Мир растений: Рассказы о саксауле, селитрянке, баобабе, березах, кактусах, капусте, банксиях, молочаях и многих других широко известных и редких цветковых растениях

Мальвоцветные — порядок небольшой: около 3600 видов. Большей частью тропические деревья. Немногие — жители умеренной зоны. Цветком напоминают розоцветных. Он у них правильный, со множеством тычинок, только тычинки срослись. Плод — обычно сухая коробочка, внутри с волосками. По этой причине деревья называют то хлопчатыми, то шерстяными, то шелковыми.

Самое экзотическое семейство — баобабовые. Всегда поражают своей толщиной. Этой уродливостью они обязаны большому запасу воды в стволах. Живут баобабовые в саваннах Америки и Африки.

Семейство стеркулиевых тоже тропическое. Эти большей частью жители тенистых влажно-тропических лесов. Высоту имеют небольшую, и стволы самые обычные.

В семействе липовых встречаются уже деревья умеренной зоны, хотя большая часть их по-прежнему живет в тропиках. Больше всего их в Бразилии и Юго-Восточной Азии.

Семейство мальвовых разбросано по всему свету. Нет их только в очень холодных областях. Есть травы, кустарники и деревья. 90 родов и 1500 видов.

Из шести семейств порядка молочаецветных лишь одно огромное: 7500 видов. Семейство калейдоскопическое. Каких форм жизни в нем только нет! Тут и приземистые травки, и высокие деревья тропических джунглей. Почти безлистные, похожие на кактусы существа в виде столбов, шаров, канделябров и вечнозеленые деревья со сложными широкими листьями. Растения, плавающие в воде, и обитатели сухих пустынь. Цветки семейства молочайных столь же разнообразны: то с чашечкой и венчиком, то без того и другого. Хотя цветки и разнополы, они часто собраны в соцветия, которые выглядят одним обоеполым цветком.

И плоды у молочайных тоже особые. Это коробочки, которые раскрываются гнездами и с громким шумом и треском выбрасывают семена. Млечный сок не у всех.

Воздействие человека переносят плохо, но некоторые из молочайных способны разрастаться на месте разрушенных растительных сообществ, залечивая таким образом раны в растительном покрове.

Баобабовые

Возглавляет семейство старый добрый баобаб. Одинокими громадами стоят баобабы среди саванны. Их непомерная толщина наводит на мысль о том, что возраст деревьев должен исчисляться не десятками и сотнями, а тысячами лет. Их огромные, сочные плоды появляются в самое неподходящее время, когда вокруг стоит великая сушь. Чтобы напоить плоды водой и самому не пропасть, баобаб запасает воду в стволе. Срубленное и лежащее на земле дерево благодаря этому может продолжать свой рост в длину, случаи такие известны. Родина этого баобаба — Африка. Второй и последний вид этого рода — баобаб Грегори растет в Австралии. Больше нигде на земле диких баобабов нет. Почему, сказать трудно.

Итак: баобаб. Что о нем известно? Толстущий, в 10 метров в поперечнике ствол стал таковым не случайно. Металлического, стального цвета кора скрывает под собой очень рыхлую, непрочную древесину, напоминающую мочало. Это мочало наполнено водой. Столько воды, что весь ствол можно сравнить с железнодорожной цистерной.

Был такой случай. В июне 1820 года у берегов Австралии потерпел крушение бриг «Мерманд», проводивший исследования неподалеку от Сиднея. Команде удалось спастись. Но в той пустынной местности, где высадились моряки, нет ни речки, ни родника.

Мучила жажда. Заметили в стороне крупный баобаб и устремились к нему, чтобы нарубить щепок для костра и обсушиться. После нескольких ударов топора в лицо матросам ударила сильная струя воды. Матросы вне себя от радости. С жадностью хватают куски древесины и выжимают из них прохладную влагу. Капитан, не зная о такой особенности баобабов, пытается отогнать подчиненных. Он кричит им, что дерево слишком толстое и поэтому, наверное, больное. Но и сам, мучимый жаждой, вскоре присоединяется к остальным.

Сколько воды может быть запасено в стволе баобаба? По крайней мере, 120 тысяч литров. Чтобы сохранить такую уйму жидкости под тропическим солнцем, нужна хорошая изоляция. И ствол баобаба одет толстой корой, еще более рыхлой и мягкой, чем древесина. Если с размаху ударить по коре кулаком, получится вмятина. Обладая такой нежной корой и древесиной, баобаб был бы очень непрочным сооружением, если бы внутренняя часть его коры не была скреплена прочными волокнами. По крепости они не уступят металлу. Из них струны делают. Веревки из баобабовых волокон не может разорвать даже слон. Есть даже пословица: «Беспомощен, как слон, связанный баобабовой веревкой».

В засушливые годы огромный запас истощается и ствол худеет. Лесничий из Южной Родезии, 35 лет измерявший толщину баобабов на плантации, установил, что с течением времени баобаб то увеличивается в обхвате, то уменьшается. В дождливый 1938 год одно дерево имело в окружности пять с половиной метров, а во время засухи через восемь лет уменьшилось на 20 сантиметров. Нагнало прежнюю толщину только в 1953 году, а через 13 лет снова вернулось к габаритам десятилетней давности. Однако в общем дерево все же прирастает в толщину примерно на три сантиметра в год. И за тысячу лет, двигаясь вширь таким темпом, вполне может достичь десяти метров толщины.

Сочность древесины баобаба, видимо, хорошо известна и животным. В последнее время все чаще слышно о нападениях слонов на баобабы. Животные яростно набрасываются на них, валят и съедают целиком. Самую нежную и сочную сердцевину стволов отдают слонятам. Иногда покушения на жизнь баобабов кончаются плачевно для нападающих. Однажды слон, разбежавшись, ударился лбом о толстый баобаб. Дерево рухнуло и придавило виновника.

Возросшая агрессивность слонов имеет свои причины. Диких животных все чаще оттесняют от водопоев. Они остаются без воды и начинают свирепствовать. Недаром же не поврежденные слонами баобабы встречаются теперь только вблизи рек, где воды достаточно и животным нет необходимости добывать ее столь необычным и опасным для жизни способом.

Возраст баобабов — предмет постоянных споров и разногласий среди ученых. Ботаник М. Адансон, в честь которого дереву дано латинское имя адансо-ния, определил его возраст в 5150 лет. Географ-энциклопедист А. Гумбольдт поспешил назвать «старейшим органическим памятником планеты». Некоторые считали, что баобабы живут до шести тысяч лет. Можно ли верить таким ошеломляющим цифрам?

Шесть тысяч лет — явное преувеличение. Старейшим баобабам, видимо, около тысячи лет, может быть, немногим больше. Мягкая древесина быстро загнивает. Крупные деревья всегда имеют дупла, и африканцы устраивают в них хранилища воды, своего рода живые цистерны. В больших дуплах, как сообщил известный путешественник Д. Ливингстон, могут расположиться на ночлег три десятка людей. В дождливый сезон в дуплах находят убежище зверьки и птицы. Определить возраст дуплистого ствола трудно. Единственный верный способ — подсчитать годичные кольца. Но если середина ствола сгнила, как считать?

При огромных размерах баобаба крона у него редкая. Кажется, что дерево отживает свой век и вот-вот усохнет. Часто крона напоминает оголенные корни. Африканцы шутят: природа по ошибке посадила баобаб вершиной в землю, а корнями вверх.

