Мой номер — первый

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Я сомневался: удастся ли еще раз выступить за сборную страны на чемпионате мира, на первенстве Европы или в каком-нибудь ином столь же значительном соревновании? Когда мы осенью 1974 года приступали к отборочным играм, целью которых был выход в финал чемпионата континента 1976 года, я не был одинок в мрачных прогнозах. Отборочная группа нам попалась не из легких: сборные Кипра, Португалии и Англии. Футбольная Европа, в общем-то, в расчет нас не брала, так как после Мексики-70 мы не могли похвастаться каким-либо крупным достижением.

И не случайно. Наш футбольный механизм был расстроен. В рамках первенства лиги проводились серенькие матчи. Команды, в которых была бы налажена такая систематическая целеустремленная работа с футболистами, как когда-то в «Дукле», можно было пересчитать по пальцам. Мы не испытывали недостатка в квалифицированных тренерах, но эти тренеры не могли как следует развернуться: жаловались на ограниченность предоставленных им прав, на то что им мало доверяют, и особенно на помехи со стороны самого спорткомитета. Однако не было секретом, что под маркой комитета фактически свое влияние и свои настроения диктовали те, кого объединяют групповые интересы. При этом проявлялись любительские вкусы, а не мнения специалистов. С ситуацией считались (или поддавались настроениям) и футболисты лиги, и судьи, рассуждая по принципу: зачем биться головой о стенку, когда само футбольное начальство делает вид, что ничего не происходит? Соответственно дома играли на выигрыш, на выезде — на ничью. Этого было достаточно для удержания позиций в лиге. Болельщики уходили с матчей недовольные, разочарованные. Посещаемость стадионов падала от матча к матчу...

Давно проверенная истина гласит: какова лига, такова и сборная. Нельзя играть классом выше, выступая в форме сборной, если не блещешь в лиге.

В этих условиях функциями тренера сборной страны облекли Вацлава Ежека. Он был известен как человек целеустремленный, привыкший работать энергично и со знанием дела. Я знал его давно — еще по «Дукле», где он занимался с молодежной командой. Позже он принял «Спарту», выступавшую в первенстве лиги. Затем несколько лет успешно работал в Голландии. О нем говорили, что, прежде чем вынести решение и сделать выводы, предпочитает основательно изучить вопрос. Ежек начал с подбора игроков. Обстоятельного, без спешки. Из «мексиканской» сборной в команде остались оба вратаря — Венцель и я, Пиварник, Добиаш и Петраш. Позже вернулись Поллак и Франтишек Веселы. Остальные места заняли совсем новые футболисты, представлявшие подраставшее поколение» Двух опорных защитников удалось подобрать перед самым началом отборочных соревнований. Наибольшее число кандидатов побывало в средней тройке, через которую тянутся нити управления игрой. С ней были связаны самые упорные поиски и эксперименты тренеров. Оптимальный вариант нашли незадолго до начала европейского чемпионата,

Но я забегаю вперед. Пока же все только начиналось. Ежек присутствовал на матчах первенства лиги, следил за игрой перспективных футболистов и посещал один клуб высшей лиги за другим. Надеясь получить максимальную информацию о перспективных игроках, завязывал контакты с тренерами отдельных команд. Так родилось его тесное сотрудничество с Венглошем. Тогда-то и выяснилось, что именно футболисты братиславского «Слована» — команды, тренируемой Венглошем, — составят костяк сборной. Тренерский тандем Венглош — Ежек работал слаженно и со взаимодействием. Оба по-настоящему любили футбол, страстно относились к делу. Ежек — знаток голландского и западногерманского футбола (жил и работал в этих странах не один год; все, что касается методики тренировок, подбора игроков, концепции и тактики игры, знает из первоисточников. Читает издающиеся в этих странах газеты и специальные журналы. Следит за национальными чемпионатами, знает многих футболистов и результаты выступлений команд). Обладает отличной памятью, и ему не составляет труда, например, назвать любой вариант состава «Шальке-04». Венглош, со своей стороны, хорошо изучил английский футбол, когда находился на длительной стажировке на родине этой игры. Следит за специальной литературой и за журналами. Футболом занимается и теоретически — на научно-исследовательском уровне. Закончил институт физкультуры, защитил в нем же диссертацию и работает старшим преподавателем.

Нашим первым соперником в отборочной группе чемпионата Европы стала (по жребию) команда одной из великих футбольных держав, очевидный фаворит — сборная Англии. Но у меня были причины радоваться предстоящей встрече: второй раз предоставлялась возможность выступить на «Уэмбли» — главном футбольном стадионе планеты Земля, где восемь лет назад мы сыграли столь успешный для нас матч с новоиспеченными мировыми чемпионами. От того матча остались приятные воспоминания: ведь именно тогда я «состоялся» как футбольный вратарь. Но одно дело — память о прошлом, и совсем иное — день нынешний. Из состава той сборной «уцелел» только я. Никого больше, если не считать моего дублера — верного товарища Шаню Венцеля. Впрочем, и англичане не те, что были. И дело не только в новых именах и лицах. Тогда они выходили на поле, увенчанные славой чемпионства. Теперь выйдут в ином качестве: в Мексике отстоять титул не сумели. До сих пор сами они считают, что на каком-то этапе стали жертвой несправедливости — «заговора» конкурентов из Южной Америки. Четыре долгих года готовились бороться за возвращение титула в чемпионате-74, но в группе их пути пересеклись с путями польской команды, сделавшей серьезную заявку неуспех. Поражение англичан стало причиной критических разборов, перетасовок среди игроков и тренеров, открытия, как писали газеты, «новой эры». Поставили им руководители задачу — восстановить репутацию в матчах на первенстве Европы. И в этом плане налицо было сходство с нами: ведь и наша сборная осталась без путевки на первенство мира, «завязнув» в группе. И у нас образовалась новая команда во главе с новым руководством. И мы мечтали вернуть былой авторитет.

Какие они, англичане, вступившие в «новую эру»? Наши тренеры достали видеозаписи последних товарищеских матчей наших соперников и добросовестно готовили нас к встрече с англичанами «на мирном поле брани». Они подчеркивали, что мы в состоянии взять над сборной Англии верх, но не имели ничего и против ничейного исхода матча. Мысленно я рассуждал так же, ибо мы должны были готовиться к тому, что новая английская команда будет играть как и старая,— с большим упорством, жестко и в высоком темпе. Иначе говоря — действовать в излюбленной манере. Атакуя по флангам, навесами на штрафную и прострелами вдоль ворот. Такую игру можно увидеть почти каждую неделю в телеобозрении «Голы, очки, секунды».

Тренер Ежек был немногословен, сказав лишь, что меня ждет нелегкий хлеб и что он тем не менее на мою игру полагается. Откуда будет исходить для нас наибольшая опасность, дал нам понять, проведя специальную тренировку. Пригласил Валенту из «Богемии», Кайю Дворжака, Негоду, меня и еще одного игрока (для подач мяча в штрафную). Договорился, чтобы для нас на «Спарте» или на «Славии» в семь часов вечера включали прожектор, освещающий одни ворота (для воссоздания — хотя бы приблизительно — обстановки, которая ждет нас на «Уэмбли»). Одолжили в «Богемии» более легкие мячи марки «Митрэ», которые, как я уже замечал, хороши для ударов головой. Это была специальная подготовка для меня: навес за навесом, ловля мяча, а главное — выбивание его в поле. Тренировались в промежутках между матчами лиги, после обычной дневной тренировки. Защитники не только оберегали меня, но и атаковали. Я просил их копировать англичан — вступать со мной в жесткие контакты. Так я проводил вечер за вечером, чем вызвал подозрения супруги. Она задавала мне «наводящие» вопросы, пытаясь выяснить «истинные» цели моего времяпрепровождения. Поверила, когда я, весь измочаленный, пришел домой с очередной тренировки. До такого состояния вряд ли доведет даже самый шумный кутеж.

Наконец настал день нашего прибытия на «Уэмбли». Местные журналисты помнили мою игру 1966 года. «Дейли миррор» вышла под заголовком: «Осторожно— Виктор!». Но осторожничать должен был я: меня одолевали, не доставляя радости, ходившие по пятам фоторепортеры и снимавшие на пленку операторы. Не только на тренировке, но даже на прогулке в Гайд-парке. Ежек расценил это как своего рода психологическую обработку. Англичане больше не страдают недооценкой соперников. По сведениям Ежека, они засняли весь наш матч со сборной ГДР, который мы недавно выиграли со счетом 3:1. Мы тоже такое практикуем: пленка — ценное наглядное пособие. Но англичане вели специальную съемку, фиксируя действия отдельных игроков и отдельные эпизоды игр. Затем они демонстрировали каждому из своих футболистов действия его потенциального противника (правому беку — игру левого крайнего и т. п.): крутят в замедленном повторе, останавливают пленку, снова крутят... С моей точки зрения, это имело смысл — скажем, для того, чтобы разобраться в «загадочных» финтах Веселы или в неожиданных хлестких ударах Негоды. Но вратарское ремесло известно до мельчайших деталей всем. У голкипера нет ни секретов, ни каких-то особых, вводящих в заблуждение, приемов. Только позднее понял я: для соперника важно знать, какую, например, позицию выбирает вратарь при угловом, как строит «стенку» и т. п.

В Лондоне все осталось таким же, как и в день моего первого матча на «Уэмбли» восемь лет назад. Мы опять готовились на стадионе «Челси», так как на «Уэмбли» тренироваться (как и ожидалось) не разрешили. Когда же настал день матча, я, разглядывая поверхность поля, отчетливо увидел, что вдоль одной из боковых линий газон отремонтирован, заменен немного дерном иного оттенка. Кто же его вытоптал? Мне ответили — борзые. Гонки борзых на «Уэмбли»? Знаю: англичане делят свою любовь между футболом, скачками, собачьими бегами и гольфом. И все же... Вряд ли бы мы нанесли газону во время тренировки больший урон, чем гончие псы в бегах. Впрочем, если верить сообщениям газет и рассказам очевидцев, на «Уэмбли» не тренируются даже сами англичане.

...И начало матча было таким же, как в первой встрече: англичане организовали мощный штурм. Брали верх в большинстве единоборств. Завладели центром поля. Оттуда закипали атаки на наши ворота. Мы практически ничем не отвечали. В газетах потом писали, что начало встречи сборная Чехословакии провела весьма неуверенно и что если б не я, мяч побывал бы в наших воротах уже на первых минутах. Но не только мои партнеры — и противник вел себя так же, как тогда, восемь лет назад. Я слышал, как, упустив возможность добиться успеха, англичане подбадривали друг друга (получится, мол, в следующий раз). Гнал от себя мысль о том, что повторится 1966 год, но не мог не восхищаться тем, как уверенно играет головой наш Ондруш, которого подстраховывал Чапкович.

Едва забрезжила надежда, как меня переиграл Уортингтон, удар которого, к счастью, приняла на себя штанга. Я уже говорил: каждому голкиперу нужна капелька счастья. Во мне зарождалась вера, что теперь фортуна повернулась лицом к нам. Когда товарищи по команде и знакомые говорили перед матчем, что хорошо бы мне повторить дебют шестьдесят шестого года, я предпочитал промолчать. С одним из друзей поделился предчувствием о том, что меня ждет «тройка»— три пропущенных мяча. Это был внутренний голос. Но когда в конце первого тайма на табло значились круглые нули, во мне шевельнулся червь сомнения: что ж, опять, как всегда, я оказался плохим прорицателем? Вторая половина игры как будто подтверждала это. Десять... Двадцать... Тридцать минут... Я посмотрел на циферблат, и захотелось ускорить бег стрелок часов. В этот момент получил травму Чапкович (английские футболисты не жалуют соперников в единоборствах. В поле еще можно как-то избежать опасных столкновений, но защитник такой возможностью не пользуется, поскольку он — последний рубеж обороняющихся на подступах к воротам). Чапкович продолжать игру не мог, и его сменил Воячек. Не скажу, что он стал причиной гола (Воячек — твердый орешек. Не уклоняется от борьбы). Скажу только, что было потом: Томас пробил штрафной сбоку от ворот. Мяч после навесной передачи под острым углом четко принял на голову Шеннон. Раздался характерный звук — и вот уже я достаю мяч из сетки. А до «финала»— четверть часа.

Однако один забитый гол — еще не все. Ни для выигрывающих, ни для терпящих неудачу. Можно было ожидать, что английская команда, потратившая в матче столько сил, ограничится малым и будет играть лишь на удержание победного счета. Но противник не успокоился. На 81-й минуте Ондруш, у которого так здорово все получилось, вышел вперед. Вероятно, первый раз в этом матче. Обычно его подключения в атаку застают противника врасплох. Теперь же он упустил мяч в центре поля. За Ондрушем в расчете на атаку потянулась вперед вся наша защита. И англичане не преминули этим воспользоваться. Киган прокинул мяч за спину оборонявшегося Воячека. Чтобы сократить угол обстрела, я должен был выйти навстречу мячу. Но ничего не мог сделать против своевременного и точного удара. А спустя две минуты нам забили третий гол, который практически был почти точной копией первого.

После матча в раздевалке нашей царила подавленность. Начало отборочных соревнований не предвещало нам ничего хорошего. Матч, хотя и самый первый, мог оказаться решающим. Я предполагал, что в 1974 году «Уэмбли»-66 не повторится. И мое предвидение оправдалось (вероятно, впервые): пропустил три мяча, из них два после ударов головой, то есть тех самых, к отражению которых так тщательно готовились всей командой. Выходит, специальная тренировка, проведенная Ежеком, ни к чему не привела и все старания в поте лица оказались напрасными? Ну что ж, и такое в футболе случается. Просто следует признать, что в этот раз англичане выглядели лучше и оказались сильнее.

Прежде предстояло сыграть с национальной командой Кипра. Стояла весна 1975 года, но еще в ноябре 1974-го в нас вселилась определенная надежда, поскольку португальцы, добившись в Англии нулевой ничьей, ухудшили перспективы чемпионов-66. Тем более некстати «висели» на нашем счету три пропущенных мяча.

Однако в матче с киприотами, проводившемся после интенсивной зимней подготовки, мы «не выполнили план». Кипрские футболисты, прибывшие в Прагу словно на прогулку, были любителями в прямом смысле слова. Их игра особой изобретательностью не отличалась. Действуя в меру сил и не проявляя, разумеется, желания особенно много пропускать, футболисты Кипра все же осложнили нам жизнь — пропустили всего четыре мяча. А мы-то рассчитывали поправить свой баланс за их счет!

Через десять дней сборная Чехословакии вновь выступала в родной столице — против португальцев. Тренеры показали нам отснятый на пленку матч этой команды с англичанами на «Уэмбли». Португальцы всю игру построили на обороне. Их защитные порядки, и особенно голкипер Дамаш, ликвидировали одну угрозу за другой. Перед самым матчем с нами сборная Португалии в Париже сумела нанести поражение находившейся в хорошей форме сборной Франции — 2:0! Просмотрев видеозапись и этого матча, мы все же пришли к выводу: португальцы умеют не только обороняться, но и нападать. Даже на поле соперника.

Предстоящей встречи с ними мы опасались. Но в игре случилось непредвиденное: довольно-таки скоро удалось распечатать их ворота. Наша средняя линия, да и защита с большой энергией и желанием помогали нападающим. Это был фейерверк атакующих действий, за которым я мог наблюдать, почти не опасаясь за безопасность защищаемых ворот. К финальному свистку мы довели счет до разгромного — 5:01 Так существенно улучшили баланс мячей. То, чего не добились в матче со сборной Кипра, сумели вырвать в матче с куда более классными игроками Португалии! Осенью, накануне ответного матча со сборной Англии, ситуация в нашей группе была практически такая же, как и вначале. Шансы выйти в следующий этап соревнований имели все три команды — и англичане, и португальцы, и мы. Нам, впрочем, было ясно, что для сохранения шансов на выигрыш группового турнира обязательной становилась победа у себя над английской сборной.

Матч должен был состояться в Братиславе 29 октября. Выбор на столицу Словакии пал не случайно: там мы могли рассчитывать на поддержку самых страстных болельщиков. А главное — в этом городе нас не освистывали, когда игра не клеилась. Объясняется это, пожалуй, не только тем, что за сборную выступает большинство «местных». Просто в Братиславе футболистов окружает располагающая атмосфера, как-то легче дышится команде в целом. Прибывшая английская сборная выглядела внушительно. В предварительном порядке сюда приезжало ее руководство — обсудить детали и договориться о жилье. В Братиславе достаточно много хороших отелей. Гостям же больше всего понравилась новая роскошная гостиница «Киев», строительство которой в ту пору еще не завершилось. Англичане привезли с собой целый «штаб», по численности превышавший саму команду: массажистов, врачей, психолога, главного тренера с пятью (!) помощниками (один работал с защитниками, по два других — с игроками полузащиты и нападения). Может быть, в футболе со временем и будет так, как уже сложилось в легкой атлетике и плавании: практически у каждого спортсмена — свой наставник.

Мы готовились по своей системе, серьезно. Наши наставники до последней мелочи продумали тактику, с каждым игроком обсудили подробности предстоявшего матча. Я на этот раз по специальной программе не готовился: тренеры полагались на мою самостоятельность, веря, что я и без их вмешательства подготовлюсь к ответственному поединку как надо. Мы работали с Венцелем. Были едины во мнении, что для хорошо тренированного вратаря главное — психологическая устойчивость, умение собраться на матч.

Я уже говорил; атмосфера крупных состязаний для меня самая благоприятная (повторяюсь ввиду особой значимости этого фактора в спорте — в любом из его видов, а не только в моем любимом). В Братиславе она воцарилась уже за два дня до матча. На автомобилях, автобусах, поездах приезжали со всех концов республики болельщики. Все места на стадионе на Тегельном поле были давно «абонированы». Говорят, что не хватило билетов тремстам тысячам жаждавших стать очевидцами игры. Правда, возникло одно непредвиденное обстоятельство. Проснувшись утром, из окна гостиницы мы не увидели на футбольном поле... ворот, хотя до них было меньше ста метров. Даже старожилы города не могли припомнить такого тумана. Ждали, что с наступлением дня завеса рассеется, но туман не расступался. Синоптики в недоумении пожимали плечами. Самые старые жители Братиславы утверждали, что подобный туман однажды уже был. Окутав город спозаранку, он провисел тогда весь день. Кого-то осенила идея (вероятно, почерпнутая из газет) — очистить мглистый воздух над футбольным полем так, как это делают в Бельгии или Голландии: расставив по углам газона и рядом с флагом, отмечающим середину поля, несколько железных ящиков с углем. Уголь поджигают, и теплый дым рассеивает туман в клочки. Но где в последний момент разжиться ящиками с углем? Обратиться за помощью к руководству железной дороги? Так и решили. Но... Возможно, идея и была здравой, однако результат ее воплощения оказался прямо противоположным ожидавшемуся: видимость на поле... ухудшилась. Совершенно необычная ситуация: выбьешь мяч в поле — и не видишь, куда он приземлился, кто его подобрал и что происходит дальше. Направлять мяч свободному партнеру и начинать таким образом атаку нашей команды я не мог вообще. В таких условиях лично мне играть еще не приходилось никогда. Подумал: а ведь не исключена возможность запросто пропустить мяч, пущенный ногой коллеги-голкипера от противоположных ворот. Наконец я увидел, как наши заявляют протест, добиваясь от судьи, чтобы он прервал встречу. Публика требовала того же: ведь люди пришли посмотреть большое футбольное представление!..

