Может собственных платонов...

Глава 7. ЧЕРЕЗ ГОРДОСТЬ СВОЮ ПЕРЕСТУПИТЬ НЕЛЕГКО

Раскрытая «Арифметика» лежала на перевернутой вверх дном кадке. Михайло сидел подле на толстом обрубке дерева.

Сарай, в котором Михайло читал «Арифметику», находился «на отставе», то есть отдельно от дома, в стороне.

Кто-то сзади кашлянул.

От неожиданности Михайло быстро обернулся и поспешно встал. Перед ним стояла мачеха. Погрузившись в чтение, он не заметил, как она вошла.

Ирина Семеновна прикрыла глаза веками, едва заметно, в угол рта, дернулись губы. Но спокойствия своего мачеха явно не хотела нарушать. Совсем ровно она сказала Михайле, направляясь в угол сарая:

— А ты не пугайся, Михайло, не пугайся. Вот кадку свою чуть было не свалил. Не на воровстве, чай, застигнут. Дело благое: света-учености ищешь. Не пугайся…

— Да уж как не испугаться… Шутка ли?..

Темный огонь так и полыхнул в недобрых глазах Ирины Семеновны. Однако она сдержалась.

Мачеха села. Михайло стоял.

— Сядь!

Он сел. Оба молчали. В сарай вошел петух и привел кур.

Увидев людей, он зло поскреб когтями о деревянный пол и далеко отбросил когтями воображаемую землю. Затем он поцелился одним глазом — для верности — поочередно на Михайлу и мачеху, нахально заворчал и вдруг, далеко выбросив голову, так пронзительно кукарекнул, что куры даже присели. Став на одну ногу, петух поднял хвост торчком и застыл как каменный. Немного попев, куры прикрыли глаза и присели на мягкие грудки.

Ирина Семеновна кивком показала на раскрытую «Арифметику».

— Даже в сарае ты предаешься, вникаешь. Приворот в науке есть, сила великая. Зашла я к тебе опять — тебя нет. И сундук не заперт. Открыла— книг в нем и нету. Ай жалость. Давно уж хотела в руках их подержать. Думала, может, пойму, чем они берут.

— А тут ты, матушка, как случилась? Ведь сарай-то этот от нас верста без малого. Гулять, видно, шла, ну и зашла? Проведать?

— Проведать. Отец в море, ты — один.

— И как ты сразу нашла? Ведь никому не сказывал.

— Свет не без добрых людей. Сказали, что ты к Петюшке, своему другу сердешному, в их сарай повадился. То у него в светелке сидишь, то вот где и в другом месте. Вон и сараем не побрезговал.

— Да. Вольготно тут. В стороне. Никто не мешает. И книги свои теперь у Петюшки храню. Понимаешь, матушка, кто-то заходил к нашему кузнецу да просил сделать ключ — как раз такой, как у замка, что дома у меня на сундучке. Кто бы это мог быть? А?

Игра сразу кончилась. Хмельной дурман ударил Ирине Семеновне в голову. Когда она шла сюда, то еще не совсем понимала, что, собственно, будет делать. Но теперь она решилась.

Мачеха поднялась в рост, мгновенно выпрямилась. Яркий красный платок сорвался с головы на плечи, открыл лицо этой еще не старой, высокой, красивой и сильной женщины.

— А-а-а! Ты что же, не пугаешься? Больно смел? Бесстрашный?

Она яростно двинулась вперед, отбрасывая в стороны душивший ее платок.

— А я тебе говорю: при тебе возьму! Понял?

Глаза у Михайлы сделались узкими. Он бешено заскрипел зубами и преградил мачехе дорогу.

На яростном лице Ирины Семеновны изобразилось презрение, и она рукой отстранила пасынка.

Михайло схватил мачеху за запястье.

Ирина Семеновна отдернула руку, отступила назад.

— Ты, ты!.. Что? На мать руку поднял?

Она задыхалась.

— А-а-а! Вон что!.. Да пусть тебе и роду… который от тебя пойдет… пусть… пусть до скончания времен…

Но проклятие не успело сорваться с мачехиных уст.

Из угла сарая уже давно смотрел на ярко-красный платок стоялый холмогорский бык. Когда же Ирина Семеновна двинулась вперед и ее платок пламенем взвился вверх, бык бешено уперся рогами в дверь хлева, задвижка не выдержала, сорвалась, дверь распахнулась — и бык выскочил.

В то же мгновение еще новая беда приключилась.

Открывшаяся наотмашь дверь ударила изо всей силы петуха прямо по хвосту. Сумасшедший петух гаркнул, от испуга полетел под потолок, ударился о доску, ударившись, он еще больше обезумел, еще раз по-сумасшедшему гаркнул и полетел к выходу. Куры издали оглушительный вопль, разом снялись с места и взвились за петухом.

Михайло невольно повернулся — и все увидел. Бык шел прямо на мачеху, нагнув могучую шею.

Ирина Семеновна ничего не видела, бык шел на нее со спины. И поняла она все только тогда, когда Михайло, успевший схватить обрубок дерева, служивший ему сиденьем, нанес быку удар по рогам. В это мгновение она обернулась, следя за Михайлой глазами. Если бы он не успел ударить быка, тот попал бы мачехе прямо в живот. Быстро набросив на глаза опешившему быку лежавший рядом армяк, Михайло налег изо всех сил плечом быку на лопатку, стараясь сдвинуть его с места и втолкнуть в стойло. Бык бешено замотал головой, стремясь освободиться от накинутого на голову армяка.

— Уходи, уходи, матушка!.. — закричал Михайло.

Ирина Семеновна стояла белая, как стена, но с места не двигалась.

— Уходи!..

Мачеха не двигалась.

Тогда Михайло так налег на быка, что тот подался. Когда Михайло закричал на него, бык взвыл зло и тоскливо и задом попятился в стойло. Схватив веревку, Михайло стал завязывать захлопнутую им дверь. Мачеха стояла, не двигаясь. На бочке лежала раскрытая книга. Михайло был в стороне.

Ирина Семеновна посмотрела на книгу, потом перевела глаза на Михайлу. Книги она не тронула. Вдруг ее посеревшие губы искривились:

— Изрядно, Михайло, изрядно. Ты за один раз спас и душу свою — от проклятия, и плоть свою — от погубления. На роду, видать, у тебя удача.

Мачеха кивком указала на книгу:

— Твое, Михайло, твое. Заслужил. Высотою духа христианского. Боле не притронусь.

Она повернулась и не торопясь вышла из сарая.

Михайло отдышался и подошел к двери. Он долго смотрел вслед мачехе.

Ирина Семеновна шла неспешно, не оглядываясь. Вот она скрылась за стоявшим у края деревни сараем.

«Через гордость свою переступить не смогла, а ведь через многое переступить может», — думал Михайло. И напророчил.