последнее, что он почувствовал, проваливаясь в бездну сна, был одуряющий запах сена. Настоящего, а не в пакетах от ИКЕА, ежели таковые продаются для единения с природой.
— Фьедя! Фьедя!
«Фьедя» открыл глаза и зажмурился от ударивших в глаза солнечных лучей. Давно он так роскошно себя не чувствовал — по телу разливалась приятная истома. Он сильно, с хрустом и вывертом, потянулся и сел. После отдыха счастье и любовь к человечеству просто переполняли организм.
— Привет, Пьер! — никаких «ну и померещилось вчера» в голове не было.
Молодая, здоровая психика, да ещё и закалённая в армии, уже смирилась со сменой места обитания.
— Здравствуй, Фьедя! Пора уже ехать. Спускайся, позавтракаем и в дорогу. Это моя двоюродная сестра Жанна, — говорил Пьер, когда они спускались по крутой лестнице, — её супруг Жан местный староста. Садись, ешь.
Фёдор не заставил себя уговаривать — при виде аппетитно шкворчащей на сковороде яичницы с мелко порубленной ветчиной и луком в нём проснулся волчий аппетит. Запив всё это большой кружкой молока он почувствовал себя совершенно комфортно и с благодарностью поглядел на хозяев.
— Спасибо, очень вкусно.
Те, улыбаясь, кивнули. Хотя где-то внутри удивились странной реакции на простую пищу и ночлег на сеновале.
— Наелся? Ну, пошли, — поторопил его Пьер.
На сей раз они ехали в обществе ещё нескольких подвод и повозок, тоже направлявшихся на запад. В полдень остановились в тени раскидистого дуба у дороги и задав лошади корм устроили себе сиесту. Примерно через час, выезжая из очередной рощи, Федя увидел башни и ворота, видневшиеся невдалеке.
— Вот и Аргент, — объявил Пьер.
В лучах заходящего солнца перед ними возвышались стены типичного средневекового города. Массивные ворота, окованные металлом, были открыты (и это при дефиците и дороговизне того же железа). Возле них стражники в доспехах и при оружии пропускали путников, не забывая взимать положенное за въезд. Пьер подогнал повозку поближе, благо народу с этой стороны было немного.
— За проход через ворота платить надо?
— Надо, конечно же, — удивился тот, — а у тебя что, денег нет?
Чугунов полез в нагрудный карман куртки и достал несколько купюр — у бортника разочарованно вытянулось лицо.
— Этим ты только зад можешь вытереть. А монеты есть?
Когда Федя выгреб из кармана пригоршню никелевых рублей и пятёрок, взгляд спутника невольно метнулся по сторонам.
— Спрячь быстрее. Я заплачу за обоих, потом рассчитаемся.
Он вытащил из кармана мешочек, развязал завязки и вытряхнул на ладонь пару мелких, не больше копейки, медных монеток.
— Им этого хватит, а про свои монеты не говори никому. Люди все разные, лучше я сам их куплю у тебя, когда товар продам.
Узкие, мощёные брусчаткой улочки, каменные дома с глухими ставнями на окнах, через щели которых уже мелькал отсвет зажжённых светильников. Постоялый двор на который они прибыли ничем особым не поражал. Та же гостиница, разве что с пристроенной конюшней вместо парковки. Федя думал, что увидит что-нибудь более навороченное, впрочем экзотика присутствовала в лице хозяина, которым оказался самый настоящий гном. Хотя внешности вполне заурядной — крепкий такой мужичок с бородой, разве что ростом ниже среднего.
— Барамил, — поклонился он вошедшим, — грым-брым-дрым.
Чугунов растерялся, но бортник спас положение, попросив:
— Говорите на языке франков, пожалуйста.
— Добро пожаловать, господа. Чего изволите? — перестроился гном.
— Комнату на двоих, — поклонился Пьер, — и ужин на двоих.
— И чаю зелёного, — автоматически брякнул Фёдор.
Оба аборигена воззрились на него в совершенном изумлении.
— Это мой племянник, — быстро нашёлся бортник, — никогда в городе не был. Верит, чудак, что тут чаем на каждом углу поят, да ещё и за бесплатно.
— Молодой человек, — с лёгким оттенком превосходства глянул на него Барамил, — чай у нас, конечно, есть, но это слишком дорогая роскошь. А зелёный чай вообще лишь в легендах бывает.
Ага, значит Изумрудный мир тоже чего-то стоит. Там чай из легенд в каждой дыре имеется в наличие. Вот бы привезти сюда такой «кацэ», чтобы сразу триллиардером стать.
— Покажите нам комнату, прошу вас, — отвлёк хозяина от скользкой темы Пьер.
— Следуйте за мной, господа, — величественно кивнул гном.
Комната оказалась вполне приличной — массивный деревянный стол, два тяжёлых стула, две деревянные кровати (правда, почему-то без спинок). Простая цветная занавеска на окне, на стенке картина с портретом какого-то величественного рыцаря.
