Грете
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.
Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.
Я в больнице. Сижу на неудобном стуле в больничном коридоре с окнами, выходящими во внутренний дворик. Здесь очень тихо. Кругом чистота и порядок.
Франческа лежит в палате в нескольких метрах от меня. Она вот-вот должна родить нашу дочь Аличе. Я волнуюсь. Тревога не покидает меня. Я думаю о них, думаю о себе. Я люблю Франческу. Она для меня целый архипелаг, гряда чудесных островов. Я плаваю в водах возле их берегов и забираюсь во все самые потаенные уголки. Я изучил каждый изгиб ее тела, все оттенки настроения, каждую мельчайшую подробность. Я понимаю ее молчание и ее веселье. Я запомнил море ее запахов, вкус ее поцелуев, нежный, ласковый взгляд. Мне нравится ее ровный, округлый почерк. Сияние ее обнаженных плеч и шеи, ее уши, в которые я нашептываю свои самые сокровенные тайны. Меня потрясает ее умение только одним прикосновением руки пробудить во мне ощущение вечности. Я обожаю пейзажи, которые встают перед моими глазами, когда она обнимает меня. Мне знакомы эти места, хотя я ни разу в жизни там не был. И несмотря на все мои знания, она еще продолжает поражать меня и дарить мне мгновения радостного изумления. Возможно, я кажусь слишком слащавым, сюсюкающим и патетичным, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, это вполне естественно: наконец-то хрустальный башмачок, хозяйку которого я искал годами, нашел ту единственную, которой он пришелся впору.
Франческа сказала, что любит меня, и я верю ей. Я не просто верю ее словам, я ощущаю ее любовь во многих вещах, в мимолетных жестах, в ее внимании, которое она постоянно проявляет ко мне. Она делает это совершенно бессознательно, так море не ведает, что зовется морем. Еще я понимаю, что она любит меня, потому что, когда мы вместе, мне часто хочется насвистывать или напевать. Несколько часов назад мы гуляли по улице рядом с нашим домом. Мы часто балуем себя такими минутами. Совместные прогулки по ночному городу дарят нам хорошее настроение. Мы говорим о наших чувствах, о том, как мы готовимся к рождению ребенка, самому важному этапу в нашей жизни. Делимся нашими ощущениями. Когда мы переживаем событие, глубоко затрагивающее наши души, мы по очереди спрашиваем друг друга о том, что мы чувствуем в эту минуту, — чтобы лучше сберечь этот день в своей памяти. Иногда мы просто бродим по улице, не говоря ни слова.
Мы любим друг друга, но нередко у нас появляются серьезные причины хранить молчание. Мы выходим по вечерам из дому не только из-за беременности Франчески — вечерние прогулки уже давно стали нашей привычкой. Особенно часто мы гуляем летом, потому что нам нравится ловить доносящиеся из открытых окон звуки включенных телевизоров. Иногда мы ненадолго останавливаемся и прислушиваемся, наблюдая за тенями и бликами, которые телевизионные экраны отбрасывают на стены. Сегодня вечером мы остановились напротив булочной, недалеко от дома. Стояла майская ночь, и звуков телевизоров уже не было слышно. Сбоку от булочной находится пекарня. Перед ней, на другой стороне дороги, постоянно стоит стул. Он охраняет место для парковки машины, которая приезжает за хлебом. Я сел, усадив Франческу на колени и обхватив ее рукой. Все вокруг сладко томило наши сердца: и первые проблески приближающегося рассвета, и легкий ветерок, и запах хлеба, и шум ночной работы. Я смотрел в ее глаза, в глаза, которыми я сам уже давно смотрю на мир. Приникнув к шее Франчески, я вдыхал запах ее кожи, как моряк на рассвете глубоко втягивает в себя запах моря. В ее животе почувствовалось легкое шевеление. По дороге к дому Франческе показалось, что уже пришло время родов, и мы поехали в больницу. Я сижу в коридоре клиники и думаю о своей жизни, о грядущих переменах и стараюсь понять, что значит для меня появление ребенка. Ведь дети приходят к нам навсегда.
