Моря Африки

5. Архипелаг Панго

Тридцать лет борьбы за независимость Эритрея была изолирована от мира. Немногие туристы отваживались появляться здесь, но только по суше, на лодке было невозможно. Пять лет назад, когда мы проходили мимо на «Vecchietto», возвращаясь из первой кругосветки, приходилось держаться подальше от территориальных вод считавшихся тогда эфиопскими.

За несколько месяцев до этого другая парусная яхта слишком приблизилась к берегу и была арестована.

В особенности оставался отрезанным от остального мира архипелаг Dahlak. Это десятка три островов, плоских и частично пустынных. Они расположены на отмели, около тридцати метров, как раз напротив Массава и тянутся на восток и юг около пятидесяти миль.

Последняя экспедиция на Dahlak была в шестидесятых годах и его острова, и особенно море описывались как хрустальный аквариум населённый разноцветными рыбками.

Кораллы, раковины, нетронутое дно, разнообразие видов, удивительные острова населённые прекрасными людьми.

Было от чего появиться желанию попасть туда. Для нас это был также шанс одними из первых прийти в эти девственные места на лодке, рассказать и задокументировать, прежде чем многие другие смогут попасть туда. И действительно, теперь, когда война закончилась, многие готовы отправиться, чтобы открыть заново и возможно колонизировать Dahlak.

Едва прибыв в Массава, наша первая мысль была найти хоть какую-нибудь информацию о островах. Последний опубликованный путеводитель «Touring» вышел в 1936 году. Мы хотели узнать, что можно ожидать там найти, куда лучше направиться и есть ли ещё места закрытые для иностранцев.

В Массава было легко завести дружбу с людьми. На улицах не было других белых. В магазинах все пытались завести разговор с нами и когда узнавали что мы итальянцы, глаза их просто светились. Через несколько дней нас знали все: таксист, который когда то был вратарём в национальной сборной по футболу, хозяйка бара, где в миксере, таком же какой был у моей мамы, когда мы были маленькими, готовили вкусный коктейль из папайи, хозяйка ювелирного магазина, вдова итальянца, которая десять лет жила в Милане в нескольких десятках метров от нашего дома, Филиппо, единственный итальянец оставшийся в Массава, Бруно, который ремонтировал моторы и у которого была коллекция вырезок из журналов, рассказывающих о Феррари а также жена, такая молодая, что мы сначала принимали её за внучку. А также многие другие, наполнявшие встречами наши дни среди груд развалин старой Массава.

Однажды, разговаривая с Саидом, который учился в Италии и теперь является единственным морским агентом, разговор заходит о том, что мы ищем информацию и хотели бы знать, могут ли быть какие либо проблемы для съёмок на островах Dahlak. По слухам некоторые из них могли быть заминированы.

Он не знает ничего об этом, но не теряется:

— Поехали, спросим у министра! — садит нас в машину и везёт на периферию Массава на виллу, не очень большую, чистую и свежеокрашенную с верандой поддерживаемой белой колоннадой.

Это дом и студия господина Салема Алеки, министра морского развития.

Министр принимает нас в полотняных брюках и цветастой рубашке, с широкой улыбкой и загорается когда мы начинаем рассказывать, что путешествуем по свету на парусной лодке, что приходится ждать нужный сезон, чтобы отправиться дальше, что проводим дни и недели между морем и небом. Он засыпает нас вопросами о нашей кругосветке, о Полинезии, о Галапагосских островах, о китах и дельфинах, о рыбах, которых нам доводится ловить.

— В детстве я ходил рыбачить с отцом на маленькой самбуке моего отца. Выходил днём и ночью, каждый раз когда была возможность. Доходил до Зелёного острова, первого из архипелага Dahlak. Я проводил в море всё свободное время, наблюдал рыб, птиц, водоросли, дрейфующие брёвна, раковины нараставшие на киле лодки и живущих на них крабов. Мой отец говорил, что я научился плавать раньше чем ходить.

Ему совсем не кажется странным, что кто-то беспокоит его, министра, чтобы получить банальную информацию, как та, что необходима нам. Он говорит, что Dahlak прекрасны, что в море там полно рыбы, что на некоторых островах можно увидеть важные исторические свидетельства: дохристианское кладбище, цистерны для сбора воды, места содержания рабов. Он говорит, что нет никаких препятствий для фото и видеосъёмки.

