17


— Леон!

— Что?

— Вон он.

— Кто?

— Корабль.

Виконт де Тегисе вскочил, чтобы посмотреть в ту сторону, куда показывала Фермина Константе.

Пока корабль был едва лишь точкой, показавшейся на полированной, нагретой солнцем поверхности озера, но силуэт быстро увеличивался — к ним явно шел корабль, подгоняемый легким северо-западным бризом.

— Я же говорил! — с ликованием воскликнул виконт. — Я знал, что они сдадутся раньше нас. Теперь они у меня в руках!

— Я не так в этом уверена, — сухо ответила Фермина. — Это очень быстроходный корабль, и если не попасть в них с первого выстрела, они легко могут ускользнуть.

— Каким образом? Они воспользовались переменой ветра, чтобы подойти сюда, но им же придется по меньшей мере два раза повернуть, если они не хотят застрять посреди пролива. За это время мы превратим их в щепки как нечего делать.

— Ну раз ты так считаешь...

— Не я так считаю, это элементарная логика! Ни один корабль, будь у него даже чешуя и плавники, не сможет напрямую пройти через этот пролив.

— Сдается мне, они об этом не знают. Смотри-ка, идут, как ни в чем не бывало.

Капитан Леон де Луна не счел нужным отвечать, а лишь спустился к воде, чтобы поставить своих людей в боевые позиции, хотя оставалось не меньше часа до того момента, как «Чудо» окажется в пределах досягаемости кулеврин и бомбард.

Бальтасар Гарроте, долго наблюдавший за приближением проворного корабля, снял тюрбан и снова замотал его, словно это помогло развеять сомнения и успокоиться.

— Они идут с такой скоростью, как будто решили нас таранить. Боюсь, они раскроят наш корабль надвое, прежде чем мы успеем их потопить.

— Тогда пойдем на абордаж.

— Большинство наших людей — в патрулях, — напомнил Турок. — В лучшем случае мы все пойдем ко дну.

— Ты умеешь плавать? — криво ухмыльнувшись, поинтересовался де Луна. — Тогда у тебя больше шансов спасти свою шкуру.

— Думаю, вы совершаете ошибку, пренебрегая мерами предосторожности, — серьезно ответил тот. — Если они и впрямь решили погибнуть, отправив на дно два корабля, то мы останемся здесь навсегда. Не нравится мне эта идея. И вообще мне все это очень не нравится. Думаю, мы должны развернуться к ним носом.

— Тогда мы не сможем стрелять и оставим им больше пространства для маневра, — возразил капитан. — А если они прорвутся?

— Тогда они, конечно, спасутся, но и мы тоже спасемся, а у вас будет возможность попытаться снова. — Закончив со своим головным убором, Турок небрежно бросил: — Эту битву мы, конечно, проиграли, но я с самого начала считал эту затею глупой, — он почесал нос. — А вот если бы мы открыли им проход, тогда бы им волей-неволей пришлось бы сбавить скорость, и мы легко смогли бы их прикончить.

Его командир надолго задумался, не спуская глаз с приближающегося корабля — уже можно было различить стройность его обводов — и наконец кивнул.

— Ну хорошо! — неохотно согласился он. — Поднимайтесь на борт и скажите Волосатому, чтобы разворачивал корабль к ним носом... И подайте сигнал патрулям как можно скорее возвращаться.

Наемник послушно забрался в шлюпку и погреб в сторону корабля по грязной воде, взмахивая почерневшими от плавающей на поверхности грязи веслами.

Капитан, в свою очередь, убедился в том, что установленные на скалистом мысу пушки готовы вступить в бой, и вернулся в хижину на холме, чтобы следить за сражением из удобного командного пункта.

Фермина Константе даже не вылезла из гамака, а продолжала раскачиваться и кусать желтый плод манго. Сок тек у нее по подбородку, и Фермина с полным безразличием наблюдала, как солнце превращается в огромную раскаленную монету, а «Чудо» бороздит озеро, оставляя за собой широкий след, разрывающий полированное зеркало воды.

— Никогда не видела сражение, — сказала она. — Наверное, это забавно.