Однако это не особенность дерева, а результат работы родственников наших летучих мышей — крыланов. Они питаются плодами патриарха саванны, а когда нет плодов, то пожирают листья. Прекрасные пальчатые листья, как у конского каштана. Крыланы оставляют дереву совсем немного листьев. И только необычайная живучесть баобаба не дает ему умереть раньше времени.

Бывает, что крыланы исчезают на время, и тогда толстяк наконец получает возможность раскинуть свою листву широко и свободно. Сами африканцы тоже используют листья баобаба. Они варят из них подобие щей или, высушив, делают приправу «кускус».

Цветки баобаба крупные, белые, как у кувшинки. Висят на длинных шнурах, раскачиваясь на ветру, подобно люстрам. Пахнут резко и сильно. Одним кажется, источают запах миндаля, другим — молока.

Дерево номер два из баобабовых — охрома лагопус. Голубовато-серыми колоннами толпятся они в сырых дождевых лесах Эквадора. Крупные лапчатые листья немного напоминают баобаб. Плоды же совсем иные. В зрелом состоянии они растрескиваются и тогда поразительно похожи на заячьи лапки, потому что внутри выстланы бурым пухом. Раньше охрому называли заячьим деревом, теперь бальсой.

В переводе с испанского «бальса» — плот. На плотах из бальсовых бревен древние перуанцы совершали морские круизы, добираясь до островов Полинезии. Норвежец Т. Хейердал попытался доказать это, отправившись в плавание на бальсовом плоту «Кон-Тики». Путешествие закончилось успешно.

Увлечение бальсовыми бревнами не прихоть смельчаков, у бальсы одна из самых легких в мире древесин. Весит в два раза меньше пробки. Сто килограммов — один кубометр. Обычное дерево в семь раз тяжелее. Растет в высоту быстро: четыре метра в год. Зато и древесина рыхлая, как пчелиные соты. За десять лет вытягивается в высоту на 30 метров, в толщину почти на метр.

Срубить такую махину довольно сложно. Не потому, что дерево толстое, а потому, что мягкое. Топор отскакивает от ствола, как от автомобильной шины. Брошенный на несколько дней в лесу ствол сгнивает в труху. Даже на корню дерево долго не живет. Подгнивая, рушится, не достигнув старости. Зато высушенное как следует, приобретает твердость дуба. Огромное бревно может легко поднять и нести на плече один человек.

Благодаря рыхлости древесина — великолепный изолятор тепла и шума. В свое время в Нью-Йорк был отправлен в бальсовом ящике кусок замороженного масла. Масло ехало восемь дней и даже не начало таять, хотя температура достигала 28 градусов. Во время второй мировой войны из бальсы строили самолеты. Рубили деревья беспощадно. Результат: бальса, считавшаяся сорняком (так много ее было!), исчезла из лесов Америки от Южной Мексики до Северного Перу. Исчезла настолько основательно, что Т. Хейердал и У. Уиллис едва смогли найти десяток бревен для плота. Причем для этого им пришлось искать бальсу в самых глухих уголках Эквадора, прибегая к помощи самолета.

Сейба

Дерево номер три из баобабовых — сейба. На родине, в тропической Америке, сейбу зовут телеграфным столбом. Название очень меткое. На ровном и очень высоком стволе ветви расположены этажами. У самой земли ствол подпирают мощные «контрфорсы» — досковидные выросты, которые расходятся от ствола в разные стороны, словно поддерживая гигантское сооружение в его противоборстве с ветром.

Раньше так и думали, но, когда ботаник Т. Дэвис в Гвиане попытался уточнить этот вопрос, результат оказался обескураживающим. Деревья с «контрфорсами» чаще бывают повалены ураганами, чем обычные, без подпорок. Более того, на самых гребнях гор, на самом ветрище удерживаются и не падают деревья без подпорок. Вспомнили и о том, что высочайшие деревья земли — секвойи и эвкалипты — тоже не имеют досковидных выростов. А ведь в субтропиках, где они растут, ураганы не менее опасны.

Подметили также, что у сейбы и других деревьев с «контрфорсами» нет стержневого корня, потому что растут они на сырой почве. Вместо стержневого боковые корни. По ним поднимаются соки из почвы. Здесь разрастается и лучше работает камбий — ткань, образующая кору и древесину. Но вскоре нашли деревья, у которых были и «контрфорсы», и стержневой корень. Не забыли и о том, что «контрфорсы» бывают только у тропических деревьев. И то не у всех. В субтропиках досковидных выростов у деревьев нет. В умеренной зоне тем более.

Но неожиданно для всех в Швейцарии обнаружили ломбардский тополь с настоящими «контрфорсами»! Почти каждое дерево с такими подпорками. Только не у всех деревьев они одинаковые. У тех стволов, что рядом с каменными стенами, покрупнее: от стен веет теплом. Крупнее и у затененных. Там больше влажность. Навстречу ветру вырастает более крупный «контрфорс». Он работает на растяжение.

Ломбардский тополь показал: тепло и влажность — вот две основные причины образования досковидных выростов. Потому-то тропический дождевой лес и богат ими. Но почему не у всех деревьев? Почему есть они у сейбы, а у ее соседей по лесу отсутствуют? На это пока еще не нашлось ответа.

Листья у сейбы похожи на ясень. Они пачками растут на концах ветвей. В сухой сезон сейба, как и баобаб, стоит голая, зато цветет и плодоносит. Цветки грязно-белые, пахнут сыром. У других видов — молоком. Местные жители зовут сейбу «сыр-деревом». Но неясно, за какие достоинства. За запах цветков или за мягкость древесины, которую можно резать, как сыр.

Плоды огуречного вида. Внутри выстланы волосками. Волоски сейбы шелковисты, но ломки и скользки. И хотя это дерево называют шелковым или шерстяным, но ни шелка, ни шерсти из волосков сплести нельзя. Несмотря на засилье синтетики, волоски ценятся на мировом рынке очень дорого. Их продают под названием «капок».

Лучшие спасательные жилеты моряков из капока. 350 граммов капока — и человек не утонет. Лучшие куртки полярников из капока. Теплые, как на гагачьем пуху. Индейцы делают из капока подушки.

Академик Н. Вавилов пытался найти заменитель капоку. Он перебрал множество растений с волосками: ивы, иван-чай. Делал плотики из волосков. Спускал на воду. Плотики плавали, потом тонули. Плотик из сейбы не тонул. Заменителя сейбы не нашлось.

До сих пор речь шла о сейбе пятитычинковой. Другой вид — сейба узколистная — живет не в дождевых лесах, а в саванне. На сухих склонах. Корни ее не достигают грунтовых вод, и во время дождей дерево вынуждено делать запасы воды. На корнях есть шаровидные вместилища влаги, словно горбы на спине верблюда. Внутри выстланы мягкой губчатой тканью, как у баобаба. Снаружи одеты пробкой. Если разрезать, внутри окажется напитанная водой ткань. В период засухи она постепенно ссыхается. Вода расходуется на питание цветков и плодов, которые появляются в сухое время года.