Игра была приостановлена, и мы отдыхали в раздевалке, подняв ноги. Ждали, что будет дальше. Арбитр из Италии Мичелотти остановил встречу по крайней мере на четверть часа. Потом продлил вынужденный антракт еще на десять минут. Наше руководство, ссылаясь на отсутствие допустимых условий игры, требовало переноса встречи на завтра. Англичане же (естественно!) хотели играть как ни в чем не бывало. Поэтому судья и наблюдатель-комиссар, чтобы быть уверенными в своем решении и суметь его отстоять, должны были во всем разобраться на месте и тщательно взвесить каждое «за» и каждое «против»: не хотелось, чтобы команда, выступавшая на чужом поле (причем такая влиятельная, как английская), заявила протест. Они бегали вдоль линий, давали отмашки флажками, замеряли какие-то расстояния. В конце концов решили встречу прекратить и перенести ее на завтра. Английская сборная вынуждена была подчиниться решению арбитров.

Я подумал, что это первый матч в моей жизни, который был остановлен. Чувствовал сильное нервное напряжение и до самого вечера не мог успокоиться. То же испытывали и товарищи по команде. Нас пробудило прекрасное, солнечное утро. От небывалого тумана не осталось и следа (если не считать того, что ответный матч с англичанами нам предстоял в тот же день, в который год назад состоялся и первый поединок на «Уэмбли», проигранный со счетом 0:3,— 30 октября. Но коль уж дошло дело до повторений, то хорошо бы повторить и счет, только в нашу пользу!..).

Начало игры не предвещало легкой жизни ни одной из «сторон». Шла истинно мужская борьба за каждый мяч, за каждый метр пространства. Разгорался упорный бойцовский поединок. Но нет худа без добра: ведь за те вчерашние 16 минут игры в тумане мы успели хотя бы немного прощупать, чем дышит соперник. Больше мы на первых минутах не терялись. Такое состояние, очевидно, стало следствием сложившегося у нас уже подсознательно отношения к англичанам как к футбольным королям, Ребята боролись настойчиво, смело шли на обострения, играли с полной отдачей.

Несмотря на то что вначале мы сыграли лучше, чем накануне, первый в матче мяч влетел все же в наши ворота. На 25-й минуте. Шеннон проскользнул между защитниками и принял навесную подачу Кигана. Наши стопперы замерли, предполагая, что судья зафиксирует положение «вне игры». Искусственный офсайд мы не создавали — он мог быть, но с таким же успехом мог и не быть. И поплатились. Вывод: играть необходимо до тех пор, пока не раздался заключительный свисток судьи, а еще лучше — и чуть после этого свистка. На всякий случай (а вдруг это свисток с трибун?). Я должен был выйти навстречу Шеннону, сделаться (в его глазах) как можно «больше», чтобы ворота для него стали как можно «меньшими». Не исключено, что, если бы его атаковали или по крайней мере даже просто догоняли, он стал бы суетиться и сделал бы то, к чему предпочитают прибегать в таких ситуациях англичане и западные немцы,— попытался бы меня «пробить». Мне такой «ход» на руку: форвард может попасть мячом в меня, или я рефлекторно выставлю на пути мяча руку, ногу, либо загорожу ворота как-нибудь еще. Но Шеннон располагал временем и сделал то, чему отдают предпочтение в таких ситуациях голландцы или бразильцы: спокойно и расчетливо перекинул мяч в ворота мне за спину.

Мы взирали на судью. Он, удаляясь от наших ворот, решительно указывал на центр поля. Теперь нам для победы надо было забивать минимум два мяча. По правде говоря, поверить в воз/ложность такого было трудно; до сих пор мы не создали у ворот гостей ни одного опасного момента. Англичане защищали подступы к своей штрафной не только энергично и решительно, но и до мелочей продуманно. В нападение особенно не рвались — их устраивала ничья, а они даже вели,— но постоянно по меньшей мере двое из них маячили впереди и вынуждали наших защитников играть в оттяжке, не давая им подключаться к атаке.

И все же гром прогремел. На последней минуте первого тайма, когда все думают уже о том, как сложится игра во второй половине встречи. Не зря говорится, что гол в конце первых 45 минут ценится вдвойне: разом возникает новая ситуация, когда повернуть развитие событий уже нет времени. Противник оказывается в психологически невыгодном положении, в то время как команда, добившаяся успеха, обретает новые силы. Для нас это был не гол, а подарок! Масны справа подал угловой. Опасно пробил на уровень перекладины к ближней штанге. К мячу устремился Зденек Негода. За ним — английский защитник Макферленд. Но Зденек опередил соперника: на какое-то мгновение его голова оказалась у мяча раньше. Вратарь Клеменс также чуть-чуть запоздал. И Зденек точно послал мяч под перекладину.

В раздевалке тренеры никого не ругали за остановку игры в расчете на фиксацию офсайда. Разговор шел уже о предстоящем — о том, что надо стремиться пройти английский защитный вал, достичь штрафной площадки соперника. Как? Уже испытан и, на первый взгляд, прост способ, который, однако, требует от участников атаки отточенной техники, скоростных качеств, быстроты мышления, а часто и умения сыграть задорно, дерзко, поставить сопернику ловушку, пройти по флангу, выманить защитника и навесить мяч в штрафную.

Установку взяли на вооружение. Едва началась вторая половина встречи, как мы добились нового успеха. Уже на третьей минуте перехитрил своего сторожа Масны. Уголком глаза заметил Галлиса, набегавшего по центру. С другой стороны подоспел и Негода. Масны, не мешкая, сделал острую передачу (на глазок) в тот участок поля, где раньше вратаря окажется форвард, идущий на скорости. Знаю по опыту: это сопряжено с риском. Мой визави — Клеменс — понял ситуацию и остался в воротах, приготовившись действовать на линии. Но и Галлис находился от мяча на удалении и обычным («чистым») способом до него не достал бы. Он все же нашел оптимальный выход: рослый, высокий, решил еще больше «удлиниться». Выбрав подходящий момент, оттолкнулся как можно сильнее от земли и «рыбкой» бросился навстречу мячу, летевшему не очень высоко — примерно на уровне груди или пояса. Ударил изо всех сил. Клеменс угадал направление удара, но был бессилен предотвратить роковые последствия: мяч оказался быстрее его. Итак, нам, уступая — 0:1, удалось повернуть ход встречи в свою пользу и повести — 2:1.

Пробовали продолжать игру в атакующем ключе, но англичане сорвали наши попытки закрепить успех. Подумал про себя: поставить бы на этом точку и скорее бы все закончить! Но играть еще предстояло долго. Англичане взвинтили темп, усилили давление в попытке завладеть центром поля. А кто контролирует пространство, тот и создает голевые ситуации. Наши уступать не хотели, что привело к единоборствам, да таким, что только искры сыпались. После одного из поединков не смог подняться наш защитник Гёг. Я не рассмотрел в деталях, что там произошло (это было на половине гостей, недалеко от скамейки запасных, где сидели наши). Очевидно, английский футболист переусердствовал, но не умышленно, ибо травмировать противника не хотел; англичане на это не идут. Подтверждением такого предположения стали и объяснения пострадавшего и высказывания всех находившихся поблизости — игроков, врача, массажиста, да и кое-кого из сидевших на нашей скамейке (например, Венцеля, которого я хорошо видел).

Затем имел место эпизод, свидетелем которого я стал впервые. Когда Гёг очутился на земле, корчась от боли рядом с линией, к нему бросились наши. Подбежал и Венцель. Он был раздосадован тем, что судья не пресекает грубость. В первый момент Шане показалось, что у Гёга перелом ноги, Они с Гёгом друзья, играют в одной команде. Впрочем, я знаю темперамент Венцеля, обостренное чувство солидарности с партнёром. Он вел бы себя точно так же, если бы на земле оказался игрок самой грозной команды-соперницы, забившей ему накануне в матче чемпионата лиги «незаслуженный» гол. Венцель переживает каждый матч почти как Венглош, а особенно глубоко — находясь на скамейке (острее, чем если бы стоял в воротах). Позднее Шаня рассказал мне, что хотел помочь Гёгу покинуть поле, но признал: не удержался от реплики в адрес арбитра. Не стоит, вероятно, разъяснять «экспрессивность» сорвавшегося словца. Хотя Мичелотти, судья из Италии, и не понимал ядреных словацких выражений, он угадал их смысл по выражению лица и по жестикуляции Венцеля. И выдворил моего коллегу за пределы поля (по правилам на поле не имеют права появляться сидящие на скамейке запасных. Даже в самые драматичные моменты. С этим спорить нельзя). Венцель был раздосадован. Особенно задело его то, что судья выговаривал ему, вместо того чтобы наказывать виновного. Тогда он произнес фразу, которую судья не мог не разобрать. Шаня не знает итальянского, но в свою реплику вставил слово, хорошо знакомое любому итальянцу и звучащее для него оскорбительно в любой точке земного шара. Как точно прозвучала фраза, забыл уже и сам Венцель, но словом, «зацепившим» арбитра, было «макароны». Венцеля — не игравшего, находившегося «на скамейке запасных» в ожидании возможной замены партнера, арбитр удалил до конца матча! Ни объяснения, ни протесты не принимались: служитель Фемиды оставался неумолимым. Венцель вынужден был, в конце концов, отправиться в раздевалку.

Этот инцидент, случившийся на 60-й минуте, поставил нас в весьма щекотливую ситуацию. Мы вели — 2:1 и не могли не рассчитывать на то, что англичане сделают все возможное, чтобы выравнять счет. Играть еще надо было целых полчаса. А у нас в эти тридцать минут я оставался единственным голкипером. Получи я (не приведи господь, конечно!) в эти полчаса травму, после которой не смог бы остаться в воротах, — и вопрос о дублере остался бы открытым. Место в воротах был бы вынужден занять кто-то из полевых игроков. Кто именно, сказать не берусь. «Когда-то» в целом неплохо вратарским ремеслом овладел Сватя Плускал, но в этом плане преемников в сборной у него не нашлось. Пожалуй, мог бы натянуть на себя вратарский свитер (конечно не только ради этой процедуры как самоцели) Тоно Ондруш, поскольку своей крупной фигурой «закрывает» большое пространство, но... На такой случай все же и ему не мешало бы немного пополнеть.

Знакомые спрашивали после матча, как мне игралось, когда я осознал, что с момента удаления Шани «не имею права» на травму и не должен дать себя травмировать. Нервничал ли я по этой причине, и в какой мере это отразилось на надежности игры? Замирали от ужаса и на стадионе, и у телевизоров, когда я шел на воздушную дуэль. Со страхом следили за каждым моим падением. Не спускали глаз и с английских футболистов, стараясь «разглядеть» в их обычных (игровых) атаках голкипера тонкий, ловко замаскированный умысел, направленный на то, чтобы причинить мне травму. Я ничего подобного не заметил, несмотря на то что англичане (главным образом в последние десять минут) «давили» как могли и проявили максимум спортивной злости. Я часто играл на выходах, не раз вступал в единоборства с мастерами игры в воздухе, решительно шел на перехват навесных подач в штрафную. К опасениям наших болельщиков отношусь, однако, с пониманием. У нас, невзирая на строгий запрет тренера, пожалуй, нашелся бы субчик, который «забыл» бы свое колено в моих ребрах либо незадачливо ткнул носком бутсы «по мячу», непременно попав бы в ту самую точку, где я заканчивал бросок в ноги.

Должен сказать, что оставшееся до конца матча время удалось сыграть безошибочно. Никаких дополнительных волнений не испытывал, от борьбы не прятался. Не берег себя специально. Возможно, просто не думал о близкой опасности. В такой ситуации голкипер, особенно в поединке против англичан, обязан следить только за игрой (за мячом в первую очередь).

Скажу сразу, почему я сохранил спокойствие и не был выбит из колеи: просто не знал об удалении Венцеля, а о происшедшем на 60-й минуте мне рассказали только после матча. Я видел, как снесли Гёга, но решил, что, после того как ему окажут помощь,— он снова выйдет на поле. Видел, как суетились вокруг Гёга (в том числе и Венцель, вышедший на площадку). Видел даже красную карточку в руках арбитра. Но решил, что он просто грозит ею (по принципу: «Смотри у меня!.. Еще раз — и с поля!..»). Хотя следует признать, что в этих целях красная карточка не используется. Во всяком случае, встречу мы продолжали в полном составе и казалось, что все в порядке. Остроты ситуации, в которой мы могли очутиться, получи я травму, просто не улавливал. Вероятно, поэтому и стоял как обычно. Говорят, что с тренерской скамейки мне передали указание, чтобы я берегся. Но то ли это указание до меня не дошло, то ли я не принял его всерьез. Точно не помню. Знаю только, что оно не отложилось в сознании: я был настолько увлечен игрой, что все остальное доходило до меня слишком приглушенно и воспринималось мимоходом. И в суматохе, которая возникла вокруг травмированного Гёга и удаленного Венцеля, я вместе с защитниками думал только о том, что будет дальше, как сохранить наше преимущество в счете и что при этом ждет команду...

Наши надежды сбылись — счет 2:1 сохранился до последнего, круга секундной стрелки судейского секундомера. В раздевалке, узнав об удалении Венцеля и о всевозможных неприятностях, которые нам в связи с этим грозили, я не покрылся мурашками от страха, хотя опасность едва рассеялась. Мы были счастливы, что одолели англичан, взяли реванш за поражение на «Уэмбли». Пускай не со счетом 3:0, но — повторюсь — любой выигрыш у сборной Англии (даже с перевесом в один мяч) всегда в мире футбола значил многое. Впрочем, 2:1 может иметь такую же ценность, как и 3:0, а может «потянуть» еще больше, если обстановка в группе сложится в соответствии с интересами сборной Чехословакии. Тогда же нас больше всего радовало то обстоятельство, что мы переиграли англичан самым сильным их оружием — двумя «английскими» мячами, то есть голами, забитыми головой. И в обороне наши мастера воздушных дуэлей экзамен выдержали...

Мои партнеры (особенно те, которых отличала счастливая непосредственность) радовались, как дети. Хотя и я находился в приятном расположении духа, но так искренне, от души веселиться не мог. Победа над сборной Англии, хотя и ценна она вдвойне — против этой сборной я играл уже в пятый раз, но радость победы вкушал впервые,— еще не гарантирует нам успех в группе. После результата, которого мы добились сегодня, ближе всех к первому месту в групповом турнире была сборная Португалии. Я все еще не верил в наш успех в рамках отборочных соревнований, хотя страстно желал его. Решил про себя: радость победы над англичанами осознал и прочувствовал бы в полной мере лишь в том случае, если бы она означала досрочный отсев сборной Англии из числа претендентов на «золото» европейского чемпионата и нашу победу в группе.

Спустя двенадцать дней после победного матча в Братиславе предстоял матч в Порту против сборной Португалии.

Этот матч, состоявшийся 12 ноября 1975 года, наши телезрители не видели, поскольку не состоялась его трансляция. Игра не относилась к разряду впечатляющих. К тому же проходила в плохих условиях: было мокро, кое-где стояли лужи, мяч стал слишком тяжелым. Как бы то ни было, мы действовали целеустремленно, напористо, с волевым настроем и с готовностью дать сопернику бой: не могли забывать ни на минуту, что англичане нас опередят, если выиграют у футболистов Португалии, а наши потерпят от того же соперника поражение. Еще лучшие шансы получат португальцы, если одолеют и нашу сборную и сборную Англии на собственном поле.

Игра с настроением, с полной отдачей, хотя и служит предпосылкой успеха, но еще не гарантирует его. Футбол в конце концов — лишь игра, в которой нередко дают себя знать (как правило, в самые «неподходящие» моменты) элементы везения и случайности,

В начале встречи мы продемонстрировали открытый, атакующий футбол. Мой коллега Дамаш работал не покладая рук. Уже на 6-й минуте впереди оказался Тоно Ондруш. Он отдал мяч партнерам, вышел к воротам и принял на голову ответную передачу. «Возразить» ему Дамаш был бессилен. 1:0. Мы еще продолжали переживать успех, а счет уже... выравнялся: Моинхош, левый край португальцев, после того как вратарь выбил мяч в поле, сделал рывок в глубину поля по своему флангу. Никто из наших его не преследовал. Приблизились к нему наши, находившиеся на штрафной, только тогда, когда он прошел с мячом до самой линии ворот. Но Моинхош, не тратя время попусту, сильно прострелил в сторону ворот. Набежавший с другой стороны Нене перекинул мяч через меня. Это произошло на 7-й минуте. А уже на 8-й португальцы били нам пенальти. На мокром — я бы сказал, топком — травяном покрове какие-либо резкие (но не грубые) действия защиты легко принять за нарушение правил. Иногда штрафной в таких условиях действительно оправдан, но разобраться в этом далеко не просто. Так или иначе, Нене устанавливал мяч на одиннадцатиметровой отметке. Я мало что знал об этом футболисте: умеет делать ложные движения, обладает поставленным ударом; его отличает высокая техника. По моим расчетам, он должен был «выбрать» технический удар, попытаться обмануть меня — заставить совершить бросок в противоположный угол. Посмотрев, как Нене разбегается, я рискнул броситься в другую сторону, а не в ту, куда он собирался, на первый взгляд, пробить. Угадал, но не смог дотянуться до мяча по той простой причине, что Нене переборщил и мяч ушел за ворота рядом со штангой!

Все это случилось на 6—8-й минутах, а счет 1:1, однако, не изменился до конца матча. Исход встречи оставался неясным до последнего мгновения. Мы могли потерпеть поражение, забей Нене с пенальти или не упусти он еще ряд возможностей. Но могли и выиграть, если бы имели чуточку везения, когда нам представлялся случай, удобный для взятия ворот. Опечаленные португальцы сказали после матча, что итог встречи справедлив и отвечает ходу развития событий на поле. Их понурый вид объяснялся тем, что ничья с нами для их команды была равносильна поражению и лишала всяких шансов на победу в группе.

Теперь в матче со сборной Кипра нам достаточно было всего очка, ибо англичане в Португалии не сумели добиться большего, чем очко. Они уже смирились с проигрышем первенства в группе, и вся футбольная Европа только и говорила, что об этой сенсации — английская сборная не попадает в финал европейского чемпионата. Нашу победу на Кипре считали само собой разумеющейся.

Так считали все — только не я, всегда склонный к пессимизму. Я всегда рассчитываю на худшее (особенно в ситуациях, когда все заранее кажется кристально ясным). Быть может, это один из способов оградить себя от случайностей в так называемых «ясных» матчах, когда ни у кого не закрадывается ни тени сомнения в принципиальном результате. Благодушие, как правило, приводило к досадно пропускавшимся мячам. Я знал это и объяснял моим неумением собраться на игру. Чтобы заставить себя сыграть с максимальной отдачей, мне необходимо было где-то почувствовать «угрозу» серьезного испытания. Теперь же это вошло в привычку, стало как бы одной из черт характера.

