Прежде чем умереть за идею, подумайте – а не позволить ли идее умереть вместо вас?
Она знала, что это сон, и отчётливо понимала, что ему не суждено стать реальностью. Крошка-Енот семенил впереди по узкой хорошо натоптанной тропе, ведущей через заросли высокой травы. Он всё время оглядывался, бросая короткие жалобные нетерпеливые взгляды. Он торопил, но идти быстрее не было сил. Метроном Кассий шёл позади. Он тоже иногда поторапливал, и однажды даже предложил взять её на руки, но принцесса не могла позволить ему этого. У похода была цель, но в чём она состоит, вспомнить было невозможно. Да и зачем? Идти куда-то, иметь цель… Твои спутники – верные надёжные друзья, с которыми просто хорошо куда-то идти, несмотря на усталость и боль в натёртой пятке. Нельзя быть обузой для друзей, а значит, надо стараться не отставать. Вот для врагов быть обузой легко и приятно. И враги рядом. Она просто спряталась от них в забытьё. А может быть, всё наоборот? Надо было попытаться оказать сопротивление, может быть, даже сразить кого-то из злодеев. Заставить их страдать! Нет, мысль о чьём-то страдании не грела, не вселяла надежд. Лучше просто смотреть, как в зарослях мелькает забавный хвостик Крошки-Енота, и пусть эта тропа никогда не кончается. Она с друзьями. С друзьями идти хорошо…
Принцесса не сразу поняла, что очнулась. В голове шумело и потрескивало, боль пульсировала у правого виска. Через какое-то время до неё дошло, что её тело перекинуто через чьё-то плечо, и этот кто-то идёт, тяжело дыша, еле переставляя ноги.
– Давай-ка привал устроим, – раздался над ухом негромкий писклявый, но всё-таки мужской голос. – Спешить-то вроде уже некуда.
– Шагай давай! – отозвался уверенный женский голос с лёгкой хрипотцой. – В морге отдохнёшь.
– Дошутишься, дура!
– Сам ты тупица!
– Я?! А кто купаться полез? Я?
– У тебя, дорогой мой, кишка тонка, чтобы получать от жизни…
– Заткнулась бы ты, – Фреди не дал своей подружке закончить фразу. – Ты б лучше сотворила ещё одного голема. Он бы и донёс девчонку куда следует. Если б я тебя не вытащил, до сих пор бы плескалась. До полного растворения.
– Можно подумать, ты сделал это ради меня!
– Подумать нельзя. Тебе особенно. Потому что первыми растворяются мозги. Клянусь Седьмым Пришествием, я уже сотню раз пожалел, что связался именно с тобой. Надо было Фатиму хватать. Или Лейлочку. Или сразу принцессой заняться. Так как насчёт голема? Я устал как собака!
– Ладно, давай присядем.
– Может, дальше сама её попрёшь? Мёртвые не потеют, им неведома усталость. – Фреди аккуратно снял неподвижное расслабленное тело Анны с плеча и положил её на холодную каменную поверхность, покрытую трещинами и усыпанную мелкими камушками. Они сразу же впились в бок, и пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не застонать, не шевельнуться.
– Эй, Фреди!
– Что, любимая?
– Трахни её, пока спит. Мне её целка ни к чему.
– Зато мне пригодится.
– Какая разница – теперь или потом?!
– Сейчас я ей слишком противен.
– Мне тоже.
– Не видишь – без чувств она. В отключке!
– И что?
– Это только тебе всё равно, с кем трахаться.
– Ей тоже будет всё равно. Стоит разок попробовать.
– А почему ты прямо сейчас не заберёшься в её мозги?
– Здесь может и не получиться. Вот доберёмся до Сфинкса, там и начнётся самое раздолье.
– А кто тебе про Сфинкса сказал? Может, и нет никакого Сфинкса.
– Говорю – есть, значит, есть. Там, в океане трепещущей плоти, все знают, что Сфинкс существует, а за ним – Пустота, где свобода воли становится абсолютной.
– Так что ж они сами туда не рванут?
– Им и здесь хорошо. Хочешь, тебя макну? Оживут твои самые смелые фантазии.
