Мир растений: Рассказы о саксауле, селитрянке, баобабе, березах, кактусах, капусте, банксиях, молочаях и многих других широко известных и редких цветковых растениях

Одно семейство протейных в порядке протейноцветных. Великолепные красные, желтые, белые цветки протейных почти неизвестны жителям северного полушария. Зато в южном — украшение ландшафта. Уберите протейные — ландшафт потускнеет. Недаром названы в честь мифического Протея, который мог принимать самое различное обличье. Столь же разнообразны формы и краски протейных. В семействе 62 рода и 1400 видов, половина — в Австралии, треть — в Южной Африке. Остальные на островах Южных морей, в Южной Азии и редкие — в Южной Америке. В Австралии — свои роды, в Африке — свои. Общих нет.

Почти все протейные — низкие деревца и кустарники. 20-метровые деревья редкость. 30-метровые — уникумы. Цветки без венчика, одна сростная чашечка. Зато собраны в крупные соцветия: то как корзинка подсолнуха, то как ершики для мытья бутылок. Листья очередные, обычно жесткие. Часто длинные и колючие, как пилы. Иногда внешне напоминают хвою, иной раз листья папоротников. Нарушения растительности пожарами выносят стойко, хотя и не все одинаково. С животными связь тесная. Снабжают нектаром. Дают защиту.

Порядок лохоцветных — небольшой. Семейство одно — лоховые; 3 рода и 65 видов. Почти все в северном полушарии. В южном один вид. В основном жители умеренной зоны, в субтропиках реже, в тропиках еще реже. Как и протейные, маленькие деревца. Одни опыляются насекомыми, другие обходятся без них. Зато плоды с сочным слоем, разросшейся чашечкой цветка — предмет желаний множества животных, в том числе и домашних. Лоховые — обитатели речных пойм, хотя взбираются иногда и на склоны гор. Воздействие рубок и пожаров выносят хорошо, хотя впоследствии могут исчезать.

Нужно ли истреблять хакею?

Один из первых африканских ботаников, У. Бурчелл, который открыл «каменные лица», в 1811 году экскурсировал в кибитке, запряженной волами, по Южной Африке. Возле Кейптауна взору его открылась унылая картина. Опустошение царило вокруг. Деревья, некогда покрывавшие эти места, были давно вырублены. Не сохранилось даже мелких кустов. Горожане корчевали оставшиеся пни. Песок, не скрепленный корнями, начинал двигаться. Взметенный ветром собирался в дюны, и они ползли по полям и пашням, угрожая самому Кейптауну. Бурчелл предупредил, что горожане подрубают сук, на котором сидят: песок может засыпать все. Но слова его ни на кого не произвели впечатления.

В 40-х годах, когда пески перерезали главную дорогу, соединяющую Кейптаун с внутренними районами страны, местный губернатор забил тревогу. Он вспомнил предостережение Бурчелла и приказал посадить леса на пути песков. Но без успеха. Местные породы деревьев не смогли противостоять барханам. Тогда привезли из Австралии хакею узколистную.

Хакея похожа на растрепанную сосенку, только маленькая, как степной кустарник. Узкие колючие листья издали трудно отличить от хвои. Коричневые деревянные плоды тоже можно принять за нераскрывшиеся шишки. Но когда зацветает, то заросли ее покрываются светло-желтыми ершиками соцветий. И вся местность становится желтой. И тогда уже ни с какой сосной хакею не спутаешь.

Невелика хакея, но способна быстро захватывать пустующие земли. И не только пески и заброшенные пашни, но и луга, занятые дикими травами и кустарниками. В этом некоторую помощь ей оказывают пожары. Деревянистые плоды хакеи не раскрываются без пожара. Могут висеть год, два, пять, десять лет. И семена в них всхожесть не теряют. После пожара плодики раскрываются, как две половинки грецкого ореха. Чтобы проверить это, нужно бросить ветку хакеи в костер. Минут через десять плоды раскроются.

