Мои бенгальские подруги

БЕНГАЛЬСКИЙ ИДЕАЛ КРАСОТЫ

Большую часть своего учебного года я прожила в местах, где европеец был редким явлением. Я настолько привыкла к индийским лицам и фигурам, что, встретив потом европейца, четко осознавала отличие его внешнего вида. Должна сказать, что оно было не в нашу пользу. Особенно европейские женщины вызывали во мне явное чувство неприязни.

Я прекрасно понимаю, что эта горькая правда касается и меня, но что поделать! Среди быстрых, грациозных бенгалок европейская женщина казалась мне огромной, дебелой, малоподвижной бронтозаврихой.

И в Индии можно увидеть некрасивые лица, точно так же как и среди нас — красавиц. Но средняя европейская женщина со средней бенгалкой, по моему мнению, и сравниться не может.

Существуют разные взгляды на женскую красоту. Знатоки утверждают, что главное в фигуре — ноги.

Так, известные скульптуры на индийских храмах дают нам представление о красавицах, у которых есть все, что так ценят наши вышеназванные ценители красоты: полные бока, осиная талия, пышная грудь, да еще классические позы с красивым изгибом бедер. Возможно, некоторым покажется, что у этих каменных девушек чересчур много физических прелестей: округлые бедра, мини-талии, препышные груди. Тут желаемое явно выдается за действительное, точно так же как в классической индийской поэзии, воспевающей любимых, тонкие талии которых не в состоянии удержать тяжесть бюста.

У бенгальских девушек, однако, насколько, конечно, я могу судить, все это в лучших пропорциях, чем у известных скульптур. То, что должно быть округлым, у них округло, но при этом они и миниатюрны, и стройны, и красивы.

Не знаю, откуда у них эта грация. Спортом они не занимаются, не говоря уже о гимнастике, на танцы не ходят, и редко кто из них обучается классическим индийским танцам. Наверное, это все благодаря сари или за счет того, что им приходится тысячу раз за день присесть и подняться, ведь в Индии сидят только на полу, а может быть, благодаря тому, что в Бенгалии женщины носили и носят тяжести не в руке, а на боку: кувшины, детей в возрасте до трех лет. В общежитии девушки мне рассказывали, что в сельской местности за водой на пруд ходят и те девушки, за которых это могла бы сделать служанка. Но они верят, что тяжелый кувшин с водой делает их бока более Округлыми и красивыми.

О ногах индийских женщин мы уже говорили — их скрывает сари.

Кое-кому в женщинах больше всего нравится походка. Некоторые европейские и американские актрисы действительно умеют двигаться удивительно женственно. Но что деланная походка в сравнении с естественной поступью простых бенгалок?! Конечно, это сари придает им очарование. Европейская женщина может до пят обмотаться самым тонким и нежным шелком и все равно будет выглядеть мастодонтом. Бенгалки же в своих сари порхают, словно бабочки. А вот большинство жительниц Праги в макси-юбках ходят на своих высоких каблуках походкой подвыпившего матроса.

Знатоки романтического направления ценят в женщине красоту глаз и волос. И здесь если бы мы соперничали с индианками, то проиграли бы по всем статьям.

Я не встречала индианки, у которой не было бы прекрасных, выразительных больших глаз. Конечно, и среди них есть свои различия, но только в том, что у некоторых глаза еще крупнее, прекраснее и выразительнее. Самые большие глаза у бенгалок-на народных рисунках. Они настолько велики, что даже не помещаются на лице и переходят на виски и дальше в пространство.

Поэтому бенгалки, чтобы приблизиться как можно больше к этому идеалу, проводят черную линию по нижнему веку, а внешние уголки глаз удлиняют так, чтобы придать глазам классическую, каплеобразную форму.

Такие черные глаза я видела у бенгальских детей. И не только в торжественный, но и в обычный день, на самых грязных улицах, причем у малышей обоего пола. Прекрасные черные глаза индийских детей вряд ли нуждаются в том, чтобы их чернить еще больше, но делается это не для красоты, как уверяли меня их родители, а потому, что черный цвет предохраняет детские глаза от солнца. Главное же — это якобы помогает от сглаза. Для этого ставится и точка из сажи на лбу. К тому же у большинства индийских ребятишек на уровне животика, на шее или на руке висят на шнурочке амулеты. По незнанию я все эти амулеты считала украшениями и про себя даже упрекала бенгальских матерей за то, что они прививают детям чувство тщеславия. Когда же я узнала об истинном назначении этих украшений, я взяла свои слова назад.

Однако вернемся к женской красоте. Волосы у индийских девушек достойны всяческого восхищения. Однажды в Шантиникетоне я сфотографировала девушек, которые в полдень после купания сушили волосы на солнце. Потом в Праге этот снимок получил самую высокую оценку из всех моих фотографий, которые я сделала в Индии, а ведь на других были зафиксированы архитектурные чудеса, тропическая флора и фауна. Но мои подруги, увидев девушек с волосами до пояса, стали завидовать и мечтать заполучить средство, которое помогло бы им отрастить такие длинные и пышные волосы.

Что касается меня, то я с малых лет полагала, что волосы у меня неплохие. Пожалуй, мои чешские подруги даже завидовали мне.

Но, взглянув на волосы шантиникетонских девушек, я почувствовала себя почти лысой. Чем был мой жалкий пучок светло-каштановых волос, достигающих плеч, в сравнении с черным-пречерным водопадом, лившимся с маленьких головок моих индийских подруг, у которых, после того как они заплетали косу толщиной в руку, она доходила почти до пояса!