– Седьмое Пришествие?
– Идиот! Вставай. Дальше пойдём.
– Да погоди ты. Я устал. Я должен вздремнуть. И куда нам спешить-то? Все соперники повержены. Нас не догонят!
– Ещё музыкант остался.
– Нет никакого музыканта.
– Да?
– Пока ты купалась, он припёрся сюда с армией фанаток. Думал, они его на руках донесут до финиша. Но ты по себе знаешь, как Хаос действует на полоумных дамочек. В общем, разорвали они его на сувениры.
– Он где-то здесь?
– Не знаю. Скорее всего, вернулся в Нижнюю Пандору. Там его поначалу неплохо принимали. От его концертов народ торкало не хуже, чем от наших проповедей.
– Ты долго ещё тут валяться собираешься?! – Цинь явно не терпелось двигаться дальше.
– Буду готов – скажу! – раздражённо ответил Фреди и демонстративно разлёгся на небольшом относительно ровном участке, где из камня клочками пробивался фиолетовый мох.
– Ну, тогда я ещё разок купнусь напоследок. – Из алого рта Цинь выросла сигара, она прикурила её от пальца и, покачивая бёдрами, двинулась в сторону прибрежной полосы, которая была едва видна на горизонте.
– Эй, тварь! Ты хорошо подумала?! Когда не вынырнешь, вспомни, что я тебя предупреждал.
Цинь просто махнула рукой, захохотала во весь голос, подпрыгнула и, оставляя за собой дымный след, пулей помчалась в сторону океана бурлящей алой жижи.
Как только она исчезла, Фреди вскочил и бросился к принцессе. Его усталость исчезла как не бывало.
– Вставай же! – Он чувствительно ткнул её в бок костлявым кулачком, а потом, упав на четвереньки, наклонился к её уху и прокричал что было мочи: – Вставай! Я знаю, что ты очнулась. И бегом отсюда, пока не вернулась эта стерва.
Каждое движение давалось с трудом, стоило напрячь мышцы, как по всему телу расползлась ноющая боль. Фреди попытался ухватить её за подмышку, но Анна изо всех оставшихся сил ударила его по руке, и пастор, повизгивая от боли, стремительно отскочил в сторону. Тыльная часть его ладони покраснела и задымилась. Видимо, ей очень хотелось доставить ему максимум боли, а здесь, как известно, стоит пожелать, и всё исполнится. Но теперь нужно ждать ответного удара, и Анна уже приготовилась то ли обрушить на своего обидчика метеоритный дождь, то ли просто вонзить в него молнию. Но, поднимаясь, она заметила, что на ней нет никакой одежды.
– Ничего, принцесса, – заметив её растерянность, крикнул пастор. – Здесь все так ходят.
– Отдай мой комбинезон, а то я тебя просто размажу!
– Ботинки возьми, – отозвался Фреди, размахивая обожжённой рукой. – Я сберёг. Знал, что пригодится. А одежда здесь ни к чему. Здесь в одежде даже неприлично как-то.
Её ботинки действительно аккуратно стояли рядом с тем местом, где пастор только что возлежал.
Вдруг она почувствовала на себе множество взглядов. Разрывая с треском каменистую почву, вокруг прорастали лиловые стебли, на которых распускались жёлтые цветы. Лепестки раскрывались, словно веки множества глаз. Они смотрели на неё, они тянулись к ней. Те, что поближе, уже начали обвивать её ноги и вьюнами тянуться вверх. Она вырвалась и, стараясь не обращать внимания на боль в ступнях, побежала прочь, вверх по тропе, в сторону, противоположную от той, куда отправилась Цинь. По пути она прихватила ботинки, но обуваться не стала. Главное – как можно быстрей покинуть это место, а если повезёт, скрыться не только от китаянки, явно превратившейся в одного из местных монстров, но и от мерзкого пастора Фреди. Больше всего ей сейчас хотелось стать невидимой, и вскоре её с ног до головы окутала серая вуаль, которая почти сливалась с местностью. Теперь пусть кричит, пусть мечется, пусть пытается настигнуть! Отбежав на приличное расстояние, она позволила себе остановиться, но лишь для того, чтобы обуться.