— Dahlak это наш парк. Уже есть много предложений по развитию морского туризма, но мы пока не готовы. Там нет инфраструктуры, нет государственного контроля, нет органов власти. Мы не можем дать детальную информацию. Даже население немногих обитаемых островов не описано. Подумайте только, рыбаки с островов предпочитают идти в Емен, чтобы продать улов там и не платить налоги здесь, в Эритрее. И мы не в состоянии их контролировать.

— Напротив. — добавляет он, — Возможно оставите нам потом немного материалов. Dahlak были изолированы столько времени. И у нас нет даже видеофильма о островах.

— А правда, что остались ещё заминированные острова?

— Нет, это только слухи распущенные во время войны. На самом деле у нас никогда не было возможности ставить мины.

Выходя из дома министра, мы на седьмом небе от счастья. Трудно поверить! Не только можно без всяких проблем идти на острова, которые обещают быть красивейшими, но даже можно собирать видео и фотоматериалы, которые послужат эритрейцам.

Наш проект начинает набирать силу. Отправимся на ближайшие острова архипелага, потом на всё более дальние, будем снимать, фотографировать, познакомимся с людьми, посмотрим подводный мир, отыщем памятники старины. В общем получилось.

Стараемся узнать как можно больше практических аспектов, разговаривая со старыми рыбаками, капитанами самбук, которые делают челночными рейсами перевозят людей в Саудовскую Аравию. Однажды, когда мы говорили о экспедиции, Карло пришла в голову идея:

— Раз это так просто, пойдём в министерство туризма. Там нам точно смогут что-то посоветовать.

И вот, будучи в Асмаре, как только Карло оклемался после болезни (это была банальная простуда) мы записались на приём к министру туризма.

На этот раз министр, любезная женщина, хоть и с агрессивным именем — Ворку.

Красивая женщина, больше похожа на загорелую европейку, чем на африканку. Приятные черты лица и красивая фигура. Но сразу же понимаешь, что для неё быть женщиной, и особенно красивой, не имеет никакого значения. Она одета в широкую юбку, что-то вроде мужской рубашки с закатанными рукавами и монашеские сандалии. Но не смотря на это всё равно остаётся привлекательной.

Она не встаёт из за стола за которым сидит и даже не удостаивает нас улыбки.

Спрашиваем, предпочитает она говорить по-итальянски или по-английски, жестом даёт нам понять, что не имеет значения. Нерешительно начинаем на английском.:

— Итак, мы прибыли из Италии на парусной лодке. Мы путешествуем по свету в поисках необычных, малоизвестных мест, нетронутой природы, пишем, фотографируем, снимаем фильмы. Лодка называется «Barca Pulita», потому что… защита окружающей среды…

Выражение на лице не меняется, не интереса не скуки, просто слушает.

— Сейчас мы собираемся на острова Dahlak и хотели бы узнать в министерстве туризма если есть какая-нибудь интересная информация, какие-то важные моменты, может вы можете чтото подсказать нам.

— А кто вам сказал, что вы можете идти туда?

Нарушившая тишину фраза даже не звучит особенно угрожающе.

— Ну мы думали… А что, нельзя?

— Нет!

— Ааа….мы думали можно. А почему?

Её жёсткое лицо совсем не меняет выражения и не даёт никакой подсказки. Мы смотрим друг на друг сконфуженные, потерянные и слегка разочарованные.

— А что, совсем нельзя…?

— Нет, без разрешения нельзя!

— Да… — появляется надежда — … и как можно получить разрешение?

— Нужно написать заявление!

— Кому и где?

— Мне!

— Чёрт возьми, она разрешения не даст — подумалось мне.

— И что мы должны делать?

— Напишите заявление. Без разрешения вы ни в коем случае не можете идти на Dahlak. До свидания.

Выходим из кабинета дезориентированные, не осмелившись даже спросить, как писать заявление.

Четверо служащих министерства проявляют намного больше любезности чем их начальница и помогают нам оформить заявление, задавая массу вопросов: где родились, где жили, вероисповедание, сколько раз были в браке, были ли мы когда либо в Эфиопии, Соединённых Штатах, Саудовской Аравии, Советском Союзе…и даже не собираемся ли мы посетить секретные военные объекты!

