Молчание золотых песков

Глава 21

Привычно развернувшись в стремительном потоке машин в сторону Лодердейла, Мейер произнес:

— Мы могли бы подытожить все, что нам известно, если ты полагаешь, что это может нам помочь.

— Приступай, а я скажу тебе, поможет ли это нам.

— Нам не важно, убегал Гарри Бролл от Диссо или торопился на встречу с ним. Это не имеет значения. Диссо не отпускал его ни на шаг со среды, с самого раннего утра — хотя точного часа мы не знаем, — до тех пор, пока они не вошли в банк в десять минут двенадцатого в четверг. К трем часам дня в среду Гарри Бролла вынудили сообщить по телефону мистеру Уинклеру о снятии со счета большой суммы наличными. К этому моменту Диссо довел Бролла до такого депрессивного состояния, при котором тот мог появиться в банке, не вызывая подозрений, но при этом и не думал обращаться за помощью. Полное эмоциональное и физическое истощение. Любой человек, доведенный до состояния Гарри Бролла, уже не способен испытывать страх. Только отчаяние. Единственное, что оставалось продумать Диссо, — это детали отхода… или, если он уже наметил план действий, приступить к его осуществлению. Если требовалось действовать в темноте, он должен был где-то держать Бролла до наступления вечера, а еще лучше отвести в укромный уголок, откуда тот не мог бы выйти, и Диссо имел бы возможность оставить его одного. Если мы выстраиваем схему, ограниченную такими параметрами, как время и место, нам надо знать, появлялся ли Диссо в офисе на Вест-Палм-Бич в среду, и если появлялся, то сколько времени он там провел.

— И где он сейчас, — добавил я. — Когда я интересуюсь тем, где он находится в данный момент, прежде всего мне хочется знать, не прячется ли он у нас за спиной. Вот как его боюсь, Мейер. К сожалению. Он был так горд собой, так, черт побери, доволен, когда повернул голову Лайзы, чтобы она смотрела на меня своими пустыми безумными глазами. В его удовольствии было что-то странно невинное, как будто он ничего не видел в этом дурного. Он был похож на маленького ребенка, который смастерил летающего бумажного змея и хотел, чтобы я сказал ему, как это здорово. Он пытался говорить жестко. Как в кино. Но как будто считал, что непременно должен это сказать. Словно это было обязательной частью какого-то ритуала. После этого между нами должна была появиться какая-то связь, какие-то особые личные важные отношения. Черт, не могу объяснить этого так, чтобы было понятно.

— Похоже, у него один из видов психического расстройства, о котором я когда-то читал, Тревис. Он — настоящий активный социопатический садист. Они сообразительные, ловкие, энергичные, компетентные. Незаменимы в тех областях, где требуется точность, — таких, как математика, бухгалтерское дело, прикладные науки. Жестоки, расчетливы, хитры. Не верят в добрые намерения окружающих, потому что, не имея возможности сравнивать, полагают, что у всех у нас такие же холодные и пустые души. Они индивидуалисты. Могут быть обаятельными, если захотят. Сексуально заторможенны, часто импотенты. Когда Мэри попыталась убежать от него, а он ее настиг, они упали, и она получила серьезную травму. Это возбудило его. Теперь он знает, чего хочет, а хочет он интересных эпизодов, таких, как с Лайзой. Деньги для него имеют значение только с точки зрения того, сколько таких эпизодов можно на них купить. Он не боится зла. Боится только быть пойманным. Его надо воспринимать как скучающего ребенка, который делает неожиданное открытие, что это так интересно — пойти в зоомагазин и купить мышку, принести ее домой и возиться с ней, пока она не сдохнет. Жизнь ему уже не кажется скучной. Она необыкновенно волнующа. Мышка позволяет ему почувствовать это, и он любит мышку до конца ее дней. Можно даже сказать, что ребенок относится к мышке со всей любовью, на которую только способен.

— Господи!

— Дошло, наконец? Гладить лоб Лайзы, вытирать покрытое испариной лицо Гарри — это имитация чувств. Можно даже представить, что он говорил Мэри нежные слова, потому что это доставляло ему удовольствие, приносило облегчение. Он не сумасшедший в общепринятом смысле этого слова. Он не способен испытывать ни вины, ни стыда. Если его поймать, он будет чувствовать ярость и негодование по поводу того, что игра закончилась слишком быстро. Он хочет как можно дольше оставаться свободным и вне подозрений. Карьера становится для него гораздо менее важной, чем раньше. Я полагаю, что для него все кончится через неделю.