Боль и усталость исчезли, им на смену пришла необыкновенная лёгкость, ощущение полной свободы и небывалой мощи. Казалось, стоит пожелать, и вокруг зацветут сады, возникнут дворцы и фонтаны, прекрасные статуи из белого мрамора, словно воплощение красоты и гармонии, станут на пути Хаоса, и никакое чудовище, обуреваемое похотью, жаждой власти и крови, не сможет противостоять всей этой всепобеждающей красоте, этому совершенному величию. Она уже видела очертания зданий, линии аккуратно постриженных живых изгородей, слышала журчание водяных струй фонтанов, чувствовала запах изысканной свежести, источаемый цветниками.
Может быть, уже началось? Может быть, Хаос остался позади, и то, что рождается под её мысленным взором, и есть та награда за все мытарства, что пришлось пережить за последние дни? И неважно, что никто не составил ей пару. Она справилась одна. В конце концов, кто-то рождается лишь для того, чтобы прожить обыкновенную серую жизнь, а кто-то – затем, чтобы властвовать и распоряжаться судьбами людей и миров, не следовать правилам, а устанавливать их!
Стоп! Снова что-то не так… Снова не видно ничего, кроме того, что рисует воображение. Снова иллюзия выдаёт себя за реальность, а сомнительное пытается выглядеть очевидным. Надо остановиться, оглядеться, скинуть хотя бы с головы серую вуаль, которая не только делает её невидимой для глаз этого мира, но и её саму лишает зрения.
Первыми в сознание ворвались запахи и звуки. Что-то булькало, потрескивало, скрипело и стонало. Пахло сыростью и гнилью. По обе стороны от каменной гряды тянулось чёрное болото, из которого торчали редкие фиолетовые кустики, от которых исходило тусклое свечение. Но лучше бы здесь стояла абсолютная тьма. Тогда не было бы видно торчащих из трясины частей полуразложившихся человеческих тел. Руки, ноги, спины. Клочки синеватой кожи с торчащими из них обломками костей. Некоторые просто стояли по пояс или по грудь в чёрной жиже. Казалось, что они смотрят на неё пустыми глазницами, поджидают, когда она приблизится, чтобы выскочить и вцепиться своими гнилыми зубами в свежую плоть. Не лучше ли было остаться в плену иллюзии? Может быть, удалось бы пройти это жуткое место, не испытав ни ужаса, ни щемящего сострадания. Кто это? Её предшественники? Те, кто точно так же хотел получить свой бесценный приз, свой мир, величественный и прекрасный? Едва ли… Их слишком много, и погибли они, похоже, в одночасье. Может быть, это фантомы из Нижней Пандоры? Решительный штурм Хаоса… Желание покончить с опасным соседством… Не считаясь с жертвами… Какая теперь разница. Они всё равно мертвы. Надо идти дальше, навстречу тому беспощадному ужасу, что уничтожил этих людей. Или фантомов? Или людей? Нет, на воинство это не похоже. Нет ни кольчуг, ни бронежилетов, ни алебард, ни лучемётов. А ещё нет ни сил, ни отваги сделать хоть ещё один шаг. Трясина постепенно оседала под её ступнями, приближаясь к коленям. Может быть, и этих мертвецов поразил именно страх? Может быть, они просто стояли на месте, не решаясь ни двинуться вперёд, ни отступить?
– Ты что – трупешников никогда не видела?! – Фреди выскочил из тьмы как чёртик из табакерки. – Ты их не бойся. Бойся тех, кто ещё шевелится. – Он схватил её за руку, но она вырвалась. Почему-то его прикосновение вызвало ещё большее отвращение, чем самое жуткое зрелище.
– Я же сказала – не смей меня трогать!
– Да! Больше не буду. Иди же! Хочешь, я впереди пойду? – Не дожидаясь ответа, он двинулся дальше, старательно переступая с кочки на кочку, с булыжника на булыжник, и она последовала за ним, стараясь не смотреть по сторонам, сосредоточив взгляд на рубище, болтавшемся на его тощих плечах.
