«Дымом тянет…»
«Горит наше общежитие?» — в шутку подумал Володя Литов, и тотчас забыл, потому что они взошли на третий этаж.
В коридоре горели редкие сумрачные лампочки. Двери комнат были закрыты, там было темно.
Малинин решительно постучал. Еще и еще раз, оттого что никто не откликался.
— Ну, чего надо? — минуты через три из темноты дверного проема спросила мрачная фигура с заспанным лицом.
— Надария, пожалуйста, позови, — сказал Малинин.
Фигура исчезла, и после негромких переговоров в дверях показался полуодетый взъерошенный кацо.
Тот самый.
— Чего вам?
— Выйди — поговорить надо, — попросил Малинин. Надарий поколебался, присматриваясь к посетителям; но потом решился и ступил в коридор, оставив дверь открытой. — Отойдем сюда. Не надо людям мешать, пусть спят. — Малинин, пропустив вперед Надария, сам прикрыл дверь, и они встали лицом к лицу, боком к коридорной стене. Причем, Малинин оказался между Надарием и его комнатой, поэтому спиной к комнате.
Володя остановился по средней линии между ними, обозначая треугольник.
— Я жалею, что вы ночью пришли, — вяло и нехотя сказал Надарий, будто с усилием, — я это очень-очень не уважаю.
— Ты вот что, парень, — сказал Малинин. — Я с тобой хочу вежливо говорить. Но я шутить не умею.
— Я тоже, — вяло произнес, словно удивился, кацо. Казалось, он смущен, да как бы не напуган.
Малинин близоруко прищурился, внимательно его рассматривая. Он был высокий, худощавый, приблизительно одного роста с Надарием, и Володе по опыту хорошо знакома была эта ленивая расслабленность, взрывающаяся внезапной энергией.
— Я не знаю, — рукой показал Малинин, — как у вас там ведут себя. А у нас здесь так не принято. Из-за девчонок грозить кому-нибудь — не принято. Она сама выбирает. Ты понял? — Кацо молча размышлял о чем-то своем. — Я тебя спрашиваю: понял?
— Понял.
— Чтобы не нарваться на неприятности.
— Понял, понял…
— Неприятностей можно огрести вагон и маленькую тележку.
— Да.
— Больше не грози никому. Никогда.
Неожиданно кацо перебросился в странную стойку: слегка согнул тело в пояснице, вытянул обе руки вперед, потряхивая разжатыми ладонями. И вдруг с силой выбросил ногу, в прыжке с разворота нацелясь пяткой в голову Малинину.
Володя не успел заметить реакции Малинина: показалось, будто прежде Малинин отклонился, а уже затем кацо ударил — в пустоту — ногой, которую он поймал и дернул себе под мышку. Надарий, падая, еще не коснулся пола, он только приземлялся, когда кулак Малинина быстро, коротко хлестнул его в шею, под ухо.
Надарий не охнул, не издал ни звука. Голова его стукнула о деревянный пол. В ночной тишине раздался отчетливый звук, как если бы палкой ударили по спелой тыкве.
— Юрка!.. Юрка!.. — закричал Володя, не имея времени докончить: «берегись!..»
Сзади Малинина, выскочив из комнаты Надария, прыжками неслись два человека, похожие на двух кровожадных зверей. У одного из них в руке был чайник, можно было подумать, что с перекошенным лицом он торопится в умывальник набрать воды; тяжелые чугунные чайники выдавались по всем комнатам общежития. Он проскочил мимо Володи, в то время как второй, бросившись на Володю, сковал его движения, — и сзади с размаха хватил Малинина чайником по голове.
Малинин, заливаясь кровью, ничком рухнул на поверженного Надария, который, кажется, начал в этот момент оживать.
«Скоты! что делают!..» Володя попытался пробиться к нему на помощь, действуя только правой рукой, но когда противник обхватил его за шею и сдавливая начал гнуть книзу, он каждым своим позвонком ждал и чувствовал убойный чугунный удар по своей спине: теперь их было трое против одного. Считая Надария. А он успел увидеть, что тот поднялся, пнув ногою бесчувственное тело Малинина. Володя в согнутом положении дотягивался и старался бить кулаком в грудь и живот противника. Все труднее становилось удерживаться на ногах — нежные хрящи шеи были стянуты жестким захватом, от этого мутилось сознание, и ноги сделались нетвердыми и ломкими.
И вдруг его отпустили. Он потерял опору, оступился и упал. Но тотчас встал на ноги, озираясь, готовый к новому нападению.
Противник его был отброшен в сторону. Рядом, он увидел, появились новые лица. Петров-Пеликан стоял спокойный и величавый как скала.
Володя боялся поверить в свое счастье.
С криком:
— Юрку убили!.. Бляди!.. — из-за Петрова выбежал Круглый из Ухты, рванулся к человеку с чайником. Ломаными движениями — наверное, так планировал драться Надарий, но у блатняги ухтинского все получилось удачнее, прицельнее, он не работал кулаками, не сделал ни одного лишнего замаха — подскочил, нанес ребром ладони один только удар в горло. Его жертва упала на колени, выронив чугунный чайник, захрипела, закашлялась натужно. Изо рта хлынула кровь.
— Сволочь!.. — Круглый взял его рукой за волосы. И отпустил. Тот завалился боком, продолжая хрипеть и задыхаться.
— Да-а, начудили… в сиську, в печень, в бога, мать!.. — произнес Петров неслыханное для Володи многоэтажье.
Надарий при виде заклятого врага вновь перебросился в излюбленную стойку.
— Ну, вот. Встретились, — произнес он. — Чувствовал — пасть порву тебе!..
Володя смотрел во все глаза.
Пока Надарий изображал предисловие к чему-то японскому — карате или джиу-джитсу — Петров легко приблизился к нему на расстояние вытянутой руки и сверху вниз, без каких-либо приемов, обрушил свой мясистый кулак на его темя.
Надарий упал. Потом опять сел, помотал головой и начал вставать.
Петров подождал, чтобы он полностью поднялся на ноги и принял защитную позу.
После этого снова взмахнул своим внушительным кулаком, опуская на темя Надарию.
Тот в очередной раз свалился на пол. Лежал, глазел тупо на врага и не спешил принять вертикальное положение.
Петров молча и спокойно смотрел на него.
— Пелик!.. — Человек в очках, высокий, с строгим, сухим лицом, довольно немолодой, бегом подходил со стороны лестницы. Слегка запыхался. Увидев кровь, побоище — остановился в растерянности. — Пелик!..
— Что, Модест? Удивляешься? — Петров усмехнулся, краем глаза посмотрев на приятеля. — Начудили, паршивцы… Они бы еще кого-нибудь прикончили без меня.
— Общежитие горит! На первом этаже полно дыма!
— Пошли Славку за комендантшей. Все одно теперь всплывет. Беги на станцию, звони вызывай скорую. Боюсь, как бы салажонок концы не отдал — мне не нравится, как он лежит. Позови мне сюда Ромку Цирковича и… Фаина у нас?
— У нас.
— Зови. Пусть чего-нибудь чистое оторвет. Рубашку мою… Я здесь буду.
— Горим!.. — вспомнил Модест. — Чувствуешь? Здесь тоже дым — чувствуешь?
Да, да, дымом тянет, заметил Володя. Он и забыл, что минут десять-двенадцать тому назад точно так же подумал. Перед тем как вслед за Малининым вошел в коридор третьего этажа.