Могильные секреты

Глава 26

— Это Антонио Диаз.

И хоть розовых очков на нем не было, сомнений не оставалось.

— И он..?

— Прокурор дьявола.

— Тот парень что конфисковал скелет Патрисии Эдуардо?

— Да.

Райан потянулся за журналом и я его отдала.

— Диаз служил в армии.

— Очевидно.

— Вместе с Бастосом.

— Это ценное фото.

— Это тот парень, которого Нордстерн обвинил в заварушке в Чупан-Йа?

— Ты слышала пленку.

— Кто такой Алехандро Бастос?

— Без понятия, — и Райан встал.

— Ну-ка, сядь.

Он послушно сел на место.

— Диаз служил вместе с этим Бастосом. И что это, черт возьми, значит?

Мне самой было интересно. Снова Чупан-Йа? Простое совпадение, что Диаз служил в армии, а теперь он судья? Это беспокоило Нордстерна? Ничего в этом необычного. Гальяно об этом как раз говорил при нашей встрече в «Кукумаце». Судебная система в Гватемале основана на убийствах и пытках. Это всем известно, и ни для кого уже не новость. Есть ли какая-то связь с «Параисо»? Ни одного ответа в голову не приходило.

— Может и ничего, — не очень веря себе, ответила я.

— А может кое-что.

— Наверное у Диаза была причина, почему я не должна заниматься делом Эдуардо.

— Например?

— Может он решил что в отстойнике еще кто-то есть.

— Кто?

— Кто-то из Чупан-Йа.

— Беременная девочка?

Тут меня зацепило.

— Может Диаз хотел меня не подпускать к расследованию в Чупан-Йа…

— Зачем?

— Может он боялся ворошить свое прошлое. — Это были просто мысли вслух. — Может он боялся что это будет стоить ему должности.

— А разве дело в «Параисо» так не подействовало?

— Что?

— Отвлекло тебя от работы с Матео и остальной командой? И чем больше ты втягиваешься в расследование по «Параисо», тем дальше ты от Чупан-Йа. Если бы он хотел этого, он бы не препятствовал тебе.

Вдруг меня осенила жуткая мысль.

— Боже!

— Что такое?

— Может за нападением на Молли и Карлоса стоит Диаз?

— Давай-ка не торопиться, пока нет фактов. Ты что-нибудь знаешь про этого персонажа, Бастоса?

Я отрицательно покачала головой.

— Зачем Нордстерн обвел фото Диаза?

— Ты задаешь правильные вопросы, Райан.

— О чем?

Мы оба обернулись. В дверях стоял Гальяно.

— Кто этот Алехандро Бастос?

— Военный полковник. Стал министром чего-то там при Риосе Монте. Умер пару лет назад.

— Бастос участвовал в резне?

— По самые уши в крови. Эта сволочь был прекрасным примером того, почему амнистия была паршивой идеей.

Райан вручил Гальяно журнал с фотографией.

— Сукин сын, — выругался он по-испански. Поднял глаза. — С Диазом. Вот чертов выродок.

В окно билась муха. В каком-то отупении я следила за ней. Никуда я так и не продвинулась.

— Что там со Спектерами? — поинтересовался Гальяно.

— Оказалось что у посла непробиваемое алиби на неделю, когда исчезла Патрисия.

— Они с Доминик были в женском монастыре, возобновляя свои клятвы. — Это был Райан.

— Конференция по международной торговле в Брюсселе. Спектер давал ежедневные презентации, посещал ночные коктейль-пати.

— Аида Пера сказала бы что это так изящно, — вспомнил Райан.

— Это не ее вина.

Оба мужчины уставились на меня, как будто я сказала что Ева Браун была не такой уж плохой женщиной.

— Спектер явно заправский бабник. Пера еще совсем ребенок.

— Ей восемнадцать.

— Именно.

На несколько секунд было слышно только жужжание мухи.

— Патрисия должна была как-то контактировать с жилищем Спектеров, потому что на ее джинсах шерсть кота, — решила я сменить тему.

— Может шерсть попала на джинсы, когда Спектер пытался в них залезть, — ухмыльнулся Райан.

— Эдуардо пропала двадцать девятого октября. И не факт что в этот же день умерла, — вставил Гальяно.

— Ты нашел доктора Цукерман?

— Мария Цукерман закончила Нью-Йоркский университет, где получила медицинскую степень. Работает в гинекологии больницы Джона Хопкинса. Провела несколько лет в Мельбурне, Австралия, в каком-то институте репродуктивной биологии.

— Значит, она ни при чем.