Всё-таки в этом пасторе, в этом лжепророке всё-таки что-то было… Во всяком случае, он не стоял как вкопанный, ожидая неминуемой смерти, а изо всех сил двигался вперёд. Анна с трудом вытянула ногу из грязи и сделала шаг, вновь утонув в ней по колено. Идти можно. Трудно, но можно. Только не смотреть по сторонам. Вперёд! И с песней…
Однако псалом затянул самозваный пастор, и голос у него оказался неожиданно сильным, приятным и хорошо поставленным:
Седьмое пришествие прúдет, незваное и неизбывное,
То, что подстерегает каждого сущего на земли.
И явит оно суд во спасение надо всеми,
Кто ранее судим не был, а несудим был…
И ударятся хляби небесные о тверди земные,
Кто сверху был, того низом пошлют.
Но дух, что желаньями крепок, да неодолим будет.
И каждый чего алчет, того и полу-у-у-учи-и-и-и-ит…
Точно полу-у-у-у-учит…
Он раскинул руки, как будто хотел обнять весь мир, но длинные ладони с пальцами врастопырку почему-то напоминали пальмовые листья. Пальма – ходячая и поющая псалмы. Разве не забавно? Но было совсем не до смеха. Почва под ногами постепенно твердела, и теперь ноги проваливались уже не по колено, а лишь по щиколотку. Почему-то начала холодеть спина, но оглядываться было страшно. Анна даже пыталась не признаваться себе, что явственно слышит, как позади в болотной жиже хлюпают сотни ног – за пастором следуют десятки, если не сотни последователей. Но этот Фреди, похоже, знает, куда надо идти. А те, что за спиной, не ускоряют шага, а значит, у них нет цели кого-либо догнать. Но вскоре стало казаться, что спина уже покрылась инеем, а дующий сзади холодный ветер развеял вуаль, заменявшую ей одежду. Но теперь собственная нагота её почему-то совершенно не смущала. У пастора на затылке глаз не было, а прочая нежить не стоила того, чтобы на её обращать внимание. Однако хлюпанье постепенно становилось громче, и принцесса оглянулась. То, что она увидела, заставило ужаснуться.
Мертвецы, что ещё недавно спокойненько тлели в болоте, шли вслед за ней размеренным шагом, а в их пустых чёрных глазницах теплились алые огоньки. Не надо было оглядываться. И бежать нельзя. Похоже, пока эти упыри считают её одной из своих, одной из тех, кто идёт в общем строю к общей цели. Но стоит побежать, она сразу же станет добычей, чужаком, жертвой. И едва ли Фреди, как бы ни был он заинтересован в её компании, успеет что-то сделать…
Решение пришло внезапно. Оно казалось слишком простым, чтобы быть верным, оно казалось абсолютно нелепым, но ничего другого в голову не приходило. Да и в этом мире, полном страха и абсурда, самое нелепое, самое сомнительное решение очень даже могло оказаться самым верным. Анна лишь замедлила шаг, начав потихоньку отставать от пастора, который продолжал самозабвенно петь свой дурацкий псалом. Вскоре шаги мертвецов были слышны уже совсем рядом. А потом они один за другим начали обгонять её. Главное – не смотреть по сторонам! И вперёд не смотреть… Только под ноги. Она вдруг обнаружила, что её преследуют не только мертвецы. Из вязкой почвы торопливо вылезали ростки, бутоны стремительно распахивались, и в каждом из них появляется глаз, жадно всматривающийся в её обнажённое тело. Лепестки обвивали ноги, и чем медленнее она шла, тем выше им удавалось дотянуться. Когда воинство мёртвых адептов Седьмого пришествия ушло вперёд за своим пастором, они уже доставали до колен. Сразу захотелось выжечь этот жуткий цветник, но она решила, что для похотливой флоры в этом слишком много чести. Продолжая медленно двигаться вперёд, Анна очень старалась, чтобы ни шага не сделать, не наступив на цветок. И когда под ступнёй раздавался очередной хлопок от очередного раздавленного глаза, её на мгновение посещало ощущение какого-то безумного торжества. Анна поймала себя на чувстве, которого ещё недавно в