Я прокручиваю в памяти отдельные события своей жизни вплоть до сегодняшнего дня. Вспоминаю, например, с какой легкостью я мог вскинуть на плечи рюкзак и уехать куда глаза глядят.
Мы с Франческой хотели этого ребенка, однако, когда она сказала мне, что беременна, что-то во мне закричало: «Помогите! Какого — черта — подожди — еще — немного — я — не — знаю — готов ли — я — то — есть — я — хочу — ребенка — но — смогу — ли — я? Может — подождать — еще — пару — дней?»
На меня посыпались самые разные страхи, как, бывает, валятся коробки на складе. Через секунду после того, как в моей голове пронеслись эти мысли, меня охватило настолько сильное волнение, что я не мог устоять на ногах и опустился на сиденье машины. Мы танцевали на стоянке машин при ресторане, когда Франческа сообщила мне эту новость. Я был безмерно счастлив чтобы испытать большее счастье, мне пришлось бы раздвоиться. Со дня этого благовещения Франческа с каждым мгновением становилась для меня все прекраснее и прекраснее. Даже сейчас, когда я приглядываюсь к ней, я чувствую, как меня завораживает свет, который она несет в себе.
Однажды, когда Франческа была на седьмом месяце беременности, я в минуты близости с ней разглядел ее изменившееся лицо. Она была похожа на девочку. Черты ее лица как бы колыхались. Казалось, по нему пробегают легкие волны.
Когда я думаю, что тело женщины способно дать жизнь другому человеческому существу, я чувствую свое полное ничтожество. Женщина ест, пьет, и в ее теле, как в пробирке, создается новый человечек. Как называется это чудо? Да… женщина. Разве все самое прекрасное на свете уже не заключено во взгляде женщины? Как все-таки странно заниматься любовью с беременной женщиной. Не говоря о набухших, готовых, как кажется, лопнуть грудях, самым необычным было ощущение тугого живота между нашими телами. Я всегда боялся раздавить моих женщин. Во время близости с Франческой я старался быть крайне осторожным. Когда она была сверху, мне удавалось увидеть ее во всем ее блеске. Умопомрачительное зрелище. Хотя нам больше всего нравилось заниматься этим на боку, когда я прижимался к спине Франчески и сжимал ее в объятиях.
Чаще всего в такие минуты я и нашептывал ей на ухо свои сокровенные признания. Мне было приятно класть руку ей на живот, поглаживая его. Иногда я чувствовал, как внутри шевелится Аличе. В первые месяцы, когда живот у Франчески только начинал округляться, нам было очень трудно заниматься любовью. Нам казалось, что мы вторгаемся на какую-то священную территорию. Но потом в нас вспыхнула неутолимая тяга друг к другу, желание близости становилось все сильнее. Наша кожа радостно полыхала даже при легком соприкосновении.
Я знаю мужчин, которые уже в ранней юности мечтают жениться и растить детей. Мы с Франческой не женаты, и еще несколько лет назад я ни за что бы не отважился на такой шаг, потому что и представить себе не мог, что семья и дети могут иметь ко мне какое-либо отношение. Но в последнее время моя жизнь круто изменилась. Она потекла по другому руслу. Я сам переменился. Теперь я почти ни в чем не соглашусь с тем человеком, каким я был несколько лет назад. Если бы сегодня я встретился с собой прежним, то вряд ли мы стали бы близкими друзьями. Возможно, я даже не испытал бы к нему симпатии.
Сейчас Франческа лежит в палате за стеной. Я не буду присутствовать при родах. «При свидании с любимыми прекрасно даже ожидание», — сказал я Франческе, выходя из родильного отделения. Точнее, я вышел только на одну минуту, потому что мне надо сделать несколько записей в дневнике.