Но семена сразу не выпадут, особым крючком они прикреплены к створке плода. Должно пройти несколько часов, и только тогда ветер сможет сорвать их и унести вдаль. Здесь действует точный расчет. Ведь если плод ронял бы семена сразу, они бы упали на горячие угли и сгорели. Высыпаются же через такой промежуток времени, чтобы остыла зола. Сеянцы растут быстро. Через два-три года уже дают плоды.

Итак, хакею привезли из Австралии и посадили в защитную полосу. Никто уже не надеялся, но хакея остановила песок. Ее густая чаща великолепно усмиряла ветер.

Пески были укрощены. Но хакея не ограничилась голыми песками. Она продолжала захватывать земли провинции Кейп, тесня и сокрушая местный финбош — сухой жестколистный лес. Контролировать ее наступление оказалось задачей не менее сложной, чем решить песчаную проблему. Проникнуть в чащу хакеи из-за колючих иголок почти невозможно. Этот австралийский кустарник оказался в Южной Африке таким же злом, как американские кактусы-опунции в Австралии.

На родине напор хакей сдерживают местные насекомые. Поэтому мелькнула соблазнительная мысль: пустить против хакеи гусениц, которые едят ее в Австралии. Но вовремя одумались. Ведь если уничтожить хакею, то пески вновь двинутся на города и дороги. И тогда уже хакею не восстановишь. Насекомые не дадут ей житья. А кроме того, в Южной Африке масса других протейных. Очень красивых. Очень редких. Кто может поручиться, что насекомые, съев хакею, не начнут обгладывать ее родичей из семейства протейных? А что, если насекомые предпочтут хакее именно африканских протейных и съедят их, а она останется здравствовать.

Пока начали осторожные опыты. Слишком опасно сразу ввозить неизвестных насекомых. Для начала отправили в Австралию одного из биологов изучить повадки паразитов хакеи. Он захватил с собой и семена африканских протейных, чтобы посеять их в Австралии и узнать, придутся ли они по вкусу паразитам хакеи. В 1971 году привезли из Австралии двух вредителей: жука-долгоносика эритенну, который питается молодняком хакеи, и мотылька карпосину — вредителя семян. Результаты пока еще неизвестны.

Банксии и дриандры

Западная Австралия — цветник континента. Шесть тысяч одних только цветковых. И чем ярче, чем разнообразнее цветник, тем беднее под ним почва (в Европе — наоборот!). Чем беднее почва, тем больше банксий и других протейных. Банксии и дриандры играют первую скрипку в этом цветистом калейдоскопе. Если бы вдруг их не стало, австралийский запад потерял бы свою привлекательность, и поток туристов сократился.

Соцветия банксий наподобие «бутылочных щеток» каллистемона: из сотен цветков яркие, броские — красные и желтые. Есть овальные, есть цилиндрические. Торчат как свечи. Нектара в них так же много, как в цветках эвкалипта. Капли его видны простым глазом. И опыление банксий обеспечено. Не только дикие пчелы здесь толкутся. Пчеловоды завозят сюда свои ульи и пожинают богатую добычу. Потом вырастают соплодия. У одних банксий как ершики для бутылок, у других — деревянистые, как маленькие коричневые полешки. С боков из них торчат концы плодов, как черные полуоткрытые губы.

Листья банксий жесткие, по краям с острыми зубцами, точно вырезаны из зеленой жести. Защита против животных? Может быть. Но, во всяком случае, не от всех. Некоторые птицы используют колючие банксии как отличное убежище. Гнезда вьют в кроне, спасаются там от преследователей. Деревянистые плоды не пытаются вскрывать. Один только попугай какаду умеет это делать, но и тот ленится, предпочитая плоды эвкалипта.

На бедных песчаных почвах банксии наводняют эвкалиптовые леса. Растут там как подлесок, деревцами метров по шесть или по восемь в высоту. Эвкалипты — этажом выше. Лес с банксиями — веселый лес. Птенцы, которым наскучит сидеть в банксиевой колючей клетке, взлетают ближе к солнышку, садятся на эвкалипты, кормятся там растительной пищей. Но родители, оставшиеся внизу, на банксиях, заботятся, чтобы у малышей было сбалансированное питание. Они раздалбливают галлы — опухоли, которых всегда много на ветвях протейных. Добывают оттуда виновников — насекомых. Носят эту белковую пищу наверх своим подопечным. И лесничие знают: лес, в котором много банксий, надежно защищен птичьим заслоном от вредителей.