здравом уме и твёрдой памяти она не могла бы испытывать: ей нравилось, что они на неё смотрят, что они тянутся к ней, что они готовы посвятить последнее мгновение своего существования жадному взгляду на её наготу. И её больше ничуть не смущало отсутствие одежды, да и мысль о Фреди, чьё пение, пусть едва слышно, ещё доносилось до неё, не вызывала прежнего отвращения. Да – прыщав. Да – подл и мерзок. Да – лжив. Вероятно, не слишком умён. Зато как поёт! И упорству его можно позавидовать. Уже за то, что он прошёл и сквозь Порядок, и сквозь Хаос, не боясь ни пуль шерифа, ни местных монстров, он заслуживает если не симпатий, то хотя бы уважения. Но главное – выбора, скорее всего, действительно нет…
Она не споткнулась лишь потому, что смотрела под ноги. Скелет, обтянутый синей кожей, лежал поперёк тропы неподвижно, но алое свечение тлело в пустых глазницах его черепа. И это тело стремительно разлагалось, превращалось в прах. Чуть дальше лежал ещё один мертвец, а за ним сразу несколько. Похоже, дальше этой жуткой компании путь закрыт. Интересно, как там Фреди? Пения больше не было слышно, и она даже ощутила некоторое беспокойство.
Перешагивая через стремительно разлагающихся мертвецов, Анна осторожно двинулась вперёд. Она шла, ступая так, чтобы жижа не хлюпала под ногами, пристально вглядываясь вдаль, прислушиваясь к каждому шороху. И всё же после очередного шага правая нога провалилась в липкую грязь глубже, чем по колено. Ботинок стал добычей трясины, но оставшийся она скинуть не решилась. Так и шла дальше, слабо надеясь, что никто не видит её со стороны. Принцесса Дарии. Наследница престола, Скаковая лошадь величайшего в мире дерби. Всё это в прошлом. Сейчас голая беззащитная девочка в одном ботинке ковыляет неведомо куда и выглядит при этом так, что глупее не бывает. Если когда-то придётся писать мемуары – об этом ни слова! Никогда. Никому. Ни за что! А сейчас самое время посмеяться над собой, потому что для смеха нет иных причин. Ха-ха-ха! Ей хотелось засмеяться так, чтобы дрогнуло это болото, чтобы на него обрушился невидимый чёрный свод, местное подобие неба. Она готова была потратить все свои последние человеческие силы на этот всесокрушающий акустический удар. Её уже почти не волновало, уцелеет ли это тело, жалкая оболочка души, от которой одни лишь неприятности.
Она даже остановилась, чтобы не тратить сил на ходьбу, задрала подбородок вверх, но вдруг решила, что не стоит начинать слишком громко. Звук должен нарастать постепенно: сначала едва слышный смешок, который донесётся лишь до местных лягушек и приведёт их в секундное замешательство. Правда, здесь нет лягушек, но это неважно. Потом звук её голоса будет распространяться дальше и дальше, постепенно обретая мощь, и вскоре проникнет в самые отдалённые уголки Хаоса, и никому из местных не будет спасения. Им, конечно, и так не до спасения. Полная свобода разложения! Здесь каждый волен создать свой личный ад, откуда нет возврата!
Боль, смятение, страх, стыд и отчаянье – других чувств не было. И всё это готово было вырваться наружу – во всезаглушающем протяжном крике.
Но в последний момент рот ей зажала широкая сильная ладонь, к уху прильнули чьи-то тёплые губы, и едва слышный мужской голос прошептал:
– Не надо. Не надо кричать…
И в этот момент вопль, сотрясающий пространство, всё-таки раздался. Где-то впереди орал Фреди. В этом крике звучали и боль, и смятение, и страх, и отчаянье. Но прежде чем Анна успела зажать уши, впереди сверкнула алая вспышка и грохот взрыва.
Дымящийся обрубок руки – от кисти до локтя – упал в чёрную грязь буквально в трёх метрах впереди и тут же превратился в большую серую змею.
Рептилия глянула на принцессу жёлтыми глазами, показала раздвоенный язык, с тяжёлым всплеском нырнула в болото. И наступила тишина.