В первые дни я, очарованная, ходила по манговой роще в центре Шантиникетопа (большая часть лекций читалась там) и издали наблюдала за студентками, сидящими на земле вокруг профессора. В красочных сари и с распущенными длинными волосами они казались феями, и я подумала, что со стороны может показаться, что здесь проходит общеиндийская конференция королев красоты, а эти кружки — рабочие секции, на которых решают насущные проблемы: как изящно сидеть со скрещенными ногами, выглядеть очаровательной (хотя мы слушали курс лекций по физике, которая нас совсем не интересовала) и добиться, чтобы волосы были как можно чернее, гуще и длиннее. Шантиникетонские девушки действительно знали эти секреты.

До поры до времени я не завидовала своим индийским подругам, а спокойно носила выгорающий на солнце коричневый пучок волос, причесывалась как умела и чувствовала себя неплохо.

Но однажды, когда выходила замуж наша студентка (свадьба состоялась в Шантиникетоне), пригласили всех девушек из общежития. Начались большие приготовления и хлопоты. Подключилась к ним и я. Девушкам хотелось сделать из меня такую же красавицу, как они сами. Они одолжили мне алое муршидабадское сари, на руки надели свои браслеты, накрасили и принялись за мои волосы.

В тот вечер в холле общежития было организовано несколько парикмахерских салонов. Студентки, самые способные в этой, области, взялись за расчески и с помощью золотых, серебряных или из слоновой кости гребней создавали на головах подруг такие прически, что у меня дух захватывало от восторга. Конечно, из такой копны волос можно создать истинные произведения искусства, причем без начесывания, без шиньонов и прочих ухищрений. Иначе обстояло дело со мной. Я сидела с несчастным видом и слушала, как девушки, стоя надо мной, советуются, что же им предпринять с моими волосами. Они пытались сделать узел и так и сяк, но результат в сравнении с остальными прическами был плачевным. Девушки упорно и терпеливо трудились, но в конце концов сдались, посоветовав мне сделать ту прическу, которую я обычно ношу. При этом они меня заверили, что именно эта прическа больше всего мне идет.

Тогда-то во мне и проснулось чувство неполноценности. Девушки это чувство усиливали еще тем, что жалели меня, но старались не показывать этого. Они расспрашивали, у всех ли чешских женщин такие волосы, а поскольку я не хотела наговаривать на соотечественниц, а также потому, что после нескольких месяцев, проведенных среди бенгалок, не была уверена, права ли, считая свои волосы не такими уж плохими, утаила, что у остальных чешек волосы еще хуже. Я выкручивалась, уверяя, что никто в этом не виноват. Девушки утешали меня:

— Ты права, никто не виноват, зато ты такая беленькая!

Я решила: нужно что-то предпринять для усиленного роста волос. И тут девушки стали давать мне массу советов. Самый частый из них был следующим: смазывай волосы маслом!

Оказывается, волосы индийцев вблизи и на ощупь далеко не так восхитительны, как издали. Индианки моют голову каждый день, но перед этим всегда смазывают волосы маслом. В бенгальских сказках часто встречается предложение, выражающее крайнюю роскошь: «Нарядилась и смазала свои волосы так щедро, что масло с них капало».

Шампунем в Бенгалии пользуются только женщины из европеизированных кругов. Печать изобилует рекламами разнообразнейших шампуней, но реклам различных масел для волос, пожалуй, не меньше: миндального, орехового, розового, сандалового с естественным запахом и ароматизированного. Самым лучшим считается кокосовое. По бенгальские крестьянки предпочитают масло из горчичных семян. Оно намного дешевле и всегда под рукой, поскольку на горчичном масле жарят. У тех, кто это масло употребляет в косметических целях, волосы хотя и густые, но зато слепленные, да и пахнут не очень-то приятно.

Я предполагала, что в тропическом климате масло, безусловно, препятствует чрезмерному иссушению волос, но одна мысль, что мои несчастные волосы будут к тому же еще и жирными, приводила меня в ужас. Кроме того, было ясно, что этим недолговременным умасливанием я никак не создам пышности на голове. Однако, чтобы проявить добрую волю, пойти навстречу и опровергнуть представление о всесилии этого средства, я позволила однажды Радхе вылить мне на голову немного кокосового масла. Радха явно не пожалела масла, и потому случилось то, чего я опасалась. Волос стало ровно наполовину меньше, и они превратились в дюжину змеек, которые жалко сползали с моей головы вниз. На меня смотреть было страшно. Это подтвердила и Радха.

Чтобы не усугублять свою душевную муку, я предприняла нечто совершенно противоположное: уговорила Радху, чтобы она, в свою очередь, вымыла голову шампунем. Нужно сказать, что у этой девушки были самые прекрасные волосы во всем общежитии. Жительницы Южной Индии славятся своими чудесными волосами, и бенгалки завидуют им не меньше, чем я. Это меня несколько утешало.

И здесь произошло то, что я и предполагала. Вымытая и высушенная, Радха исчезла в черном облаке, закрывшем ее с головы до пят.

Девушки Северной Индии советовали мне втирать в волосы хну. Мусульманки, мол, у них так поступают. А мужчины якобы натирают и усы.

О хне я слышала еще в Чехословакии. Я знала, что это «естественное, совершенно безвредное средство для укрепления корней волос», которое придает волосам красноватый оттенок. Но в Шантиникетоне хны я не нашла. Бенгальцы даже и не знали как следует, что это такое.