В Южной Америке немало других выдающихся баобабовых, запасающих воду. В сухой части Бразилии, в полупустыне, «каатинге», растет еще одно шерстяное дерево — каваннилезия древовидная. Своей массивностью и редкой кроной напоминает баобаб, только ствол имеет форму редьки. Он сужен вверху и внизу и расширен в средней части. Замечательно, что из книги в книгу переходит один и тот же старый рисунок, сделанный в давнишние годы П. Марциусом. Нет ни одной фотографии дерева. Никто не знает о его жизни и поведении. Вероятно, крупных экземпляров каваннилезии уже не сохранилось.

Дуриан

Среди уродливых, растолстевших баобабовых выделяется своим поджарым видом дуриан. Родом он из тропических лесов Азии, Калимантана и Малайского архипелага. Вот уже почти пять столетий гремит слава о дуриане. Им восторгаются. Пишут стихи. Ругают. Споры не утихают и по сей день.

Само дерево внешне особых достоинств не имеет. Напоминает вяз, только с более гладкой корой. И листья самые обычные: цельные, яйцевидные, снизу опушены золотистыми волосками. Розовые или желтые цветки пахнут простоквашей. Необычны плоды — величиной с кокосовый орех, но не гладкие, а вооруженные огромными коническими шипами.

Беда, если на голову свалится такая махина. Плод с шипением падает, врезаясь в землю. Оболочка трескается, и от нее начинает распространяться отвратительный запах. Запах гниющего лука, потных ног и давно не чищенного туалета. Эта пестрая смесь запахов привлекает чуть ли не все население окрестных джунглей. Может быть, запах оболочки и им противен, да что поделаешь?

Под оболочкой кроется нечто совершенно необыкновенное, ради чего можно пересилить отвращение. В глубине плода лежит несколько крупных коричневых семян, закутанных в желтое жирное тесто — арил. По вкусу арил напоминает миндальный крем с добавкой сливочного сыра, луковой подливки, вишневого сиропа и множества других, трудно совместимых, но вкусных вещей. Мякоть дуриана не кислая, не сладкая, не сочная. Она хороша такая, как есть. И тот, кто хоть раз, преодолев отвращение, ее попробовал, навек раб дуриана.

Первыми, почуяв знакомый запах, прибегают слоны. После них носороги и тигры. Потом появляются олени, кабаны, тапиры, обезьяны. Остатки подчищают муравьи и жуки. Такое паломничество для дуриана очень полезно. Семена растаскиваются и распространяются. Дуриан процветает.

Но съедобный дуриан в джунглях не одинок. Есть еще 14 видов дуриана. У одних арил небольшой, у других его совсем нет. Заинтересовавшись этим, Е. Корнер заметил, что и у других растений есть такие же переходы от семян с арилами к семенам без арила. Вспомним, что он нашел подтверждение этому у бобовых. Если считать, что арилы — недавняя находка природы, что они возникли на вершине эволюции, то непонятно, как могли они одновременно образоваться в совершенно разных и далеких друг от друга семействах. И почему они только у тропических видов? Почему их нет в семействах умеренной зоны?

Е. Корнер создал свою «дуриан-теорию» (происхождения цветковых растений. Эта теория такова: самыми примитивными были на Земле невысокие деревья с мясистым стволом и плодами типа дуриана, с питательным, вкусным и часто окрашенным в яркие цвета содержимым, чтобы привлекать животных всем, чем можно. Связь с животными определила успех цветковых растений. И уже потом в процессе эволюции возникли высокие деревья с мелкими семенами без арила: плоды-орехи, плоды-ягоды, сухие плоды-семянки, как у подсолнуха.

Какао

Бассейн Амазонки. Именно здесь, на самом экваторе, живет это нежнейшее из нежнейших дерево. Растет в низинных лесах, многоярусных, как небоскребы. Ютится в самом нижнем ярусе, в постоянной тени и сырости. Но тот, кто думает, что какао там страдает и чахнет, глубоко ошибается. Напротив, именно здесь оно процветает. Трудно найти на Земле дерево, которое было бы так разборчиво к условиям жизни. Ему должно быть тепло, но не жарко. Чтобы не ниже плюс 24, но и не выше 28. При плюс 15 уже страдает. Поэтому и высоко в горах не растет.

Дожди любит постоянные, чтобы лили каждый день. Норма дождей вчетверо больше, чем в Москве. Сильный ветер нежелателен. Почва предпочтительна плодородная, рыхлая, покрытая старыми листьями.

Именно таковы тепличные условия под пологом многоэтажного дождевого леса. Первый защитный полог для какао дает кассия со своей ажурной кроной. И еще два десятка разных видов, высотой метров по 20–30. Над ними вздымаются еще более высокие 40-метровые гиганты — бобовые и могучие сейбы. Профильтрованный через такую уйму листвы свет очень слаб. Трудно себе представить, как существует какао при столь мизерном световом довольствии.

Может быть, оно пользуется теми промежутками времени, когда бобовые складывают свои сложные листья: перед дождем, утром и вечером, а бобовых в какаовом лесу не так уж мало? Или это деревце способно улавливать крохи света благодаря своим громадным листьям? В тени дождевого леса они достигают размеров газетной страницы — длиной до полуметра и в четверть метра шириной.

Листья какао необычны и своим появлением на свет. Они вырастают не постепенно, как у всех вечнозеленых деревьев, не один за другим, сменяя старые, отработавшие свой век, а «всплесками», сразу по нескольку штук. Затем следует пауза в три-четыре недели, а то и в два-три месяца. Листья молодняка яркого солнца не выносят. На вырубках сохраняются только под защитой более высоких соседей. Но что ни год, то меньше девственных лесов, все вырубки да мелколесье, да огороды. Деревьям предоставляется выбор: либо приспособиться, либо погибнуть. Какао приспособилось. Хоть оно и нежнейшее. Среди мелколесья разрастается какао куртинами, рощицами, а то и сплошными зарослями. Подступает даже к небольшим городам, где тяжелая нога человека еще не очень сильно уплотнила почву.

В период дождей притоки Амазонки выходят из берегов и низменности превращаются в сплошные озера. Вода в лесах поднимается на метр выше почвы. В такой ванне какао стоит многие недели, но не вымокает и не загнивает. Овальные листья все так же печально висят острыми верхушками к земле.

В урочный час на толстых сучьях и самом стволе на маленьких подушечках появляются розовые цветки. Пахнут отвратительно, чем привлекают к себе опылителей — навозных мух. У других членов семейства стеркулиевых цветки тоже пахнут навозом, отчего и само название семейства в переводе означает «навозное». Однако мухи исполняют свой долг не особенно ревностно, потому что только один цветок из 200 оказывается опыленным. Но дерево все же дает за год около полусотни плодов, коричневых или желтых, похожих на маленькие ребристые дыньки.

Плоды свешиваются прямо со ствола — явление, для умеренной зоны совершенно незнакомое. Есть специальный термин для этого явления — «каулифлория». В дословном переводе: «цветостволие» или «стволоцветие», то есть цветки на стволе. До сих пор не удалось доказать, для чего так нужно. Знаток дождевых лесов П. Ричардс думает, что это режим экономии. В тропическом лесу, где со всех сторон теснят другие растения, где на учете каждый грамм вещества, тратить энергию на проталкивание питательных соков к плодам через сложную систему ветвей — излишняя роскошь. Не проще ли прямо подавать их из ствола в плоды?