Какое-то время мы ехали в молчании.

— Мейер… А каким образом удалось зацепить этого Вуди?

— Я напомнил ему, что он как-то подкинул мне информацию о приблизительной стоимости активов на одном из его доверительных счетов без согласия на то самого клиента или ответственного работника банка. Банки относятся к тайне вкладов очень серьезно. Вуди подумал и сказал, что будет счастлив помочь мне выяснить все относительно трехсот тысяч.

— Откуда ему стало известно, что Гарри лишился права производить сделки с ценными бумагами?

— Не знаю. Возможно, позвонил своему человеку в «Сигейт» и спросил, какую стоимость активов будет иметь стотысячный пакет ценных бумаг Гарри. Сотрудники банка очень строго соблюдают правила Организации торгового сотрудничества.

— А он не мог перевести деньги на другой счет?

— Нет, если он уже однажды сделал это.

— Ох уж этот переживающий упадок кооперативный и строительный бизнес… А как насчет тех семисот тысяч, которые он намеревался получить от «Сигейт»?

— Если они решили произвести благоустройство территории, тогда, думаю, ему придется подождать, пока общественные деньги не вернутся в «Сигейт».

— Значит, они уйдут на оплату других долгов, и тогда бизнес Гарри потихоньку сойдет на нет и умрет?

— Разумное предположение.

— Диссо должен затащить Гарри куда-нибудь и держать его там. Гарри и его машину. Учитывая трудности транспортировки, здесь нужны математическая логика и тактика, Мейер. Если он привезет Гарри к нему домой…

— Жилой комплекс на Вест-Палм на берегу залива. Квартиры сдаются внаем. Вряд ли он поедет туда.

— Полагаю, у тебя есть его телефон?

— Ты же просил меня проверить его, помнишь?

— И какое у тебя общее впечатление?

— Очень скучный человек, компетентный и без чувства юмора.

— Ты знаешь, как называется этот жилой комплекс?

— Лучше бы мне не знать. «Палм-Виста-Гарденс». Д-2.

— Тормози у первой телефонной будки после того, как мы съедем с главной магистрали.

Мейер остановил машину на бензозаправке у сверкающего ряда торговых автоматов под крышей из пластикового тростника неправдоподобно зеленого цвета. Я позвонил из будки аварийного телефона, стоявшей на зацементированной дорожке. Я надеялся, что жилой комплекс «Палм-Виста-Гарденс» достаточно большой, чтобы иметь на своей территории административный офис. Так оно и было.

Мне ответил гнусавый женский голос.

— Надеюсь, вы сможете мне помочь. У вас есть свободная меблированная однокомнатная квартира?

Это была не слишком толковая женщина. Она пробормотала что-то, но тут же с испугом взяла свои слова обратно и стала ругать себя разными словами, в основном «старой дурой».

В конце концов она обнаружила, что один из их клиентов, «милый молодой человек», который всегда исправно платил за квартиру за месяц вперед (такую особую услугу они предоставляют «милым молодым людям» из новой компании «Сигейт»), приходил тридцатого апреля, это было в последнюю пятницу месяца, и оставил уведомление. Он сказал, что через неделю освобождает квартиру. А это значит… восьмого? Нет. Седьмого. Да. В следующую пятницу. Они могли бы сдавать ее снова со следующего понедельника, если уборка не займет много времени. Это номер Д-2, что означает квартира номер 2 в корпусе Д. Просто приходите в офис. Но не слишком медлите. Эти квартиры очень быстро занимают милые молодые люди, если, конечно, у них нет домашних животных. Или малолетних детей, что то же самое. Я подумал, интересно, а как они относятся к шумным золотым рыбкам, тем, которые выскакивают из воды, резвятся и плещутся, вспенивая воду.

Я попытался отогнать все здравые мысли, думая о разных второстепенных вещах. О золотых рыбках. О бензине, не содержащем свинца. О снижении количества осадков. Я пошел к машине, вспомнив, что оставил дешевенький фотоаппарат на заднем сиденье. Это была существенная деталь моего туристического снаряжения. Мейер стоял рядом со взятой напрокат машиной и пил апельсиновую шипучку из банки. Мне вдруг показалось безрассудством то, что Мейер не маскировался под туриста. Пол Диссо прекрасно знал, кто я такой и где живу. И если он ездил в Байя-Мар на разведку, как сделал бы каждый скрупулезный парень, он мог докопаться, что Мейера связывали со мной некоторые непонятные, но, очевидно, прибыльные рискованные дела. Поэтому, даже полагая, что я благополучно покинул прекрасные пляжи Гренады, он мог счесть весьма вероятным, что мой страховой полис находится у Мейера, а тот припрятал его в надежном месте. Таким образом, процентное отчисление…

Я так задумался, что в какой-то момент Мейер уставился на меня и сказал:

— Что, черт побери, не так, Трев?