— Да, если его выиграть.

— А ты сомневаешься?

Виконт покачал головой и убежденно произнес:

— Они не вооружены и ничего не могут мне сделать, — пожал плечами он. — Либо я одержу победу, либо будет ничья.

Фермина лишь бросила на него косой взгляд и снова вернулась к манго и созерцанию корабля. По мере приближения становилось понятно, насколько быстро он плывет.

— Он такой красивый!

— И потому мне хотелось бы его захватить, хотя сомневаюсь, что у меня получится.

Сумерки были короткими, как всегда, солнце утонуло на горизонте, а озером завладели тени. Можно было подумать, что «Чудо» минута в минуту рассчитало момент своего прибытия.

Если корабль намеревается пройти, то в запасе останется лишь последние лучи света, чтобы миновать пролив и затеряться в открытом море, если же нет, то он должен воспользоваться сумерками и вернуться обратно в озеро.

«Чудо» устремилось прямо к устью пролива и подошло настолько близко, что уже можно было разглядеть людей на палубе. Капитану де Луне даже показалось, что при свете дня он смог бы увидеть ненавистное лицо жены.

В нетерпении он повернулся к «Дракону», чтобы убедиться в его полной готовности, но в это мгновение, когда «Чуду» оставалось меньше лиги до предела досягаемости пушек, оно развернулось, причем настолько четко, будто поворачивалось вокруг собственной оси.

— Что это они делают? — воскликнул виконт вне себя от ярости.

— Они передумали, — засмеялась Фермина. — Решили вернуться обратно.

Мягкий бриз, сначала дувший «Чуду»в правый борт, теперь оказался с левого и медленно подгонял корабль в озеро. В ту самую минуту, когда «Чудо» проворно стало разворачиваться, с кормы внезапно вылетели два огромных огненных шара — возможно, выпущенных из катапульты — и, прочертив в темном небе широкие пылающие дуги, врезались в воду в двухстах метрах от «Дракона».

То, что произошло дальше, было против всякой логики; ни виконт де Тегисе, ни Фермина Константе, ни Бальтасар Гарроте, да и никакой другой здравомыслящий человек даже представить себе не могли, чтобы огонь, соприкоснувшись с водой, не погас, а напротив, обрел в ней новую жизнь, взрываясь огромными кострами, поднимаясь в небо высокими языками пламени и распространяясь по воде с немыслимой скоростью.

— Что это значит? — вскричал капитан де Луна. — Козни дьявола!

На сей раз даже у бесстыдной проститутки не нашлось слов, чтобы выразить изумление. Она замерла, словно превратилась в соляной столб; должно быть, именно так застыла на месте жена Лота, когда оглянулась на горящие Содом и Гоморру, стоявшие на берегу такого же озера.

Капитан де Луна, по всей видимости, был прав: происходящее не могло быть ни чем иным как кознями князя Тьмы, лишь он в состоянии зажечь воду. Высокие языки пламени устремились к беззащитному кораблю, стоящему посреди пролива. Он никак уже не успевал поднять якоря, распустить паруса и удрать от огня.

— Помоги нам Боже!

Виконт де Тегисе от неожиданности с размаху рухнул на скамью, глядя вытаращенными от ужаса глазами на поистине непостижимое зрелище, разворачивающееся перед его взором.

Нефть в этом наиболее богатым ею регионе веками просачивалась в озеро и со временем собралась в нагретом бутылочном горлышке пролива, а густые пары, которые исходили от нее в конце жаркого дня, воспламенились и теперь наполняли воздух густым черным дымом. Закатное небо стало красным, как, вероятно будет алеть во время Апокалипсиса.

«Чуду» не грозила опасность: оно находилось далеко от загрязненной воды, а у старого фламандского корыта не оставалось никакой надежды на спасение, ведь корабль неподвижно застыл как раз на пути огня.

Первым опомнился Бальтасар Гарроте по прозвищу Турок. Даже не задумываясь, по какой сатанинской прихоти могут твориться подобные явления, он вместе с тремя столь же расторопными молодцами бросился к одной из шлюпок; все вместе они столкнули ее в воду и принялись отчаянно грести, стремясь как можно скорее достичь ближайшего берега.