Я знал, конечно, что никакая катастрофа на Кипре нам не грозит. Кипр в футболе — развивающаяся страна. Его сборную мы знаем по выступлениям в Праге и хорошо знали о ней от наших тренеров, которые помогали киприотам. Например, от Гавранека из Брно, но главным образом от моего бывшего товарища по команде и «старшого в защите» Свати Плускала, который заслужил там большой авторитет. Он тоже подтверждал ситуацию, которую в конечном счете не скрывали и сами игроки сборной Кипра: они подают заявки на участие в состязаниях европейского ранга, чтобы чему-то научиться, набраться опыта и умения. Не делают трагедию, проиграв с большим счетом, ибо никто не ждет от них побед и даже ничьих. А в матче с нами будут рады, если уйдут от полного разгрома...

Ситуация была ясной, и все же червь сомнения не давал покоя. Я рассуждал так: поддашься легкомыслию — пропустишь нелепый гол в начале матча. А значит, полевых игроков выведешь из равновесия. Соперник обнадежится, обретет второе дыхание, сделает невозможное — и ответственность за последствия ляжет на тебя. Разве не выбывала наша национальная команда уже дважды из отборочных групп, упуская победы именно в таких «бесспорных» матчах? Первый раз это случилось в 1967 году, когда мы не смогли удержать победное место в группе, проиграв в последнем матче дома ирландской сборной. Гости прибыли в Прагу словно на экскурсию — любители в чистом виде, напоминавшие скорее отряд студентов, чем футбольную команду. Было их всего двенадцать. По-моему, играл за них даже... водитель автобуса. Как ни парадоксально, но праздник победы был на их улице — 2:1. Другой раз это произошло три года спустя, когда мы потеряли очко во встрече с национальной сборной Финляндии. Именно этого очка нам и не хватило в суммарном подсчете, В обоих случаях матчи были отборочными в чемпионатах Европы. По стечению обстоятельств, я не выступал ни в той игре, ни в другой. Встрече с футболистами Ирландии не придал значения даже тренер Марко, решивший дать попробовать силы Крамеру (а заодно и проверить новобранца). А против финнов я не играл из-за «той самой» коллективной дисквалификации после чемпионата мира в Мексике (лучше о ней не вспоминать...). Но мое отсутствие на поле отнюдь не означало равнодушия к результатам матчей. И вот ситуация повторяется в третий раз — и снова в первенстве Европы. На сей раз я— его участник,..

Между тем футбольный сезон заканчивался. Тренеры думали о том, как удержать хорошую форму команды до намеченной на 23 ноября встречи со сборной Кипра. Со мной забот не было — я готовился к игре, словно к матчу с бразильской командой эпохи Пеле. Летели туда в хорошем настроении, но едва не долетели: до места-то добрались, но... не приземлились.

Всякое бывало в полетах, однако такое со мной случилось в первый раз. Самолет — наше обычное транспортное средство, и даже дома воздушные перелеты— обычная составная часть наших будней, связанных с участием в чемпионате. Посадочная полоса в Лимасоле оказалась несколько короче стандартной. Самолет приближается к ней с моря. Пилоты в курсе дела, принимают это обстоятельство в расчет. Здесь совершают посадку машины регулярных авиалиний. Мы летели на лайнере «Ди-Си 9», принадлежавшем местной авиакомпании. Это машина скоростная. Во время посадки скорость ее чуть выше, чем у других самолетов. Приземлялись вечером, когда сгущались сумерки. Чувствуя, как лайнер идет на посадку, уменьшает обороты и тормозит закрылками, я вышел из дремотного состояния и ждал, когда самолет вздрогнет от контакта колес с твердой поверхностью,

Но вместо этого... Вновь взревели двигатели: не столько, вероятно, за счет мотора, сколько силой воли пилот постарался еще раз поднять лайнер, хотя скорость спуска, само собой, меньше скорости, развиваемой при старте. Первое, о чем я подумал,— забыли выпустить шасси. Но, еще толком не проснувшись, оценить опасность так реально, как другие, следившие за посадкой с самого начала, не мог. Даже видавшие виды пассажиры сидели с побледневшими лицами. Те, у кого нервы покрепче, самообладание сохранили, но покрылись испариной. А наш врач доктор Бучек, сидевший рядом со мной, сдавленным от испуга голосом воскликнул:

— Это еще один Суходол!..

(Недели две назад в Суходоле, близ Праги, перед самой посадкой рухнул югославский самолет с нашими туристами.— Прим, авт.)

На нашем самолете рискованный маневр пилоту удался: вновь летчик поднял машину, описал круг, сделал еще заход и мягко опустил гигантскую птицу на дорожку. На летном поле нас помимо остальных встречали Плускалы. Стояли бледные, перепуганные — в ожидании чего-то грандиозно неприятного (по пустякам Сватю из благодушного настроения вывести трудно). Потом мы узнали, что была допущена ошибка в расчетах дистанции и высоты, и пилот начал посадку на местную укороченную полосу не с начала, а пропустив примерно треть взлетно-посадочной. Но прежде чем сел, успел сообразить, что места для торможения не хватит (говоря «на футбольном языке» — просто «будет длинным» в отличие от не успевшего к мячу голкипера, который зовется у нас «коротким»). В футболе такая ситуация — стопроцентно голевая. К счастью, пилот справился с машиной (и с собой, естественно), и маневр ему удался. Я тоже (хоть и задним числом) испытал страх. Будь с нами Адамец, всегда с плохо скрываемым ужасом садившийся в самолет, как пить дать, пришлось бы приводить его в чувство. Назад он уж точно поплыл бы пароходом— с острова другого пути нет (если не считать доисторического — вплавь. Ну, это, конечно, шутка).

Чуть улеглись страсти, я отвел Сватю Плускала в сторону, чтобы узнать, что ждет нас в матче с национальной сборной Кипра. Сватя бросил на меня короткий взгляд, вероятно угадав мои опасения (не удивительно, учитывая его степень знакомства со мной). Лицо его расплылось в широкой улыбке:

— Уж если вы прошли через такое,— кивая на самолет,— то здесь большей опасности вам не грозит,— и громко рассмеялся. Быть может, по поводу моих страхов, но, как всегда, смех его подействовал на меня успокаивающе.

Однако помню твердо: по-настоящему успокоился лишь тогда, когда в первом тайме в ворота киприотов влетел второй гол (первого мне показалось мало). Когда же забили третий «сухой», подведший черту, мои волнения улеглись окончательно. Киприоты играли старательно, но вместе с тем корректно. Опровергли расхожий домысел, услышанный нами из уст гостиничного официанта и явно относившийся к области слухов — о том, что якобы до нас здесь побывали «какие-то англичане с секретной миссией». Они, дескать, подбросили кипрским футболистам приличный куш за то, что те зададут нам изрядную трепку. Я решительно отказался этому верить. Думаю, англичане на это не пошли бы. Они любят побеждать, но умеют и проигрывать с достоинством. В матче против команды Кипра мы были настолько сильнее, что разницу в классе игры нас и их не выравняли бы никакие даже баснословные суммы. Мы могли проиграть только по собственной воле.

...Долго не удавалось уснуть. Мысленно, лежа в постели, вновь переживал всю встречу от стартового свистка до финального. А как только погружался в сон, из подсознания всплывали острые ситуации у моих ворот, причем так ясно, что вскакивал от испуга. Но пробуждали меня не эпизоды из матча с командой Кипра, а обрывки воспоминаний о братиславской встрече со сборной Англии. Еще тогда я решил про себя, что прелесть победы над англичанами в полной мере почувствую лишь в том случае, если эта победа приведет и к нашей победе в групповом турнире. Сегодня такое свершилось: барьер отборочных соревнований взят!

Победив в группе, мы пробились в восьмерку лучших команд Европы. В четвертьфинале предстояло встретиться с победителем шестой группы— сборной Советского Союза. Советским футболистам на первых порах сопутствовал успех: в 1960 году они стали первыми обладателями Кубка Европы. Дважды —в 1964, а затем и в 1972 годах — доходили до финала и уступали «золото» лишь на последнем этапе борьбы. Наш баланс выглядел куда скромнее: на завершающем этапе первенства сборная ЧССР выступала только в первом сезоне, заняв тогда третье место. В основе успехов советской сборной и ее международного признания лежали достижения тогдашнего клубного чемпиона страны — киевского «Динамо». Именно этот клуб сумел в 1975 году выиграть трудный и престижный Турнир на Кубок обладателей кубков, а позднее в двух матчах одержать верх и над обладателем Кубка европейских чемпионов — западногерманской «Баварией», состав которой пестрил такими громкими именами, как Беккенбауэр, Мюллер, Хёнесс, Шварценбек... И в киевском клубе появилась знаменитость — быстрый, техничный, с хорошо поставленным ударом форвард Олег Блохин, определивший успех своей команды и в нелегком матче в Мюнхене. Главным образом, успешная игра в матчах за так называемый Суперкубок и сделала Блохина вторым (через 12 лет после Льва Ивановича Яшина) среди советских футболистов обладателем «Золотого мяча» — приза лучшему футболисту Европы. Наш баланс во встречах со сборной СССР был пассивным, ибо эта команда — традиционно неудобный соперник сборной Чехословакии. Особые трудности нам доставляла ее прочная жесткая оборона. Киевляне обогатили советский футбол рядом новых элементов в нападении, в использовании игроков по всей площади поля отнюдь не за счет прочности оборонительного вала. О труднопреодолимые стены советской обороны разбилось тогда даже нападение мюнхенской «Баварии» во главе с Гердом Мюллером, которому, как правило, удавалось взламывать самые неприступные оборонительные порядки.

По стечению обстоятельств, еще задолго до того, как стало известно, что в четвертьфинале европейского чемпионата мы встретимся с советской командой, между нами была достигнута договоренность о товарищеском матче, который должен был состояться также весной-76. Стало быть, предстояли по крайней мере три матча СССР — ЧССР один за другим: товарищеский, а затем два за выход в полуфинал европейского первенства. Мог состояться и четвертый матч. И носил бы он характер решающего — в случае общего ничейного итога двух четвертьфинальных.

Товарищеская встреча пришлась на самое начало сезона и проходила в Кошице. Я с нетерпением ждал встречи с Блохиным и его партнером на острие атаки Онищенко, игру которого также оценивал высоко.

Но в Кошице выступить не пришлось. Не потому, что за этим крылся какой-то тренерский ход. Просто открытие весеннего сезона оказалось сугубо «зимним», я простыл и в Кошице летел с температурой. Матч смотрел из постели в гостиничном номере: температура никак не снижалась. По телевизору следить за происходящим было удобнее, чем стоя в воротах, хотя, конечно, недоставало непосредственных впечатлений, получаемых голкипером на своем посту. В матче нас преследовало невезение: расплачивались случайными голами за собственные ошибки. Но главным было то, что сумели выравнять перевес в два мяча. Убедились, что и советскую защиту удается переигрывать и что можно поражать ворота, подступы к которым она обороняет.

Естественно, в первую очередь я наблюдал за игрой команды СССР. Мне показалось, что советские футболисты действовали не в полную силу, хотя Блохину и удались несколько знаменитых его проходов. В целом же наш соперник продемонстрировал главным образом великолепный контроль мяча по всей площади поля, а также излюбленную манеру затяжного розыгрыша мяча на своей половине и в центре поля, благодаря чему делается попытка сбить противника с ритма и самим диктовать темп матча. Было ясно, что нам следует что-то придумать как контрмеры. Первый четвертьфинальный матч, по жребию, проводился у нас. Отсюда и задача номер один: получить перед ответным матчем перевес, уже в первой встрече попытаться решить судьбу поединка в целом. Наши тренеры договорились, что мы не будем опекать Блохина персонально, хотя в большинстве случаев к таким игрокам, как он, Пеле, Мюллер и Круифф, прикрепляют специального сторожа (и бывает, не по одному). Наставники нацеливали нас на победу в матче, то есть на игру наступательного плана, а поэтому им не хотелось кого-либо «выключать», ограничивая его функции лишь слежением за форвардом соперника, какую бы опасность тот ни представлял. Соперник, рассуждали мы, наверняка рассчитывает на персональную опеку Блохина и именно исходя из этого приготовит определенные тактические ходы. Но они ни к чему не приведут.

Мы изучили новинку, которую собирались опробовать в этом матче. Речь идет о своего рода комбинации зонной и персональной защит: в глубине поля против Блохина сыграет тот, кто окажется к нему ближе. Но не будет ходить за Олегом как тень. Персональную опеку над Блохиным должен кто-то (не заранее назначенный защитник, а именно тот, в зоне действия которого появится Блохин) принимать на себя еще на подступах к нашей штрафной. Защитник обязан взять форварда под стопроцентный контроль. Предполагалось, что в роли таких защитников могут выступить Добиаш и Чапкович. Ондруш — защитник, оттянутый назад, должен подстраховывать одного из обороняющихся в случаях, когда Блохину удастся обыгрывать опекуна или отрываться от него. Тренеры внушали нам далее, что против затяжного розыгрыша эффективно лишь одно оружие — движение. Движение без мяча. Как только соперник овладеет мячом, его следует атаковать, не давая опомниться, и мешать ему закручивать излюбленную карусель. Но если карусель все-таки закрутится, необходимо быстро разобрать всех игроков команды соперника, чтобы на всей площади поля соотношение было один к одному. Чтобы ни один из соперников не остался свободным, не мог спокойно принять пас, подержать мяч и сделать новую передачу, Только так можно сорвать планы противника и самим диктовать темп игры.

Матч начался в атмосфере приподнятости, которую умеет создать братиславская публика. Интерес к нему был, вероятно, еще больший, чем ко встрече с командой Англии. Но уже в самом начале игры дважды случилось «незапланированное». На 3-й минуте в выгодной позиции оказался... Блохин. Обошел опекунов не финтом, а за счет скорости. К таким скоростям мы не привыкли. В этом плане Блохин — поистине уникальная фигура в современном европейском футболе. К счастью, передо мной не стояла задача догнать его. От меня требовалось одно: занять позицию против направления его движения. Кроме того, я немного вышел вперед, чтобы сократить форварду угол обстрела ворот. Блохин нанес мощный удар левой, но мне удалось задержать мяч, выпущенный словно из пушки! В первый момент я не почувствовал боли. Зато сполна ощутил ее позднее, когда игра переместилась в глубину поля. В ту минуту больше всего хотелось сказать пару вовсе не ласковых слов Добиашу и Чапковичу — предупредить их, чтобы не смели, давать Блохину выходить к воротам (хотя ни один, ни другой грубых ошибок не допустили). Я уже открыл было рот, но, увидев, как они выясняют отношения с Ондрушем, передумал и решил ничего от себя не добавлять. Подумайте только, какую фору получил бы наш соперник, если бы Блохин уже в начале игры направил мяч в сетку!

Второе малоприятное событие случилось спустя три минуты. Оно приключилось с Петрашем, который из-за травм и по болезни пропустил много матчей. Теперь он окреп, играл с подъемом, и тренеры возлагали на него большие надежды. После одной из воздушных дуэлей у ворот советской сборной оба сражавшихся за верховой мяч остались лежать: советский защитник — Фоменко или Звягинцев (на большом расстоянии трудно было разобрать) и Петраш. Защитник поднялся, держась за голову, а Петраша унесли с поля. И не только для оказания медицинской помощи за кромкой. Наши, стоявшие поблизости, жестом показали тем, кто сидел на скамейке запасных: нужна замена. Петрашу же со стадиона предстояло направиться в больницу и вернуться оттуда с шестью швами, наложенными на рваную рану на голове.

В том матче произошло, однако, не только неприятное и «незапланированное». Были и радостные события, совпадавшие с нашим рабочим планом. Еще в первом тайме принял мяч на правом фланге Йожа Модер. Стоял он почти спиной к воротам, под весьма острым углом к ним и достаточно далеко от границы штрафной. В результате многочисленных перемещений там возникла сутолока. Трудно было разобраться, что происходит, но свободных игроков не было. В марьяже [8] существует принцип: не знаешь, что делать,— козыряй! В футболе — примерно то же; не знаешь, что делать,— пробей! Модер так и поступил. Ударил неожиданно, к тому же с левой. По правде говоря,— так, на всякий случай. Однако мяч пошел в дальний угол ворот. Мой визави Прохоров среагировал правильно и принял бы мяч, если бы не одно обстоятельство. Было мокро, мяч набух, но главное — сделалась скользкой трава. Удар же у Модера получился таким, что мяч «должен был» отскочить от земли рядом с вратарем. Произошло то, чего больше всего опасаются голкиперы: мяч на мокрой траве заскользил и проскочил в сетку между рук вратаря. Всегда и всюду за такие мячи винят охраняющего ворота. Видел и я, как защитники советской сборной схватились за голову и как медленно поднимался с земли Прохоров.

К голу Модера во втором тайме приплюсовал мяч Паненка, четко реализовав штрафной. Этот гол — еще одно весьма красноречивое подтверждение истины о том, что штрафной — реальная возможность для взятия ворот. Встречу равных команд может выиграть та, которая сумеет более четко реализовать штрафные удары. У нас в этом деле Паненка специалист (знаю и по матчам чемпионата лиги, и по тренировкам сборной). Его удары не только отличаются мощью, внушающей страх сопернику, но и содержат некую изюминку, что объясняется общей высокой техникой их выполнения. Вратарь никогда не знает, какого сюрприза ждать от этого форварда: попытается ли он перебить мяч через «стенку», или сделает прострел в сантиметре от крайнего в ней точно в угол, или даже пошлет мяч в сетку рикошетом от штанги... Потом еще не раз просмотрели мы этот штрафной в видеозаписи. С моей точки зрения, Прохоров построил «стенку» правильно. Штрафной Паненка выполнял с достаточно большой дистанции, но с выгодной (для него и его команды, естественно) позиции (мяч находился практически против середины ворот). «Стенка» закрывала всю левую половину ворот. За другую половину в ответе Прохоров. Я знаю Тонду. Поэтому, доведись мне, пристроил бы к «стенке» одного «лишнего». Ближе к центру. С тем чтобы «стенка» прикрывала чуть больше половины ворот. Не потому, что сомневался бы относительно приема мяча в моей половине, а для страховки от очередного «фокуса». Паненка пробил так точно, что мяч вплотную облетел крайнего в «стенке», который прикрывал примерно середину ворот. И лишь потом траектория полета мяча отклонилась к штанге в той стороне ворот, которую «стенка» должна была прикрыть.

Это был тонкий (с точки зрения техники) удар, но весьма сильный, не позволивший вратарю успеть переместиться со своей половины. Прохоров попытался парировать удар, однако был далеко от мяча. Ударь Паненка потише — и советский голкипер достал бы мяч. Технически правильные удары обычно бывают несильными. «Подрезать» мяч, как это сделал Тонда, сумеет едва ли не любой футболист команды лиги, но технический удар, к тому же и сильный, увидишь не часто.

Выигрывали у советской команды 2:0 — такой счет не мог не радовать. Мы превзошли даже собственные надежды. Могли бы победить и со счетом 3:0. Каждый из нас был уверен, что и «этот» — третий — мяч окажется в сетке ворот соперника (и в первую очередь Карел Кроупа, получивший стопроцентную возможность сделать счет именно таким).