Кроны банксий устроены таким образом, что вода стекает по стволу и достается только себе.

В особенности отличается этим банксия орната. Почва под нею всегда более сырая, чем по соседству. И растет наша банксия быстрее, чем соседи. Зато когда пройдет пожар, и банксия погибнет, те пользуются этим и захватывают ее позиции. Пока семена банксии прорастут и поднимется молодняк, пройдет лет 20. Впрочем, у других банксий появляются отпрыски от корней, и утерянная при пожаре надземная часть восстанавливается гораздо быстрее.

Страшен ли банксиям пожар? И страшен, и жизненно необходим. Как и хакеям. Не будет пожара, останутся без потомства. Но частые пожары и для них гибельны. В последнее время в Австралии стало модным пускать предохранительные, так сказать, «маленькие» пожары, чтобы сжечь в лесу горючий хлам, пока его не накопилось много и не вспыхнул пожар большой. Но и при маленьких пожарах банксии сгорают и их многочисленные обитатели бедствуют. В особенности достается низкорослым банксиям — стелющейся и ползучей. Эти стланики заполняют песчаные пустоши в Западной Австралии. Стволы их не торчат вертикально, а почти лежат на песке. Кажется, будто ветром их повалило набок. Вверх торчат только ветви.

Очень похожи на банксии дриандры. Несведущий человек их не отличит. Знатокам известно: у банксий соцветия — цилиндры, у дриандр — шары или круглые чаши. Дриандра дает так же много нектара, как и банксия. Ее зовут лесной сахарницей. На довольствии у дриандр одних только птичек-медоедов 13 видов. А сколько тут кормится кустарниковых кенгуру! Сожгите дриандру, исчезнет еда и убежище. Исчезнут кенгуру. Да разве только они одни? Чтобы рассказать о всех интересных обитателях дриандрового леса, В. Сервенти пришлось написать целую книгу. Он назвал ее «Дриандра».

Другие протейные

Самым замечательным растением своего континента после эвкалиптов и акаций австралийцы считают телопею. Она тоже из протейных. Но не всякий австралиец видел живую телопею. Чаще он видит ее огромные кумачовые соцветия, сделанные из пластмассы. Их развешивают на улицах австралийских городов, когда проводят фестиваль в честь телопеи. Я поинтересовался, за что это протейное удостоилось таких высоких почестей. Австралийцы ответили, что виноваты браконьеры. Они уничтожили телопею в лесах так основательно, что она встречается редко. И в честь редкого растения не грешно и фестиваль устроить.

В Сиднейском университете я попросил доцента-ботаника X. Мартин показать мне телопею. В гербарии ее не оказалось: сочная, как капуста, сохнет плохо, не держим! Пришлось отъехать от Сиднея миль за сто. Попали в редкий эвкалиптовый лес, недавно горевший. Забрались на скалу, с которой видны окрестные холмы, и оттуда увидели вдали темнокрасную точку. Телопея! Ростом она оказалась метра четыре. Стебель прямой, как у иван-чая. И так же обрамлен листьями. На верхушке крупное, как кочан, красное соцветие. Но росла одиноко. Обратно ехали те же сто миль, но больше не увидели ни одной.

В Южной Африке есть другой уникум из протейных — серебряное дерево, леукадендрон серебряный. Растет по прибрежным холмам. Когда с моря набегает легкий бриз, длинные листочки леукадендрона, покрытые шелковистыми волосками, блестят, как серебряные. Туристы спешат сделать запас этих листьев, набивают ими свои чемоданы, чтобы дома отпечатать на них свое имя и использовать как визитную карточку.

У леукадендрона все необычно. Не только листья. Ствол снизу доверху покрыт рубцами от старых опавших листьев. У двудольных деревьев такой феномен — явление редкое. Эти рубцы, как у пальм, не зарастают и не исчезают даже у очень старых деревьев.