Хусто Волосатый и основная часть моряков, застрявших на корабле, были, вероятно, тугодумами, а может, опешили от страха и неожиданности, и когда они наконец сообразили, что им нечем защититься от высокой огненной стены, как неизвестный зверь несущейся по спокойной поверхности воды, они могли лишь спрыгнуть за борт и попытаться добраться до берега вплавь.

Двое юнг, не умевших плавать, остались на борту, в ужасе глядя на разверзшиеся перед ними врата ада, и Фермина Константе спустя многие годы с содроганием вспоминала отчаянные вопли несчастных парнишек, пока их не окутал ядовитый черный дым, заставив замолчать навсегда.

Старый и высохший корпус «Дракона» загорелся, как брошенный в костер клок бумаги, языки пламени быстро добрались до парусов, змеями извивались по мачтам и пробежали по палубе. Когда они добрались до пушек, вспыхнул порох, и весь корабль превратился в огромный костер, когда взорвался пороховой погреб.

На озеро хлынул ливень искр, вызвав новые пожары, распространившиеся по поверхности воды, так что даже на вершине холма жара стала невыносимой, а Турок и три его товарища выскочили на берег и стремглав понеслись в чащу.

Тем, кто находился в воде, в том числе и Хусто Волосатому, повезло гораздо меньше: стена огня неумолимо настигала их, и они вспыхивали, словно пучки соломы, а огонь невозмутимо двигался по проливу на север, пока не достиг чистых вод залива, где и затух.

На борту «Чуда», которое легло в дрейф в двух милях от пожара, установилось напряженное молчание. Хотя все понимали, что победили, большинству цена победы показалась чрезмерной.

— Боже милосердный! — только и смогла вымолвить донья Мариана Монтенегро, утирая слезы. — Какой ужас!

— Но что все-таки произошло? — допытывался Бонифасио Кабрера, выражая всеобщее недоумение. — Почему вода загорелась?

— Это все мене, — невозмутимо ответил Сьенфуэгос. — Моча дьявола... Я вдруг вспомнил, чему меня научили купригери. И еще, что они никогда не селятся в тех местах, где много мене, потому что знают: при сильной жаре мене испаряется, и его пары могут вспыхнуть.

— Но почему? — вмешался Луис де Торрес. — Почему она горит?

Канарец пожал плечами.

— Понятия не имею, — искренне признался он. — Я лишь знаю, что она появляется из глубины земли, загрязняет воду и почву и вдобавок горит.

— Вот бедолаги! — снова повторила потрясенная Мариана Монтенегро. — Как они кричат!

— Адмирал уверял, что прибыл к вратам рая, но это озеро скорее напоминает ад, — пробормотал Луис, тоже потрясенный до глубины души. — Наверное, преисподняя находится прямо под нашими ногами.

— Завтра мы уйдем, — сказала немка. — На рассвете я хочу уплыть отсюда и больше никогда в жизни не слышать об этом проклятом месте... Да простит меня Господь! Сколько людей сегодня погибло по моей вине!

— Они хотели нас убить, — напомнил капитан Моисей Соленый. — Мы лишь защищались.

— Устроив резню?

— Ну кто мог такое предполагать?

— Я, — виновато признался канарец. — Однажды я видел, как горит лужица мене посреди равнины, и никто не осмеливался приблизиться и на пол-лиги... Это и впрямь настоящая преисподняя!

Эта ночь была горькой и печальной как для побежденных, так и для победителей. В горле першило от едкого дыма, в ушах стояли крики агонии, а в памяти навсегда осталась адская сцена, которой никто не мог и вообразить.

Ни один самый красноречивый священник не смог бы описать тот ад, которому они стали свидетелями, когда вода совершенно немыслимым образом превратилась в огонь. Как бы ни пытался Сьенфуэгос объяснить это явление остальным, оно никак не умещалось в голове.

Новый день не принес облегчения, потому что вставшее над темной дымкой солнце осветило воду, на которой плавали обугленные бревна, мертвая рыба и дюжина трупов.