В ходе одной из атак Масны удалось пройти до самой лицевой. Его передачу в штрафную ловко принял Негода, сумевший уйти от опекуна и выбрать позицию для удара. Прохоров, однако, оказался на высоте и парировал мяч недалеко от себя. Перед ним «вырос» Кроупа. Из своих поблизости — никого. Прохоров лежал, а ворота его, само собой, были пусты. С Карелом, однако, явно произошло что-то такое, о чем он потом наверняка вспоминал (а может быть, и до сих пор вспоминает) как о страшном сне. Вместо того чтобы добить мяч в пустые ворота, он пробил сильнее, чем нужной Мяч прошел над верхней штангой! Казалось невозможным не попасть с такой близи — почти из вратарской площадки. Было видно, как Кроупа с ужасом провожал глазами «неожиданно» уходивший за пределы поля мяч, хватался за голову и опускался на землю. Надо же такому случиться именно в этом матче!

Я много думал об этом. Давно заметил, что футболисты с большим успехом используют предоставляющийся шанс, когда он требует от них определенного мастерства, а часто и смелости, Так называемые стопроцентные возможности и бесспорные ситуации таят в себе определенную опасность. Она коренится в психологии человека. Это знакомо каждому: предстоит сделать несложное, само собой разумеющееся дело, которое вы уже выполняли десятки (если не сотни) раз без всяких затруднений. Вы уверены в успехе, но, если у вас нежданно-негаданно происходит осечка, ужасаетесь и только потом, задним числом, взвешиваете обстоятельства, которые помешали и которые следовало бы принять во внимание загодя.

Думаю, именно на этом споткнулся Кроупа (и другие — до и после него): посчитал досрочно, что дело сделано и мяч — в сетке, действовал совершенно автоматически, ни доли секунды не колеблясь, и не обратил внимание на мелочи, которые оказались решающими. Был слишком уверен, что мяч окажется в воротах, что, вероятно, и подтолкнуло сыграть слишком поспешно.

Матч мог закончиться со счетом 3:0. Но не исключалась возможность и размоченного — 2:1. Мы больше не забивали, а соперники создавали угрозы в основном в конце встречи. За восемь минут до финального свистка ворота едва не поразил все тот же Блохин. Почти повторилась ситуация, имевшая место в начале встречи. Опять вышел Олег с глазу на глаз со мной. Снова пришлось мне покинуть ворота, сделать «растопыренную» стойку, то есть превратиться в «паука» — мяч остановил внутренней стороной левой руки, мышцами между плечом и локтем. Удар был столь мощным, что после матча на руке выступил синий отек. Пришлось ставить на больное место компресс со льдом. С этим синяком отправился я и на ответный матч в Киев.

В целом советская команда подтвердила довольно высокую репутацию. Оправдалась и наша подготовка к встрече с ней. Жесткая защита советской сборной не позволила нашим форвардам создать стопроцентные возможности для взятия ворот, если не считать несчастный случай с Кроупой. Блохин ушел без гола. Судя по результату, мы Олега не упустили. Но Чапковичу и Добиашу пришлось попотеть, и в конце матча оба изрядно устали. Досталось и Ондрушу, и уж, конечно же, Поллаку, против которого Блохин играл чаще всего. Советский форвард — нападающий уникальный и опасный. В целом нам удалось помешать сборной СССР замедленно комбинировать на собственной половине поля. Ритм и темп игры задавали мы.

И советские тренеры давали понять, что матч сложился в соответствии с прогнозами. Под этим подразумевали, скорее, характер игры, чем ее результат. Тренер Лобановский, отвечая на вопрос, чем отличался кошицкий матч от братиславского, был краток:

— Здесь играл Виктор.

Это звучало как комплимент, но думаю, что за ласкающей мой слух фразой скрывалась и легкая досада по поводу якобы имевшего место маневра наших тренеров, которые меня «припрятали» в Кошице. Я же почувствовал в этой реплике и неудовлетворенность советского тренера выступлением собственного вратаря. Предполагал, что в Киеве Прохоров играть не будет и что, скорее всего, заменит его Рудаков. Так оно и вышло. В советском футболе хватает хороших голкиперов. Хотя и нет ни одного, положиться на которого было бы можно так же, как в свое время полагались на Яшина.

Как бы то ни было, советские тренеры, игроки, Управление футбола Спорткомитета СССР, наконец просто футбольная общественность давали понять, что исход борьбы еще не ясен, что разницу в два мяча не только нужно, но и можно свести на нет. А добившись этого, попытаться выйти вперед самим. В нашей команде преобладали оптимисты. Я же продолжал тяготеть к противоположной стороне — к лагерю пессимистов. Перевес в два мяча — не маленький, но может оказаться недостаточным: не исключено, что противнику удастся повести в счете в самом начале ответной встречи. И тогда у него останется уйма времени, чтобы добиться успеха во второй раз. А может быть, и в третий.

В столице Советской Украины я почувствовал стремление соперников взять над нами верх по сумме двух встреч и выйти в следующий этап соревнований. Да это от нас и не пытались скрывать. Хозяева поля были, однако, очень гостеприимны: показывали город и стадион, в гостинице «Украина» окружили полным комфортом. Меня восхитили красоты Киева — города европейской архитектуры, только очень зеленого. Но времени, любоваться им не оставалось. Все помыслы — о предстоявшем матче. Перевес в два мяча не давал покоя.

Осматривая будущий олимпийский стотысячный стадион-гигант, я не мог объективно оценить его качество: постоянно в голове сверлила мысль о том, что «Динамо» (Киев) выступает на своем поле, у него свои болельщики, причем клуб-соперник практически есть сборная страны. Я легко представил себе поведение поклонников «Спарты» на «Летне» [9], если бы их любимая команда составляла костяк нашей сборной. К тому же наши хоккеисты той весной лишили советскую сборную титулов чемпионов мира и Европы. Итак, все было пронизано атмосферой реванша.

Учитывая сложившиеся обстоятельства, тренеры укрепили оборонительные редуты, но при этом внушали нам, что мы не должны играть только в защите. Другими словами, от нас требовали тактики эластичной обороны, игры на контратаках. При такой игре, по их мнению, защита соперника не сможет спокойно поддерживать свое нападение, должна будет беспокоиться о тылах. Стало быть, мы уже не будем подвержены такому мощному натиску сзади. Вначале, однако, задуманное у нас не получалось. Противник взялся за дело горячо, а мы слишком нервозно и чрезмерно осторожно. В атаку не шли. Держались сзади, чем и не преминула воспользоваться советская команда. Она рвалась вперед и создавала у наших ворот опасные ситуации. Мне приходилось быть начеку, то и дело вступать в игру...

12-я минута. Слева к воротам приближается Блохин. Наши пытаются его остановить. Но никогда не угадаешь, что на уме у этого светловолосого паренька, когда он с мячом (и даже без мяча). Блохин отказался от прицельного удара, но сумел откинуть мяч направо подоспевшему Онищенко. У того не оставалось времени на обманные движения, и он решил пробить в цель. Я следил за тем, каким способом выполняет он удар. В момент соприкосновения ноги соперника с мячом рефлекторно бросился в левый угол. Думаю, сумел бы парировать этот мяч и с более близкой дистанции. Но случилось так, что мяч, посланный между широко расставленных ног Ондруша, задел одну из них и... изменил траекторию полета примерно на метр. Но в такие секунды для вратаря могут оказаться роковыми и полметра и даже десяток сантиметров. Я уже оттолкнулся и находился в броске, когда мяч вдруг... полетел в другую сторону. Вначале я шел на мяч с таким расчетом, чтобы ухватить его пальцами обеих рук.

Теперь же пришлось тянуться, чтобы коснуться мяча хотя бы одной рукой. Успел его, в конце концов, просто остановить у самой ленточки, которую, чтобы гол засчитали, мяч должен пересечь своим объемом целиком. Все замерли: видеть мяч у роковой черты — такое в футболе бывает не так уж часто. Лишь Онищенко, не сбавляя скорости, повернул к воротам, чтобы добить мяч. Пытаясь настичь соперника, развернулся и Ондруш. Но все теперь зависело уже только от меня. Лежа, из невыгодной позиции, я успел оттолкнуться коленями и, не заботясь о красоте движений, накрыл мяч у самых ног Владимира.

Может показаться, что приведенный эпизод был протяженным по времени. На деле же он был так скоротечен, что я едва успел бы сосчитать до четырех. Действовал я совершенно подсознательно и автоматически. Разложить ситуацию по полочкам могу теперь («после драки») только потому, что позже несколько раз просматривал отснятые кадры видеозаписи. Признаюсь откровенно: и сам не знаю, как удалось мне тогда отстоять ворота. Когда позднее товарищи хвалили меня за игру в этом эпизоде, я не знал, что ответить. Мог сказать одно: что я полностью — каждым нервом и каждым мускулом — был «в игре» и что все сработало инстинктивно. Это, пожалуй, была рефлекторная реакция. Но такая реакция становится возможной лишь как результат долгой практики. Вратарь обязан выкладываться полностью в каждом матче, а не только, в ответственных. Тем самым повышается вероятность, что потом, в решающий момент, ничто не даст осечки в нем самом...

Незадолго до перерыва мы преодолели робость и стали атаковать чаще. В ходе одной из таких атак защита советской сборной недозволенным приемом помешала Поллаку «замкнуть» комбинацию. Нарушение зафиксировано было на достаточном удалении от ворот — метрах в тридцати. Но футболист с хорошо поставленным ударом и с этой дистанции сумеет не только доставить трудности голкиперу, а иногда даже поразить цель. Противник выстраивал «стенку». Я бы на таком расстоянии ее не поставил и не стал бы советовать делать это никакому вратарю. Конечно, «стенка» по-своему подстраховывает стража ворот, дает ему алиби, если мяч влетит в ту половину ворот, которую обязана была прикрыть она. Но с моей точки зрения, недостатки ее весомее преимуществ: занявшие место в редуте уже не могут сторожить соперника, если последует розыгрыш мяча (а с такого расстояния розыгрыш куда вероятнее, чем прямой удар по воротам). Да и в случае прямого удара «стенка» может сыграть отрицательную роль. Главный недостаток ее в том, что она загораживает голкиперу и разбег, и замах бьющего.

Советские футболисты «стенку» все же построили. Вероятно, решили подстраховаться. Возможно, вратарь не очень полагался на себя или ему не совсем доверяла команда. Вратарь имеет право сам выстроить «стенку» или, наоборот, сказать, что она не требуется. Но этот вопрос — не только в его компетенции. Здесь могут сказать веское слово и тренеры, которые заранее определяют целесообразность «стенки» в зависимости от расстояния или от угла пробивания штрафного. К удару между тем готовился Йожа Модер. Когда он устанавливал мяч, я знал: разыгрывать не станет. Попробует использовать свое эффективное оружие — мощный удар. Говорю так со знанием дела, поскольку не однажды играл против него, да и тренировались вместе, когда он проходил службу в «Дукле». Прежде чем Йожа пробил, я успел убедиться, что ситуация, создавшаяся в результате построения «стенки» советской командой, ему на руку. Модер вложил в удар изрядную силу. Мяч перелетел «стенку» и исчез за спинами оборонявшихся. Мгновение спустя я увидел Йожу, взметнувшего руки над головой и устремившегося к центру поля. Он громко произнес слова, которые в таких случаях выкрикивают и мальчишки на любом пустыре, и... маститые комментаторы в теле- и радиорепортажах даже «олимпийского уровня»:

— Г-о-о-о—л! Г-о-о-о-о-л!

Его радости не было границ. Равно как и нашей. Мы просмотрели потом удар Модера в видеозаписи. Он сумел так закрутить мяч, что тот, пролетев за «стенку», отклонился влево (а на таком большом расстоянии отклонение может оказаться значительным — до двух метров) и вонзился в ворота в идеальной точке там, где штанга и перекладина образуют две стороны прямоугольника. Мы называем эту точку «углом» или «девяткой». Этот сектор — один из самых трудных для вратарей, потому что находится и на большом удалении и на приличной высоте. Рудаков попытался парировать удар, но находился слишком далеко от мяча — в другой половине ворот. Судя по его движениям, он увидел мяч только над «стенкой», то есть в момент, когда мяч уже пролетел почти половину дистанции. Очевидно, «стенка» закрыла голкиперу «видимость» и он упустил мгновение, когда нога Модера вошла в контакт с мячом.

Мне бы, собственно, следовало, с точки зрения вратарской солидарности, Рудакову посочувствовать. Он настроился на игру, хотел показать все, на что был способен. Перед матчем мы обменялись с ним несколькими фразами. Он отнесся ко мне тепло, по-товарищески. Даже спросил, запасся ли я (с учетом погоды и состояния газона) подходящими перчатками. Оказалось, что я выбрал такие же перчатки, какие были и на нем. Они ему особенно не пригодились, вплоть до той злосчастной минуты. С позиций прошедшего через это могу сказать: ему действительно не повезло. Как вратарь я видел, к каким печальным последствиям может иногда привести решение о возведении «стенки». Но в этот момент радовался и восхищался, сколь мастерски использовал Модер оплошность противника. Да, у нас, вратарей, есть чувство локтя, но в матче-то мы — все же соперники.

В перерыве в нашей раздевалке царило веселое оживление. По сумме мячей мы уже вели «плюс три». У. соперника, чтобы сравняться с нами, «в запасе» лишь сорок пять минут игры. Мне представлялось, что и сами советские футболисты уже не верят в возможность сквитать результат. Не знаю, что должно было случиться, чтобы мы в оставшееся время пропустили три гола. Но я гнал от себя такие мысли. Не хотел говорить «гоп!», не перепрыгнув. И тренеры охлаждали не в меру ликовавших, старались сконцентрировать наше внимание на концовке игры и не предаваться досрочно мечтам о выходе в следующий этап чемпионата, как бы близко от осуществления эти мечты ни были. Поединок длится девяносто минут, и ни секунды меньше! Сколько раз я слышал эти слова! В них заключена большая истина, хотя каждый раз обстоятельства и складываются, не повторяясь. Эти же слова произносили и тогда, когда предстояло наверстывать упущенное или догонять противника...

И словно в подтверждение слов тренера, вскоре после начала второго тайма пришлось нам вынимать мяч из сетки. В суматохе у наших ворот мяч отскочил к Конькову, которому никто не мешал. Его сильный удар с близкого расстояния был неотразим. Я понимал, что, если бы советским футболистам удалось провести еще один гол, нам пришлось бы совсем туго: ведь успех придал бы им сил, у них стало бы получаться все, а мы, разволновавшись, стали бы играть неуверенно, с ошибками.

Но мы позаботились о том, чтобы не допустить перелома в игре. Наступательный порыв советской сборной удалось подорвать самым эффективным в футболе способом — увеличив преимущество еще на гол. Негода сделал рывок по правому флангу, а параллельно ему по центру устремился Добиаш. «Открылся» Негоде и принял пас. На ударной позиции в штрафной площадке его окружали защитники. Мешали пробить. Но он заметил, что сзади набегает Модер. Отдал ему мяч на выход — и в мгновение ока Йожа оказался один на один с голкипером. В таких ситуациях известно много способов обыгрывания вратаря, но немало и шансов упустить благоприятную возможность для взятия ворот. С другой стороны, в арсенале вратаря обязательны приемы, позволяющие ему мешать противнику или по крайней мере затруднять решение задачи. Модер, однако, не стал использовать ни одну из конкретных возможностей, но и Рудакову не позволил заблокировать атакующий выход. Очевидно, об этом вообще не подумал, а действовал, по привычке полагаясь на свой пушечный удар с правой. Попав в незащищенное место на теле голкипера, мяч после такого удара приводит к травме. А после удара Модеоа мяч влетел в сетку над самой головой Рудакова. Евгений мог бы его остановить, если бы поднял руки. Но в том-то и дело, что мяч летел с такой силой, что у вратаря даже на это не осталось времени.

— Опять три: ноль,— заметил находившийся рядом со мной Ондруш, хотя счет матча стал 2:1. По сумме двух матчей мы снова вели с разницей в три мяча (4:1), а до конца встречи оставалось не больше пятнадцати минут. И все же еще один гол мы пропустили. Незадолго до финального свистка, от Блохина. Объясняю это как раз тем, что досрочно ощутили себя победителями— и перестали играть собранно. Дали возможность Минаеву навесить мяч из глубины поля в штрафную. Из-за спин наших стопперов вынырнул Блохин. Он играл на грани офсайда, но, возможно, начал движение действительно после того, как была сделана передача. Никто из наших его не преследовал. То ли им показался офсайд, то ли не сумели сориентироваться в обстановке — так или иначе, меня оставили одного. По моим расчетам, я опоздал бы к мячу, если бы вышел навстречу. Приготовившись к приему мяча на линии, успел переместиться из левого угла в правый, Блохин выпрыгивал на высокий мяч без всяких помех. Это позволило ему мягко послать мяч по дуге за мою спину. Гол вызвал у меня чувство досады. До сих пор вспоминаю о нем с горечью. Мы готовились к игре Блохина, сторожили его, но он в конце концов ушел от опеки. Пропустить мяч от Блохина не зазорно, но мы успешно играли против него на протяжении почти двух матчей. Почти, но не 180 минут. Вот и поплатились за «почти»...

Товарищи по команде, усталые, в мокрых от пота футболках, с синяками и шрамами, в душевую не торопились. Наслаждались моментом, словно хотели его растянуть. Атмосфера ликования охватила и тренеров, и массажиста, и всех, кто имел даже мало-мальское отношение к команде. Это в самом деле крупный успех — победить в группе и войти в число четырех лучших команд Европы. Кроме нас в группах победили голландцы, западногерманские футболисты и югославы.

Ничего не скажешь, с именитыми соперниками оказались мы в компании! И правы утверждавшие, что уже сам по себе выход в завершающую фазу борьбы за титул чемпионов Европы — самый крупный успех чехословацкого футбола после «серебряного» первенства мира 1962 года в Чили. В ту пору я делал первые шаги. Что происходило в промежутке 1962—1976? Как сложилась в этот временной отрезок моя вратарская судьба? Было много хорошего,но в целом оценка тех лет все же лишь «переменно облачно».

Происшедшее еще предстояло осознать. Возможно ли это? Все еще не верил в большое спортивное счастье до конца, хотя имел достаточно времени, чтобы убедиться в его реальности. Ясность наступила по крайней мере за четверть часа до финального свистка. Но в той обстановке не мог себе позволить приятно расслабиться, думая об успехе, ибо прежде всего должен был защищать ворота. Только здесь, в раздевалке, постепенно вырисовывалась законченная картина. Я порядком устал, хотя сил израсходовал куда меньше в сравнении с партнерами. Усталость вратаря — результат нервного напряжения. Для меня нервное напряжение равноценно физической нагрузке: после матча чувствую себя словно отработавший тяжелую смену. Вокруг царило оживление, это были прекрасные минуты. А я сидел с опущенной головой и никак не походил на человека, переполненного счастьем большой победы.

В раздевалку проникли наши журналисты. Они излучали радость и обнимались. Выяснили, что я думаю о матче, хотя я не знал, о чем говорить. С удивлением услышал, как дрожит и срывается собственный голос: даже не предполагал, что могу настолько расслабиться.