— Хороший доктор в штате в Медицинском Центре. Была прямой начальницей Патрисии Эдуардо в течение двух лет. Я поговорил с несколькими коллегами Эдуардо. Каждый знал о стычке Эдуардо с Цукерман, но никто не знал причины. А вот интересная заметка. Кажется, что я уже разговаривал с доктором Цукерман.

Упс!

— Цукерман управляет женской клиникой в Зоне Один! — сказала я.

— Она самая. Ей понравится этот мой визит еще меньше чем первый.

— Я хотела бы тоже пойти.

— Автобус уезжает в 08:00.

Бедный Матео. Мне снова придется звонить ему.

— Вот еще заметочка. Один коллега считает, что Патрисия видела кого-то за спиной своего друга. Пожилого человека.

Когда я оглядываюсь назад, то вспоминаю эту встречу как начало спирали. С тех пор детали разрастались, информация распространялась, и наше восприятие формировалось и менялось как стеклышки в калейдоскопе.

Мы с Райаном провели еще несколько часов, просматривая и прослушивая записи Нордстерна. Потом мы смотались домой, перекусили и разошлись по комнатам. Он не подкатывал, и мне это было безразлично.

Я отвлеклась на отчет Гальано. Думала, что от его рассказа про Марию Цукерман с мной случился такой же упс как и дома у Эдуардо, но здесь было еще что-то тревожное.

Что? Что-то, что я видела? Что-то, что я услышала? Чувство походило на неопределенный зуд, который я не могла почесать.

Райан позвонил в девять пятнадцать.

— Что делаешь?

— Читаю аннотацию на антацид.

— Ты и правда ходишь по краю.

— А что ты думал, я буду делать?

— Спасибо за помощь сегодня.

— С удовольствием.

— К разговору о твоем удовольствии…

— Райан!

— Ладно, но я вернусь к этому, когда мы вернемся на великий белый Север.

— Как?

— Я приглашу тебя на «Кошек».

Мой зуд внезапно обострился.

— Мне пора идти.

— Что? Что я такого сказал?

— Завтра позвоню.

Я отключилась и набрала номер Гальано. Его не было.

Черт!

Я схватила телефонную книгу.

Да! И я набрала другой номер.

Сеньора Эдуардо ответила сразу же.

Я принесла извинения за столь поздний звонок. Она не приняла извинений.

— Сеньора Эдуардо, когда вы прогнали Лютика, вы сказали ему присоединяться к другим. Вы имели в виду других кошек?

— К сожалению, да. Два года назад котята появились в конюшне, где моя дочь держала на своих лошадей. Патрисия оставила двух, а для остальных нашла хозяев. Она хотела принести котят сюда, но я сказала, что и Лютика достаточно. Они родились в конюшне, они могли там и оставаться. Все было хорошо, пока Патрисия не прекратила этим заниматься.

Она сделала паузу. Я могла представить как она закатывает глаза.

— Приблизительно три недели назад владелец конюшни позвонил и настоял, чтобы я забрала этих кошек или он их утопит. Лютику это совсем не нравится, но они здесь.

— Вы знаете у кого другие котята?

— Где-то по соседству, я думаю. Патрисия обклеила весь район объявлениями. Было что-то около дюжины звонков.

Я прокашлялась.

— А кошки короткошерстные?

— Обычные дворовые кошки.

Телефон Доминик Спектер прозвонил четыре раза, и только тогда мужской голос предложил оставить сообщение на французском и английском языке. Я оставила свое.

Когда я чистила зубы ниткой мой сотовый зазвонил. Это была госпожа Спектер.

Я спросила о Шанталь.

Прекрасно.

Я спросила о погоде в Монреале.

Тепло.

Очевидно, она была не в болтливом настроении.

— У меня всего один вопрос, госпожа Спектер.

— Oui?[57]

— Откуда у вас Маршмеллоу?

— Mon Dieux.[58] Я должна подумать.

Я ждала.

— Шанталь увидела объявление в аптеке. Мы позвонили. Котята там все еще были, так что мы поехали и выбрали.

— Куда поехали?

— В какую-то конюшню. Там где держат лошадей.

— Около Гватемала-Сити?

— Да. Я не помню точное местоположение.

Я поблагодарила ее и повесила трубку.

Будет ли когда-нибудь конец всем тем ошибкам что я совершаю в этом деле? Какой я была идиоткой! Я все расскажу Райану, самой мне не справится.

В отстойнике «Параисо» на скелете была не шерсть Маршмеллоу. Это была шерсть его братика из того же помета. Животное с идентичной митохондриальной ДНК. Просто кошки из конюшни оставили свою шерсть на ее джинсах.

