Глава 10

Остаток воскресенья я провела работая со скелетами из Чупан-Йа. Елена и Матео были рядом. Они-то и просветили меня насчет расследования в Сололе. Информации было немного, так что им хватило пять минут.

Тело Карлоса отдали брату, который прилетел чтобы забрать его в Буэнос-Айрес для похорон. Матео устраивал панихиду здесь, в Гватемала-Сити.

Елена ходила в больницу в пятницу. Молли по-прежнему в коме. У полиции по-прежнему никаких зацепок.

Вот и все новости.

Еще они рассказали мне про Чупан-Йа. В четверг сын сеньоры Чи’ип в четвертый раз стал дедушкой. Теперь у нее уже семь правнуков. Я очень надеялась что эти новые жизни принесут радость в ее жизнь.

В лаборатории стояла тишина, обычное дело для выходного дня. Никто не разговаривал, радио молчало, микроволновки не пикали и не гудели.

Никакой Олли Нордстерн не доставал с дурацкими вопросами.

И, несмотря на все это я совершенно не могла сконцентрироваться. Все мои чувства словно закружились в нескончаемой карусели: ностальгия по дому, по Кэти, Райану; скорбь по тем кто лежал вокруг меня в коробках; тревога за Молли; вина за неосмотрительность в «Параисо».

Но вины во мне было больше всего. Вот почему, желая сделать для людей из Чупан-Йа больше чем я смогла сделать для девушки из канализации, я осталась после того как Елена и Матео давно ушли.

Останки под номером четырнадцать были женскими, приблизительно двадцатилетней девушки. Правая рука и челюсть были покрыты множественными трещинами, а на затылке видны следы мачете. Монстры которые все это проделывали явно любили работать персонально и с близкого расстояния.

Пока я осматривала эти хрупкие кости, мои мысли постоянно возвращались к жертве из «Параисо». Две молодые девушки были убиты с разницей в десятилетия. Что-нибудь когда-нибудь меняется в этом мире? Меня охватила грусть.

Останки номер пятнадцать — пятилетний малыш. Что там говорится насчет «подставь другую щеку»?

Ближе к вечеру позвонил Гальяно. Эрнандес немного нового узнал у родителей Патрисии Эдуардо и Клаудии де Альда. Сеньора Эдуардо вспомнила что ее дочь не взлюбила кого-то в больнице и что перед самым исчезновением они даже ругались. Однако ни имени, ни пола, ни должности этого человека она не помнит.

Сеньору де Альда показалось что незадолго до того как его дочь пропала она похудела. Сеньора де Альда с ним не согласилась. Еще им звонили из музея, сообщили что больше держать должность Клаудии они не могут и поэтому срочно ищут замену.

К понедельнику я уже осматривала останки номер шестнадцать. Это была девочка, ее вторые моляры только начали расти. Я определила ее рост как три фута, девять дюймов. Ее застрелили и отрубили голову мачете.

В полдень я поехала в участок откуда мы с Гальяно направились в криминалистическую лабораторию. Мы прошли в отдел трасологии, где застали маленького, лысеющего мужчину склонившегося над микроскопом. Когда Гальяно его окликнул, мужчина обернулся к нам, надев очки в позолоченной оправе.

Он был похож на шимпанзе и представился нам как Фрэди Минос, один из двух специалистов по волосам и тканям. Минос работал с образцами из канализации, из домов Джерарди и Эдуардо, а также и с кресла миссис Спектер.

— Это вуки[30], да? — спросил Гальяно.

Минос удивленно уставился на него.

— Чубакка[31]?

Ни тени понимания в глазах.

— «Звездные войны»?

— А! Американский фильм!

В защиту Миноса можно сказать что на испанском шутка вовсе не звучит.

— Проехали. Ну и что вы нашли?

— Ваш безымянный образец это шерсть кота.

— Вы уверены?

— В том что это шерсть или в том что это именно кот?

— Что это кот, — встряла я, заметив реакцию Гальяно.

Минос откатился на своем стуле вправо, выбрал один из образцов-слайдов в стопке на столе. Подъехал обратно к микроскопу и уложил образец под окуляр. После настройки он жестом пригласил меня присесть.

— Посмотрите.