Я долго раздумывала, чем объясняется то, что волосы у индийцев растут столь быстро и пышно. Ведь девушки питались довольно плохо (я знала это по собственному опыту), на свежем воздухе бывали мало, к тому же сильное потение не очень способствует росту волос. Что касается нас, тут явно влияние того небезызвестного комплекса факторов, который называется цивилизацией. Давным-давно я читала, что именно волосы могут служить индикатором загрязненной среды. Индийский воздух и раскален, и полон песочной пыли, но мало загрязнен.

После того как мои подруги по общежитию пришли к выводу, что с моими волосами ничего не поделаешь, они согласились — для волос европейца годятся лишь европейские средства. И девушки принялись вырезать из всех газет рекламные объявления о всевозможных чудодейственных средствах для волос. Вскоре этих вырезок у меня собралась целая кипа (но разве в Шантиникетоне найдешь эликсиры?), и я решила махнуть рукой на свои волосы. Я совсем перестала заботиться о них. Но вот чудо: сразу после моего возвращения в Прагу мои приятельницы заметили, что волосы у меня стали и гуще, и длиннее. Интересно, что этому способствовало? Может, витамины, которые я в изобилии поглощала вместе с бенгальскими фруктами, или минимальное загрязнение шантиникетонской среды?

В одном я все-таки опережала шантиникетонских девушек: я была белее любой из них. Мне лично никогда бы и в голову не пришло считать это каким-то преимуществом. Но с индийским взглядом на цвет кожи я практически столкнулась еще в университете в Праге.

В тот раз в Прагу приехала группа индийских студентов, и мы, изучающие бенгальский язык, общались с ними. Экзаменационная сессия была в разгаре, студенты все дни проводили за учебниками. Мы с моей приятельницей избрали местом своих занятий пляж на берегу реки, так что могли заботиться не только о своем духовном образовании, но и о теле. Мы прекрасно загорели. Третья наша приятельница занималась в университетской библиотеке, ведь там никто не мешал. Конечно, в библиотеке она успела сделать больше, чем мы на пляже, но зато и выглядела словно мучной червь. Ожидая встречи с индийскими студентами, мы заранее предвкушали, какое впечатление произведем на них своим бронзовым загаром, уверенные, что наша университетская «затворница» не будет иметь никакого успеха.

Оказалось все иначе. Наша бледная коллега стала настоящим центром внимания, в то время как с нами лишь вежливо беседовали. Потом, когда индийцы вернулись на родину, они написали письмо одному нашему студенту с просьбой передать привет «этой красивой белой девушке».

В Бенгалии я на каждом шагу сталкивалась с мечтой о белой коже. Однажды в Калькутте, в одной семье (отец — офицер торгового флота, мать — библиотекарь), бабушка, проявляя заботу о внучке, отозвала меня в сторону и с интересом спросила:

— Скажите, пожалуйста, что вы делаете, чтобы была такая красивая белая кожа?

Я заверила ее, смеясь, что ничего, наоборот, мы делаем все для того, чтобы не быть белокожими. Мы пытаемся держать детей с самого раннего возраста как можно больше на солнце, а во время отпусков загораем и для того, чтобы загар был сильнее, употребляем специальный крем.

Бабушка решила, что я подшучиваю над ней, и стала причитать:

— Ты только посмотри на внучку, папа у нее светлый, мама тоже, а она темная, как ночь. Еще скажут, что я о ней плохо забочусь.

Я постаралась исправить положение и стала рассуждать в бенгальском стиле:

— Ничего, вырастет. К свадьбе будет белая, как мама.

— В том-то и дело, — сказала бабушка примирение. — Но как ее выдать замуж, если она такая черная?

На бенгальском «свадебном рынке» у темной девушки намного меньше шансов, чем у светлой и более некрасивой подруги.

Эта «белокожемания» отнюдь не наследие колониальной эпохи и не выражает стремления приблизиться к англичанам (метисов в Индии не очень-то любят).

Речь идет об эпохе трехтысячелетней давности, когда в Северную Индию начали проникать новые, светлокожие жители — арьи, наши индоевропейские родственники. Они не хотели смешиваться с местным, темнокожим населением. Для охраны своего привилегированного положения они придумали касты (слово «варка» — древний индийский термин для обозначения сословия — имеет и другое значение — «цвет»), Арьи разделили этими кастами свое собственное общество на воинов, священнослужителей, ремесленников и торговцев; неарьев из кастовой системы Индии полностью исключили.

Насколько удалось им сохранить свою привилегированную кровь не. смешанной, можно судить, взглянув именно на современных бенгальцев, населяющих самую восточную часть областей индоарийского расселения. Их кожа отличается самыми разными оттенками, носы часто бывают широкими, приплюснутыми, далеко отходящими от благородной прямой линии.

Мечта же о светлой коже сохранилась до сегодняшних дней и является альфой и омегой бенгальского кодекса красоты.

Студентки из Шантиникетона, которым предстояли свадебные хлопоты, полностью оказывались во власти «белокожемании». Как только весной солнце вступало в свои права, концы сари мгновенно покрывали голову и скрывали лица тем глубже, чем жарче палило солнце. Девушки, которые и зимой не очень-то любили длительные прогулки, теперь ограничивали свое пребывание на свежем воздухе лишь хождением в столовую и на лекции. И только когда солнце садилось, они были готовы немного подышать свежим воздухом, но вечерних прогулок опасались из страха перед змеями, злыми людьми и сплетнями.