Губы не слушались меня. Тревога заразительна. Мейер быстро подошел, сел за руль и лихо, словно подросток, вырулил в поток мчащихся машин. Наконец мне удалось выговорить два слова:

— Не гони.

Остальные слова я приберег для номера в шумном мотеле. Я попытался улыбнуться Мейеру:

— Прости. Сам не знаю, какого черта…

Тут я почувствовал неожиданное и унизительное жжение в глазах и поспешно отвернулся, чтобы сморгнуть слезы, пока Мейер их не увидел.

Вскоре я уже стоял спиной к нему, уставившись в щель между планками жалюзи на боковую стену ресторана и мусорные баки, окруженные ореолом жужжащих навозных мух. Затараторив слишком быстро и беспричинно хихикая, я сказал:

— Есть такая старая история об одном отважном и благородном охотнике, который бесшумно пробирается сквозь джунгли, идя по следу большой черной пантеры. И вдруг постепенно начинает понимать, что эта пантера тоже охотится и, может быть, она поджидает, распластавшись на той толстой ветке впереди или позади того куста или в тени упавшего дерева, пошевеливая кончиком черного блестящего хвоста и играя плечевыми мускулами. Я напуган, я надеялся, что этот сукин сын быстро уберется отсюда, а этого не произойдет до пятницы и…

— Да хватит тебе, Тревис. Успокойся.

Мне еще ни разу не удавалось обмануть старину Мейера. Я сел на кровать. Все мы — дети. Мы только внешне похожи на взрослых, напускаем на себя серьезный вид и пытаемся держать пуговицы и медали надраенными до блеска. Мы все так стараемся казаться взрослыми, что по-настоящему взрослые люди рядом с нами выглядят младенцами. Каждый из нас перенимает те манеры, которые, с его точки зрения, присущи взрослым. Я иду по пути ленивой ироничной бравады, благожелательного безразличия. Хвастливый рыцарь на спотыкающемся Россинанте, взятом напрокат из конюшни, с сердцем таким страдающим, таким иссушенным, что я никогда не выдержал бы, случись со мной что-то, требующее настоящей выносливости. И не осмелился бы признать свою ошибку. Может быть, каким-то непостижимым образом Пол Диссо стал моим собственным отражением в кривом зеркале «комнаты смеха», неким искаженным Макги.

Взрослый человек, каким вы себе кажетесь, уверен, что игра стоит свеч, а свечи стоят игры, говорит себе, что может выбрать для себя губительный жизненный путь — погибнуть, управляя грузовиком, оказавшись на арене для боя быков, упав со строительных лесов, получив удар копытом в голову на родео…

Притворяясь взрослым, человек всегда остается ребенком в душе, и в предчувствии смерти, например при виде безжалостного черного огня, который полыхает в глазах пантеры из темноты пещеры, он кричит: «Мамочка, мамочка, мамочка, там так темно, так темно в вечности».

Мужчина, который вдруг перестает чувствовать себя мужчиной, испытывает стыд, снова впадая в детство. Папаша Хемингуэй никогда не взял такого с собой на рыбалку. Джордж Паттон дал бы ему пощечину. Со всей своей почти двухметровой растерзанной и залатанной плотью и шкурой, со всем почти стокилограммовым весом мяса, костей и тревоги я сидел на этой чертовой кровати и был в полнейшем отчаянии. Без маски я являл собой жалкую пародию на того человека, каким я себя считал.

Нахмурившись, я пытался нескладно объяснить это Мейеру:

— Ты говорил о… замедленных рефлексах, об отказавшей системе защиты, ошибочных инстинктах, когда… единственной причиной, по которой Гарри Бролл не убил меня, было то, что у него не хватило патронов в обойме. Там, на Гренаде, я и не думал об осторожности, не чувствовал присутствия Пола и получил такой удар в череп, что до сих пор не оправился. Мейер, иногда люди пытались ускользнуть от меня. Но мне всегда удавалось их настичь. На этот раз я чувствую, что у меня ничего не выйдет. Он так и будет впереди, и, если я подойду слишком близко, он обернется и возьмет инициативу в свои руки. Возможно, я уже подошел слишком близко, и у меня в запасе десять минут или десять часов.