Должен ли я стыдиться этого? Еще не стерлись в памяти наши первые шаги по лестнице отборочных соревнований. Начали с поражения на «Уэмбли» (0:3). Это поражение отражало тогдашнюю ситуацию в нашем футболе в целом. С тех пор обстановка постепенно и потому как-то незаметно менялась: оба тренера приступили к систематической фундаментальной работе; веселее пошло дело и в ряде клубов. Я, правда, продолжал сохранять скептицизм (вероятно, потому, что уже пережил несколько кампаний под лозунгом «Начнем сначала!»). Правда и то, что наша национальная сборная после сухого проигрыша на «Уэмбли» избежала поражений, хотя похвастаться итогами выступлений могла не всегда. Но все же прошла круг за кругом, оттеснив грозных португальцев и англичан с первых позиций. А теперь, опередив в четвертьфинале и советскую команду, вошла в четверку лучших! Я еще не верил в наш успех и в выход в завершающую фазу розыгрыша первенства континента. До конца в происшедшее не верил даже перед этим матчем.

Когда говорю «не верил», это не означает, что не стремился к такому итогу и не был исполнен решимости в меру сил своих способствовать его приближению. Еще с первенства мира 1970 года в Мексике надеялся в глубине души, что удастся выступить и на следующем мировом чемпионате, на первенстве Европы или по крайней мере в каком-либо весьма важном матче. Постепенно свыкался с мыслью, что сбыться мечтам моим, наверное, не суждено. А теперь, под занавес моей карьеры на посту голкипера, это все-таки свершится! В полуфинале нас ждет сборная Голландии, а затем и победитель матча Югославия — ФРГ. А там пойдет речь о крупной ставке: если повезет, мы станем чемпионами Европы!

Времени на подготовку к полуфинальной встрече оставалось немного. Мы предпочли бы отправиться на отдых, а не выступать в заключительных поединках первенства континента: выкинуть из головы (хотя бы на короткое время) все связанное с футболом и посвятить свободное время семьям, личным увлечениям. Думаю, что и партнеры ощущали примерно то же: особенной усталости не испытывали, но игрой были сыты по горло. Короткая передышка оказалась бы весьма кстати. Но об этом, само собой, не приходилось и мечтать. Впрочем, Ежек и Венглош, угадывая наши настроения и запросы, договорились о пятидневных сборах на базе «Арена грез» в Татрах. Это не могло не удивить футбольных знатоков: что делать футболистам в Татрах, где нет почти ни одного ровного местечка, а футбольных ворот тем более? Но площадка с настоящим травяным газоном все же нашлась, а за футбольными воротами мы съездили в близлежащий Ружомберок, где нам пошло навстречу руководство местного футбольного клуба. Пришла и публика поболеть за нас.

Наш режим не был ни напряженным, ни обременительным. Тренировки носили облегченный (скорее, игровой) характер, ставили целью восстановить физические силы и удержать форму. Оставалось время и для отдыха, и для развлечений, с тем чтобы футбол не приедался и чтобы снова хотелось выйти на зеленый газон. Доктор Кундрат врачевал старые травмы партнеров и ранения, полученные в матчах на первенство лиги. Наконец мы провели в Ружомбероке тренировочный матч. Основным составом против дублеров. Первая команда — против остальных, дополненных игроками из местных. Публика, конечно, поддерживала «своих», хотя отмечала аплодисментами и все удачные моменты в нашей игре.

Большое внимание мы уделяли отработке одиннадцатиметровых: ведь в положении о розыгрыше первенства Европы говорится, что в поединке за выход в финал в случае сохранения ничейного исхода встречи и в дополнительное время (т. е. после 120 минут игры.— Прим. авт.) победитель выявляется по серии пенальти. Особой вероятности, что такое случится, не было, но тренеры, безусловно, должны считаться с любой возможной неожиданностью. Поэтому на каждой тренировке я, как и Венцель, отражал по 100—150 одиннадцатиметровых.

Я уже высказывал соображения по поводу пенальти — в частности, о том, что шансы вратаря повышаются с учетом нервной нагрузки, которая ложится на бьющего. Последний фактор не имеет места в условиях тренировки: там ничего не решается, пенальтист спокоен и реализует любую идею. Истина известная, но именно она не давала покоя тренерам, стремившимся приблизить тренировку к условиям реального поединка. Это, конечно, не просто. Прежде всего они пытались придать тренировке спортивный азарт, как-либо раззадорить игроков. Например, тот, кто мазал, должен был падать на колени. Прибегали затем к пари, когда на проигравшего налагался небольшой штраф... Но все это было не совсем то, что требовалось. Наконец у Ежека родилась идея, полностью отвечавшая его натуре. Я вспомнил в связи с этим, как однажды он дал нам сыграть тренировочный матч «за закрытыми дверями» — на пустом стадионе. Зато включил громкоговорители, которые обрушили на нас звукозапись грохочущих трибун — публики ликующей и протестующей (чтобы коленки не дрожали, когда окажемся в бурлящем котле). Звукозапись не всегда совпадала с тем, что делалось на поле; рев «трибун» раздавался в момент спокойного розыгрыша мяча и, наоборот, утихал в драматических ситуациях, но Ежек не хотел пренебрегать ничем, что входило в программу обязательной подготовки. В этом он весь, Теперь же тренер устремился за ворота к зрителям и стал им что-то выразительно объяснять. И вот когда очередной пенальтист разбегался для удара, с трибун донеслось:

— Мимо пробьешь!

Реплика, по замыслу, должна была вывести бомбардира из равновесия, затруднить его действия. Доброжелательные ружемберокские болельщики весьма охотно шли навстречу Ежеку — уж очень им хотелось внести пускай незначительный, но все же свой, конкретный вклад в наш возможный успех на заключительном этапе чемпионата Европы. И они шумели и свистели от души — больше, чем мы могли предположить. Не берусь судить, помогло нам это или нет, но то, что бомбардиры и голкиперы тренировались с большим усердием, — факт неоспоримый.

Закончили сборы в приподнятом настроении. Мы не устали, но основательная подготовка не всегда должна быть каторгой. Впрочем, время, проведенное в «Арене грёз», и идиллией не назовешь. Мы знали, что в полуфинале нас поджидает голландская сборная, и тренеры немало потрудились, чтобы нас с ней как можно ближе и основательнее познакомить. На последнем мировом первенстве голландцы уверенно переиграли выступавших в ранге чемпионов мира бразильцев и дошли до самого финала. Их проигрыш решающего матча команде ФРГ во многом объяснялся невезением.

При всем уважении к голландской команде в целом и к ее отдельным ярко выраженным индивидуальностям, всем было ясно; ключевой фигурой в этом ансамбле остается Йоханн Круифф. За последние годы он вырос в еще более зрелого мастера и сегодня умеет все, чем блистал раньше, но, пожалуй, играет еще тоньше. И уж наверняка приобрел дополнительный опыт.

Вопрос в том, удастся ли удержать Круиффа. Нам казалось, что это, в сущности, кардинальный вопрос, от которого зависит результат матча. В предыдущих встречах «Дуклы» с «Аяксом» Йоханна персонально опекал Гелета. И небезуспешно, хотя и пришлось ради этого попотеть. В 1972 году, когда мы проиграли голландцам в Праге 1:2, к Круиффу «приставили» Бобби Поллака. «Сторож» преследовал подопечного по всему полю, и уже ни на что иное Поллака не хватило.

Теперь наши тренеры решили отказаться от персональной опеки Круиффа, а держать его комбинированным способом, который вполне оправдался в отношении Блохина, несмотря на «тот» гол в конце киевского матча. Ответственность за безопасность Круиффа в поле ложилась на Поллака, а на подступах к нашей штрафной — на Чапковича с Добившем, которых к тому же подстраховывал Ондруш. Не хотел.бы я оказаться на их месте! Впрочем, не было заметно, чтобы они особенно волновались перед поединком.

Да, в Югославию мы вылетали в хорошем настроении. Я тоже чувствовал себя хорошо, хотя сам никогда не могу определить, в форме я или нет. Да в сущности в это «гадание» и не верю. Для меня главное — морально-волевой настрой. Пока мне всегда удавалось сосредоточиваться, настраивать себя на боевой лад в преддверии важных матчей. Я знал, что изрядный испуг буду испытывать перед самым матчем, и снова (в который уж раз!) переживу знакомую любому спортсмену предстартовую лихорадку. Но что поделаешь? Говорил себе, что это — жертва, возлагаемая мной на алтарь футбола. А в данном случае приношу ее с огромной охотой. Уже не строю никаких надежд, но все-таки буду защищать ворота в полуфинале (а быть может, и в финале) первенства Европы.

Однако реально в наш успех в матче с голландцами, вероятно, не верил никто. Это ставило нас в психологически выгодное положение: нас не обвинят в проигрыше, если уступим в честной борьбе, показав все, на что способны. А если удастся выиграть, это будет своего рода сенсация. Впрочем, нашлись и «неисправимые» оптимисты. И даже в рядах нашей команды. Когда на Рузинском аэродроме, улетая в Загреб, мы прощались с узким кругом доверенных лиц, Зденек Негода на вопрос одного из журналистов о наших шансах ответил:

— Отправляемся в Загреб, но мечтаем о Белграде.

В Загребе в среду, 16 июля, предстоял полуфинал с голландцами, а в столице Югославии встречались сборные хозяев и ФРГ. Матч за третье и четвертое места должен был проходить в Загребе, а Белград назвали местом проведения поединка за звание чемпиона континента.

Дождь в тот день хлестал почти без передышки» Хотя газон совершенно отсырел, на площадке не было ни одной лужи. Поверхность поля подготовлена отлично: под травяным покровом находилась утрамбованная песчаная прокладка, масса которой была достаточна для того, чтобы поглощать потоки воды, низвергавшиеся из тяжелых дождевых облаков.

Мы задержались немного в туннеле, прежде чем оказаться под проливным дождем. Я выходил на поле вторым — сразу за капитаном. Рядом с нами в оранжевой форме строились соперники в борьбе за выход в финал — сборная Голландии во главе с Иоханном Круиффом. Мы оказались совсем рядом, но он меня еще не видел. Остальные прыгали, делали короткие пробежки, чтобы размяться и сохранить тепло в мышцах. Круифф стоял совершенно спокойный. На лице — никаких признаков волнения или внутреннего напряжения. Повернувшись ко мне, он подмигнул как старому знакомому и непринужденно поприветствовал меня — так, словно последний раз мы виделись не далее как день-два назад.

Теперь была очередь за мной. Я не собирался использовать старый трюк английских лордов, которые вначале беседуют о погоде, но в тот момент и вправду размышлял о дожде и холоде. Все же затронул метеорологическую тему. Круифф утвердительно кивнул и как бы между прочим заметил:

— Нас это устраивает...

Может быть, сказал так просто, но нарочитая небрежность тона в какой-то степени меня задела. Подумал про себя: «Что, если опробуешь свое преимущество на мне?» Разумеется, промолчал — только пожал плечами. К тому же судьи уже приглашали к выходу на поле. Но я забегаю вперед, ибо на самом деле матчу предшествовала не вполне обычная увертюра. Ее дирижером был рефери Томас, которому поручил судить матч Европейский союз футбольных ассоциаций. Известно, что перед матчем судьи, по обыкновению, заходят в раздевалки обеих команд и вкратце информируют игроков о том, каким параграфам правил придают особое значение. В сущности, это полезно, поскольку общепринятые положения единых правил часто трактуются арбитрами по-разному.

О Томасе мы не. знали ничего, но предполагали, что, как и большинство британских судей, он будет сквозь пальцы смотреть на жесткую игру (у него на родине такая игра считается нормой). В общем, мы были рады его приходу, надеясь от него кое-что услышать. Но то, что мы услышали от Томаса... Другой такой беседы не помню, хотя и повидал на своем веку многое. Некоторые судьи беседуют только с капитаном. Иные хотят, чтобы их слышали все игроки. Но Томас, не могу назвать это иначе, прочитал нам лекцию. Или провел с нами что-то типа школьного урока. Начал издалека: сообщил, что его зовут Клайф Томас и что прибыл он из далекого Уэльса, поскольку УЕФА облек его судейскими полномочиями на данный полуфинальный матч. Кто-то из наших, собравшихся в раздевалке, сделал несколько шагов в сторону и что-то негромко сказал товарищу — перед таким матчем игроки неспокойны и предпочитают как можно быстрее оказаться на поле. Томас моментально посуровел:

— Не разговаривать! Сидеть и слушать! Вы — игроки, я — судья. Я — хозяин на поле, и вы будете меня слушаться. Иначе — долой!..

При этом он весьма выразительным жестом, означавшим в те времена, когда еще не было желтых и красных карточек, удаление с поля, подтвердил сказанное.

Затем долго растолковывал правила футбола. Чуть ли не все целиком. Я усвоил, что особенно строг он будет к разговорам и пререканиям, к попыткам оспаривать его решения (впрочем, к этому болезненно относятся и менее строгие судьи). Не забыл арбитр напомнить и о том, что при исполнении штрафных ударов обороняющиеся в каждом случае должны автоматически отходить на предписанную дистанцию — 9 метров 15 сантиметров от мяча. Никаких препирательств на этот счет он не допустит. Одно предупреждение и — удаление с поля. Я не мог избавиться от ощущения, что Томас относится к той не очень многочисленной категории судей, которых большие полномочия превращают в их собственных глазах в ведущие фигуры на поле. Ради них, собственно, и собраны, по их мнению, игроки на арене действий. Мы, футболисты, больше всего любим судей, которые нам доверяют, держатся как бы в стороне и вмешиваются лишь в случаях, крайне необходимых. Не по душе, когда арбитр заранее относится к нам как к правонарушителям, за которыми нужен глаз да глаз. Это нервирует, лишает уверенности и даже... оскорбляет. Должен, впрочем, сказать: рефери Томас-практик оказался, к счастью, не таким, какого я опасался, слушая Томаса-теоретика. Он провел свои предупреждения в жизнь, но санкции применял одинаково строго против обеих команд, не делая скидок на громкие имена.

Голландцы выступили в сильнейшем составе, сохранив большинство игроков — обладателей серебряных медалей первенства мира 1974 года. Их сильно раздосадовал финал, в котором для завоевания чемпионского титула не хватило совсем немного. Как и многие эксперты и болельщики, они считали, что имели право на большее, чем мировое «серебро». Теперь им представился шанс показать, на что они способны.

Мои партнеры не стушевались, встретив такое собрание звезд в команде соперника. Начали встречу широко, наступательно. Это для конкурентов неожиданность. И не только для голландцев и для публики, но и... для нас самих. Большинство встреч, проведенных ранее, начинали мы осторожно, скованно, заботясь главным образом о защите. Теперь — все наоборот: мы задавали темп и ритм игры. На 19-й минуте подавали штрафной с левого края, на достаточном удалении от ворот и с острого угла. Мяч устанавливал Паненка. Ему удался точный навес, и мяч опустился у ворот голландской сборной. Адресован он был Ондрушу, который, располагая соответствующими физическими данными и.умея тонко оценивать ситуацию, может выигрывать силовые единоборства. Мне приходилось вынимать мячи из сетки после его ударов как в матчах нашего первенства, так и на тренировках. Ему мешали, прыгали вместе с ним, но именно он оказывался в лучшей позиции по отношению к мячу и дотягивался головой как раз до той точки, из которой мог пробить серединой лба. Мяч после удара Ондруша прошел мимо рук вратаря, под верхнюю перекладину, в правый от голкипера угол, в противоход вратарю. Мне показалось, что голландцев этот гол основательно расстроил. Зато нам он придал новые силы. Я же подумал: «Теперь важно вести в счете как можно дольше, сохранить победный перевес до самого конца поединка!» Игра на удержание счета стала бы ошибкой, за которую могла последовать жестокая расплата. Разве не допустили такую ошибку наши нынешние соперники (причем в финале первенства мира)? Относительно быстро поведя в счете, они стали играть так, словно от них ничего больше и не требовалось. И... В ответ на один забитый гол пропустили два.

Мои партнеры в поле явно не сделали ставку на удержание счета. Они захватили середину поля, откуда и начинали атакующие действия. Конечно, опасные моменты создавали и голландцы, но в целом весь первый тайм игра проходила под нашу диктовку. Когда футболисты Голландии несколько раз били штрафные с опасных точек, пришлось пережить весьма неприятные мгновения: я знал, что соперники умеют реализовать предоставляющиеся возможности весьма тонко, нестандартно — пустить, к примеру, мяч в ворота впритирку со «стенкой» и т. п. Что предпочитают они не «пробивать», а обманывать голкипера. Мы, вратари, такие «штуки», естественно, не приветствуем. Подавали соперники и не идущий в ворота свободный — из пределов нашей штрафной, с отметки примерно между одиннадцатиметровой и границей штрафной.

Инцидент возник при необычных обстоятельствах, которые нельзя было разглядеть на телеэкранах. Я же находился рядом с горячей точкой. Непосредственным участником этих событий был, конечно, и Круифф.

Наши следили за ним весьма внимательно. Им удавалось держать Йоханна под контролем. В поле голландцу мешал развернуться Поллак, а у передней линии его чаще всего опекали Добиаш и Чапкович. Чапкович «брал» за счет скорости и рывка, Добиаш прекрасно маневрировал и не уступал в единоборстве. Все остальное добровольно довершал расчетливо игравший Ондруш. Создать голевую ситуацию Круиффу не давали. Так, представляя, в общем, большую опасность, он вынужденно оказывался не у дел. От его игры оставалась одна «озлобленность»: финты, рассчитанные на то, что соперник потеряет самообладание; мелкие провокации; жесты; споры о том, кому вводить мяч в игру или бить штрафной... Бобби Поллаку даже показали желтую карточку за то, что он своевременно не удалился от мяча после назначения штрафного. Но этому способствовал Круифф, который сделал вид, что быстро разыгрывает мяч, и дал понять, оттолкнув Поллака, что тот ему мешает.

Поведение «звезды», скажу прямо, не очень спортивно. Фактически Круифф учинил самосуд. Судья же поступал так, как и предупреждал игроков перед матчем.

Больше всех натерпелся от арбитра Добиаш. Наши стопперы воспринимали ход поединка в меру своего темперамента и характера. Ондруш и Чапкович —достаточно спокойно, сохраняя собранность и способность хорошо видеть поле. Однако Добиаш увлекался настолько, что впадал в какое-то особое состояние: никого не видел, ничего не слышал. Глазами впивался в мяч и в ближайшего соперника, будто ничего иного для него не существовало. Эту особенность Карела Добиаша мы уже знали: так он воспринимает любую (а не только самую ответственную) игру. Мы, игроки оборонительных линий, по ходу действий обязаны объясняться друг с другом. Уже изучили все возгласы, которыми обмениваемся, и все команды, необходимые для полной ясности (кто за кого отвечает, кому принимать мяч...). Самый шумный среди нас — Добиаш. Не будет большим преувеличением сказать, что он говорит почти без передышек. Иногда его не разберешь. Да и он, мне кажется, не всегда понимает остальных. Не хочу сказать, что Карел ошибается из-за плохого взаимопонимания с партнерами. Реплики товарищей воспринимает как-то глубоко по-своему — может быть, первой сигнальной системой. Бывает, что судья делает ему замечание за многословие, а иногда — за «неспортивное поведение». Но применительно к Добиашу смешно говорить о неспортивном поведении. Скорее, такое поведение можно назвать чересчур спортивным — настолько Карел захвачен игрой. Он не в силах отвыкнуть от этого. Вечно бормочет что-то (по крайней мере про себя).