Я же всю зиму тайно поднималась на плоскую крышу, снимала с себя бенгальское облачение и, оставшись в бикини, загорала — уж если оказалась на юге, то не стоит упускать возможности как следует загореть. Когда я попыталась рассказать своим самым близким приятельницам о времяпрепровождении на крыше, то мне пришлось прибегнуть к английскому, так как в Индии понятие «загорать» так необычно, что для него даже нет слова в бенгальском языке.

В то время, когда шантиникетонские девушки всячески избегали пребывания на солнце, я беззаботно разъезжала на велосипеде по Бенгалии и фотографировала простолюдинов, у которых для защиты кожи от солнца нет ни возможности, ни времени.

Однако мое отношение к цвету кожи было по заслугам осуждено. В конце весны я была в гостях у матери известного бенгальского поэта. Увидев меня, она сказала:

— Девочка моя, ты как-то потемнела с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Будь осторожна.

Когда же я попыталась ей объяснить, что загорала специально, она категорическим тоном заявила:

— Пожалуйста, не говори мне ничего подобного! Мой свекор выбрал меня из ста сорока девушек только потому, что я белая.

Чтобы придать своей коже как можно более светлый оттенок, бенгальские женщины пудрятся. Но если европейские женщины пользуются пудрой более темного оттенка, чем цвет их кожи, то бенгалки, невзирая на цвет своей кожи, пудрятся всегда только белой пудрой. Издали их кожа действительно кажется несколько светлее, но только издали.

Описывая бенгалок, я невольно вспомнила наших пражских женщин, на расстоянии кажущихся загорелыми красавицами, но вблизи кожа их оказывается не столько загорелой, сколько сгоревшей, красно-коричневой, морщинистой, причем более морщинистой, чем это соответствует их возрасту. Видимо, завсегдатайки модных курортов и всевозможных купален не сознают, что огненный оттенок, приобретенный ценой раздражения кожи, не молодит их, а старит.

Тем не менее мы предпринимаем все усилия, чтобы быть бронзово-загорелыми. Многие из нас готовы буквально страдать весь свой отпуск на солнце, совершенно безразличные к тому, где они загорают — дома, у пруда или за границей у моря, лишь бы коллеги с завистью потом сказали:

— Ну и черная же ты!

Какое же психологическое различие между «белокожеманией» бенгалок и нашей «темнокожеманией»!

Что касается косметики, то я уже говорила, как бенгалки чернят себе веки, пользуются карандашами для бровей и разными европейскими методами, завезенными в Индию. Хотелось бы рассказать о местном способе чернения век. Обычно для этой цели женщина покупает на рынке металлический инструмент в форме ложки, конец которой заострен, как липовый листок. Дома зажигают масляную лампочку, имеющуюся в любом бенгальском хозяйстве (ее используют для домашних богослужений). Эту ложечку держат над пламенем вверх дном, чтобы на ней осела сажа. Как только образуется черный слой, в ложку капают несколько капель масла и растирают — образуется вязкая кашица. Вот и готово косметическое средство, обладающее целым рядом преимуществ: оно дешево, доступно каждому, надежно, безвредно, и к тому же классическое.

Наносят его следующим образом. Указательный палец смазывают этой кашицей, большим пальцем опускают нижнее веко, и указательным проводят по верхнему краю века. Индийские женщины спокойно могут накрасить глаза и без зеркала, причем более совершенно, чем мы со всей нашей современной техникой. На их стороне столетняя практика, не прерываемая, как у нас, чередованием моды.

Чтобы об ложечку не испачкались все остальные члены семьи, она снабжена крышечкой такой же формы, но выпуклой стороной кверху. В случае необходимости крышечку отодвигают, а после окончания процедуры возвращают на место.

Бенгалки очень редко красят губы, это за них делает бетель. Губная помада — изобретение европейцев. В настоящее время губная помада широко используется в Бенгалии, но с иной целью. Ею наносится тика. Я была даже несколько разочарована, поскольку полагала, что это делается только традиционным способом. Более того, где-то в глубине моей памяти хранилась информация, почерпнутая из описаний Индии, о том, что богатые индианки ходят со вживленным в кожу алмазом. Я не только не встретила никого с драгоценным камнем во лбу, но и, расспрашивая об этом, обнаружила, что меня даже не понимали.

Нарисованное на лбу пятнышко — тика — очень распространено. Я специально говорю «пятнышко», а не «точка», понимая под словом «точка» нечто круглое, в то время как это украшение индийской женщины может быть разной формы: овальное, вытянутое, почти как линия, каплеобразное, точечное, дискообразное. Это связано не только с модой, но и с тем, какая форма больше подходит к лицу. Те же критерии предъявляются и к цвету пятнышка — я видела и красные, и черные, и зеленые, и золотисто-фиолетовые, и золотые.

В книге, написанной европейским миссионером в начале прошлого века, я прочитала, что в Индии лоб без нанесенной отметки — признак чего-то ненормального: траура, поста или же того, что обладатель голого лба еще не прошел ритуального очищения. Мой опыт подтвердил правоту старой книги. Под тем или иным предлогом все уговаривали меня поставить пятнышко. Я не имела ничего против и даже сама потихоньку подбирала и форму и цвет, подходящий моему липу. Но тут возникла проблема: надо было заботиться о том, чтобы ненароком не вытереть пот со лба (а мне в индийской жаре хотелось делать это ежеминутно), иначе все украшение превращалось в смешные разводы. Поскольку пятнышко было самым легким по технике исполнения украшением, я изредка ставила его.