— Это просто чтобы произвести хорошее впечатление, чтобы показать, что вам нечего скрывать. — говорит один из служащих.

— Знаете, Dahlak наши острова, единственное, что у нас есть, поэтому мы должны беречь их. — говорит другой.

— Люди там не привыкли видеть посторонних, мы должны защитить их В конце концов заявление готово — Мы дадим вам знать, как только будут известия. — прощаются с нами.

Спустившись по лестнице полуразрушенного здания министерства туризма, выходим на холод, на улицу полную весёлых улыбающихся людей. Чтобы поднять себе настроение идём в бар на проспекте Освобождения и за чашкой дымящегося капуччино пытаемся воспрянуть духом.

— Именно в министерство туризма назначили эту мегеру. Да она разгонит всех туристов. — я разочарована и расстроена. — И потом, какого чёрта нам пришло в голову идти спрашивать чего-то. Другой министр нам уже сказал — да!

— Посмотрим на положительную сторону ситуации. — пытается размышлять Карло. — Если она принимает всех так, значит на Dahlak людей побывало действительно очень мало.

— И если их защищают так активно, острова должны быть прекрасны.

— И, видимо, абсолютно девственны.

Преодолев досаду, принимаемся с надеждой ждать ответа. Ещё несколько дней гуляем по Асмаре и окрестностям и возвращаемся на лодку в Массава.

Стоять в порту Массава интересно.

Прибывают суда FAO груженые мешками с мукой, старые грузовики, также с надписью FAO, развозят их по деревням. Видна цепочка грузовиков поднимающихся по серпантину ведущему на плоскогорье. Цепочка останавливается в каждой деревне и сгружается определённое количество муки. Потом деревенский староста распределяет её среди семей в соответствии с нормами. Думаю ни в каком другом месте в мире распределение не происходит так организованно и точно, без разбазаривания и воровства. Похоже на идеально организованное общество, как у пчёл или муравьёв.

Другой раз наблюдаем в порту погрузку овец, предназначенных для паломников направляющихся в Мекку. Каждый правоверный, согласно Корана, во время хаджа должен собственными руками принести в жертву овцу. Но в Саудовской Аравии нет овец, а паломников миллионы, поэтому торговля овцами между двумя берегами Красного моря процветает. Овец везут из Египта, Судана, а теперь ещё из Эритреи. Некоторые дни в Массава с утра весь мол и прилегающая территория бывают покрыты блеющей массой перепуганных животных, ожидающих погрузки на десяток самбук выстроившихся у причала. Их тащат за задние ноги и кидают в трюм, а когда трюм полон, размещают на палубе. Каждая самбука вмещает около сотни овец и ужас виден в сотнях пар глаз, сгрудившихся в тёмном тесном трюме или глядящих за борт на тёмную подвижную массу моря, которого они не видели никогда в жизни. И не важно если какая овца взбрыкнув поранится или поранит другую, конец который им предназначен не требует безукоризненной физической формы.

Одним прекрасным утром, когда мы завтракали бутербродами с яйцом и коктейлем из папайи в единственном баре городя, пришёл Саид.

— Пришло письмо которое вы ждали!

Белый конверт с государственными гербами Эритреи запечатан красным сургучом.

Вскрываем печать и внутри находим листок с тремя строчками на тиграи и подпись.

— Что здесь написано, Саид! — мы не можем сдержать волнения.

— В ответ на ваше заявление поданное в Асмаре такого-то числа, сообщаем, что в вашей просьбе о посещении островов Dahlak отказано. Подписала министр туризма государства Эритрея: госпожа Ворку.

— Это невозможно, ты уверен?

— Да. Мне очень жаль. — наш друг обескуражен.

— Я знала, что она не даст разрешения, но, по крайней мере, говорит почему?

— Нет. Здесь не говорится ничего другого. Может попробуем попросить министра морского развития убедить её… — Саид почти просит извинения.

— Думаю лучше не надо. Не хочу прослыть человеком создающим проблемы. — отвечает Карло, глядя вдаль.

Саид присоединяется к нашему завтраку и мы заканчиваем свои бутерброды. Потом идём бродить по пыльным улочкам и как только Саид оставляет нас и возвращается на работу, спрашиваю Карло:

— Ты и в правду хочешь оставить это дело?