Женские цветки собраны в соцветия-головки размером с небольшое яблоко. Когда отцветут, соцветие превращается в подобие шишки. Глубоко под чешуями упрятаны плодики, в каждом — по одному семечку. Снаружи, как перья, торчат только остатки от венчиков — по четыре штуки крест-накрест. Ветер дунет, перистый хохолок надуется, как вытяжной парашютик, и извлечет плодик из камеры. И потом, качаясь под перистым куполом, он поплывет по воздушным волнам.

И, наконец, о самом протее, давшем имя семейству протейных. Самый видный представитель этого рода — протей цинаровый, или «сахарный буш». Деревце маленькое, намного меньше других протейных. Зато соцветие крупное, как корзинка подсолнуха, и даже чуточку похоже по форме. Красоты необычайной. Внутри снежно-белые бутоны. По периферии золотистые цветки. Все это сооружение оторочено крупными прилистниками, снаружи белыми, внутри металлически-красными. Нектара дает столько, что, наклонив его 20-сантиметровую корзинку, можно нацедить полную ложку. Так и поступают.

Неожиданно для всех африканцев протей стал страдать от натиска своей родственницы хакеи. Страдают протеи и от огня, те, что имеют тонкую кору.

Самое забавное деревце из протейных — ксиломелюм грушевидный. Выделяется среди сородичей формой плодов. Они довольно точная копия груш, только прикрепляются к плодоножкам не острым, а тупым концом, так сказать, задом наперед. Груши совершенно деревянистые и, конечно, несъедобные.

Обитель соловьев и шакалов

В пустыне лох можно найти даже ночью. По соловьиному пению и благовонному запаху. Лох в пустыне — надежда и спасение для животных. Из 40 видов лоха самый известный — узколистный. Деревце невысокое и довольно корявое, но совершенно необычное. Молодые побеги, листья, цветки и плоды — все точно опудрено серебристой краской, покрыто отмершими чешуйками. Особенно изящны серебристые колокольчики мелких цветков, которые превращаются в золотистые плоды.

Ветви у лоха тоже особенные. Они у него четырех сортов. Одни обычные, из которых строится скелет дерева. Другие как бы временные, только для того, чтобы поддержать плоды. Потом они засыхают и опадают. Третьи — коротенькие веточки, которые вырастают в глубине кроны. Их называют прутиками. Кажется, что они созданы только для того, чтобы запутать правильное чередование ветвей. Есть еще и колючки сантиметров по десять длиной, с толстым, крепким основанием. При всем этом вооружении крона у лоха оказывается такой густой, что между деревьями продраться нет никакой возможности.

Представьте теперь еще, что растет лох в тугаях, где, кроме него, есть и тополь-туранга, и тамарикс, и разные другие обитатели. Все эти деревца переплетаются между собой с помощью лоха настолько основательно, что не все животные могут свободно лавировать в хаосе колючих и неколючих ветвей. Другие этим пользуются и устраивают себе отличные убежища. Страховка от нападения преотличная. Одни вьют гнезда в кроне лоха, другим больше подходит логово, третьи копают норы. Летом тут приличная защита от солнечного зноя, а осенью — сладкие, как финики, плодики лоха.

Постоянное жительство в тугаях имеет фазан, самая красивая из крупных птиц Средней Азии. Осенью его зоб бывает набит золотистыми плодиками. Поохотиться на фазанов приходит шакал. Летом, когда фазаны линяют, это ему как-то удается, но осенью застать врасплох птицу трудно. И шакал переходит на вегетарианскую пищу. Желудок его всю осень и зиму полон лоховых плодов. Зоологи даже считают, что шакал специально остается на зиму в лоховых тугаях, чтобы пройти курс лечения против гельминтов (глистов). Плоды лоха оказывают самое благоприятное действие, и шакал поправляется.