Чтобы сделать мне приятное, девушки иногда приносили мне в подарок маленькие коробочки с порошками самых разных цветов. В своей европейской трезвости я хотя и не решалась украсить свой лоб ярко-зеленой, серебряной или ало-фиолетовой точкой, тем не менее мне хотелось обладать хотя бы маленькой частицей восточного салона красоты.

Да и сами коробочки казались поэтичными. Среди них была одна из нержавеющей стали, малюсенькая, как челночок (в ней хранился пурпурный порошок). Коробочки были настоящими произведениями искусства, хотя я приобрела их на скромные студенческие деньги. Они стоили всего несколько пайс. На некоторых из них нанесены рисунки, например изображение богини счастья Лакшми.

Самая красивая коробочка сделана из благовонного сандалового дерева в форме маленькой пузатенькой точеной башенки. Порошок, содержащийся в этой коробочке, предназначался на будущее. В ней находился порошок киновари — косметическое средство замужних женщин.

Незамужние девушки могут украшать свой лоб, но это не обязательно. Для замужних бенгалок такое киноварное пятнышко на лбу столь же обязательно, как для нас обручальное кольцо, — пятнышко на лбу да красный пробор в волосах. Точно так же, как нам в ратуше надевает кольцо наш избранник, первый раз окрашивает пробор во время индусского свадебного обряда своей невесте бенгальский жених. Это очень важная часть свадебного ритуала. Будущий муж наносит краску невесте или кольцом, которое он получает во время свадьбы от будущего тестя, или ракушкой, используемой во время жертвоприношений, или же мизинцем — в зависимости от того, что принято в его семье (первый обычай семьи мужа, который невеста принимает как свой, первый из целого ряда последующих, который она будет воспринимать в течение всей жизни). И уже потом каждое утро она будет проделывать это сама и, как правило, более прозаически: тупой стороной гребня, спичкой или пальцем.

У бенгалки буквально на лбу написано, что она замужем. Да она и рада, так как это облегчает ее положение в обществе. У нас многое прощается незамужним (пусть резвятся, пока молоды!). Однако в традиционных бенгальских семьях с замужеством к девушке приходит определенная свобода — ее по крайней мере не так преследуют подозрениями в неприличии, как до него. Она может чаще ходить в гости и появляться в обществе. Девушки в общежитии называли красный пробор «пропуском».

Не только у замужних женщин, но и у некоторых религиозных ревнителей (и мужчин, и женщин) на лбу имеются украшения, свидетельствующие об их вероисповедании. Речь идет об очень сложной символике. Проще говоря, у последователей бога Шивы — горизонтальные полосы, у почитателей бога Вишну и его воплощений — вертикальные. Эта религиозная символика возбуждала во мне иногда священный страх. Представьте себе ночь, танцующих бродячих певцов и певиц, доведенных до состояния религиозного экстаза, а на их челе смертельно белые полосы, доходящие до кончика носа. Но и незаметная, бледная точка из сандалового порошка говорит о многом — о том, что ее носитель совершил жертвоприношение какому-нибудь богу. Точка на лбу у студентки означает, что она боится экзаменов, на которые сейчас отправляется, и поэтому заручается помощью богини учености Сарасвати. В Шантиникетоне во время экзаменационной сессии сандаловый порошок раскупается в огромных количествах.

В осенний «праздник братьев» сандаловую точку на лоб получают все мальчики, у которых есть сестры. Если их нет, не страшно. Это сделают двоюродные сестры. В этот день женщины усаживают своих родных или двоюродных братьев на коврик, зажигают перед ними масляную лампочку на высокой ножке и мизинцем левой руки (считающимся особенно благотворным) наносят на лоб точку, а иногда даже и три из подогретого масла, сандала и сажи. Потом братьев накормят из собственных рук сладостями и вручат подарок. Школьникам, как правило, преподносят книжку. Родная или двоюродная сестра (а в какой истинно бенгальской семье их нет?) в этот торжественный момент громко трубит в раковину.

Традиционный бенгальский праздничный наряд включает в себя еще и обязательное украшение стопы, то есть той части ног, которая видна из-под сари. Их обводят красной линией. Раньше эту деликатную операцию выполняла специальная «госпожа парикмахерша». Собственно, какая там госпожа! Просто жена парикмахера, принадлежавшая к одной из самых низших каст в Индии. Муж прислуживал мужчинам, жена — женщинам. За ними не надо было далеко ходить, они сами являлись к своим клиентам на дом, чтобы дамам не приходилось покидать женские покои и подвергать опасностям честь семьи.

«Госпожа парикмахерша» обходила женские половины домов, неся с собой не только необходимые косметические средства, но и еще более необходимые сплетни. Короче говоря, она была этакой севильской цирюльницей.

Однако идиллические времена проходят, а с ними падает и спрос на таких специалисток. Современная индийская красавица чаще всего отправляется в магазин, покупает там бутылочку с красной жидкостью и сама обводит кисточкой стопу. Но в день свадьбы для этой цели обязательно приглашают «госпожу парикмахершу».

Сегодня все меньше и меньше женщин украшают свои стопы. Девушки в общежитии пользовались краской только в исключительных случаях, хотя Шантиникетон был заполнен звуками песен Р. Тагора, в которых великий поэт по примеру классиков воспевает красавиц с подведенными глазами и краской на стопах. Калькуттские девушки красят стопы и того менее, часто лишь во время религиозных торжеств и, естественно, в день свадьбы. Это и неудивительно: от грязных городских улиц лучше защитить ноги обычной обувью, чем нежной красной линией.