— Я не хочу впутывать другого министра.

— А острова?

— На острова пойдём всё равно, без разрешения.

— Уверен? А если нас обнаружат?

— Ты помнишь что сказал министр? Там нет органов власти, они не могут контролировать рыбаков и не знают даже кто там живёт! Сначала пойдём на ближние острова и если будут проблемы, сразу уйдём, если нет, пойдём дальше!

Решено. Закупаем хлеб маленькими булочками, сыр типа провола, произведённый на плоскогорье, ветчину, напитки: ром, джин и дзибибо, делать который начали итальянцы а эритрейцы продолжают производить. Потом, после того как древняя пожарная цистерна fire brigades 1941 года заехала на мол, чтобы заполнить водой наши цистерны, оформляем выход и покидаем порт самбук с официальным пунктом следования Аден, но с твёрдым намерением остановиться на Dahlak.

Добираемся вечером. Dahlak Kebir пустынный, плоский и серый остров негостеприимного вида. С трудом становимся на якорь в большом заливе с жёлтой водой, так как ничего уже не видно.

— А разве здесь не должна была быть прозрачнейшая вода?

Не видно ни одной живой души, кроме миллионной колонии птиц. Много пеликанов. Они огромные, серого цвета, с огромным зобом, точно как в мультфильмах. Множество незнакомых птиц поменьше проносятся над головой в разных направлениях.

— Видишь как просто. Вот мы и на Dahlak.

— Действительно. Пока никого нет…

Жителей не видно, лодок нет, совсем никого. Спускаем на воду тендер и пробираемся к берегу отыскивая проходы посреди острых кораллов скрытых под мутной водой. Местность плоская и каменистая, вдали у подножия пустынного холма виден посёлок.

— Постой, не будем показываться.

Слишком поздно. Появление людей разрешает наши сомнения, идти дальше или нет.

Женщины одеты в старые выцветшие платья, оставляющие открытыми длинные руки, на мужчинах старые штаны или просто куски материи вокруг бёдер. Улыбаются, жестикулируют, говорят на неизвестном диалекте и немного на арабском, зовут нас в сторону глинобитных хижин стоящих на чёрной земле. Появляется деревянный балдахин с двумя подушками на которых мы церемонно восседаем ожидая пока приготовится кофе.

Женщины, отбросив свою обычную стыдливость, снимают вуали закрывающие лица.

Улыбаются, разговаривают с нами. Они из племени Афар, объясняют нам и показывают с гордостью подпиленные резцы.

Афар! Мы уже слышали о них. Директор музея в Асмаре рассказывал о них как о диком племени которое живёт в Судане и Эритрее. Они наполовину кочевники и свободно перемещаются, как делали это всегда, вдоль побережья и между островами не признавая ни одно из этих государств. Я представлял их бесстрашными воинами, высокими, гордыми и грозными. На самом же деле они маленькие, бедно одетые, любезные и улыбающиеся.

Тем временем, совсем рядом, опершись о глинобитную стену хижины, только что окотилась коза. Малыш чудом стоит на ногах, неуверенный, дрожащий мокрый и липкий.

Глаза ещё не видят, но он уже ищет сосок. Он ещё не знает что это и где это, ошибается и сосёт ногу, пробует ещё и сосёт живот. Первый раз, но в конце концов он находит. Готов наконец и кофе. Чёрный и очень сладкий с имбирём, как у тех суданских старушек.

Согласно путеводителя 1936 года здесь рядом, в окрестностях посёлка, должны находиться около сотни подземных цистерн вырытых в стародавние времена, когда остров служил базой для торговли рабами между Африкой и Аравией. Но вокруг нас лишь бесконечная жёлтая сухая равнина с редкими возвышенностями и редкими кустами, годящимися на корм верблюдам. Пытаемся спросить у наших новых знакомых о цистернах, изображая рытьё ямы в земле и с помощью арабского: «Маа», вода.

Нас повели по извилистой тропинке, по которой навстречу нам идут девушки возвращающиеся в деревню с сосудами с водой на голове. Подходим совсем близко к морю, севернее того места, где оставили лодку. Здесь нет цистерн, которые мы искали, но место великолепное. В тени небольших пальм находится впадина с рядом отверстий в земле.