Не только шакал. Для поправления здоровья стекается в тугаи и другое зверье: кабаны, камышовые коты и гиены. Приходит бухарский олень и сощипывает плодики с ветвей. Даже домашние псы прибегают из кишлаков. И всем хватает. Потом четвероногая и пернатая братия путешествует по другим угодьям и оставляет там свои визитные карточки с косточками лоха. И лох вырастает по обочинам оросительных каналов, где никто его не сажал. Рощицы узколистного лоха зеленеют и в пустыне северного Приаралья. Местные животноводы подкармливают перелетных птиц скворцов пшеном, а те оставляют взамен в пустыне косточки лоха. Ветер засыпает их песком, и косточки прорастают. Под тенью лоха потом отдыхают и люди и домашний скот.

Но не только косточками размножается пустынное деревце; Когда с дерева падают молодые двух-трехлетние веточки, они не засыхают и не превращаются в мусор. Напротив, на них вырастают новые зеленые побеги, а потом и корешки. Лох и по-другому может. Дает корневые отпрыски, да такие обильные, что от его покушения на соседние поля приходится защищаться глубокими канавами.

И все же лох не всесилен. Малейший пожар, и полезнейшее деревце гибнет. И на его месте сразу же вырастают густые дернины злака эриантуса. Корни эриантуса глубокие и при пожарах не страдают. Там, где появился эриантус, лоху делать нечего. В эриантусовой дерновине сеянцы лоха погибают. А если грунтовые воды опустятся глубже, лох тоже погибнет. И его место займет туранга.

К семейству лоховых относится и облепиха. Маленькое деревце, такое же колючее, как и лох. Листья тоже покрыты серебристыми чешуйками. От этого деревце кажется седым, как бы запыленным. Листья узкие, иногда напоминают ивовые. Но само деревце на иву не похоже. Нет в нем грациозности. Ветви торчат как попало, вкривь и вкось. И в густых зарослях так перепутываются, что получается сплошное заграждение, как у лоха.

Этим пользуются животные. Кислые ягоды краснооранжевого цвета, облепляющие веточки (откуда и название — облепиха!), нравятся фазану не меньше, чем пресно-приторные лоховые. В Забайкалье на витаминных ягодах отъедается рябчик. Становится таким упитанным, таким грузным, что уж и летать как следует не может.

Этим пользуется лиса. В степи догнать разжиревшую птицу ей не составляет особого труда. Начинается погоня. Временами рябчик взлетает над землей, но вес не позволяет ему лететь долго. Расстояние между противниками сокращается. Еще минута, и лиса должна торжествовать победу. Но неожиданно впереди вырастает рощица облепиховых кустов. Низких, всего метр-полтора высотой. Зато колючие сучья торчат почти от самой земли. Рябчик знает — это спасение. Еще рывок, и он в глубине зарослей. Лиса резко тормозит и не решается рисковать своей шкурой.

Цветки облепихи невзрачные и не пахнут, как у лоха. С ними произошел конфуз. Одно время в печати много писали об изумительном аромате облепихового меда и о его лечебных свойствах. Алтайский садовод академик М. Лисавенко проверил. Оказалось, что все это выдумки. Цветки облепихи ветроопыляемые и нектара не дают. Откуда же взяться меду?

Облепиха широко встречается и в Европе и в Азии. У нас — на Кавказе, на Памире, в Забайкалье, на Алтае. Появляется на галечниках по рекам, растет быстро, как бамбук, метр в год! Пять метров за пять лет. Дальше рост ее тормозится, и выше шести метров облепиха бывает редко. Лишь на Памире находили 11-метровые стволы. Вместе с ней растет ива, и тополь, и даже береза. Если их вырубают, облепиха разрастается сплошной стеной. Но там, где собирают облепиховые плоды, она изреживается и со временем исчезает.

Конструкция плодов не очень удобна для сбора. Плодоножки очень короткие, и плодики как бы облепляют ветви. Если их отдирать от ветки, мякоть давится и на руках остается лишь мокрое пятно да кожица с косточкой. Поэтому сборщики срезают ветви и кладут их в кучи. Ждут морозов. Тогда околачивают их на льду. Если срезают слишком большие ветви, старше пятилетнего прироста, куст истощается и гибнет.