Наши арбитры знают эту его особенность и относятся к ней с пониманием. Но Томас воспринял сочный словацкий Добиаша как тарабарщину, а его реплики был склонен трактовать как язвительные по поводу особой роли арбитра в матче. Ему могло так показаться, ибо Карел имеет привычку краснеть, вращать глазами и делать огорченное лицо. Судья то и дело подскакивал к нему, грозил пальцем и повторял фразу, произнесенную еще в раздевалке:

— Доунт took!.. Плей футбол! [10]

Но Паролей, по всей вероятности, остался глух к призывам служителя Фемиды. Смотрел «сквозь арбитра» на то, что имело к нему прямое отношение: на мяч, на перемещения противника. Я знал, во что угроза арбитра, сделанная в раздевалке, выльется (он еще раз напомнил. Теперь — Добиашу: «Аут!» — «С поля!»), и не на шутку испугался, что Добиаш будет удалён. Как только выдалась подходящая минутка, крикнул ему:

— Не дури! Он тебя выгонит!

Добиаш смотрел на меня с удивлением (точнее, не на меня, а в мою сторону. Ясно; и меня он «в упор» не видит и не слышит).

В таком состоянии Карел поспешил мне на помощь. Я принял легкий мяч (вероятно, посланный назад кем-либо из наших). Осмотрелся, куда его направить. Но никто еще не успел открыться. Тогда я пустил мяч вперед по земле, чтобы выбить его с границы штрафной. Так мы, вратари, даем партнерам время для занятия выгодных позиций. К этому приему прибегают во всех командах с тех пор, как голкиперам запретили делать с мячом в руках в своей штрафной более трех шагов.

Едва пустил мяч перед собой, как к нему рванулся Круифф. Я держал его в поле зрения. И даже заметил, что он делает подчеркнуто безразличный вид. Однако рассчитывал на какой-нибудь фокус с его стороны. В любом случае я был к мячу ближе и уверенно контролировал его. Рядом с Круиффом в тот момент дежурил Добиаш. Он был уверен, что в данном случае Круифф — «его». Рванулся за ним, исполненный решимости помешать продвижению голландца. Мяч уже находился у меня в руках. Добиаш помешал Круиффу атаковать меня. К сожалению, тем, что сзади схватил его за руку.

С ужасом я перевел взгляд на арбитра — тот уже показывал Добиашу желтую карточку! Томас стоял с поднятой рукой как раз на том месте, где было допущено нарушение. Обосновал наказание точно: создание помех в игре без мяча (мяч-то, повторяю, был у меня). За это, по правилам, назначается свободный удар. Судья, однако, учитывая строгий эталон, от которого он отталкивался, мог квалифицировать проступок и как неспортивное поведение. А это означало бы...

Добиаш, судя по всему, не ведал, что, в сущности, вокруг творится, и уже первым занимал место в будущей «стенке»), подзывая и остальных следовать за ним. Дистанция была небезопасная — в пределах нашей штрафной. А это — сигнал к предельной бдительности.

Опасность в конце концов миновала, и Карел доиграл матч. Но вот Поллак до финального свистка не удержался. На 59-й минуте, когда игровое преимущество было на стороне голландцев, но им никак не удавалось справиться с нашей эластичной обороной, борьба велась главным образом за середину поля. А там в поте лица трудился Бобби (просто удивительно, какой объем работы проделывал он на таком тяжелом покрытии!). На него были возложены оборонительные (скорее, разрушительные) функции. Поллак добывал уйму мячей, и у него еще оставались силы, чтобы разыгрывать эти мячи в соответствии с обстановкой на поле. Восхищаясь его способностями, мы строили догадки: видимо, «в нужном месте» у него спрятан «моторчик». По крайней мере, пружинка, заводящаяся ключиком. А «секрет» состоял в ином: в том сезоне Бобби очень серьезно готовился к выступлениям и находился, возможно, в самой лучшей форме. Он также рассматривал наше участие в финальных матчах первенства Европы как кульминационное событие и своей футбольной биографии. Его мечтой, страстным желанием было выступление в финале. И оно исполнилось бы, не будь этой — 59-й — минуты в полуфинале.

...По левому флангу устремился к нашим воротам Неескенс. Поллак пошел наперерез, решив выбить мяч у соперника в подкате. Подкат — эффективное, но всегда немного рискованное и спорное оружие. Рискованное, скорее, для обороняющегося, ибо он выставляет вытянутую ногу, на которую может наступить либо обрушиться всем весом соперник. А спорное вот по какой причине. Если обороняющийся ударит по мячу раньше — тогда все в порядке. Но если соперник прежде успеет отыграть мяч или отпустить его от себя, то фиксируется нарушение (иногда — в случаях подката сзади — даже с предупреждением).

Когда Поллак выполнял подкат, Неескенс отпустил мяч. Но Бобби скользил по мокрой траве и никак не мог остановиться. Снес Неескенса — и подкат обернулся штрафом. Серьезного нарушения не было. На мокром поле, однако, все выглядит куда более скверно. Раздался свисток. Судья подбежал к месту штрафа. Еще на ходу доставал из кармана карточку. Желтую Поллаку в этом матче он уже показывал. Теперь же последовал самый суровый приговор — удаление. Было ясно, что Бобби нарушил правила не умышленно.

Он готовился к подкату с единственной целью — выбить мяч. И не сзади, а сбоку. В этом мы убедились позднее, просмотрев видеозапись. Вот почему утверждаю с полной ответственностью; красной карточки Поллак не заслужил. И тем не менее... Судья вынул из кармана именно красную карточку. Руководствовался он простым суммированием: два предупреждения — две желтые карточки. В сумме — уже удаление!

Поллак с опущенной головой покинул поле. Для него это была личная трагедия, поскольку на деле Бобби — один из самых дисциплинированных и корректных футболистов, каких я знаю! К «ломовым» никак не относится. Уповает в игре не на силу — на зрелую технику. Тренеры даже упрекали его в недостаточной твердости. Но игроки техничные и в единоборствах полагаются прежде всего на ум, предпочитая интеллект физическим кондициям. Может быть, в этом их недостаток? Нет, и еще раз нет. У футболистов с высокой техникой заложено в подсознании: футбол — это игра. И, выйдя на игру, надо переигрывать соперника. Понятно, что судья не обязан знать о личных качествах игроков. И все же в конкретных эпизодах этого матча арбитр, с моей точки зрения, действовал несправедливо, а потому — неверно, вопреки возлагаемым на него функциям блюстителя футбольных законов.

Как бы там ни было, в те минуты мы должны были думать прежде всего о самой встрече. Мы вели — 1:0, играть оставалось еще полчаса, Удастся ли сохранить победный счет в ослабленном составе? Рассчитывать на большее теперь мы не могли. Играть без одного футболиста исключительно трудно само по себе. Тем более когда поле покидает полезный, работоспособный, ключевой игрок. Не повлияет ли чрезмерно строгое (с нашей точки зрения, неоправданное) решение арбитра дне только на дальнейший ход поединка, но и на результат? Не закроет ли нам путь к осуществлению близкой цели (выходу в финал), реальность которой уже становилась совершенно очевидной?

Об этом же думал и Поллак, покидавший поле. Все остальное (и прежде всего то, что удаление больше не позволит Бобби выступать на нынешнем первенстве Европы) дошло до него позднее. Хотел же он в тот момент одного: чтобы нас его удаление не подкосило, а, наоборот, укрепило. Подумал: если есть правда на свете, ребята выдержат и перевес сохранят...

Мы выдержали (точнее говоря, взяли себя в руки). Игра в ослабленном составе сказалась на нашем атакующем потенциале, но сзади и в середине поля мы по-прежнему действовали гибко и уверенно. Соперникам не удалось поставить нас в тупик, плотно прижать к воротам. Не создали они практически ни одного опасного момента. Я чувствовал, какой нагрузкой оборачивается такая игра на нервную систему, сколь большую (может быть, даже решающую) роль играли в том матче нервы и вообще психологическая подготовка. Чувствовал себя в форме, знал, что голландцам непросто будет поразить наши ворота, если только не случится нечто непредвиденное. К счастью для команды, удаление Поллака таким поворотным моментом не стало...

Очень скоро после первого удара судьбы, с которым мы, в общем-то, справились, нас постигло новое несчастье. Как я и опасался,— роковое. Это случилось на 73-й минуте.

Светловолосый голландский нападающий Геелс, вышедший играть во втором тайме, сделал с правого фланга прострельную передачу к нашим воротам. Туда устремились два форварда сборной Голландии, но ближе всех к мячу находился Ондруш. Он должен был отыграть мяч буквально у них из-под носа. И совершенно правильно решил отправить его на угловой. Он уже набрал скорость, и ему ничего не стоило выйти чуть вперед и послать мяч в безопасное место подъемом — самым надежным, десятки раз проверенным и оправдавшим себя способом. Но он сыграл неудачно— попал по мячу не серединой подъема, а голенью. В таких случаях прогнозировать отскок мяча невозможно. Срезавшись (весьма сильно) и задев перекладину, мяч отскочил, попал в мою левую щеку, а от нее — в ворота!

Ну, что поделаешь! Вели игру, отражали все попытки соперника прорвать оборону, но... сами помогли голландцам «распечатать» наши ворота! Выравняли соотношение мячей автоголом! Не повезло, к тому же, именно Ондрушу, который, на мой взгляд, был лучшим на поле (именно он забил и наш гол). Суждено ему, что ли, забивать и за свою и за соперничающую команды?

Меня внезапно охватил сильный озноб. Дождь не прекращался в течение всего матча. Я промок до нитки. Подпрыгивал, делал другие упражнения в попытке разогреться, но все это помогало мало. Товарищи по команде тоже промокли и тоже дрожали от холода, хотя, конечно, не могли жаловаться на неподвижность. Остаток второго тайма дался мне тяжело. Я весь закоченел, как никогда. Казалось, еще чуть-чуть — не выдержу. Но каждый раз случалось нечто не дававшее раскиснуть. За шесть минут до конца с большого расстояния по моим воротам пробил Сурбиер. Мяч прошел рядом со штангой за пределы поля. На 85-й и 86-й минутах рядом со мной оказывался Ренсенбринк, а на последней «пришлось» парировать удар Круиффа. С облегчением вздохнул, услышав финальный свисток, хотя нас «ждала» не теплая сухая раздевалка, не душ и не бассейн с подогретой водой, а только мокрая лавочка, стоявшая под дождем: согласно регламенту первенства Европы при ничейном исходе 90 минут игры матч продлевается на два дополнительных тайма по пятнадцать минут, и во время перерыва футболистам не разрешается покидать поле. За соблюдением «буквы закона» следил — с присущей ему строгостью — не менее промокший Томас. Считается, что в дополнительное время бывает много голов (игроки устали и чаще ошибаются в обороне). Я не очень верил в это. Мне представлялось, что обе команды будут, скорее, вести себя осторожно, чтобы не пропустить мяч, и дожидаться выяснения отношений по пенальти. Но если кому-то все же удастся забить, это, пожалуй, и решит исход встречи. Я надеялся свои ворота отстоять...

Как и ожидалось, вначале обе команды проявляли осмотрительность: никто не пускался в атаку сломя голову, обе стороны заботились в основном о тылах. Спустя некоторое время активизировался Франтишек Веселы, которым наши тренеры заменили Модера. Это было очевидное усиление атакующих порядков. Правильно поступили наши наставники, решив использовать свой вариант на решающем отрезке матча. Чуть позднее на замену Чапковича вышел Юркемик, который умеет «пробивать» вратарей с больших дистанций. Кроме того, он — один из самых надежных наших бомбардиров — нужен был на поле и на случай серии пенальти.

Веселы готовился к финалу первенства Европы исключительно серьезно. Он был рад тому, что на склоне карьеры вернулся в ряды сборной страны, и очень этим дорожил. Перед матчем ЧССР — Голландия провел усиленную разминку, хотя знал, что в основной состав не включен и что возможного выхода на поле будет дожидаться на скамейке запасных. Но звездная минута Франты все-таки пришла! Ею стала... 114-я минута матча. Франте удалось освободиться от опеки и сделать рывок к воротам соперника. Навстречу бросились защитники и помешали войти в штрафную. Тогда Франта, прикрыв мяч корпусом, сделал навесную передачу приближавшемуся к воротам с другого фланга Зденеку Негоде. Негода этот мяч достал и, угадав направление броска вратаря, головой «приземлил» его о противоположной стороне ворот.

До конца встречи оставалось шесть минут. Мы вели — 2:1. И хотя не было никаких признаков «смены декораций», я сверлил глазами часы, будто это могло убыстрить и без того стремительный бег времени. Но как же тягучи заключительные минуты, и даже секунды, в матчах, когда выигрыш или спасительная ничья висит на волоске, а шаткое преимущество — или равенство — в один мяч может «испариться» мгновенно — в те доли секунды, которые мяч «затрачивает» на путь в сетку защищаемых ворот!.. На циферблате не было стрелок. Время показывали светящиеся цифры. Несколько минут после гола Негоды наверняка показались мне самыми длинными в жизни.

А за две минуты до спасительного для нас финального свистка точный пас вразрез защиты, выбегавшей вперед (чтобы создать искусственный офсайд), получил Франтишек Веселы. Оказавшись один на один с вратарем, он финтом уложил голкипера, а затем пере» прыгнул через него — чтобы тот не уцепился за ногу. И хотя за такой «прием» стража ворот последовал бы верный пенальти, Франта решил действовать наверняка и протолкнул мяч в пустые ворота. Его руки взметнулись вверх еще до того, как мяч пересек линию. Только теперь и я почувствовал облегчение.

Трудно описать, как выглядели мы по окончании матча. Вероятно, напоминали водяных после ночной смены. Почти никому не хотелось говорить. Паненка сказал мне, что столько не пробегал, возможно, и за десять матчей на первенство лиги. Я тоже порядком устал, хотя мне и не пришлось расходовать столько физических сил, сколько товарищам в поле. Ныла голова. Кто-то во время игры стукнул по подбородку, но в горячке борьбы не удалось заметить даже, кто и когда. Позднее друзья в Праге рассказывали, что в конце матча югославское телевидение показало меня несколько раз крупным планом и что внешне я держался вполне спокойно. Возможно. Но за спокойной внешностью нередко скрывается огромное внутреннее напряжение, благодаря которому мы, вратари, сохраняем собранность и постоянно бываем начеку. Чем драматичнее складывается матч, тем труднее потом расслабиться. А эта встреча оказалась такой напряженной, что стоила нескольких «простых», вместе взятых.

Соседом по номеру в гостинице был Паненка. Оба мы мечтали об одном — поскорее добраться до постелей. Мы были обязаны спать, ибо нам «нужнее воздуха» требовался отдых. Но как заснуть, если перед глазами продолжал стоять этот волнующий поединок?

На следующий день перебрались в Белград, где в воскресенье предстоял финал. Соперника в борьбе за титул европейского чемпиона мы еще не знали. Вечером ждали начала телерепортажа о втором полуфинальном матче — между командами Югославии и ФРГ.

Мы поселились не в шумном Белграде, а в тихом Нови-Саде. Точнее говоря, в крепости Варадин, возвышающейся над полноводным Дунаем. В прошлом это была единственная крепость, так и не покоренная турками. Теперь она превращена в удобную гостиницу. Крепость пришлась нам по душе: мы тоже предпочитали остаться непокоренными, хотя речь шла уже не о турках. Югославы относились к нам не только исключительно гостеприимно, но и с нескрываемыми симпатиями. С самого начала завершающего этапа турнира им хотелось видеть «славянский финал». Наполовину их желание мы уже выполнили.

Чтобы мы не смотрели второй полуфинальный матч просто как зрители, а постоянно помнили, что следим за будущими соперниками, Ежек вручил каждому из нас бумагу с карандашом и дал задание пристально наблюдать за конкретными игроками. Я «отвечал» за Зеппа Майера, Венцель — за югославского голкипера Петровича. Майер — отличный вратарь. Я всегда признавал его мастерство. В конце концов, это вратарь чемпионов мира и Европы, к тому же голкипер, выступающий за мюнхенскую «Баварию» — троекратного победителя соревнований на Кубок европейских чемпионов. Нужно ли еще что-либо добавлять к сказанному? Для себя я не делал никаких заметок. Задание тренера понял так, что, лучше раз увидев, чем сто раз услышав, мы должны попытаться прийти к каким-то выводам, важным для реализации нашего плана на игру, а главное, необходимых для успешных действий наших нападающих.

Я обратил внимание, что мы с Майером по-разному вводим мяч в игру: он недалеко, за штрафную; редко выбивает мяч ногой за среднюю линию. Я же стараюсь (и этого всегда требует от меня Ежек) адресовать мяч свободному партнеру как можно дальние от своих ворот и таким образом начинать быструю Контратаку. Это подразумевает, конечно, тесное взаимодействие и с игроками атакующих линий, а не только с защитниками. Футболисты ФРГ — сторонники другой тактики. У истоков атаки они чаще всего ставят Беккенбауэра, играющего, как правило, в глубине поля. На ленточке Майер казался мне безупречным. У него великолепная реакция и кошачья ловкость. Таких вратарей мы называем «гуттаперчевыми». Но я не Назвал бы сильнейшей его особенностью игру на выходах» В Остальном это спокойный и невозмутимый спортсмен, одинаково уверенно защищающий ворота независимо от того, какие цифры на табло — 0:0 или 0:2. В этом я мог убедиться, поскольку очень быстро в воротах Майера побывало два мяча, в то время как Норота соперника оставались нераспечатанными.

Кстати, что нас больше всего привлекло в матче, так это быстрота, с которой югославы повели со счетом 2:0, и... легкомысленное отношение их к своему преимуществу. Думаю, что они могли забить и больше, если бы не переоценили достигнутый перевес и не стали бы играть, быстро добившись его, на публику. С моей точки зрения, нашей команде присуща более жесткая тактическая дисциплина. И окажись мы в подобной ситуации, уверен: сумели бы удержать преимущество. Давление западногерманской команды во втором тайме было исключительно сильным и продолжительным. Я всегда ценил особенности игры футболистов ФРГ: волю к победе; упорство; ярко выраженные коллективные действия, действительно напоминающие (по четкости) работу хорошо отлаженной и смазанной сложной машины. Такая манера игры, дополненная в ключевых моментах точными действиями отдельных футболистов, позволила им одолеть всех соперников на последнем чемпионате мира. Вот и здесь в конце концов сумела сборная ФРГ изменить ход событий и выиграть проигранный было матч!

К заключительному матчу специально не готовились. В четверг и пятницу по расписанию была лишь индивидуальная тренировка, напоминавшая скорее разминку. Только в субботу состоялась нормальная тренировка, привычная для нас по матчам в лиге. А в воскресенье, в день матча, тренеры освободили нас даже от традиционной разминки, решив сберечь наши силы.