Андре Спектер не был убийцей. Просто похотливый мерзавец, который обманывал свою семью и легковерных девушек.

Я заснула с миллионом вопросов в голове.

Кто убил Патрисию Эдуардо?

Почему Диаз не хотел, чтобы я опознала труп?

Из-за чего Патрисия Эдуардо и доктор Цукерман ругались?

Сколько людей были ответственны за Чупан-Йа?

Кто стрелял в Молли и Карлоса?

Что Олли Нордстерн обнаружил? За что его убили?

Почему мы не смогли обнаружить этого?

К чему этот интерес к исследованию стволовых клеток?

Одни вопросы, и никаких ответов.

Спала я плохо.

Гальяно приехал ровно в восемь тридцать. К тому времени я выпила три чашки кофе и достаточно наговорилась по телефону, пока устраивала два места на стадионе «Ши». Он привез мне четвертую чашку.

Я коротко передала ему свой разговор с сеньорой Эдуардо и госпожой Спектер. Гальяно не выказал удивления. Хотя я, наверное, просто не увидела его за очками Дарта Вейдера.

— Один из его сотрудников был довольно откровенным, — сказал Гальяно. — Похоже на то, что Спектер бабник, но безопасный.

— Что произошло вчера вечером?

— Пера, должно быть, предупредила его. Он не показался.

В пятницу утром в клинике царила суета. По крайней мере дюжина женщин сидела на стульях, расставленных в приемной. Некоторые держали младенцев. Большинство были беременны. Другие были там, как раз чтобы избежать такого состояния.

Четыре малыша возились с игрушками на полу. Два ребенка постарше что-то разукрашивали мелками из коробки лежащей между ними на детском столике. Одна стена являла собой в изобилии различные отметки тысяч их предшественников: следы ног, ошметки какой-то еды, детское граффити, полукруглые борозды от игрушечных грузовичков.

Гальяно подошел к регистратору и спросил где кабинет доктора Цукерман. Молодая женщина взглянула на него, блеснув очками. Ее глаза расширились, когда она видела значок.

— Un momento, por favor.[59]

Она быстро прошла в коридор справа от своего стола. Время шло. Женщины уставились на нас серьезными глазами. Дети рисовали, усиленно стараясь не выходить за линии.

Пять минут спустя регистраторша вернулась.

— Извините. Доктор Цукерман не может вас принять, — и она нервно махнула рукой на бригаду мамочек. — Как видите, сегодня у нас много пациентов.

Гальяно смотрел прямо ей в очки.

— Или доктор Цукерман выйдет сюда, сейчас, или мы идем туда.

— Вы не можете войти в смотровую! — Это был почти вопль.

Гальяно развернул пластинку жевачки и положил ее в рот, не разрывая зрительного контакта.

Регистраторша глубоко вздохнула, взмахнула руками и пошла обратно.

Какой-то младенец заплакал. Мамочка подняла свою кофточку и сунула малышу сосок. Гальяно кивнул и улыбнулся. Мамочка развернула плечо, прикрываясь.

Дверь отлетела в сторону. В приемную ворвалась, как маленький поезд, доктор Цукерман. Это была толстая женщина с очень короткими невыразительно белого цвета волосами. Дома. При плохом освещении. С ножницами.

— Что, черт возьми, вы делаете?

Английский с акцентом. Думаю с австралийским.

Регистраторша спряталась за своим столом, завалившись на него грудью.

— Вы не можете приходить сюда, и травмировать моих пациентов…

— Мы будем травмировать их дальше, или вы предпочли бы побеседовать где-нибудь в приватном порядке? — Гальяно одарил доктора холодной улыбкой.

— Вы отказываетесь понимать, сэр. У меня нет на вас времени сегодня утром.

Гальяно достал из-под пиджака наручники и покачал ими перед ней.

Цукерман остолбенела.

Гальяно еще раз бряцнул.

— Это нелепо.

Цукерман развернулась и промаршировала в коридор. Мы последовали за ней мимо нескольких смотровых кабинетов. В парочке из них я заметила женщин, укрытых простынями и с задранными ногами. Не завидовала я этим женщинам.

Цукерман провела нас мимо кабинета с табличкой с ее именем, в комнату со стульями и телевизором. Я подумала, что здесь, наверное, смотрят учебное видео. «Советы для исследования вашей груди». «Успех ритмического метода». «Купание новорожденного».

Гальяно не стал тянуть.

— Вы были начальницей Патрисии Эдуардо в Медицинском Центре.

— Да.

— По какой причине вы не упомянули это, когда мы говорили?

— Вы спрашивали о пациентах.