Дыньки созревают долго, иногда полгода, иногда почти год. Зато их можно найти в любое время на дереве, как и цветки. В потребителях недостатка нет: белки и обезьяны тут на первом месте. Поступают, на наш взгляд, весьма странно. Самое питательное — семена, из которых мы делаем шоколад и какао, выплевывают, расшвыривают по сторонам. Сладкую, сочную, но водянистую мякоть высасывают, причмокивая от удовольствия. Для дерева, однако, такой странный вкус потребителей исключительно выгоден.

В диком виде в Африке какао никогда не росло. Его туда завезли европейцы. В девственных дождевых лесах Африки растет родич какао — кола. 49 видов колы разбросаны по лесам западного побережья Африки от Сьерра-Леоне до Конго и Гвинеи. Так же как и какао, кола строго придерживается экватора. Более чем на 5—10 градусов широты ни на юг, ни на север не удаляется. Растет невысокими деревцами, метров по шесть, по десять. Вечнозеленое. Листья бывают разные: то цельные, то лопастные. Иногда очень крупные — до 70 сантиметров длиной. Цветки — желтые колокольчики с красными прожилками. Сидят на ветвях небольшими букетиками. Могут появляться и на стволе, как у какао, но редко. Плоды зреют почти год. Растрескиваются пятью створками. Пахнут семена розой. Красного цвета.

Раньше в тропиках семена колы бросали в воду, если хотели сделать ее чистой, годной для питья. Жевали семена, нарезанные ломтиками. Теперь делают кока-колу.

Другие стеркулиевые

В первую очередь сама стеркулия, «навозница». Обитают ее многочисленные виды в Центральной Америке. Запах цветков отталкивающий. Зато плоды выглядят очень эффектно. У некоторых видов плод раскрывается красной звездой из пяти мясистых стручков. В открытых стручках сверкают черные семена со съедобной мякотью. Птицы растаскивают семена. Одну из стеркулий называют панама. Ее плоды дают съедобные семена, напоминающие каштаны. Жители Южной и Центральной Америки называют и их панама. От них получила имя и Республика Панама.

Совсем непохож на других стеркулиевых брахихитон — бутылочное дерево. По виду оно даже ближе к баобабам. Ствол, правда, не так толст, как у патриарха саванн, но все же достигает двух метров в толщину при совсем небольшой высоте— 10–15 метров. Листья у разных видов разные. То похожи на клен-лопастные, то узкие, простые. Цветки в крупных кистях: желтые или красные колокольчики. Плоды у одних сухие, у других сочные, съедобные. Древесина тоже бывает съедобная для скота.

Много бутылочников в Австралии. Их там 22 вида. Четвероногие больше всего любят брахихитон каменный. Он растет на камнях, на скалах. В стволе — сладкий сок, густой, как желе, а между корой и древесиной — запас воды. Сердцевину, как и листья, животные едят в трудное время, так что вся «бутыль» может быть выпита и съедена почти без остатка.

По низким, заболоченным берегам Индийского океана, по тропическим болотам растет херитиера прибрежная — вечнозеленое дерево с розовой корой и кожистыми листьями, поблескивающими снизу серебром шелковистых волосков. Ее крупные, как огурцы, плоды напоминают лодочку с килем. Тысячи таких лодочек дрейфуют в море, а затем прорастают, когда волной выбросит на берег. Другой вид херитиеры — херитиера фомес — имеет такие широкие «контрфорсы», что их отпиливают и используют в строительстве вместо обычных досок.

Самая печальная участь постигла два главных дерева с острова Святой Елены: черную и красную трохеции. Некогда эти вечнозеленые деревья с крупными белыми цветками покрывали все горы и холмы острова. К несчастью, их древесина оказалась слишком ценной. В короткий срок оба вида были начисто вырублены. Козы, которых европейцы захватили с собой, сожрали молодую поросль. Если бы вовремя ботаники не спохватились и не вывезли эти деревья в ботанические сады Европы, трохеции исчезли бы с лица Земли. На острове Святой Елены их место заняла другая растительность, которая встречается по всему тропическому поясу.

Куда девались липы?

Испокон веку основным строителем лесов в Подмосковье считали дуб. Так думали знаменитый московский ботаник В. Алехин и многие другие. И, входя под сень подмосковной дубравы, можно было себе представить, какими могущественными были они в средней России много веков назад.

А на самом деле не дубы, а гигантские липы властвовали в подмосковных лесах. Достигали они двух метров в поперечнике. Полоса липовых рощ начиналась из-за Урала и тянулась через среднюю Россию и Белоруссию до самых Карпат, где эстафету от липы принимал теплолюбивый бук.

Обнаружил это совсем недавно московский лесовод С. Курнаев. Он обратил внимание на кроны липы и дуба. Как они непохожи, хотя и растут рядом. Дуб на свободе напоминает баобаб. Только ствол потоньше да крона погуще. Любит дуб стоять один раздольно, широко. Тогда крона в ширину больше, чем в высоту. Так растут деревья степные. У липы облик совсем иной. Крона конусом устремлена в небо. Даже если растет на свободе, на открытом месте, все равно на баобаб непохожа. По липовой кроне видно, что она лесной житель: потому и привыкла тянуться вверх, чтобы не отстать от соседних деревьев. Одна расти не любит. Да и редко кто видел липу в одиночестве.

Лист у дуба на липовый тоже непохож. Он кожистый, жесткий, глянцевитый. Такие листья у деревьев засушливых мест (а какая под Москвой засуха?). У липы лист широкий, в виде сердца. Он мягкий, нежный. Настоящий лесной лист.

Итак, кажется, ясно, дуб — житель степей, а липа — лесов. Каким же образом такие несхожие деревья оказались под Москвой вместе да еще перемешались так тесно, что ботаники не смогли сразу разобраться, которая из них коренная порода?

Ничего особенного в этом нет. Между дубравами и липняками нет строгой границы. Дуб забирается далеко на север в липовое царство, липа же проникает во владения дуба до южной границы лесостепи. На юге теплее, но суше. Липа, привыкшая к июльским и августовским дождям, страдает там от сухости и раньше времени сбрасывает зеленый наряд. Ее травянистая свита тоже увядает раньше времени, а порою травки и не зацветают.

Дуб на севере тоже страдает. Под Москвой его прихватывают морозы. Не часто. Раз в 150 лет. Но дуб может тысячу лет жить и за такой срок сколько морозобоин получит? И все же на огромной площади обе породы уживаются. К югу больше дуба, к северу липы.

Но вот пришел человек. Взаимоотношения пород резко изменились. Люди познакомились с липой и решили, что лучшего дерева для быта нет и быть не может. В коре — прочнейший луб, из которого стали плести лапти, делать мочалки да рогожные кули. Из древесины — ложки, чашки и иную посуду. В старой России в год сплетали 50 миллионов лаптей. На это уходило 1,5 миллиарда лип!

Липа стала исчезать с поразительной быстротой. Правда, она быстро давала поросль, но нежные побеги — слишком большое искушение для четвероногих друзей человека. Они разыскивают их даже поздней осенью, уже без листьев. Обгрызают под самый корешок. И место липы стал занимать дуб. Его тоже рубили, но он давал больше поросли, и его не так жадно ела скотина.

И когда на севере липы стало меньше, чем дуба, все так перепуталось в лесах, что ботаники сразу не могли разобраться, кто же кого вытесняет: дуб липу или липа дуб? Решили, что липа дуб. А на самом деле дуб липу.