— Тревис…

— Знаю. Я перепуган. Такое чувство, как будто меня сковало холодом. Я не могу нормально двигаться и совсем не могу думать.

— Значит, думать придется мне?

— Я верю, что ты сможешь. Не возвращайся на свою яхту. У меня ужасное предчувствие насчет твоей яхты.

— Нам надо поговорить с Деннисом Уотербери наедине, и мне придется установить с ним такой контакт, чтобы он смог доверять нам в той степени, в которой богатые и влиятельные люди способны кому-то доверять.

— Ты сможешь сделать это?

— Не знаю. Попробую кое-кому дозвониться. В Монреаль, Торонто и Квебек.

— Попытайся.

— Если я смогу пробиться к тому, кого он знает и кому доверяет, кто скажет ему, что я — человек, достойный уважения, а не какой-то вымогатель, тогда мы сможем предоставить ему все то время, что будет у меня в запасе до того, как я обращусь в полицию.

— А доказательства?

— У нас их достаточно. Источник Вудро Уиллоу сказал, что Бролл не купил акции. Значит, пропали триста тысяч. И пропал Гарри Бролл. Если они пошуршат вокруг дамбы у Блю-Нерен-Лейн, то наткнутся на труп Мэри. Кети Маркус и другие сотрудники банка могут опознать Пола Диссо. Может быть, это не нанесет урона репутации «Сигейт». Даже если Диссо не взял ни цента у компании Уотербери, запах скандала может отрицательно сказаться на этой фирме.

— Тогда почему бы нам не обратиться в полицию? Почему мы крутимся вокруг Уотербери, когда у нас есть все это?

— Подумай об этом, Тревис. Подумай.

Я инстинктивно дотронулся до того места на затылке, куда мне был нанесен такой сильный удар. Мейер прав. «Сигейт» — очень крупная структура, а Диссо был служащим этой всесильной структуры. Низшие эшелоны правосудия никогда не вступят в борьбу по слову явного пляжного бездельника и работающего неполный день эксцентричного экономиста. В эту операцию были вовлечены и штат, и федеральные власти. Низшие эшелоны отнеслись бы скептически к столь подозрительной паре и заставили бы попотеть обоих.

Предположим, вы обратитесь на высший уровень, например к прокурору округа, и предложите ему сообщить о проблеме в Федеральное бюро расследований, чтобы было проведено расследование возможного нарушения уголовного кодекса, касающегося банковских операций. Тогда дело будет вестись таким нерешительным образом в силу огромной влиятельности «Сигейт» и сомнительности источника сведений, что это может насторожить Диссо и он скроется где-нибудь на обширных сельских просторах.

Сначала вы подкидываете Деннису Уотербери идею, что этот парень — Пол Диссо — в последнее время вел себя очень и очень недостойно и любые обнародованные сведения о его действиях могут повредить планам «Сигейт». Вы убеждаете его и приводите некоторые факты, которые он может спокойно проверить. Вы разговариваете с ним наедине и в обстановке полнейшей секретности. После того как он снимет телефонную трубку и сообщит о своих весьма неприятных подозрениях на более высокий уровень, Диссо будет подвергнут проверке, начнется расследование, что даст Уотербери дополнительное время перекрыть каналы утечки информации и предотвратить публичный скандал.

Я сказал:

— Хорошо. Ты полагаешь, что я еще буду способен когда-нибудь думать самостоятельно? Или ты будешь постоянно подстраховывать меня?

— Думаю, тебе сначала поручат плетение корзин, а потом повысят и доверят вязание на спицах.

— Ты предполагал, что я расхохочусь. Ладно, Мейер. Ха-ха-ха. Делай свои телефонные звонки. А что, если эта сволочь не будет слушать, даже если мы сможем поговорить с ним наедине?

— Богатые люди иногда не слушают. Умные люди иногда не слушают. Люди богатые и умные всегда слушают. Вот почему у них есть деньги и почему они у них удерживаются.

— И что дальше? Мы поедем в Канаду или он приедет сюда?

— Он сейчас здесь. Я выяснил это, когда собирал все сведения, какие только мог, о Поле Диссо. Уотербери находится в гостевом домике, в поместье на Палм-Бич. Владельцы сейчас в Мейне, но они оставили достаточный штат прислуги, чтобы те заботились об Уотербери. К его услугам бассейн, теннисные корты, система безопасности, частный пляж.

Мейер начал звонить. Я лежал и в полудреме слышал его голос, доносившийся откуда-то издалека. Так я слышал голоса взрослых, когда ребенком засыпал в автомобиле или поезде.