Но в Шантиникетоне дело обстоит иначе. Девушки, как правило, ходили босиком, дорожки были посыпаны золотистым песочком, и красная кайма на стопах, выглядывающая при каждом движении из-под красивой каймы сари, производила удивительное впечатление.

Европейские женщины, красящие ногти на ногах, совершают огромную ошибку. Они только привлекают внимание к тому, что у них не очень красивые пальцы, некрасивая стопа, а сами ноги деформированы модной обувью.

А красная линия на ножках бенгалок обращает внимание на одну из самых красивых частей ее тела. Ноги этих женщин, точно так же как и руки, не только филигранно-миниатюрны, но по-прежнему не непорчены обувью. Большинство бенгальских женщин ходят босиком; в деревне почти все, в городе же все разуваются дома.

Да и сама бенгальская обувь безвредна для ног. Чаще всего это сандалии, напоминающие наши вьетнамки, устроенные таким образом, чтобы нога в них не страдала от жары (правда, зимой в такой обуви холодно).

Сандалии — настоящее произведение искусства, богато украшенные, переливающиеся разными цветами. Они напоминают туфельки Золушки.

На индийских улицах мое внимание всегда привлекали обувные магазины, манящие сказочными туфельками фантастических цветов и фантастически низкими ценами. Однажды я не удержалась и купила себе такие туфельки. Я прошла в них несколько улиц — оторвался ремешок. К счастью, на углу сидел сапожник. За несколько пайс он пришил ремешок. Не прошла я в сказочных башмачках и полмили, как отлетел другой ремешок, и следующему сапожнику я заплатила за ремонт несколько пайс. Я проходила в них четыре-пять дней и буквально выбрасывала денежку за денежкой на калькуттские улицы, пока не пришла к выводу: эта сказочно дешевая покупка весьма невыгодна. После этого я отправилась в универмаг, купила новую пару обуви, заплатила в десять раз дороже, чем за сказочно красивые туфельки. Я ношу их до сих пор.

В Индии мне нравились не только женские, но и мужские сандалии. Помимо ботинок и закрытых туфель, распространенных у нас, мужчины носят иногда не менее сказочно украшенные сандалии. (В прошлом, когда изделия из кожи были достойны презрения, в среде брахманов были широко распространены деревянные сандалии.)

В настоящий восторг, однако, привели меня кожаные туфли, инкрустированные жемчугом, с поднятыми высоко вверх острыми носками, которые я называла «модель «Маленький Мук» (хотя в Бенгалии их называют по имени одного известного поэта, любившего именно этот вид обуви, — «бидъясарки»). Несмотря на то что они стоили целых двадцать три рупии, я все-таки купила их в конце своего пребывания в подарок одному знакомому. Он оказался куда консервативнее, чем я полагала. Обнаружив, что он их не носит, я, оскорбленная, их конфисковала и подарила своему шестнадцатилетнему племяннику. Парень оценил обувь по заслугам, особенно ему нравилось, что кожаные подметки удивительно скользили. Племянник съезжал в них по школьной лестнице со второго этажа на первый (поднятые узкие — носки прекрасно преодолевали все неровности пути) до тех пор, пока его мама не обратила внимание на то, что сия индийская обувь отнюдь не способствует хорошим отметкам по поведению ее сына, и не отобрала сандалии. Так что в данном случае покупка дорогого товара за солидную сумму оказалась весьма неэффективной.

Что касается женской косметики, то в бенгальских журналах вы обнаружите множество интересных реклам самых разнообразных косметических средств. Я пыталась найти рекламу какого-нибудь традиционного косметического средства для улучшения цвета и качества кожи, а читала десятки объявлений, рекомендующих всевозможные кремы, молочко, туалетную воду для лица, но все они были европейскими, хотя и назывались по-восточному. Куда же подевалось древнее бенгальское искусство косметики?

Оно сохранилось в виде желтого порошка куркумы. Когда-то индийские женщины натирали этим порошком все тело. Он якобы смягчает кожу. Кроме того, желтыми они сами себе больше нравились, их кожа приобретала более светлый оттенок. Сегодня этим порошком мало кто пользуется, зато он обязательно входит в свадебный обряд.

В доме родителей этим порошком, смешанным с маслом, сначала натирает себя жених. Потом в специальном металлическом тайничке порошок отправляют вместе с другими подарками в дом невесты. Среди подарков обязательны свадебное сари для невесты и сладости для всех. Рано утром в день свадьбы (свадебный обряд заканчивается поздно вечером, так что времени для всех церемоний достаточно) невеста садится на место, торжественно украшенное зелеными листьями бананов вперемежку с зелеными орехами кокоса, листьями манго и другими предметами обряда. Замужние родственницы (но не мать) натирают этим порошком лоб невесты, а иногда руки и ноги. Но это украшение не на целый день. Вскоре, во время очищений, краска смывается, чтобы освободить место для другого, еще более сложного свадебного грима.

Жаль старого обычая. Но может ли обычный, домашним способом приготовленный желтый порошок соперничать со своими иностранными косметическими собратьями?