В былое время переселенцы завезли на Дальний Восток украинскую пчелу. К их удивлению, пчела стала собирать меда гораздо больше, чем на Украине. Выяснили, что в лесах растет липа, но не одна, а две. Амурская с мелкими листьями и маньчжурская с крупными. Амурская цветет раньше, маньчжурская позже. Медовый сезон растягивается, и меда больше. Потом заметили, что цветет амурская липа слишком долго. Разобрались, и оказалось, что их две. Первая — «ранняя», вторая — «средняя». Ранняя цветет с конца июня, в середине июля ее сменяет средняя, а в начале августа маньчжурская.

В липовых лесах дождевых червей больше, чем в любом другом лесу. Липовый лист, разлагаясь, дает этим червям пищу. А где много червей, там лучше почва. Хорошо, если бы липа равномерно распределялась по лесу и улучшила почву. Но липа растет куртинами. Где густо, а где пусто. Почему, пока еще не ясно.

Другие липовые

В тропической Америке растет вечнозеленая мунтингия калабура, которую называют вишневым деревом. Всем своим обликом она похожа на вишню. И высота у нее примерно та же, метров пять-семь, и ветви повислы, и листья овальные, простые. Цветки белые и плоды красные на длинных плодоножках. Чем не вишня? Только внутри плодов не косточки, а мелкие желтые семена.

Мунтингия круглый год с плодами. Это было бы превосходно для ее хозяев, если бы не летучие мыши. Днем этих рукокрылых не видно. Они живут под стрехами в каждом доме и днем спят. Но ночью начинается аврал. То и дело курсируют летучие мыши из дома в сад и обратно, в саду ведут сбор «вишен», в комнатах и на верандах разбрызгивают желтые семена. Утром квартиру нельзя узнать, все окрашено в желтый цвет. Иной раз у хозяев нервы не выдерживают. Они хватают топор и в ярости вырубают мунтингию. Но это не всегда помогает: мунтингия растет и у соседей, и в диких зарослях, куда предприимчивые рукокрылые заблаговременно натаскали желтых семян и где множество таких же деревьев.

Но школьные учителя в тропиках считают мунтингию для классных работ находкой. Это живое наглядное пособие, потому что:

1. Деревце цветет каждый день без перерыва с того момента, как ему исполнится год. Учитель может в любой день и час выйти во двор и сорвать цветок для урока.

2. Цветок мунтингии наипростейший и в то же время крупный. Школьникам не нужно напрягать зрение и рассматривать его в лупу.

3. Если мунтингии нет рядом со школой, учитель может послать любого ученика в любую сторону, и он тотчас же вернется с нужным цветком.

Но, пожалуй, самое интересное дерево среди липовых слоанея яванская. В 1944 году, когда профессор Е. Корнер еще работал в ботаническом саду в Сингапуре, бродя по дикому лесу, он нашел плоды растения, которые никак не мог опознать. Плоды были красные с крупными черными семенами. Семена висели на длинных канатиках. Корнер показал красный плод директору сада, но и вдвоем определить сразу не удалось. Сначала казалось, что из семейства баобабовых, родич дуриана. Потом решили, что из стеркулиевых, родич какао. Прикинули — и к другим семействам подходит по всем признакам: к сапиндовым, мелиевым, флакуртиевым… А плод принадлежал к липовым!

Это так озадачило ботаников, что мелькнула мысль: а не является ли он предком всей этой группы семейств? Раз в каждом из них есть растения с такими плодами. А если так, то почему красному плоду не быть родоначальником всех цветковых растений? От этой находки, от красного плода слоанеи и пришел впоследствии профессор Е. Корнер к своей «дуриан-теории».

В гордом одиночестве

И вот последнее из мальвоцветных — семейство мальвовых. Оно самое крупное — 1500 видов. Здесь же, пожалуй, и больше растений, в жизни которых еще много спорного и неясного. Даже у самых известных растений. Например, у хлопчатника.

В 1915 году молодой ботаник Л. Декапрелевич решил развести в Грузии длинноволокнистый египетский хлопчатник. Кто-то когда-то завез на Кавказ хлопчатник, но неважный, даже имени его не знали. Но другого не было, выращивали и такой. Дикий хлопчатник на Кавказе не встречался. Получив из Египта семена, Декапрелевич обнаружил в них примесь сорняка — хлопчатника хинди. Родина хинди — Антильские острова, Гаити и Куба. С них он начал путешествовать. Попал сначала в Мексику. Оттуда в Восточную Африку. Из Африки в Египет и Индию. Через двести лет добрался до Кавказа.

Хинди невелик ростом: от метра до трех. Красные стебли. Мелкие желтые цветки. Мелкие сердцевидные листья. Мелкие коробочки. Но семена с длинными волосками.

Когда Декапрелевич сравнил хинди с тем хлопчатником, что рос на полях в Грузии, он понял, это тот же самый хинди. Видимо, кто-то давно завез семена египетского хлопчатника и с ними вместе хинди. В посевах египетский сорт вымерз. Хинди остался. За неимением лучшего сорнячок оставили и стали сеять. Благо давал он такое же длинное волокно.

Справедливости ради нужно отметить, что и египетский хлопчатник тоже переселенец. Родина его вовсе не Египет. Здесь его только акклиматизировали и вывели хорошие сорта. На Ближний Восток он прибыл из Перу. И настоящее имя его — перувианский. В Перу его возделывали. Там он одичал. Но в диком виде никто в Перу перувианского хлопчатника не находил. Откуда же он попал в Перу?

В 1937 году выяснили, что дикого и быть не может. Перувианец — гибрид двух хлопчатников — старосветского и новосветского. Это поразительное открытие сразу же вызвало законные вопросы: кто родители? Где они встретились и скрестились?

Предположили, что родителями могут быть африканский дикий хлопчатник гуза и хлопчатник Раймонда из северного Перу. Гуза — травянистый полукустарник из полупустынь Мозамбика. Раймонд — более высок, до трех метров, с крупными листьями, как у подсолнуха, и длинными, до восьми сантиметров, цветками. В коробочках семена с зеленоватыми волосками.

Встречу гузы и Раймонда оказалось представить себе гораздо сложнее. Может быть, гуза проник в Америку в древние, более теплые времена через Чукотку и Аляску? Но тогда там росли субтропические леса, густые, тенистые и влажные. Как мог пробраться сквозь них житель солнечных пустынь гуза? Вдобавок гуза — травянистое растение, а среди хлопчатников в те далекие годы травянистых не было. Если же предположить, что гуза проник из Южной Африки в Перу через гипотетический сухопутный «мост», связывавший Африку с. Бразилией через Атлантику, то в Бразилии ему должен был встретиться дикий новосветский вид. А в Бразилии диких хлопчатников нет и не было. Все они обитают на тихоокеанских берегах. Проблема осталась неразрешенной.

Но ведь мы и не знаем точно родителей. Только предполагаем. А может быть, они были совсем другие, не гуза и не Раймонд? Диких хлопчатников на свете много, и они разбросаны по всем континентам. Не встречаются только в Европе и в Антарктике, потому что там нет пустынь. Все дикие хлопчатники — дети пустынь. Они многолетние. Приземистые, не выше двух-трех метров. К влаге, однако, не совсем равнодушны. Поэтому обитают чаще в приморских местностях, где иногда ощущается влажное дыхание океана.