Загорелись даже несколько кустов и деревьев на берегу пролива, они все еще дымились. Фермина Константе, капитан Леон де Луна, Турок и остальные выжившие из команды «Дракона» сидели на траве у подножия холма и, не веря своим глазам, смотрели на обугленные останки корабля, который должен был доставить их обратно в цивилизацию.

Тех, кто находился в патруле, привлекло пламя пожара, полыхающего в ночи, и мужчины ошеломленно рухнули рядом с товарищами, переводя взгляды с трупов на силуэт «Чуда», неподвижно застывший в паре миль.

Наконец с корабля спустили шлюпку с шестью гребцами под командованием самого Луиса де Торреса. Донья Мариана Монтенегро выбрала его для тяжелых переговоров с виконтом де Тегисе.

В двух шагах от берега Луис остановил лодку и, поднявшись во весь рост, принялся размахивать белым платком.

— Я бы хотел побеседовать с капитаном Леоном де Луной...

Тот тяжело поднялся и направился в сторону берега в сопровождении Бальтасара Гарроте, Фермины Константе и большей части остальных выживших.

— Сойдите на берег, не бойтесь! — сказал он. — Мы ничего вам не сделаем.

Похоже, бывший королевский толмач решил, что эти бедняги не рискнут броситься в новую авантюру, и, спрыгнув на землю, позволил шлюпке отплыть на несколько метров от берега.

Потом он окинул долгим взглядом усталые лица и наконец сказал:

— Это была поистине жуткая ночь, и мы не забудем ее до конца жизни, вот только мертвых уже не вернешь.

— В таком случае, может быть, стоит подумать о живых?

— Именно для этого я и здесь. Мы, как истинные христиане, не можем бросить своих соотечественников в столь незавидном положении на милость дикарей, — Луис выдержал долгую паузу, обдумывая каждое слово. — Наш корабль, к сожалению, не столь велик, чтобы взять на борт всех. Но мы можем взять раненых и сеньору.

— А остальные?

— Если сможем договориться, мы оставим им запас провизии и как можно скорее пришлем за ними корабль. Если вы напишите письмо губернатору, он не замедлит это сделать.

— А от нас вы чего хотите в обмен на такую любезность? — допытывался де Луна.

— Чтобы вы поклялись под присягой и поставили свою личную подпись, что больше никогда не станете, прямо или косвенно, докучать виконтессе — или, если хотите, донье Мариане Монтенегро — а также отзовете все выдвинутые против нее обвинения.

— Это шантаж!

— Выбирайте выражения, сеньор! — дон Луис де Торрес закусил губу, чтобы не дать волю своему гневу. — Нам ничего не стоит бросить вас здесь на верную гибель, но мы предлагаем спасти пятьдесят человек в обмен всего лишь на то, чтобы вы положили конец бессмысленной ненависти и глупой жажде мести, которая и так ничем хорошим не кончится. Так что подумайте об этом.

— Мне не о чем думать, когда на кону стоит моя честь, — спесиво ответил виконт. — Возвращайтесь на свой корабль и передайте этой грязной шлюхе, что я останусь здесь, но рано или поздно она заплатит кровью за все то зло, что мне причинила.

— Вы с ума сошли? — поразился Луис. — Как вы смеете распоряжаться чужими жизнями?

— Еще одно слово — и я вырежу ваше сердце! — рявкнул виконт.

— Минуточку, сеньор, — выступил вперед Бальтасар Гарроте по прозвищу Турок, красноречиво держа руку на рукояти кинжала. — Стоит все же выслушать мнение тех, кто может пострадать от ваших опрометчивых решений.

— Командую здесь я! Я плачу, и я отдаю приказы.

— Это правда, — согласился тот. — Я всегда клялся хранить верность тому, кто мне исправно платит, — он машинально поправил свой тюрбан. — Но если, как я подозреваю, все ваше золото пошло ко дну вместе с кораблем и вы не сможете выполнить условий договора, то я тоже считаю себя свободным от каких-либо обязательств. Думаю, большинство здесь присутствующих со мной согласятся.