Они поступили разумно, отнеслись к нам с пониманием. Положились на нас, сказав, что, если мы на что-то способны — проявим себя в главном матче; если же нет — то за оставшиеся два-три дня все равно ничему не научимся. Позади остался длинный, напряженный весенний круг национального клубного первенства, потребовавший огромных сил. Кроме того, мы почти выложились в 120-минутной полуфинальной встрече. Перед финальным матчем вопрос упирался, скорее, в то, успеем ли мы в достаточной степени отдохнуть, чтобы дать бой противнику. Те же проблемы решал и наш соперник.

Правда, полуфинал футболисты ФРГ провели не на мокром и скользком газоне, но зато днем позже. Стало быть, отдыхать им пришлось на сутки меньше, однако не надо было переезжать в другой город. Таким образом, в целом можно было говорить о равенстве наших шансов. Руководители западногерманской команды незадолго до начала матча даже выступили с предложением: в случае ничейного исхода (и в дополнительное время) не проводить через день повторный финал, а выявить команду-чемпиона серией пенальти. Всесторонне взвесив это предложение, наши тренеры дали согласие. Тренер сборной ФРГ Гельмут Шён сказал после матча:

— Если бы мы провели еще одну встречу, игроков с поля пришлось бы уносить на носилках.

Ежек частично разделил точку зрения коллеги:

— На игре неизбежно отразится то обстоятельство, что обе команды отдали слишком много сил полуфиналу.

Вероятно, единственным, кто по крайней мере немного надеялся на повторную встречу, был Поллак. После его удаления с поля в полуфинале дисциплинарная комиссия УЕФА запретила Бобби участие в ближайшем соревновании на уровне сборных. Это было, вероятно, самое мягкое наказание (обычно за удаление дисквалифицируют на два или даже три матча): строгие блюстители нравов собственными глазами видели, что особо винить Поллака было не за что, и понимали, что судья проявил к нарушителю чрезмерную суровость.

Бобби ходил с печальным выражением лица. Мы его понимали, но больше всего по этой причине ломали голову тренеры. Они хорошо знали возможности западногерманской сборной и сознавали: речь пойдет о поединке с упорным, сильным противником, для чего был позарез нужен работоспособный, неутомимый футболист типа Поллака. Мы, игроки, тоже понимали сложность предстоявшего испытания. В последние годы наши футбольные контакты с ФРГ были весьма тесными. Правда, на уровне сборных встречались не часто, но клубные команды выясняли отношения не единожды. Все команды ФРГ играют жестко, с полной отдачей сил, умеют оказать на противника сильное давление. Отсутствие Поллака компенсировалось тремя отличными игроками средней линии — Паненкой, Модером и Добившем.

И все же наши тренеры мудрили: кем и как заменить Бобби? Взвешивали возможность подключения к тройке нападающих Галлиса — с поручением ему, как и в Киеве, определенных оборонительных функций в противодействии ряду футболистов ФРГ, выполняющих диспетчерские обязанности в середине поля. Но у Галлиса, выступавшего в Киеве в непривычной роли, игра не особенно клеилась. В другом варианте подобная задача возлагалась на другого игрока — одного из тех, кто прибывал сюда в качестве запасных. Футболисты это были, конечно, неплохие, но в таком важном матче тренеры предпочитают более опытных и надежных, уже выступавших в рядах сборной и сыгранных с партнерами.

Думаю, если бы речь шла не о финале, а о менее ответственной встрече — «за очки» (скажем, в отборочных группах), то тренеры, пожалуй, поступили бы осмотрительнее: укрепили бы среднюю линию. На этот раз они, однако, решили избрать атакующий вариант и вместо Поллака отрядили в команду нападающего — на острие атаки, в состав выдвинутой тройки. В этой роли мог бы выступить Франтишек Веселы, показавший хорошую игру в дополнительные полчаса полуфинала. Но тогда был бы перебор (два вместо одного) правофланговых. А Масны и Веселы по тактическим особенностям — ярко выраженные края. На Франтишека тренеры рассчитывали и как на игрока, которого можно ввести в качестве резерва в неблагоприятной ситуации. Они берегли его как секретное оружие (правда, уже пущенное в ход и удачно сработавшее в игре с голландцами). Выбор тогда пал на Швеглика — футболиста юркого, с «нюхом на голы» и уже проведшего ряд матчей за сборную. Пара Швеглик — Масны являет собой сыгранный дуэт. К тому же Швеглик знает большинство партнеров не только по сборной, а и по клубу. Но главными доводами в пользу включения в состав именно Швеглика оставались его отличное умение ориентироваться на подступах к воротам соперника и способность оказываться в самые подходящие моменты там, откуда можно забивать голы.

Кое-кому это решение перед матчем показалось слишком смелым, но доводов в его пользу (исходя из разных предпосылок) обнаруживалось гораздо больше, чем опасений. Мы собираемся играть в наступательной манере не для того, чтобы просто «выжить», а для того, чтобы выиграть. А выигрывает тот, кто больше забивает, чем пропускает. Истина, в футболе столь же простая, сколь и мудрая.

Кроме того, тренеры обращали наше внимание на выводы, которые следовало сделать из полуфинального матча Югославия — ФРГ: не играть на удержание счета, если удастся выйти вперед; действовать гибко и не упускать ни единой возможности для атаки. Не знаю, насколько сами они верили в то, что чемпионы мира и Европы еще раз дадут возможность застать их врасплох и «разрешат» сопернику в самом начале игры забить два безответных гола. Я предполагал, что вначале игра будет носить затяжной, осторожный характер, а соперники — строить расчеты на взаимные ошибки и что лед тронется только «под занавес», когда обе стороны раскроют карты, когда скажется чье-то преимущество в физической и психологической подготовке.

В полуфинальном матче ФРГ — Югославия наши наставники внимательно следили за новичком западногерманской сборной, игравшим в центре нападения и заменявшим мастера концовки — Герда Мюллера. Дебют новичка оказался более удачным: выйдя на поле только во второй половине встречи, он при счете 1:2 не только выравнял положение сторон, а и забил (в дополнительное время) еще два мяча. Так вторым финалистом (и нашим соперником номер один) в борьбе за главные трофеи первенства Европы стала сборная ФРГ. По стечению обстоятельств, новичок, так ярко и удачливо себя проявивший «с первого захода», тоже носил фамилию Мюллер. На своего однофамильца главного снайпера сборной ФРГ и «Баварии» (Мюнхен) — Герда Мюллера походил и манерой игры и... результативностью. «Новому» Мюллеру наши тренеры дали высокую оценку и видели в нем большую, если не главную, опасность в финальной игре. Несмотря на то что «Мюллер-2» пока еще был известен куда меньше, чем Блохин или Круифф, решили опекать его так же плотно и таким же способом, как опекали Блохина и Круиффа, то есть комбинацией персональной и зонной защит.

Атмосфера перед встречей была ужасной. Тренеры повторяли то, о чем каждый из нас не должен забывать и без дополнительных напоминаний. Я обратил внимание, что Ежек говорил одно и то же по три раза. И каждый раз казалось, что первым об этом забывает он сам — он, который в жизни (по крайней мере футбольной) не забывал ничего. Венглош старался снять напряжение у отдельных игроков, но не исключено, что и сам нуждался в успокоении. Между тем «свирепствовал» наш комик — массажист Ружичка, в руках которого горела работа, а в голове рождалась идея за идеей. Доктор Кундрат, специалист по утешительным беседам, внушал нам, что мы легко справимся с предстоящим, но у самого тряслись руки.

Я держался в стороне от общей суеты. Мне в таких случаях всего важнее покой и сосредоточенность (волнений и без того хватает). Спасение искал, как обычно, в привычных, ставших стереотипными приготовлениях: сначала не спеша и тщательно натирал ревмозином лодыжки и оба ахилловых сухожилия; затем доходила очередь до икр и бедер; потом надевал кеды — еще не бутсы — и делал несколько стоек на носках и приседаний, пробовал отталкиваться и прыгать. Все по обычному, давно заведенному мною порядку.

Но на сей раз покойствие что-то не приходило. Я испытывал непривычное волнение, быть может, большее, чем в 1966 году на «Уэмбли». Тогда все сложилось удачно, и тоже в матче с чемпионами мира. Только в тот раз — в товарищеском. А сейчас — спор в борьбе за высшую ступеньку в табели о рангах европейского футбола. Не один год вынашивал я честолюбивые планы, а потом, когда стало казаться, что «сон» уже не станет явью, мечтал об этом еще более страстно. И вот теперь, на склоне карьеры голкипера, я все же близок к цели.

Ежек ворвался в раздевалку как ураган, не скрывая уже ни тревог, ни волнений:

— Майер пошел разминаться. Пора и тебе.

Сначала я даже не вник в смысл им сказанного. Я знал, что Майер перед матчем любит основательно размяться в воротах. Дает себе порядочную нагрузку — по сути дела, устраивает легкую тренировку. Разогревается, пока не почувствует усталость, затем утирается полотенцем, снова проводит легкую разминку — и только после этого ощущает себя готовым к матчу. Я готовлюсь иначе: разминаюсь налегке, с мячом работаю недолго, в каждом из известных мне приемов тренируюсь немного. Но каждый элемент — с полной концентрацией внимания. Приказываю себе: стоять как следует с первых минут матча, а не втягиваться в игру с середины. Не понимал, почему мне следовало отказаться от выработанной привычки именно сегодня, но Ежек, волнуясь, объяснил ситуацию: он усматривал определенный психологический ход тренера Шёна, который, по мнению Ежека, отправил Майера на поле не просто так, а чтобы внушить нашим бомбардирам удручающую мысль о его непробиваемости.

— Отправляйся вслед за ним и покажи, что и ты не лыком шит! — приказал мне Ежек. Не испытывая особого энтузиазма, я все же видел, что наставник возлагает на меня в этом плане большие надежды. Волнуемся не только мы, футболисты. Каждый матч — настоящее испытание и для тренеров. Сколько было размышлений, рассуждений, комбинаций! Сколько отдано времени и сил, чтобы составить сборную, привести ее, наконец, сюда. По сути дела, им тоже выпал уникальный шанс. Им, может быть, прежде всего.

На поле между тем проходил яркий фольклорный спектакль. У обоих ворот кружились танцоры в национальных костюмах. Майера не пропустили вообще. Наших тоже едва не оставили за бортом, когда мы, как обычно, отправились ознакомиться с полем, опробовать покрытие, чтобы выбрать наиболее подходящие шипы для бутс, а мне — соответствующие перчатки. Майеру пришлось готовиться к игре на соседнем тренировочном поле, а нам не было нужды отвечать на этот выпад. Я готовился к матчу, как обычно, и с таким расчетом, чтобы закончить приготовления как можно ближе к моменту, когда мы должны выбегать на газон. Костюмированное представление тем временем закончилось, и на стадионе воцарилась истинно футбольная атмосфера. Обстановка большого матча, какая и должна быть на финальном состязании за звание чемпиона Европы. Югославские болельщики предпочли бы, конечно, увидеть на газоне сборную своей страны. Их надежда на «славянский финал» сбылась всего наполовину. Но не мы оставили за бортом их превозносившихся (одними) и проклинавшихся (другими) любимцев. Это сделали наши сегодняшние соперники по финалу. Нам же югославская публика отвела роль «мстителей». С самого начала сидевшие на трибунах болели за нас. Это радовало и поднимало дух. В Белграде мы играли почти как дома.

Соперники появились в составе, который мы и предполагали увидеть: Майер — Фогте, Беккенбауэр, Шварценбек, Дитц — Виммер, Бонхоф, Беер — Хёнесс, Д. Мюллер, Хёльценбайн. Костяк команды составляли игроки той сборной, которая два года назад завоевала титул чемпионов мира, а еще двумя годами раньше стала чемпионом Европы.

В начале матча игра носила куда более осторожный характер по сравнению с полуфинальной. Совершенно очевидно, что западногерманские футболисты видели в нас достойных соперников и хотели выявить наши сильные места. Обе команды старались закрыть всех соперников и контролировать всю игровую площадь. Это требует большой работы без мяча и высокой тактической дисциплины, но главное — предельного внимания. Это — выжидание ошибки, шанса на атаку, который может выпасть на какой-то миг. Его-то и нужно увидеть, что называется — «поймать», моментально принять решение и быстро реализовать.

Мы первыми отважились на это. Пример подал на 9-й минуте Пиварник — наш правый защитник, который после вынужденного перерыва (из-за травмы) вновь обрел отличную форму. Крайние защитники в современном футболе имеют обычно наилучшую возможность начинать атакующие действия, так как «их» пространство (вдоль боковой линии) наиболее свободно. Пиварник знает в этом толк. Его блестящая способность видеть расстановку своих и «чужих» позволяет почти безошибочно выбирать нужный момент для решительных действий. Он быстро предпринял затяжной рывок — оборона соперника этот рывок просмотрела — и оказался почти на лицевой линии. Только тогда к нему бросились навстречу. Но как опытный игрок, всегда имеющий в арсенале не один способ выполнения атакующей передачи, Пиварник поступил мудро: навесил. В такие минуты в штрафной много перемещений, иногда приводящих к настоящей толчее. Майер не стал выжидать и пошел на перехват. Отбил мяч кулаками (впрочем, недалеко).

С другой стороны к штрафной рвался Гёг. Все наши были прикрыты, и он принял единственно правильное решение: пробить по воротам. Удер получился мощный и точный. Майер отбил мяч с огромным трудом. И сразу «заварилась каша». Мы, голкиперы, всегда в такой обстановке чувствуем себя не в своей тарелке. Кто овладеет отраженным мячом, зависит от ловкости, но в известной мере и от случая. Чаще всего мяч в этой сумятице в ворота не влетает. Обороняющимся достаточно любым способом отбить его подальше, в то время как атакующей стороне необходимо направить мяч в конкретное место.

В тот момент ближе всех к мячу оказался Негода. Он находился в непосредственной близости от ворот, хотя и под острым углом к ним. Но и с этой точки поразить ворота можно. Майер быстро занял позицию против Негоды. Тот заметил, что, хотя он и в выгодном положении, партнеры все же вот-вот займут еще более удобную позицию, и откинул мяч низом назад наискосок, поперек штрафной площади. Туда ворвался Ондруш, однако до мяча не дотянулся. Но, может быть, и к лучшему: из-за его спины выскочил оказавшийся в это мгновение совершенно свободным Швеглик. Верный шанс он использовал четко: низом (точности ради) «щечкой» поразил открытый угол ворот Майера.

Соперники взвинтили темп, заиграли с еще большим упорством. На 20-й минуте им представилась, вероятно, наилучшая за всю встречу возможность для взятия наших ворот. Они переключили внимание стопперов нашей команды на правый фланг, а тем временем слева на ударную позицию вышел Хёльценбайн.

Овладел мячом в штрафной, примерно на полпути между границей ее и вратарской. Располагал временем обработать мяч и нанести прицельный удар. Нападающий, как и вратарь, хорошо знает, какое место в воротах, «с точки зрения» данной позиции, наиболее уязвимо. Дальним от вратаря угол, поскольку голкипер должен выбрать точку на прямой, соединяющей игрока и мяч. Это те самые мгновения, когда я весь как натянутая струна и когда все зависит от моей реакции. Но я не могу действовать до того, как «выстрелит» нападающий (иначе дам ему возможность изменить решение, пробить с подсечкой и беспрепятственно направить мяч в сетку: лежачий вратарь в таких случаях себе вряд ли чем сможет помочь). Позднее, просматривая видеозапись, удалось установить, что среагировал я уже в момент удара. Это и был мой единственный шанс. Я прыгнул (мяч шел верхом, под перекладину, почти в «девятку»), вложив в прыжок все силы, и вытянул в направлении мяча ближнюю к нему — правую — руку. Почувствовал, что достал до мяча кончиками пальцев («чиркнул»). Сыграли роль какие-то сантиметры (а быть может, и миллиметры)! И уже в падении, прежде чем коснуться земли и прежде чем облегченно вздохнула публика, я понял: удалось «вытащить» мяч из-под перекладины и перевести его на угловой...

На 26-й минуте мы получили право на штрафной за то, что Гёга, совершившего отличный рейд, остановили недозволенным приемом. Бил Паненка, но соперники были начеку и возвели на пути мяча непробиваемую «стенку». Мяч от нее отскочил к Добиашу, который приближался к линии штрафной слева. Карел не мудрствовал лукаво. Бить ему не мешали («стенка» вбирает много игроков, а остальные заняты опекой форвардов, находящихся на опасных рубежах), и он был точен. Мяч влетел в нижний левый угол ворот. Майер видел полет мяча, бросился в нужный угол, но мяч не достал.

Итак, 2:0! «Столько же вели югославы! — пронеслось в мозгу молнией.— Но мы забили эти два мяча быстрее». Такое не проходит бесследно для противника. Тут же поймал себя на мысли: «Лишь бы нам не расслабиться...» А через минуту мы даже могли увеличить счет (снова точно так же, как югославы в полуфинале!): Масны получил пас на скорости, ушел от сторожа и вышел с глазу на глаз с Майером. Тот выбежал навстречу, чтобы сократить угол обстрела. Бела, однако, рассчитывал на это и предпринял решающий шаг раньше Майера. Пробил мимо голкипера, но и... мимо ворот — мяч прошел рядом со штангой, но все же за пределы поля!

Могло быть 3:0, но через минуту табло показывало... 2:1. На 30-й минуте по правому флангу проник в наш глубокий тыл вездесущий Хёнесс. Наши дежурили рядом. Он, однако, не мешкая, навесил мяч в сторону ворот. А на другом фланге на какое-то мгновение остался без присмотра Мюллер. В тот момент я прикрывал левый угол ворот, находясь с мячом против Хёнесса. Только мяч стал опускаться к Мюллеру на позицию ближе к моей правой штанге, я метнулся туда. Мюллер готовился принять полувысокий мяч. Разумеется, он мог его обработать, создать условия для удара. Но на это ушли бы драгоценные секунды — те самые, за которые к нему подоспел бы кто-нибудь из наших и отбил бы мяч на угловой. Да и я успел бы переместиться (а может быть, и броситься форварду в ноги). Но уже по тому, как Мюллер готовился к приему мяча, я видел — он церемониться не станет: встал боком к воротам, перенес вес тела на левую ногу и сделал маховое движение правой, чтобы послать в ворота полувысокий мяч, не дожидаясь его приземления. Удар с лёта сложен и сопряжен с риском: мяч может уйти на свободный рядом со штангой или вообще улететь к черту на кулички — заранее никогда не угадаешь. Но в данном случае удар был и достаточно прицельным. Мюллер не стал бить изо всех сил, а спокойно направил мяч в правый угол, который я еще не прикрыл.

До конца первого тайма ни одной из команд голевых ситуаций больше создать не удалось. В перерыве в раздевалке тренеры внушали нам, чтобы мы не повторили «югославскую ошибку» и не играли на удержание достигнутого перевеса. Конечно, счет 2:1 нас бы устроил. Но наши тренеры понимали, что в раздевалке соперника без сомнения разрабатывают наступательные планы. Играть на удержание счета означало бы добровольную уступку инициативы. А позволить сопернику оказывать давление — значит рано или поздно пропустить гол. Возможно, нам внушали и другие мысли, но главной была первая.

Во второй половине игры в сборной ФРГ Флое заменил одного из трех игроков средней линии — Виммера. И сразу же мне представилась возможность узнать, с какой главной целью была сделана такая замена: Флое отлично бьет с дальних дистанций.