Если же вдали от океанов, то выбирают места где повлажнее: в западинках, в ущельях или на камнях, которые ночью конденсируют воду. Один такой хлопчатник, имя ему — необычайный, растет на южной окраине Сахары, там, где на кремнистой почве балансируют между жизнью и смертью редкие колючие травы. Он и сам еле сводит концы с концами, потому что имеет необычные для сухой пустыни широкие лопастные листья и желтые ворончатые цветки.

Верблюды очень хорошо знают этот дикий хлопчатник. Они выискивают его в безбрежном каменном море и с наслаждением жуют пушистые листья. Все остальные травы для них несъедобны. Удивительно, как еще удается сохраняться хлопчатнику в таких условиях. Может быть, выручает то, что растет он редко, отдельными кустиками, как, впрочем, и все его дикие сородичи. До сих пор ни одному ботанику не удалось найти мало-мальски густую заросль.

Описывая степи и пустыни, ни один ботаник не включил ни один вид хлопчатника в списки растений. Точно они и не существуют вообще. А они и в Америке, и в Африке, и в Австралии. Но всегда в гордом одиночестве.

Люди заставили хлопчатник расти густыми зарослями; И послушный воле человека, он выстроился на полях ровными рядами. Но зато стал страдать от болезней. Пришлось защищать его с помощью химии. А когда уже становится невмоготу, отправляются в пустыню и ищут там дикий куст хлопчатника, устойчивый к болезням, чтобы влить свежие соки в культурные сорта. И пока сохранились в пустынях дикие сородичи, за судьбу культурных сортов можно не тревожиться.

Хохерии и плагиантусы

В горах Новой Зеландии среди мрачных вечнозеленых лесов можно часто заметить светло-зеленые купы необычных для этой страны листопадных деревьев хохерий. Обликом они похожи на наши березы. Только в пору цветения, поздним летом, одеваются массой белых цветков. Тогда хохерии становятся похожими на вишни, тем более что высотой они, как вишни, метров пять или семь. И листья, как у вишен, простые, удлиненные. Осенью, когда опадают лепестки, «вишни» снова становятся «березами». Их листва так же желтеет. Иногда краснеет, как у осины.

Хохерии растут в поясе туманов, где воздух насыщен водяными парами. Поэтому их стволики закутаны в мох, а сверху во мху растут разные папоротники. Там, где нет мха, гладкая светлая кора отслаивается длинными лентами, за что их зовут «ленточными деревьями» или тесемочниками.

Тесемочники взбираются в горы так высоко, что составляют верхнюю границу леса. Здесь они надежный заслон против обвалов, потому что первыми принимают на себя удары камней, которые скатываются с горных вершин. А если каменная лавина все же сильней и сшибла первые ряды тесемочников, то они опять поселяются на изуродованной земле. Первыми заселяют вырубки и другие освободившиеся места в лесных чащобах.

Другой тесемочник — плагиантус березовый — растет в предгорьях. Это единственный в растительном мире феномен, трижды в течение жизни меняющий облик. В молодости ветви стволика устремлены почти вертикально вверх. Листья довольно крупные и мягкие. Затем стройное деревце по непонятным причинам неожиданно становится раскидистым кустом с извилистыми, поникающими вниз ветвями. Листья мельчают, теряют единообразную форму, становятся суше и жестче. Наконец в зрелом возрасте куст превращается в березоподобное деревце, а листья вновь делаются крупными и мягкими.

Ботаник Л. Кокэйн, сорок лет проработавший в лесах Новой Зеландии, предположил, что эти изменения тесемочника отражают многотысячную историю дерева, начиная с тех архидавних времен, когда климат был мягким, а гор еще не было. Той древней фазе соответствует форма молодого тесемочника. Кустовидная, мелколистная внешность — память о более позднем периоде, эпохе жарких и сухих пустынь. Облик взрослого дерева — это как бы возврат к современному климату: умеренному и достаточно влажному.

С млечным соком и без

В жарких лесах Центральной Америки, от Венесуэлы до Коста-Рики встречается вечнозеленое деревце бросимиум полезный. Если надрезать ствол, потечет сок с запахом корицы, по вкусу напоминающий молоко. Местные жители выращивают бросимиум в саду. Когда нужно, молоко под рукой.

Один из путешественников, блуждавший по лесам Амазонии, надрезал по ошибке не бросимиум — деревце из семейства тутовых, а ствол другого дерева, из семейства молочайных. Потекла молочного цвета жидкость. Нацедив полную кружку, он выпил ее залпом. Вскоре почувствовал неладное. Затошнило. Началась рвота. «Со страхом и удивлением, — вспоминал он, — я наблюдал, как вместе с жидкостью из меня вылетали резиновые шарики». Это свернулся латекс — сок, содержащий каучук. Несведущему человеку отличить деревья молочайных от других не всегда легко. Особенно от кактусов. Хотя, немного зная те и другие, можно сделать это без труда.

Древовидные молочаи часто напоминают кактусы. Мясистые ветви и стволы. Шипы. Листьев нет. Е. Корнер как-то в шутку заметил, что отличить молочаи от кактусов очень просто. У молочаев есть млечный сок, у кактусов — нет. Кроме того, у молочаев шипы (когда они есть!) расположены попарно. Поэтому стоит только подумать о растительной корове с рогами и молоком, чтобы понять: перед тобой — молочай!

Правда, млечный сок молочаев, как правило, ядовит. В Южной Африке известен только один молочай, млечный сок которого съедобен. Это молочай ужасный: невысокий мясистый кустарник. Скотина так и ходит вокруг, стараясь отщипнуть кусочек. Но надежная защита из крепких, как сталь, длинных и острых шипов не дает им даже понюхать, чем пахнет сочный куст в царстве всеобщей жары и сухости. Вдобавок шипы еще и ядовиты. Только домашняя коза со своей дьявольской изворотливостью способна просунуть морду между шипами и урвать малую толику от его вкусного водянистого тела. Еще так могут делать некоторые птицы.

Местные фермеры, наблюдая за своими козами, быстро смекнули, что молочай ужасный — их надежда и выручка в период засухи, в особенности когда корм на исходе. Единственное препятствие — ядовитые шипы. Это препятствие и было преодолено самым простым способом. Выгоняя скотину на молочайное пастбище, фермеры берут с собой паяльную лампу. Пламенем опаливают шипы. Скот тотчас набрасывается на беззащитные кусты, объедая их до корней, да так основательно, что даже пенька не остается. Удивительно, что после такой жестокой операции молочай способен довольно быстро восстановить съеденную зелень. Может быть, это свойство у него выработалось в ответ на степные пожары?

Хорошо еще, что так поступают с одним молочаем ужасным. Другие пока не трогают. Напротив, в Северной Нигерии, например, канделябровые молочаи остаются часто единственными живыми существами, когда все деревья вокруг уничтожены для домашних надобностей, а трава съедена скотом. Географ Л. Браун, написавший недавно прекрасную книгу об Африке, вероятно, имел в виду подобную картину, когда заявил, что от канделябровых молочаев нет никакого проку ни людям, ни животным. И что даже на топливо они не годятся.