Изо всех глоток раздался безошибочный гул одобрения, и виконт де Тегисе побледнел, осознав свое истинное положение.

— Но это же измена! — произнес он дрожащим голосом. — Вас за это повесят.

— Изменой скорее можно назвать вашу попытку оставить нас здесь, даже не заплатив за службу, — Бальтасар Гарроте, за спиной которого стояло с полсотни недовольных, несомненно, чувствовал себя хозяином положения. — Так что советую вам вести себя прилично и не выкрикивать глупых угроз в такую минуту! — с этими словами он повернулся к Луису де Торресу: — Вы привезли с собой письменные принадлежности?

— Конечно.

— В таком случае капитан подпишет эту клятву или будет приговорен к смерти.

— Боюсь, что в подобных обстоятельствах ему не хватит мужества... — обеспокоенно заметил бывший королевский толмач.

— Ошибаетесь... — убежденно ответил Бальтасар Гарроте. — Виконт — человек слова, и честь для него стоит больше жизни, так что он не подпишет, и мы его повесим, — улыбнулся он. — Но если все-таки подпишет, то непременно исполнит клятву, чего бы ему это ни стоило.

— Я не стану подписывать, — сказал виконт.

— Что ж, тогда ладно! — обратился Турок к морякам в шлюпке. — На борту случайно не завалялось веревки?

Один из гребцов наклонился и показал на моток каната на носу:

— Подойдет?

— Вполне.

Веревку кинули на землю, и два человека быстро соорудили петлю и перебросили ее через толстую ветку ближайшего дерева, а в это время Гарроте махнул рукой виконту, велев приблизиться.

— Как вы желаете, сеньор!

— Вы не осмелитесь!

— Дело не во мне, а в вас, раз уж вы решили предпочесть смерть бесчестью.

— Вот подлецы! Мерзавцы! — Капитан повернулся к Фермине Константе. — А ты что собираешься делать? — спросил он.

— Избавлюсь от ребенка, — спокойно призналась она. — Детей повешенных ждет дрянная судьба.

— Мне тоже кажется, что это лучшее решение, — согласился Турок и подтолкнул приговоренного к дереву. — Представляете, каково это — с позором вернуться в Санто-Доминго?

— Хватит! — вмешался Луис де Торрес, явно обескураженный таким поворотом дел. — Надеюсь, что хотя бы на этот раз вы поступите разумно, сеньор... Подписывайте бумагу!

Прикосновение веревки к шее, когда ее слегка потянули двое мужчин, заставило виконта встать на цыпочки и, похоже, вернуло в реальность. Он не сводил взгляда с «Чуда», откуда, без сомнения, наблюдали за этой сценой.

— Секунду! — вдруг попросил он. — Одну лишь секунду! — повернулся он к Луис де Торресу. — Скажите... Вам удалось отыскать этого проклятого пастуха?

— Уже месяц назад.

— Так это он вон там, глядит на меня?

— Надо полагать, что да.

— До чего ж удивительные сюрпризы подкидывает судьба! — вздохнул виконт. — Он был недостаточно хорош даже для того, чтобы ухаживать за моими лошадьми, а лишил меня всего, включая жизнь.

— Сьенфуэгос не хотел вас ничего лишать, сеньор. Так уж сложились обстоятельства.

— Сьенфуэгос! — воскликнул виконт. — По правде говоря, ночью я как раз вспоминал его имя и жалел о том, что не могу с ним рассчитаться... — он задумчиво замолчал. — А в этом документе ничего не говорится о Сьенфуэгосе, верно?

— Верно, сеньор, — ответил бывший королевский толмач. — Он не нуждается ни в чьей защите. Он уже доказал, что сам может о себе позаботиться.

Капитан де Луна стянул сжимающую его шею петлю.

— В таком случае я подпишу, — сказал он. — Торжественно клянусь, что никогда больше не побеспокою виконтессу, но предупреждаю этого чертова пастуха, что отыщу его, чтобы встретиться лицом к лицу со шпагой в руках.

— Лицом к лицу, честь по чести?

— Лицом к лицу, честь по чести!


Загрузка...