С драгоценностями у меня были такие же сложности, как с точкой на лбу. Я отправилась в Индию всего лишь с одним стареньким золотым колечком и сережками и была уверена, что для моих учебных занятий более не потребуется. Но как только я надела сари, то сразу же обнаружила: моих драгоценностей невероятно мало. Голые руки, торчащие из сари, вызывают еще большее недоумение, чем лоб без точки. Многие стали спрашивать меня, почему я не ношу браслеты, уверяя, что без них я выгляжу вдовой. Ведь вдова должна отказывать себе не только в еде, она не имеет права даже украшать себя. Голые руки и неукрашенный лоб — вдовьи признаки.

Несмотря на все это, я была против браслетов по двум причинам. Первая причина практического плана. С тикой на лбу я, конечно, не могла вытирать пот, но в остальном она мне не мешала. Браслеты же на руках мало того что мешали писать, они делали невозможной всю остальную работу.

Когда я сказала это моим бенгальским подругам, они рассмеялись. В Индии у каждой, буквально у каждой женщины (если она не вдова) звенят «а руках браслеты — с самого раннего детства любая справляется с ними шутя. Надев браслеты, они пасут скот, чистят посуду, просеивают рис, купают детей. Браслеты для них — не праздничное украшение, но абсолютно необходимая часть одежды. Женщина в сари, но без браслетов выглядит так, словно она появилась на улице в одной туфле.

Я не случайно говорю «браслеты». У истинной бенгалки их несколько на каждой руке, и не только у зажиточных. И подметальщицы, и плетельщицы корзин, и сборщицы коровьего помета украшают свои руки этими звенящими кольцами. Да и почему бы им в конце концов не украшать? Разве они менее красивы, хотя из низкой касты и бедны., да и к тому же браслеты не мешают им при работе?

Но мне-то браслеты мешали, и даже очень.

Я не хотела носить эти украшения и из чисто эстетических соображений. Браслеты покупают из такого материала, на какой хватает средств — золотые, серебряные, стеклянные и даже синтетические. Они бывают украшены драгоценными камнями и жемчугом. Но даже когда они из простого материала, они прекрасны. Я нигде не видела такой изящной ювелирной работы, как в Индии. Большинство женщин, в том числе иногда и бедные, носят золотые браслеты. Дело в том, что в Индии издавна достояние женщины вкладывается в драгоценности. Браслеты из дорогого металла часто имеют и те женщины, у которых ничего, кроме этих браслетов, нет. Момент, когда женщина решается продать свои драгоценности ради семьи, означает в Индии самую отчаянную нужду и высшее самопожертвование.

У меня же в Индии не было никакого богатства. А если бы и имелось, то я вложила бы его не в драгоценности. Золотые браслеты оказались для меня практически недоступны. Надежды получить их от кого-нибудь в подарок не было никакой. Среди махараджей друзьями я не обзавелась, отечественную бижутерию в Индии носить не хотелось, а дешевые украшения меня всегда отталкивали. Девушки из общежития не понимали меня. Несколько раз они дарили мне браслеты из материалов, которые были мне не очень-то симпатичны. Но тут мне помогла сама природа. Размер этих браслетов был рассчитан на узкие индийские руки, а совсем не на мои, по-европейски крупные. Поэтому даже самым упрямым моим приятельницам не удавалось надеть их на меня.

Чтобы не огорчать их, я развесила самые симпатичные из них — стеклянные — на стенах своей комнаты. Когда веял ветерок, браслеты звенели. Это было прекрасное мелодичное сопровождение моих учебных раздумий.

Однажды я побывала на рынке в одном храмовом городе. Там мне очень понравились ожерелья из естественных материалов: деревянных шариков, семян, косточек. Были там и ожерелья из благовонных пород дерева. Я купила целую связку, и когда, держа их в руке, я шла по улице, ко мне присоединилась группа паломниц — почитательниц бога Вишну, проявляя исключительное дружелюбие. После краткого разговора я поняла, что они приняли меня за свою, поскольку именно такие деревянные ожерелья являются символом их веры. Носить их в качестве простых украшений было здесь бессмысленно.

В конце концов я пришла к выводу: единственные браслеты, отвечающие моим эстетическим требованиям, а также моему карману, — это браслеты для замужних женщин, то есть сделанные из раковин, железные (у богатых бенгалок железные браслеты в золотой оправе), красные лаковые с желтой линией по краю, плоские, как бы вырезанные из толстого картона.

Хотя в то время они мне были вовсе не нужны, я решила купить их про запас. Покупка превратилась в целое событие. Одна замужняя приятельница отправилась со мной на калькуттский рынок, где стояли ряды магазинчиков с изделиями из раковин. В них продавались не только браслеты, но и разнообразнейшие обрядовые и музыкальные раковины.

Приятельница, чтобы снискать расположение продавцов, уверила, что я скоро выхожу замуж и свадьба состоится согласно обычаям. Но тут возникла уже известная проблема: браслеты оказались малы. Однако продавца это не смутило. Он схватил мою левую руку и сильно сжал в кисти. Я вскрикнула от боли, но никто не обращал на нас внимания. Руку мою крепко сжимали и отпустили только тогда, когда удалось выбрать самый большой из браслетов (им удалось надеть на мою несчастную руку целых два). Довольная, что все уже позади, я заплатила и гордо покинула рынок. Ни у продавцов, ни у меня не было никакого желания повторять подобную операцию.

У приятельницы дома я попыталась снять браслеты, ведь не буду же я в Индии изображать замужнюю женщину. После нечеловеческих усилий мне удалось сбросить один браслет. Когда же я попыталась проделать это со вторым, раздался хруст, и браслет сломался.

— Ой, он разбился! — запричитала я.