Мне кажется, что Л. Браун слишком категоричен. Если говорить о людях, им от молочаев определенная выгода. Один из самых высоких — молочай камерунский — высаживают вместо изгороди. Все деревни и фермы окружены молочайными заборами. Зеленые четырехгранные ветви камерунского молочая создают непреодолимый барьер. Другой его собрат, молочай поиссона, украшает ландшафт. Можно себе представить, какими унылыми и монотонными были бы холмы Африки без этого растения. Что касается диких животных, то они умеют использовать молочай, даже когда он ядовит. И вообще ядовитых растений они не всегда боятся. В особенности черный носорог. Эти редкие животные с удовольствием и пользой для себя употребляют дурман и не менее ядовитую фитолакку. Что им ядовитые молочаи?

Но Д. Годдард из Кении все же решил проверить, так ли велика любовь носорогов к древовидным молочаям? Пользуясь мирным нравом и близорукостью животных, он сел за руль «лендровера» и стал следовать за носорогами во время кормежки. Иногда взбирался на дерево и наблюдал оттуда. Так просидел 307 часов. Изучил 180 носорогов.

Из всех растений самое любимое блюдо для носорога — пальчатый молочай. Это настоящее дерево. Верхние сучья как жерди. Чем выше, тем вкуснее, тем нежнее. Чтобы добыть верхние сучья, животное упирается лбом в крупный молочай так, чтобы зацепить его ствол между передним и задним рогом. Затем дает «задний ход» и тащит дерево, как трактор. Ствол трещит, ломается. Молочай повержен. Теперь можно содрать кору и съесть сочные листья с млечным соком.

Остается добавить, что пальчатый молочай — абориген Индии. Когда его завезли в Африку, владения черных носорогов намного расширились, теперь этих животных встречают там, где раньше им нечего было пить. И питьевая проблема решена: в млечном соке молочая влаги предостаточно в любое время года.

Благодаря молочайным лесам на юге Мадагаскара сохранились забавные зверьки сифаки, родичи лемуров. Здесь они в относительной безопасности. Молочайные леса занимают самую неуютную, пустынную часть этого острова. Там жарко и сухо.

Кажется на первый взгляд странным, что Мадагаскар, так сильно опустошенный и вырубленный еще в прошлом веке, сохранил молочайные леса почти нетронутыми. Им не то что повезло. Просто молочай не горит. В молочайных лесах не бывает пожаров. Жители не ходят туда собирать топливо. Домашний скот не ест (ядовит!). И кроме заборов, молочай, действительно к счастью для него, никуда не годен. И это спасло уникальнейшие леса, может быть, старейшие в мире.

Из 750 видов молочаев у нас в СССР растет 150. Все они травы. Все ядовитые. Все несъедобные. И, подобно своим африканским древовидным родичам, часто разрастаются на пастбищах и свалках.

Кроме самих молочаев, в семействе молочайных множество других растений, и среди них совсем недавно выдвинувшееся в разряд знаменитых тропическое дерево макаранга. Раньше, когда сохранялись на земле густые девственные леса, макарангу можно было встретить лишь по речным берегам, где она росла невысоким деревцем, как наша ива. Ее называли «кино». Стоило поранить кору или срезать веточку, как начинала сочиться красная камедь, похожая на застывающую кровь.

Теперь макаранга расселилась по вырубкам, густыми чащами окружила деревни и оставшиеся островки леса. Она словно специально приспособлена для нашей техногенной эпохи, когда все больше накапливается пустошей, где почва испорчена, содрана или смыта. Горе тем районам, где нет макаранги. Когда стали искать причину, почему на Мадагаскаре сами собой не восстановились вырубленные леса, оказалось, что там отсутствует макаранга. Только она могла бы молниеносно схватить вырубки и разрастись на них защитным пологом, пока под ее тенью не поднялись бы более долговечные и могучие деревья.

Макаранга растет даже там, где почти не осталось почвы, а только камни. И растет неплохо. Для жителей она служит даровым топливом, которое и сушить не надо. Древесина содержит мало воды. Листья особенно сухи. Если потереть между пальцами только что сорванный лист, он рассыпается в порошок.

Выглядит это дерево довольно забавно. Ростом невелико, зато листья огромные, больше полуметра. Снизу они покрыты слоем воска, издали кажутся сизоватыми. Когда дует ветер, словно голубые волны бегут по кроне. Несмотря на огромные размеры, листья дают очень мало тени: они висят таким образом, что солнечные лучи свободно проходят между ними. Фермеры этим пользуются и сажают под макарангой овощи и фруктовые деревья, которые не выносят убийственной силы тропического солнца. Макаранга и сама дает плоды: мясистые, от множества крошечных железок золотистые, точно опудренные золотой пылью.

Когда макаранга еще молода, не достигла высоты картофельного куста, ее стволики в междоузлиях ненормально распухают, принимая вид колбасок, перевязанных веревочками. Внутри стволиков поселяются муравьи. Прогрызают длинные ходы внутри ветвей. Держат там тлей, как стада слепого скота. Те высасывают из веточек сладкий сок и выделяют сахаристый секрет, который тут же пожирают их хозяева. Дерево, в свою очередь, подкармливает постояльцев. На нижней стороне молодых листьев (чтобы не смыл дождь!) образуются крошечные белые шарики — пищевые тельца. Ими питаются муравьи-квартиранты.

Если неосторожно срезать ветку макаранги, муравьи выскакивают из своих темных убежищ и набрасываются на нарушителя. Иногда объясняют связь муравьев с деревом именно такой защитой. Но это еще окончательно не доказано. По крайней мере, встречаются деревья макаранги вполне здоровые, неповрежденные, в которых нет муравьев.

Есть у макаранги и еще одно защитное приспособление — колючки на стволе. Особенно много колючек на молодых стволиках. И это понятно: с молодого деревца животные охотнее станут сдирать кору, чем со старого. Колючки у макаранги особенные. Пока надо защищаться от врагов, они остаются колючками. Зато чем старше дерево, тем кора толще и опасность обгрызания меньше. Да и дерево становится выше, его может повалить ветер.

И тут с колючками неожиданно происходят странные превращения. Чешский ботаник Я. Еник, работавший в лесах Африки, недавно заметил, что колючки в нижней части ствола трогаются в рост, вытягиваются, потом описывают дугу, устремляются к земле и превращаются в ходульные корни-подпорки. Они поддерживают дерево, чтобы его не повалило ветром.

Манцинелла, гевея и пролеска

На побережьях Вест-Индии, у самой кромки воды, где на песчаный пляж накатываются бесконечные волны, растет деревце. Ветви его вытянуты как по линейке над волнами, словно руки помощи утопающим. Блестящие листья имеют отдаленное сходство с яблоневыми, только покрупнее. А сладко пахнущие зеленовато-желтые «яблочки» своим внешним видом и превосходной сочной мякотью определенно напоминают наши ранетки. Лишь твердая косточка внутри говорит о том, что это вовсе не яблочки, а плоды ядовитого родича молочая — манцинеллы.

Немало жертв связано с манцинеллой. Во время второй мировой войны с корабля, потерпевшего аварию в Мексиканском заливе, спаслось несколько моряков. Выбравшись на берег и изнемогая от голода, они, к великой радости, увидели дерево с желтеющими плодами. Сладкий запах соблазнил моряков. Только благодаря счастливой случайности отравившиеся моряки были обнаружены и доставлены в госпиталь. Подобный же случай произошел в 1885 году, когда 54 германских моряка отравились манцинелловыми яблочками. Пятерых спасти не удалось.