Мягкий ковёр из зелёной травки уже самим своим существованием подтверждает присутствие воды. И действительно, хотя большая часть отверстий сухие, в некоторых на дне находится лужица воды. Мутная, коричневая с мальками и головастиками, но это пресная вода и здесь, где никогда не бывает дождя, это лучшее, на что можно рассчитывать.

Когда возвращаемся на лодку, уже почти вечер. Бухта сильно изменилась. Отлив обнажил сотни метров дна и пеликаны наводнили зону водорослей. Похоже на какой-то иной мир.

Голубоватый слабый свет, вода, небо, бухта, пеликаны, луна — пейзаж доисторических времён.

Цистерны мы нашли через неделю в Сараде, южнее на этом же острове. Это подземные гроты покрытые каменным сводом, вырытые тысячелетие назад, чтобы поить рабов перевозимых из «Черной Африки», предназначенных для невольничьих рынков Аравии, Египта, Емена и даже Индии.

Внутри них вода кажется ещё прозрачной. Ещё там рядом есть некрополь. Сотни хорошо сохранившихся могил, периметр из камней, резные плиты. Надписи на арабском, на персидском, на фарси. Полуразрушенные арки и колонны вырисовываются на фоне неба.

Старик, появившийся ниоткуда, даёт нам понять, что он сторож. Он что-то говорит.

Сначала думаем, что он хочет денег, но он только хочет предупредить, что фотографировать и снимать можем сколько угодно, но камни уносить нельзя.

Мы согласны. Не возьмём ни камушка, и надеемся что все эти древности останутся здесь под солнцем ещё тысячелетия. Вокруг, насколько видит глаз, не видно никого и ничего.

Так как никто нас не останавливает, остров за островом мы продолжаем наши исследования. Выходим всегда рано утром, и каждый раз, когда выбираем якорь, сотни рыб безмятежно кружат вокруг лодки выставив из воды длинные плавники. Сегодня утром всего в нескольких метрах от лодки проплыла огромная черепаха, но я не успела взять телекамеру.

Телекамера! Вместе с фотоаппаратом они видимо заменили нам лук и стрелы или копьё, чтото, что служит для охоты. В конце концов, ведь разве мусульмане не верят, что тот, кто фотографирует, похищает душу?

При перехода с одного острова на другой мы всегда что-нибудь ловим, вчера каранкса, другой раз групера. Сегодня это была акула. Всего лишь акулёнок, но он яростно бился, когда мы держали его за бортом, пытаясь освободить от крючка, и когда неожиданно, резким рывком он сорвался сам, острые зубы прошли в нескольких сантиметрах от моей руки.

На многих островах встречаются напоминания о былом Итальянском господстве. На Dohul это огромная бронзовая пушка с гербом итальянского королевства и клеймом завода изготовившего её. Она ещё смотрит в сторону моря, преграждая путь в канал между островом и материком уже несуществующему врагу, защищая дорогу на Mассава.

На Shuma, низком, длинном, каменистом островке есть большой маяк, стоящий прямо в центре. Серая металлическая башня увенчана огромным фонарём. Он уже не работает, но всё ещё стоит, как напоминание о короткой но бурной «истории любви» между Италией и Эритреей.

На Dissei, где в тёплом песке, ноги на каждом шагу натыкаются на колонии моллюсков, нам встретился худой человек. На голове белая куфия, бёдра обёрнуты сероватой тряпкой. Он говорит по-итальянски и называет себя именем Барбаросса.

— Я был проводником итальянской экспедиции, здесь, много лет назад. Ходил с ними на судне на острова, мне подарили фотоаппарат.

Он рассказывает так, словно это было вчера, с гордостью поглаживая бороду окрашенную хной, согласно заветам пророка. Он проводит нас к колодцу с водой за соломенные хижины стоящие на берегу через поле поросшее низким, покрытым шипами кустарником. Вода желтоватого цвета покрыта плавающим мусором и наш проводник пьёт её фильтруя через край своего платка. И здесь тоже — пресная вода, это лучшее что есть на острове.