Я взглянула на Гальяно, он махнул на стул.

— Вы предпочитаете говорить на английском?

— Если вас не затруднит.

Я чувствовала себя тупицей, но мой испанский был слабоват, а мне хотелось бы понять все подробности.

— Что вы видите?

— Выглядит как кусок проволоки с острым концом.

— Это неотрезанный волос. Один из двадцати семи образцов из «Параисо».

Он разговаривал странным образом повышая и понижая интонацию, что придавало его английской речи удивительный акцент.

— Обратите внимание что у волоса нет определительных черт.

— Определительных?

— У некоторых видов определительные черты отличный идентификатор. Конский волос — жесткий, с острым узелком у корня. Шерсть оленя волнистая, с очень узкой луковицей. Очень определяющие формы. А вот волосы из «Параисо» ничего подобного не имеют. — Он поправил очки. — А теперь посмотрите пигментацию. Видите что-нибудь определяющее?

Он явно любил слово «определительный».

— Выглядит определенно однородным.

— Так и есть. Можно?

Он вынул образец, подъехал к другому микроскопу, установил, настроил фокус. Я приблизилась к соседнему столу на своем кресле и уставилась в окуляр. Теперь волос выглядел как толстая трубка.

— Опишите сердцевину волоса.

Я сфокусировала окуляр на полой области, очень похожей на внутреннюю часть длинной кости.

— Напоминает лестницу.

— Великолепно. Форма сердцевин очень варьируется. У некоторых видов она двойная, и даже множественная. Прекрасный пример тому — ламы. Очень определительная черта. У лам к тому же и сильный пигментационный механизм. Когда вижу такую комбинацию, всегда первым делом вспоминаю ламу.

Какая еще лама?

— У ваших образцов сердцевина однородная. Такая же как эта.

— Это значит — кот?

— Не обязательно. Домашний скот, коза, шиншилла, норка, ондатра, барсук, лиса, бобер, собака. Вообще-то многие виды имеют однородную сердцевину. У ондатры чешуйчатый узор, так что я исключил его.

— Чешуя? — Удивился Гальяно. — Как у рыб?

— Вообще-то, да. Кратко поясню вам классификацию. У домашнего скота полосатое распределение пигмента, так что я исключил скот. Не похоже на козу.

Казалось Минос рассказывал скорее сам себе, нежели нам, словно описывал вслух ход своих мыслей.

— Так же я исключил барсука из-за пигментации. Я исключил…

— Кого вы не смогли исключить? — вклинился в размышления Гальяно.

— Собаку, — по интонации стало понятно что Минос уязвлен таким минимальным интересом к шерсти млекопитающих.

— О боже, — выдохнул Гальяно. — И как часто шерсть собак оказывается на одежде?

— О, очень, очень часто. — Минос не заметил сарказма детектива. — Поэтому я два раза проверил.

Он подошел к столу, вытащил из стойки для бумаг папку.

— Сперва я исключил всех кроме собак и котов, провел замеры и составил, то что я называю «процентный анализ сердцевин».

Он вынул из папки лист и положил рядом со мной на стол.

— Так как шерсть собак и котов частый гость на местах преступления, я провел дополнительный анализ на различия между ними. Я проверил сотни образцов и составил базу данных.

Он перевернул страницу и указал на лист поделенный на две половины диагональной чертой. Линия разделяла джину треугольников сверху и столько же кружков в нижней части. Нарисованные вручную символы пересекали этот метрический Рубикон.

— Я рассчитал процент, разделив ширину сердцевины на ширину волоса. В этой графе фигуры указывают процент, напротив — ширина волоса указанная в микронах. Как видите, с некоторыми исключениями кошачьи данные находятся в верхней части, в то время как собачьи внизу.

— Это означает что у кошачьей шерсти сердцевина волоса шире.

— Да.

Он благосклонно взглянул на меня, ни дать ни взять, учитель довольный своим учеником. Затем он указал на линию треугольников выше линии.

— Вот эти числа показывают данные случайно выбранных волос из «Параисо». Каждый из них упал с кота.

Минос нырнул снова в папку и достал оттуда еще несколько цветных копий.

— Вот вы, детектив, спрашивали про чешую. Чтобы хорошенько рассмотреть структуру поверхности волоса, я поместил образцы из «Параисо» в электронный микроскоп.