— Позвольте-ка мне разобраться, доктор. Я спрашивал о трех женщинах. Одна из тех трех женщин находилась под вашим руководством в другом заведении и вы не сказали об этом?

— Это распространенное имя. Я была занята. Не уловила связи.

— Ясно. — Его тон показал, что это вовсе не так. — Хорошо. Давайте поговорим о ней теперь.

— Патрисия Эдуардо была одной из многих девочек под моим началом. Я ничего не знаю об их жизни вне больницы.

— Вы никогда не спрашиваете об их частной жизни?

— Это было бы неподходящим.

— Ага. Незадолго до ее исчезновения люди видели как вы с Патрисией ругались.

— Девочки не всегда соответствуют моим ожиданиям.

— Так и случилось с Патрисией?

Она поколебалась.

— Нет.

— О чем же вы ругались?

— Ругались! — Она выдохнула сквозь сжатые губы. — Я бы не сказала что мы ругались. Мисс Эдуардо не согласилась с советом, который я дала ей.

— Совет?

— Медицинский совет.

— Как незаинтересованный начальник?

— Как врач.

— То есть, Патрисия была пациенткой.

Цукерман поняла свою ошибку сразу же.

— Однажды она, возможно, посетила эту клинику.

— Зачем?

— Я не могу помнить жалобы каждой женщины, которая приходит ко мне на консультацию.

— Патрисия не была каждой женщиной. Она была кем-то, с кем вы работали каждый день.

Цукерман не ответила.

— И она не была записана.

— Такое случается.

— Расскажите о ней.

— Вы же знаете, я не могу.

— Врачебная тайна.

— Да.

— Это расследование убийства. На хер врачебную этику!

Цукерман напряглась, и родинка на ее щеке, казалось, выросла в объеме.

— Мы сделаем это здесь, или в штабе. — Заверил ее Гальяно.

Цукерман указала на меня.

— Эта женщина не официальное лицо.

— Вы абсолютно правы, — сказала я. — Вы не должны ставить под угрозу свою присягу. Я подожду в коридоре.

И прежде, чем кто-то мог возразить, я покинула комнату.

Коридор был пуст. Тихо выйдя, я поспешила к кабинету Цукерман, прокралась внутрь и прикрыла за собой дверь.

Утренние солнечные лучи попадающие через полуоткрытые жалюзи, бросали прямые линии на стол и располосовали своим светом маленькие стеклянные часы. Они тикали мягко и быстро, как сердечко колибри, и это был единственный звук, в стоящей вокруг тишине.

Две стены были заняты книжными полками. Ящики для документов стояли у третьей. Все по-бюджетному — в серых тонах.

Я быстренько пробежалась по заголовкам. Стандартные медицинские издания: «JAMA»[60]. «Репродуктивность». Стандартные медицинские тексты. Несколько штук по цитобиологии. Больше — по репродуктивной физиологии и эмбриологии.

В дальнем углу была открыта дверь. Ванная?

Я задержала дыхание и прислушалась.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я поспешно повернула ручку.

Увидела я там вовсе не то, что ожидала.

В комнате стояли два длинных стола, уставленные микроскопами, пробирками и чашками Петри. Стеклянные шкафчики тоже содержали разного рода бутылочки и пробирки. Банки с эмбрионами и зародышами стояли в ряд на полках, на каждой был указан возраст плода.

Молодой человек как раз помещал контейнер в один из трех холодильников, стоящих у дальней стены. Я прочла надпись: «Эмбриональная бычья сыворотка».

Услышав открывающуюся дверь, парень обернулся. На нем была надета зеленая футболка и камуфляжные штаны, заправленные в черные ботинки. Волосы приглажены и связаны в хвост. На золотой цепи вокруг шеи болтались буквы JS. Стильный коммандос.

Его глаза стрельнули мимо меня в кабинет доктора Цукерман.

— Доктор впустила вас сюда?

Прежде, чем я смогла ответить хлопнула входная дверь кабинета. Я повернулась, и наши глаза зацепились друг за друга.

— Вам сюда нельзя.

Ее лицо покраснело до самых корней ее некрасивых волос.

— Извините. Я заблудилась.

Цукерман обошла меня и закрыла дверь лаборатории.

— Уходите.

Ее губы были сжаты, и она шумно дышала через нос.

Спешно выходя из кабинета я услышала как открылась дверь в лабораторию и прозвучал ее сердитый голос. Имя. Я не стала задерживаться, чтобы подслушать. Мне срочно надо было найти Гальяно.

Хоть мы никогда и не встречались, но я знала имя это Стильного командос.