— Это и есть Генрих Великий, — кивнув на рыцаря, пояснил бортник, — он действительно великий и это не пустые слова. Уж мне ты можешь поверить, я в его армии лучником служил.
— Да, я помню, — кивнул Чугунов, — а мы сегодня в город выйдем?
— Сейчас уже поздно. В этот раз я мёда привёз не слишком много. За день-два, думаю, распродам. Пока буду торговать, можешь погулять по рынку. Твои диковины я помогу продать, они хороших денег стоят. Десятая часть мне за помощь, идёт?
Федя кивнул, подумав мельком, что ему повезло. Другой бы на месте Пьера купил бы у него все его богатства за горсть медяков, пользуясь незнанием «изумрудника». По крайней мере, где-нибудь у трёх вокзалов в Москве так бы и сделали.
Утром их разбудил настойчивый стук кулаком в дверь и оба быстро оделись. Так здесь будили торговых постояльцев, чтобы не проспали к открытию торгов и успели разложить свой товар. Дверь открылась и маленький человечек с большими висячими ушами занёс в комнату поднос, на котором стояло несколько плошек и горкой лежал нарезанный хлеб. Пьер порылся в кармане и протянул человечку монетку «на чай». Ясен перец, что на настоящий чай её явно не хватило бы.
— Приятного аппетита, — слегка поклонился тот, с достоинством принял медяк и вышел.
— Это гоблин, да?
— Да, он самый, садись, попробуй местной кухни. Не королевская, конечно, но есть можно.
— Можно, — согласился Федя, попробовав гороховой похлёбки с кусочками копчёной свинины, — не хуже, чем у нас.
Поев, бортник блаженно откинулся на спинку стула и неожиданно рассмеялся.
— Ты чего? — удивился Чугунов и с подозрением оглядел себя, чем вызвал у Пьера новый приступ хохота.
— Я просто вспомнил, как у хозяина вчера морда вытянулась, когда ты чай заказал.
— Я ж не знал, что он тут редкость, — буркнул «Фьедя».
— Редкость, брат, не то слово, чашка чая стоит четыре серебряных империала.
— Опаньки, значит имеются и золотые империалы? — снова пробудился научный сотрудник.
— Конечно, — кивнул бортник, — один золотой империал равен двенадцати серебряным. Ну, всё, пошли на рынок.
Они проезжали по улочке мимо распахнутых ставен, где за занавесями шла своя жизнь — видимо, не всегда мирная. Если судить по цветочному горшку, вылетевшему из окна и разлетевшемуся вдребезги о мостовую. Вопли и грохот разбиваемой посуды сопровождали их почти до конца квартала. Федя крутил головой, как заведённый. Ну когда ещё нормальному земному человеку придётся посмотреть на живых гоблинов, троллей и эльфов? Мимоходом проскользнула мысль, что, не дай Бог, придётся остаться в этом странном мире навсегда, но лучше сразу от неё отмахнуться. Если пришельцы из параллельных миров для местных жителей не редкость, а бытовуха, то уж он-то как-нибудь извернётся. Чай не ламер какой-нибудь, типа Пьера Ламера.
Эльфиек, к сожалению, не попалось ни одной, зато у трактира что-то обсуждали между собой два гоблина. На рынке, правда, такой экзотики с лихвой хватало. Повозку остановили на том краю рынка, где активно шла разгрузка прибывшего товара. К ним сразу подошёл высоченный тролль в кожаном переднике и о чём-то заговорил с бортником. Судя по жестам, он предложил тому свои услуги, но не встретил понимания. Однако, сколько ни вслушивался Федя, смысла речи так и не уловил. Хотя, некоторые слова казались знакомыми.
— Это что, язык троллей?
— Что ты? — удивился Пьер, — это «готик», здесь все на нём говорят. Просто старший грузчик предлагал разгрузить нашу повозку, а за работу просил три серебряных империала. Я ему сказал, что мы сами справимся. Поможешь, ведь?
— Конечно, — пожал плечами Федя.
Минут за пятнадцать они перетаскали к одному из прилавков три дюжины глиняных, оплетённых лозой, горшков с мёдом.
— Со мной постоишь или по рынку походишь?
— Похожу, пожалуй. Тут для меня много интересного.
— Только не продавай ничего, ты же цен не знаешь. Или, погоди-ка…
К прилавку подошла дородная матрона с кошёлкой, которую наполняли закупленные свежие овощи. Рядом торчал дюжий слуга с зажатым подмышкой живым гусем. Пьер вступил с ней в переговоры на том же «готике». Когда она, купив целый горшок и передав его слуге отошла, бортник снова повернулся к нему.
— Это экономка нашего графа. Он тут гыр-гыр.
— Что он тут? — не понял Федя последнее слово.
— Ну, как бы сказать, — пощёлкал пальцами Пьер, — знаешь, что такое сюзерен?