Остров Dilemmi отделён от материка коралловой банкой по которой в отлив можно пройти пешком до самого берега. Но на берегу не никого и ничего, ни следа, ни тропинки ведущей куда-нибудь. На Dilemmi, как и на других островах море коричневого цвета. Встречая здесь рыбаков на деревянных лодках. Они ловят акул, беря от них только плавники и хвосты, а туши оставляют гнить и смердить на берегу.

На сухой выжженной солнцем возвышенности стоит убогая грязная деревушка состоящая из соломенных хижин. Слышно как плачут дети. Староста, неопределённого возраста старик с водянистыми глазами, говорит по-итальянски. Спрашивает нет ли у нас хинина. Здесь все больны малярией и у них нет никаких лекарств, чтобы противостоять ужасным приступам лихорадки.

Мы возвращаемся с таблетками и старик собирает всех жителей деревни, раздаёт каждому по дозе хинина и объясняет, как его принимать, потом велит каждому поблагодарить нас.

После раздачи лекарств он снова появляется из хижины с девочкой всего нескольких месяцев на руках, даёт её мне подержать, но вскоре забирает, предупреждая: «Осторожно!

Пииисать!».

Потом были ещё Dhu-i-kurush, Dergamman Kebir, где мы остановились на неделю и не видели ничего кроме рыбьих косяков и стай птиц, прилетающих вечером покормиться на обнажающемся рифе.

И ещё Howeit, по форме напоминающий сердце, Umm En Naym, где нам, чтобы добраться до берега пришлось пол мили шагать по сохнущему на солнце рифу, и Darraka, где на закате черепахи фыркали вокруг лодки. Острова прекрасные и дикие, каменистые, окружённые морем, мутным, но богатым жизнью. Богатым, однако, также акулами, поэтому купаясь надо быть очень осторожными. Плохая видимость не позволяет заметить их, кроме как в последний момент. И так как они тоже видят нас на близком расстоянии, могут случиться опасные недоразумения.

Всего мы провели на Dahlak два месяца и, несомненно, это того стоило. Острова необыкновенные, интересные, совершенно не тронутые. Конечно, они прекрасны, но не для туристов. Высадка на берег трудна и утомительна, приходится крутить слалом между острыми кораллами и липкими водорослями. На берегах только камни, жёлтая земля, сухие кустарники. Но самое обескураживающее — это море. В то время, как вдоль всех побережий Красного Моря на тысячи километров вода одна из самых прозрачных в мире, архипелаг Dahlak, единственное место где она настолько мутная, что временами похожа на грязь.

Между островами море ещё прозрачно на несколько метров, но вблизи суши оно просто коричневое.

Глядя на карту можно даже понять, почему. Dahlak лежат на огромной мелководной банке, которая выдаётся в открытое море как некий подводный отросток эритрейского берега.

Глубина здесь всего сорок метров. Такой тонкий слой воды легко прогревается на солнце и превращается в инкубатор для планктона, водорослей и рыбы и именно богатство планктоном делает воду мутной.

Каждый раз пробираясь в лабиринтах кораллов к якорной стоянке, все в нервном напряжении, стараясь вовремя заметить каменные глыбы в мутной воде, мы жалели, что пришли сюда и говорили себе — хватит, это в последний раз, завтра же уйдём с этого архипелага «Pango»[4], как мы его прозвали. Но, каждый раз, когда новый остров вырисовывался на горизонте по курсу, неизменно не могли побороть искушение остановиться ещё на несколько дней в надежде увидеть и испытать что то новое, неизвестное.

Кто знает, почему нам не дали разрешение зайти на острова? За два месяца пребывания здесь мы не увидели ничего такого, что могло бы объяснить ревность, неуступчивость и таинственность, которыми их окружали эритрейцы.

— И почему все описывали их как необыкновенные, окружённые чудесным морем?

— Может быть прежде они такими и были? Или просто, тот кто это говорил, не видел ничего другого.

— Подумай, как будут разочарованы все те, кто уже мечтает устроить здесь турбазы, центры дайвинга и морские прогулки, когда увидят это коричневое море.

В действительности Dahlak таковы — голые выжженные солнцем острова, окружённые богатейшим морем, которое, однако скрывается под вечным слоем грязи.

— Знаешь что я тебе скажу? Я ничуть не жалею. Думаю этим островам не грозит нашествие туристов. Что то в них есть такое, что заставляет вспомнить министра туризма.