Моя приятельница в этот момент разговаривала со своей двоюродной сестрой. Она повернулась ко мне.

— Что ты сказала? — строго переспросила она. — Никогда больше так не говори!

Я с удивлением уставилась на нее. Ведь браслет действительно разбился.

Бенгалки, видя мое удивление, сразу же стали объяснять. Это была целая лекция.

— Знаешь, такой браслет из раковин считается символом замужних женщин. Овдовев, женщина не имеет права его носить. И он должен разбиться! Ты же сама знаешь, как у нас трудно быть вдовой. И у нас случается, что он разбивается, ведь мы носим браслеты на руках днем и ночью, и каждые две-три недели приходиться покупать новые. Но мы никогда не говорим, что он разбился, чтобы не накликать беду. В подобных случаях надо сказать: «Мой браслет стал больше». Так и говори, ведь ты же женщина.

Я смущенно завернула сломанный браслет в тонкую бумагу и осторожно спрятала в маленькую коробочку. И никогда уже в Чехословакии не пыталась надеть уцелевший браслет. А что, если бы и он разбился, простите — стал больше! Где бы я нашла новый? И к чему на себя накликать беду?

На этом кончилась моя попытка носить в Бенгалии браслеты.

Разъезжая по Индии, я сталкивалась с роковым значением женских обручальных браслетов много раз. Девушки рассказывали мне об индуистских погребальных обычаях в разных областях Индии. Это везде и всегда печальный сюжет, но меня трогало не столько то, что происходит с мертвыми, сколько то, что должны переносить живые. Я знаю, быть вдовой в Индии — проклятье. Но я не предполагала, что вдовство столь драматично. Намита (она была родом из штата Бихар) рассказывала, что, когда у них в деревне умирает женатый мужчина, к его жене сбегаются все вдовы деревни, снимают у нее с рук браслеты, свадебные стеклянные браслеты разбивают, срывают все остальные украшения, стирают со лба тику и, громко причитая, включают ее, таким образом, в свой клан отверженных.

В южноиндийском городе Мадрасе я увидела историю обручальных браслетов, воплощенную в камне. Там были древние надписи, прославляющие женщин, которые сопровождали своих мужей до погребального костра и добровольно сжигали себя вместе с покойными мужьями. На одном камне изображен муж, кланяющийся своей верной жене, на другом — месяц и звезды. Но на камнях всегда присутствовала одна деталь: поднятая женская рука с браслетами. Эта рука как бы провозглашала:

— Посмотрите на меня, я победила смерть. Я не допустила того, чтобы на меня пала судьба отверженных. У меня остались мои браслеты — символ моего благословенного положения. Я верная жена. Я Сати.

История Сати канула в прошлое, но страх перед жизнью вдовы жив и по сей день.

Каждый день бенгалки носят и кольца, и ожерелья, и серьги самых разнообразных форм и названий. Но в сравнении с остальными индианками они выглядят очень скромно. Женщины из других штатов Северной Индии наряжаются куда больше. У них, например, широко распространены украшения, продетые в нос, маленькие и большие, звенящие при каждом движении, головы. Некоторые их укрепляют, соединяя с серьгами.

И Радха из Южной Индии тоже носила больше украшений, чем бенгалки. На одной стороне носа у нее был драгоценный сверкающий камень, и хотя он бесцветный и маленький, мне он казался несимпатичным, потому что походил на капельку пота.

Зато мне по душе пришлись серебряные браслеты на ногах. Каждая индуска стремится иметь хотя бы маленький кусочек золота, который гарантирует религиозную чистоту, но золотые украшения на ногах индуски не носят, дабы не осквернить священный металл. Серебряные браслеты Радхи состояли из крошечных колокольчиков, мелодично позванивающих при каждом движении. Каждое утро Радха подходила к моему окну, чтобы разбудить меня на завтрак. И насколько приятнее резкого звонка моего пражского будильника казался мне звон серебряных колокольчиков на босых девичьих ножках!

Но есть моменты, когда все ограничения снимаются. Происходит это в день свадьбы. Бенгальская невеста обязана быть не только красивой, но непременно прекраснее всех. Главное — она должна показать всем, что отправляется в дом свекра не бедной. Поэтому родня навешивает на нее все, что она только способна на себе разместить. Затем еще и свекор со свекровью кое-что добавляют.

Несмотря на то что бенгальские драгоценности искусно выполнены и количество каратов в камнях намного больше, чем у нас, бенгальские невесты ассоциировались у меня скорее с витриной ювелирного магазина, чем с представлениями о девичьей красоте. Лишь одно свадебное украшение мне очень нравилось — тикли. Это украшение укрепляется на голове и свешивается до середины лба.

В Бенгалии украшения носят даже дети, а в провинции — с самого раннего возраста. Что касается городских девочек, одетых в европейское платье и играющих в европейские куклы, то они надевают украшения лишь по торжественным дням, например во время праздника богини детей Шаштхи. В шестимесячном возрасте, во время первого приема «взрослой» пищи, ребенка заворачивают в нарядную красную ткань, на руки, ноги, пальцы рук, шею надевают драгоценности, на- голову — торжественную корону, на лоб — тикли.

Я видела несколько фотографий полугодовалых девочек в подобных украшениях. Они весело улыбались, ни одна из них не заплакала. Откуда у этих крошечных бенгальских барышень столько достоинства? Очевидно, тут говорит сознание, унаследованное от предыдущих поколений, — мое очарование, моя одежда, мои драгоценности показывают мое место среди людей.