У манцинеллы ядовиты не только плоды. «Даже тень ее смертельна», — говорит старая пословица. В прошлом считалось опасным спать под ядовитой кроной: можно уснуть навеки. И хоть в этом была доля преувеличения, все же и по сию пору манцинелла считается опасной. Там, где она растет, не пасут скот. В 1733 году был издан королевский указ, обязывающий уничтожить все ядовитые деревья вблизи Санкт-Бартелеми на острове Пуэрто-Рико. В южной Флориде предприняли всеобщую выкорчевку опасных растений вокруг поселений.

Уничтожить манцинеллу оказалось непросто. Когда пытались рубить деревья, ядовитый сок брызгал в глаза, вызывал воспаление, жгучую боль. Человек терял работоспособность, а порою слеп. На коже возникали волдыри, которые долго не заживали. Приходилось обжигать кору дерева перед рубкой, чтобы сок свернулся. Но и дым был опасен для глаз.

Впрочем, манцинелла не всегда оказывается столь коварной. Известны случаи, когда люди преспокойно ели сочные «ранетки» и не испытывали неприятных ощущений. Один съел сразу 24 штуки и не заболел. Мед же с зеленоватых цветков и вообще деликатес. И хоть манцинелла еще слабо изучена, все же считается, что дерево ядовито в определенные сезоны года. Может быть, ядовиты только незрелые плоды? Ведь зреют они очень долго, больше года!

Не только манцинеллу боятся рубить лесорубы Вест-Индии. Таков же сок и у хуры. Она очень красива. Ее вечнозеленые стволы толщиной до двух метров увешаны красными звездочками цветков, которые ярко выделяются на фоне крупных, как у подсолнуха, листьев. Самое замечательное у хуры — плоды. Они, как маленькие тыквины, размером с крупное яблоко. Деревянистые. Когда созревают, лопаются с таким шумом, словно выстрелили из пистолета. Крупные, как орехи лещины, семена разлетаются в стороны метров на шестьдесят. На родине хуру называют обезьяньим гонгом. Оглушительный треск лопающихся плодов привлекает обезьян, которые немедленно приступают к сбору урожая семян.

Бразильская гевея, давшая миру каучук, растет в тропических лесах Амазонки. Еще недавно по тропической гилее — дождевому лесу Амазонки — шарили толпы старателей, охваченных каучуковой лихорадкой. За сорок лет, с 1872 года, население Амазонки выросло вчетверо и перевалило за миллион. В глубине лесов был заложен город Фордзония. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы бразильскую гевею не вывезли на остров Яву. Каучук Явы стоил дешевле. Искусственные посадки давали в несколько раз больше каучука, чем дикие дождевые леса. Плантации стали создавать и в других странах.

На родине, в Бразилии, гевея растет примерно в таких же лесах, как и какао. Это не очень высокое дерево, хотя некоторые виды и достигают 40 метров высоты и живут до 200 лет. Листья цельные, кожистые. Новые листья появляются не постепенно, а вдруг, как бы «толчками». То неожиданно появится новая партия листьев, то надолго, на несколько дней, а иной раз и месяцев, дерево замрет и прекратит рост. Никогда не достигает верхнего яруса леса, а всегда растет под защитой более высоких стволов сейбы и бобовых деревьев.

Когда создавали плантации в Малайзии, вырубили могучие леса из высочайших диптерокарпусов с подлеском из диких бананов. Посадили гевею. Оставшись без защиты, гевея погибла, а почву смыло дождем. Только потом сообразили, что нужно закреплять почву, и стали высевать бобовые.

Создавая плантации в Ассаме (Индия), учли, что самые крупные, самые мощные деревья гевеи вырастают на незаболоченных возвышенностях. И выбрали подходящие места для посадки. Но в Амазонии такие деревья давали мало млечного сока. А те, что росли по низинам, где их заливало полыми водами, были приземистыми, метров до 15, зато млечного сока производили гораздо больше. В Ассаме вышло так же, как на Амазонке. Деревца выросли крупными и высокими. Но, когда попытались сделать на стволах надрезы и собрать млечный сок, он стал выделяться отдельными каплями. Товарный каучук из такой малости получить так и не удалось. Плантации гевеи пришлось уничтожить.

Но, пожалуй, больше всего загадок задала ботаникам обычнейшая лесная травка Европы — меркуриалис перистый, или пролеска, которая тоже относится к молочайным. Ростом пролеска чуть выше костяники. Листья собраны пучком на верхушке стебля. Там же и цветки: мелкие желто-зеленые, словно нанизаны на стебелек друг за другом.

Пролеска — травка северная. Если почва достаточно плодородна, то растет в разных лесах и на севере добирается до Финляндии. И вдруг обнаружили, что в Ирландии ее почти нет. Встречается, правда, кое-где крохотными островками. Они годами остаются такими, как были. Расположены они подозрительно близко к иноземным деревьям, посаженным в давние времена. Удивляло, почему не расселяется по лесам эта травка, которой полным-полно не только на Европейском континенте, но и в соседней Англии.

Подозрение пало на распространителей семян. Чаще всего семена растений разносят мыши и муравьи — самые многочисленные обитатели леса. Решили проследить, какую роль они выполняют по отношению к пролеске.

Вначале взялись за мышей. Выяснили: самая обычная полевая мышь одинаково часто встречается и в Англии и в Ирландии. Если бы семена пролески разносила она, то что помешало бы ей расселить эту травку и по Ирландии? Кроме мышей, из грызунов-разносчиков есть еще соня. Очертили границы владений сони. На севере они почти совпали с границами пролески. В Англии соня есть, а в Ирландии ее нет!

Однако нужно еще доказать, едят ли оба подозреваемых животных семена пролески. В Лондонском ботаническом саду предложили семена и соне, и полевой мыши, подмешав к обычной пище. К следующему дню они съели весь корм.

Раз полевая мышь ест, значит, может и распространять семена пролески в Ирландии. Но два обстоятельства мешают этому. Во-первых: там, где по соседству живут оба грызуна, полевая мышь ест траву, а соня — семена. Во-вторых, полевая мышь делает свои запасы под землей, где семена не могут прорасти и дать новые растения. Соня же прячет семена в кучах листьев. Прорасти они могут легко и свободно. Но ест ли в природе соня семена пролески — это вопрос. А если не ест, то и не распространяет.

Пришлось обратиться к муравьям. Заметили: они утаскивают семена пролески на 20–30 метров. Однако какие муравьи могут таскать семена? Все ли? В Англии трудятся на благо леса 30 видов муравьев. В Ирландии вполовину меньше. Из этой половины только три вида таскают семена в свои гнезда. Из этих трех в Ирландии чаще всего встречается черный муравей акантомиопс, а самый обычный лесной труженик — рыжий муравей формика обилен только в Англии. В Ирландии его почти нет. Остается под подозрением один черный акантомиопс. Но он маленький, не больше пяти миллиметров. Под силу ли ему таскать четырехмиллиметровые плоды пролески, которые весят по десять-пятнадцать миллиграммов?

Итак, к чему мы пришли? Могла бы распространять семена пролески в Ирландии соня, но ее там нет. Могли бы муравьи, но нужных распространителей в Ирландии тоже нет. Этим и объясняется, что завезенная сюда пролеска не расселяется по лесам.