— По крайней мере, понимаю.
— Так вот, он здешний сюзерен, город охраняет отряд его латников. Даже три филиала банков платят ему проценты с прибылей: Первый Горный, Лесной Эльфийский и Объединённый. Очень, — бортник воздел указательный палец, — солидные банки. Не каждый желающий может в них счёт открыть, только по рекомендации двух надёжных клиентов. Да и владение счётом стоит недёшево: тридцать пять золотых империалов в год.
— А бумажных денег у вас тут совсем нет? — не удержался Фёдор, вспомнив, как пренебрежительно отреагировал Пьер на банкноты.
— Есть банковские билеты, векселя, расписки. Ну, ваши-то, изумрудные, здесь, понятное дело, ничего не стоят. Их ни один наш банк не примет. У нас бумажные деньги другие. Их даже подделать нельзя, потому что на них магические знаки проставлены. Сейчас, подожди…
Пьер повернулся к продавцу за соседним прилавком, очередному гному, и о чём-то заговорил. Тот согласно кивнул и бортник хлопнул Фёдора по плечу.
— Порядок, сторговались. Он за твои часы даёт семьдесят пять золотых. Их, конечно, у антиквара можно и за сотню толкнуть, но хлопот больше: возьмут лишь на коносайн. Пока-то торгаш их продаст, а здесь чистоганом и сразу.
Федя, не говоря ни слова, снял с руки свой «Omax» и протянул Пьеру, а тот, получив от гнома мешок с империалами, отсчитал себе законные восемь жёлтых кругляшей, выдал Федору шесть серебряных империалов сдачи, и протянул ему мошну.
— Я уже на тебе заработал так, что можно несколько месяцев сюда не ездить, — хитро усмехнулся бортник, — а теперь пошли тебя переоденем. А то пялят глаза все, кто ни попадя. Заодно ещё и купим кое-что по мелочи. Нож у тебя есть?
— Есть, — м.н.с. с понтом выщелкнул клинок «выкидушки».
— Ого! Спрячь и не показывай, такой клинок не меньше десятка золотых стоит.
Фёдор послушно убрал нож в карман. Гном, который купил часы, что-то крикнул, жестом показывая, что хочет посмотреть. Пьер отрицательно помотал головой. Услышав новый вопрос, повернулся к Феде.
— Сельф спрашивает: ещё какие-нибудь диковины есть?
— Только мобильник, — парень достал из кармана сотовый телефон в металлическом корпусе.
Это, конечно, подарок ко дню рождения от родителей, но в такой ситуации выбирать не приходилось. Бортник взвесил его на руке, покачал головой и передал гному, тихо сказав Феде:
— Меньше, чем за пятнадцать золотых, не отдадим.
— Жалко, корпус-то титановый!
Пьер сначала не понял новое для него слово, но повернулся к гному и дал пояснения, показывая на матовую поверхность. Сельф достал небольшой молоточек, легонько, двумя пальцами, взял телефон за бока и тихохонько стукнул по металлу, прижав ухо чуть ли не к поверхности. Лицо его изменилось, а в глазёнках полыхнуло такое изумление, что стало ясно — цена намного выросла.
Гном начал что-то бухтеть, Пьер возражал, Федя разобрал лишь слово «тритониум». Бортник, чувствуется, оказался в своей стихии и что-то азартно втолковывал Сельфу, отбирал у него телефон, демонстративно взвешивая его на руке, мотал головой на все предложения покупателя. Тот, не уступая бортнику в экспансивности, протягивал руки, плевался, дул себе на плечи и в остервенении хватал себя за бороду. Окружающие с немалым интересом наблюдали за торгом, подбадривая спорящих азартными возгласами. Видно было, что торгуются не какие-то замухрышки, а настоящие мастера своего дела. Наконец гном ударил кулаком по прилавку, снова дёрнул себя за пышную бороду, как бы говоря — ешьте меня и пейте мою кровь. Хлопнул по протянутой руке Пьера и вдруг довольно захохотал. Видно было, что сам процесс торга доставил ему немалое удовлетворение, как, впрочем, и Пьеру, не говоря уж об окружающих.
— Сто двадцать три золотых и ни сантима меньше! — порадовали Чугунова ценой, — Да ты богач, парень, на эти деньги можешь у меня арендовать комнату. Буду тебя три раза в день кормить и даже старшую дочь замуж за тебя отдам.
— И как долго это счастье будет длиться? — съехидничал Фёдор.
— Не меньше двухсот лет! — подсказал зараза гном… на чистом французском языке.
Пьер отслюнявил себе из нового мешка тринадцать золотых, да и Чугунов не остался в накладе — почти шесть килограммов золота заметно прибавили оптимизма.
— Ну, вот, теперь можно и по рядам прогуляться, — Пьер крикнул что-то гному, тот кивнул, — Сельф присмотрит за товаром.