Минос вручил мне листок пять на восемь. Гальяно склонился над моим плечом.

— Вот это луковица волоса из «Параисо» увеличенная в четыреста раз. Посмотрите на поверхность.

— Похоже на пол в ванной, — сказал Гальяно.

Минос протянул другую фотографию.

— Вот увеличение.

— Как цветочный лепесток.

— Прекрасно, детектив. — В этот раз уже Гальяно получил свою порцию улыбок. — То что вы так красочно описали, мы называем чешуйчатой прогрессией. В данном случае узор складывается сначала из, так называемой, неправильной мозаики и переходит к тому, что мы называем лепестковой мозаикой.

Минос происходит из группы так называемых лабораторных монстров. Но парень действительно знает все о волосах.

Фото номер три. Чешуйки теперь выглядят более ячеистыми, их края более щербатые.

— Это кончик волоса. Его чешуйки мы называем правильной мозаикой. Края выглядят более рваными.

— И как это относится к собакам и кошкам? — снова не выдержал Гальяно.

— У собак больше вариантов чешуек. А у котов, по-моему, они уникальны.

— Итак, шерсть с джинсов кошачья, — заявил Гальяно и выпрямился.

— Да.

— А кошка одна и та же?

— Нет ничего что говорило бы об обратном.

— А что с образцом Спектеров?

Минос снова обратился к своей папке.

— Это образец номер четыре. — Он улыбнулся. — Кошка.

— Итак, все указывает на кошачьих. — Я некоторое время поразмышляла. — А образец из отеля соответствует остальным трем?

— А вот это уже интересно.

Минос достал отсканированный текст.

— У образца номер два средняя длина волоса длиннее чем все остальные. — Он поднял на нас глаза. — Более пяти сантиметров. — Снова принялся читать. — К тому же шерсть более подходила к мелким видам. — Опять посмотрел на нас. В противоположность к крупным. — Снова глаза в текст. — И структура поверхности указывает на смешение частиц с гладким краем правильной мозаики и таких же частиц чешуйчатой конструкции.

На этом он закрыл папку, но не стал ничего пояснять.

— И что это значит, сеньор Минос? — спросила я его вежливо.

— Образец два — от другого кота. Думаю, и это только моя догадка, ее нет в отчете, что этот кот номер два персидской породы.

— А остальные образцы не от персов?

— Нет. Стандартные короткошерстные.

— Но образец из отеля совпадает с двумя другими образцами.

— Да, совпадает.

— И откуда второй образец?

Минос еще раз заглянул в папку.

— Эдуардо.

— Должно быть это их Батеркап.

— Он перс? — одновременно спросили мы с Миносом.

Гальяно кивнул.

— Значит это не шерсть Батеркапа была в отеле, — сказала я.

— В отеле была найдена шерсть не персидского кота, — поправил меня Минос.

— Это исключает Батеркапа. А что насчет котов Джерарди и Спектера?

— Определенно они кандидаты на рассмотрение.

Я внезапно ощутила прилив оптимизма.

— Как и еще миллионы короткошерстных в Гватемала-Сити, — добавил он.

Мой оптимизм ухнул вниз как сорвавшийся лифт.

— Вы разве не можете определить совпадает ли один из образцов с шерстью на джинсах? — Воскликнул Гальяно.

— У обоих одинаковые параметры. Индивидуальность не возможно установить основываясь на морфологии волоса.

— А как же ДНК? — вставила я.

— Это возможно.

Минос бросил папку на стол, снял очки и принялся протирать их краем своего лабораторного халата.

— Но не здесь.

— Почему?

— Здесь анализ человеческих образцов занимает полгода. Вы справите следующий день рождения пока дождетесь результатов кошачьего ДНК.

Я обдумывала услышанное, как зазвонил телефон Гальяно.

Его лицо мрачнело, пока он слушал.

— ¡Ay, Dios mio! Dónde?[32]

Он помолчал целую минуту, потом его глаза встретились с моими. Когда он снова заговорил то перешел на английский.

— Почему мне не позвонили раньше?

Длинная пауза.

— Ксикей там?

Еще пауза.

— Мы едем.

Загрузка...