...Он пробил неожиданно. Удар вышел коварный — такой, после которого мяч опускается перед голкипером с отскоком. Западногерманская команда умеет мобилизовать все резервы, собраться на решающий штурм. Каждый вступает в единоборство, даже если оно кажется заведомо проигранным. Вперед рвутся и защитники, но шансы они ищут главным образом на флангах, где оборона соперника не так насыщенна. Сплошь и рядом на нашего крайнего защитника выходили по два соперника (за нападающим шел по следу игрок обороны).

Я отрабатывал (и, безусловно, не один) столь горячую смену, какой не припомню. Расслабляться и упускать из виду комбинации соперника не имел права. Следовало постоянно разгадывать их. Я находился на пределе нервного напряжения, ибо то и дело возникали ситуации, когда .трудно определять, откуда грозит наибольшая опасность. По мере приближения встречи к завершению западногерманская команда наращивала натиск. Мои ворота обстреливал даже задний защитник Шварценбек, а на острие атаки оказывался «сам» Беккенбауэр, чего мы не видели со времен его футбольной юности! Во время одного из проходов Беккенбауэр проник по левому краю в штрафную. Добиаш бросился ему наперерез и в подкате (прием, рискованный с точки зрения судейства) выбил у него мяч. Беккенбауэр упал, раздалась трель судейского свистка. Попахивало пенальти. Но судья из Италии Гонелла был точен предельно: его свисток лишь фиксировал, что мяч пересек боковую линию. Беккенбауэр поднялся и только справился у судьи в отношении пенальти. Он просто принял к сведению, что пенальти не будет. Ни он, ни партнеры не выражали протест по поводу решения арбитра.

Но не исключено, что этот эпизод все же вышел нам боком. Сложилось впечатление, что на последних минутах матча арбитр судил, мысленно казня себя за нерешительность с назначением пенальти в наши ворота. Нет сомнения: он был уверен в правильности своего решения. Но ему было отнюдь не безразлично, поступит ли на него жалоба от чемпионов мира. Случись такое — и в газетах его стали бы упрекать за то, что он повлиял на результат и отнял победу у команды, ее заслужившей. Такие настроения возникают очень быстро и так же быстро могут перерасти в кампанию, чреватую большими неприятностями.

Вновь повторю: я, возможно, ошибаюсь, но мне показалось, что под самый занавес матча судья назначил в наши ворота штрафной в ходе одного из жестких единоборств, хотя до этого на подобные эпизоды не обращал внимания. А когда мы этот штрафной отбили, назначил у наших ворот угловой, хотя последним мяча коснулся не наш игрок.

Мы знали, что нас от титула чемпионов Европы отделяло совсем немного. В моей штрафной скопились все игроки обеих команд, за исключением голкипера Майера. И все же, невзирая на столпотворение, на мяч, посланный верхом в самое пекло, выскочили только двое: Хёльценбайн и я. Я был ближе к мячу и шел к нему грудью. Когда уже оттолкнулся, туда же прыгнул и Хёльценбайн. Он летел на меня спиной и в воздухе толкнул меня. Несильно, но достаточно для того, чтобы оттеснить меня от мяча. Но и соперник не смог обработать мяч. Произошло, однако, то, что в такие минуты хотя и с малой вероятностью, но все же случается: мяч задел его затылок и... влетел в ворота!

Я лежал, переводя дух после толчка Хёльценбайна в живот. Весьма вероятно, что судья в сутолоке у ворот этого нарушения не видел. Но сами подумайте: неужели в ту минуту и при таком счете он стал бы фиксировать нападение на вратаря, а гол не засчитал? Я знал, что он этого не сделает. Сразу вслед за розыгрышем мяча в центре поля свисток арбитра возвестил, что время игры истекло. От титула чемпионов Европы нас действительно отделяли секунды!

В считанные мгновения я перебрал в уме с десяток способов, какими можно было бы отбить мяч, поданный с угла: наши могли опередить Хёльценбайна в прыжке; я мог прыгнуть чуточку позднее и таранить его; кто-то мог прыгнуть и одновременно с ним и не позволить меня атаковать... В том матче мы стандартно справились не с одним угловым ударом. И вот стряслось же такое! Но переиграть ситуацию в футболе невозможно. После драки кулаками не машут. И надо же было попасть в такую переделку именно в матче, жизненно важном для меня, к тому же на последних секундах!.. Все шло как по маслу — и вот, пожалуйста!..

Теперь я описываю случившееся, но в тот момент на меня обрушилась лавина смешанных чувств. Тотчас прогнал нахлынувшие мысли; игра не кончилась. Видел, что теперь радостью охвачены соперники. Поднялся. Весь хаос переживаний слился в сознание того, что нас ждет хорошенькая нервотрепка!

Это первенство Европы, вероятно, войдет в историю как одно из самых драматичных и напряженных: ни один из его матчей не закончился в узаконенное игровое время. Во всех развязка наступала в дополнительных таймах...

В перерыве я сидел на скамейке запасных, постаравшись, по возможности, отключиться от происходившего. У тренеров не было нужды делать мне замечания, а я, чтобы не размагнититься, предпочитал не вступать ни в какие разговоры. Томительное ожидание вызывало нервное напряжение. Предпочел бы стоять в воротах.

Но дополнительное время еще только предстояло. Игра складывалась в целом так, как я и ожидал. Соперников заботила главным образом оборона своих ворот. Отказавшись от тактики силового давления, они пытались теперь контратаковать с участием двоих и ждали нашей ошибки. Но и мы играли предельно внимательно. Никто не допускал ни единого промаха. Появление на поле нашего «секретного оружия» — Франты Веселы — не стало на этот раз поворотным моментом. Впрочем, для теперешнего соперника Франта таким уж «секретным оружием» не был — футболисты ФРГ наверняка видели, сколько хлопот задал он голландцам, и поэтому следили за ним в оба.

Чувствовалось: дело кончится пенальти. К тому оно и подошло. На трибунах и, конечно же, у телеэкранов закипели страсти. Применительно к болельщикам, это было не просто доведенное до крайности волнение — это было буквально предынфарктное состояние. Волновались и мы, правда, несколько иначе. За время краткой паузы необходимо было определить пенальтистов. И... их «последователей» — на случай, если пятью пенальти исход встречи не решится. Затем по жребию определят ворота, в которых мы будем стоять по очереди с Майером.

Я старался представить соперников мысленно: кто подойдет к одиннадцатиметровой отметке и как пробьет? Мой обычный рецепт — или, скорее, вспомогательное средство, нередко «срабатывавшее» в отношении наших, теперь было бесполезным. Я не знал, какой угол ворот больше любит тот или иной западногерманский игрок и куда, на его взгляд, удобней направлять мяч. Знал одно: они предпочитают пушечный удар техничному. Итак, буду следить за разбегом и делать бросок наугад. Даже если не дотянусь до мяча, все равно продолжу попытки угадать, в какую сторону он пойдет, ибо даже бросок, получившийся интуитивно, может поколебать уверенность очередного пенальтиста. Когда бьют одиннадцатиметровый, вратарь, сохранивший спокойствие, имеет лишь одно — психологическое — преимущество. Все остальные козыри — в ногах пенальтиста. Знал я: особых надежд у меня нет, но все же верил в предполагаемые «один к пяти» и этот единственный шанс упускать не хотел. Из толпы наших футболистов, окружавших тренера, выскочил Франта. Его категорические жесты рукой означали, что он «туда» не пойдет. Не пойдет, и все.

Я был виденным немного удивлен, поскольку на тренировке пенальти удавались Франте лучше всего. Но в то же время понимал товарища. Он вернулся в команду к концу борьбы за европейский титул, в основном составе не выступал. Был прав, когда говорил, что ответственность за успех должны в первую очередь взять на себя те, кто обеспечил победу в групповом турнире и чьей заслугой стал такой высокий взлет команды. Другими словами, те, кто выступал в стабильном основном составе. Это было логично, и, думаю, шумное поведение Франтишека объяснялось не только страхом не забить пенальти (хотя такая опасность, конечно, была, и нелегко ему потом жилось бы с мыслью о том, что он кому-то «помешал» под самый занавес, даже если бы ни от кого не слышал бы упреков). Правда, полного «освобождения» Франтишеку не дали. Он согласился пробить седьмым, если дело зайдет настолько далеко.

Тренеры, в сущности, не могут заставить игрока выполнить пенальти в приказном порядке. Не могут они и полагаться лишь на статистические данные по итогам подготовки всех и каждого. Правда, перед матчем всегда предварительно определяют, кто пойдет на одиннадцатиметровую отметку, но всегда назначают и второго, и третьего кандидатов. (А вдруг первый получит травму либо у него не всегда «пойдет» игра и он будет выбит из колеи?.. В таком случае лучше, когда его заменит тот, кто разыгрался, кто уверен в собственных силах и рвется пробить по воротам). Вот почему Ежек не назначал пенальтистов в приказном порядке, а прежде всего выяснил, кто в какой мере к этой роли готов. После матча стало известно, что в команде ФРГ попросил тренера освободить его от исполнения пенальти самый опытный — капитан сборной Беккенбауэр, для которого финал стал юбилейным, сотым, матчем за национальную команду. Его никто за отказ не упрекал — просто он не чувствовал себя в форме (вероятно, получил легкую травму).

Я подошел к месту, где сгрудились наши. Навстречу выходил Паненка. Я поинтересовался:

— Каким по счету?

— Пятым.

— Куда направишь мяч?

Тонда подмигнул. Лицо его озарилось лукавой усмешкой:

— В середину, естественно!

Я знал, на что он намекает, и невольная улыбка тронула мои губы: не так давно Тонда забил мне именно такой мяч. Это было минувшей осенью на первенстве лиги, в матче «Дуклы» с «Богемией» на ее поле при счете 0:0. Он установил мяч и разбежался без долгих размышлений. А я бросился наугад к одной из боковых стоек. Поймал всего лишь... воздух, хотя мяч от бутсы Паненки не влетел в другой угол, а вкатился в ворота точно по центру. Останься я на месте, и мяч стал бы моей легкой добычей. После матча поинтересовался, что за фокус проделал со мной этот задорный выдумщик. Но Тонда с серьезным выражением лица начал объяснять, что есть и моя заслуга в этом способе пробивания пенальти. В ту пору в журнале «Ческословенски вояк» начали печатать отрывки из моей книги. Появилась там и глава о пенальти с точки зрения вратаря. Паненка читал о футболе все, что попадалось под руку.

Мои рассуждения на эту тему привлекли его особое внимание. Он сказал, что об этом размышлял и раньше, но, по его словам, мне удалось описать поведение и действия вратаря в критической ситуации настолько правдиво и убедительно, что он решил проверить все на практике. Если вратарь на свой страх и риск бросается в ту же сторону, куда нацелился бьющий, бомбардиру не всегда удается взять верх над голкипером только за счет силы удара. Но и удар в противоположный угол далеко не всегда себя оправдывает: мяч может попасть в штангу или уйти за пределы поля. Учитывая эти обстоятельства, можно резюмировать: в воротах остается лишь одна надежная точка, которую опытный игрок может поразить всегда, — примерно то место в середине ворот, где только что стоял голкипер.

Я тогда заметил Паненке, что такой способ неплох, но не следует им злоупотреблять: стоит только нарваться на стреляного воробья, который разгадает замысел, — и заготовленный «подвох» тебя же поставит в смешное положение. Я считал и считаю наиболее надежным сильный удар в угол...

Все это пришло на память, когда в Белграде Паненка заявил, что будет пятым в серии пенальти и что пробьет по центру. Он ухмылялся, и я подумал, что парень просто шутит. Слышал «заявление» Паненки и Ежек, Но и он, вероятно, не воспринял слова форварда всерьез: промолчал. А может быть, просто не имел времени на «выступление», поскольку арбитр уже приглашал нас взяться за дело. У ворот мы встретились с Майером. Обменялись улыбками, в которых сквозила растерянность. Мы, коллеги-вратари, знали, что от нас в игре на нервах зависит очень мало. Главное действующее лицо в пенальти — бьющий: он может либо лишить голкипера надежд (если пробьет безупречно), либо помочь обрести их (когда удача отвернется от него самого).

Майер занял место в воротах первым; начинали мы. Мяч установил Бела Масны. Ему открывать серию. Это меня немного озадачило; не скажу, что он не умел реализовывать пенальти, но стабильностью не отличался (в том числе и в своем «Словане»). Но я тут же сообразил, в чем дело, — младшие коллеги обладают необходимой дерзостью, у них не задрожат коленки в матче с самым именитым соперником. А пенальти в такой напряженной ситуации, как ни говори, в первую очередь — вопрос психологический. Бела выглядел совершенно спокойным. Разбежался и точным, достаточно сильным ударом в левый угол забил наш первый мяч с одиннадцатиметрового.

Теперь в ворота отправился я, а к удару изготовился Бонхоф. Пробив точно и сильно, он не оставил мне никаких шансов. Невысокий мяч влетел в угол, противоположный тому, в который бросился я.

Из нашей группы отделился Негода — еще один (наряду с Масны) спокойный и «дерзкий» молодой человек. Он обманул Майера: сделав вид, что пробьет направо, технично послал мяч к другой штанге.

Мяч против меня устанавливал Флое — еще один канонир, не уступающий Бонхофу. Я считался с тем, что он будет полагаться на силу удара, и это убедило меня в решении прикрыть в броске одну из сторон ворот. Так и сделал, но... Ничего не вышло, поскольку я снова выбрал ошибочный угол.

Теперь к мячу подошел Ондруш. Он часто бьет пенальти и в первенстве лиги. Предпочитает острый приземный удар, как, на его взгляд, наиболее надежный. Четко реализовал замысел без тени волнения.

Очередь у соперников дошла до Бонгартца. Мама родная! Вот уж кто не бьет, а буквально стреляет!.. Так и есть. Даже целиться особенно не стал. Угадай я направление полета, все равно вряд ли бы парировал мяч. У наших следующим бил Юркемик. В ногах у Лацо заключена ужасная сила. Только прямое попадание в голкипера может сорвать его удар. Но такое сегодня почти невероятно. Во всех остальных случаях дело кончается голом. Я видел сосредоточенное лицо Юркемика. Удар удался на славу.

Когда мы менялись с Майером местами в воротах, он смущенно улыбнулся и пожал плечами. Если и дальше дело пойдет так же, серия пенальти продолжится бог знает сколько, ибо ни он, ни я пока не получили ни одного шанса.

Тем временем готовился к «попытке» Хёнесс. Он разбегался издали, и я приготовился к отражению сильного удара. Показалось, что смогу «прочесть» предстоящий удар, что мяч обязательно полетит в левый угол. Действительно, на этот раз направление удара удалось угадать. Но не буду утверждать, что поймал бы этот мяч, если бы он оказался в створе ворот. Пролетел же мяч по меньшей мере в метре над перекладиной. Я запрыгал от радости: мой шанс — один из пяти — все же представился!

Теперь все зависело от Паненки. Вот когда я обрадовался, что он захотел идти пятым: на решающий пенальти мы выставляем одного из самых надежных бомбардиров. По тому, как Тонда устанавливал мяч и прикидывал расстояние на глазок, я догадался, что у него на уме. Вспомнил его слова, произнесенные минуту назад, и сердце мое ёкнуло: «Неужели впрямь это задумал?»

В тот момент один из самых лучших снайперов, мой близкий приятель, показался мне авантюристом. Бить по центру ворот — такую штуку он мог бы выкинуть ради приятеля в матче на первенство лиги или ради того, чтобы оставить меня в дураках в споре на тренировке. Но когда речь идет о пенальти, от которого зависит судьба звания чемпионов континента, такое казалось недопустимо рискованным, просто ужасным. Он не может не знать, что это ненадежно, что надежнее всего успех гарантирует острый приземный удар в угол ворот! И ведь если бы такой удар у Паненки не получался! Он уверенно владеет этим приемом. Мне хотелось закричать: не делай этого! Но было поздно — Тонда уже разбегался. Я не мог зажмуриться. Только прикрыл веки. То, что я увидел, живо в памяти и сегодня, стоит только закрыть глаза. Паненка занес ногу для удара — Майер оттолкнулся. Тогда наш бомбардир сделал едва заметную паузу перед ударом и мяч тихо плюхнулся в ворота, войдя точно посередине.

Я бросился к Паненке, вероятно, еще до того, как мяч оказался в сетке. Злые языки утверждают, что ни разу в жизни не видели, чтобы я бегал так быстро. В тот момент я даже не подумал, что все позади, что мы — чемпионы Европы и что никто у нас титул не отнимет, Для меня существовало только то, что сделал Паненка, Тревогу сменило облегчение: все обошлось. Честное слово, не помню, какие слова я говорил ему в ту минуту, но не могу поручиться, что обошелся без таких выражений, как «негодяй» и «хулиган». Паненка весь светился от счастья и заметил:

— Ну, я же тебе говорил, что это верняк!

Когда позднее я спрашивал его, почему он не пробил сильнее (ведь Майер мог еще подняться и отразить угрозу), Тонда объяснил мне с серьезным видом:

— Абсолютно исключено. Я видел, как он бросился. Мне оставалось только попасть в ворота. Той «плюхой» — самое надежное!

Соперники первыми (не считая нас самих) поздравили нас с успехом, хотя на их лицах была написана не только усталость, но и разочарование. Толком и не знаю, как очутился я на руках у счастливых партнеров. Мы приветствовали публику, благодарили ее за поддержку. Публика приветствовала нас, а организаторы просили поторопиться в ложу на трибуне, где стоял Кубок. Меня тащили куда-то еще, к телекамере, но я сопротивлялся, боясь прозевать вручение. Мне в спешке перед камерой что-то сунули в руку — рассмотреть в деталях удалось лишь позднее. Это была золотая пластинка в бархатном футляре, с гравированной надписью: «Лучшему игроку финальных матчей первенства Европы 1976 года». Но и другим нашим футболистам чемпионат континента принес большие личные достижения. В символическую команду «всех звезд» чемпионата вошли пятеро представителей сборной ЧССР. Вот как выглядела эта команда: Виктор — Добиаш, Ондруш, Беккенбауэр, Кроль — Облак, Бонхоф, Попивода — Масны, Мюллер, Негода.

Я погрешил бы против истины, если бы сделал вид, что меня это никак не волновало. Но читатель, проследивший мою вратарскую судьбу, вероятно, поверит, если я скажу: куда более приятно сознавать, что именно нашей сборной удалось вписать еще одну страницу в летопись побед родного спорта; Я принадлежал команде, которая сумела это сделать, и в меру сил своих способствовал общему успеху.

Я всегда говорил, что у голкипера в футболе — особая роль и что он по сути не футболист. Такая мысль приходила чаще всего в минуты, когда партнеры отдавали все силы в поле, а я «стоял» и ничем не мог повлиять на их игру. Со временем футбольная (точнее — вратарская) жизнь убедила меня: самое важное, что может дать команде страж ее ворот,— спокойствие за тылы, ощущение того, что она может положиться на игрока с «единицей» на спине.

Теперь я знаю и то, что больше всего радует голкипера: сознание, что ты выступаешь за хорошую команду.

Август 1976 года