Ночь я помню смутно, потому что постоянно думаю о том, что произошло.
Я… не знаю, как реагировать.
Пожалуй, если бы выпад Соболева случился в прошлом году, я бы с ума сошла от счастья. А сейчас?
Сейчас я думаю о том, что он охренел так со мной поступать!.. Делать так, как ему хочется. Брать, забирать, мучать.
Ранить и лечить.
Лучше бы и дальше не замечал, к этому я как-то привыкла.
За десять часов, проведенных в номере наедине с практически бесшумным кондиционером, я так и не нахожу… просто не могу найти стратегию поведения при встрече с Ваней Соболевым.
У меня, черт подери, от его тактильности нижняя губа так конкретно припухла.
А всё из-за чего?
Я почти пять месяцев провела в окружении тридцати двух девчонок своего возраста. Я привыкла болтать без умолку, эмоционировать, сплетничать. Шушукаться по углам, блин. Но коммуникации — это, оказывается, не то, что присуще сыну мэра.
В присутствии Соболева лучше не болтать, получается? Вдруг в следующий раз вовсе сожрёт.
А я и рада буду…
До десяти утра трусливо отсиживаюсь в номере. Родители приедут завтра, на сообщения и приглашение Макса мне откликаться не хочется, а больше, кроме Соболевых, я здесь никого не знаю. Не считая, панкейкового магната «Серкана», конечно.
Когда телефон снова раз за разом вибрирует, бешусь. Москвич хороший парень, но уж больно утомительный и серьезный.
Глядя на экран, округляю глаза, потому что сообщения, болтающиеся в Телеграме, не совсем от Максима и тем более не являются утомительными.
Потому что они от Вани.
Боже. У него на аватарке черный бумер со светящимися ксеноном фарами. И правда с фантазией беда?..
«Привет. Не заметил тебя на завтраке. Всё в порядке?»
Ничего не в порядке, Вань. Я в раздрае.
«Машину я пока не нашел, но арендовал небольшую яхту с белорусами. Поедешь с нами?»
Это свидание? Или извинение. Интересно.
«В общем, если поедешь. Жду тебя в десять тридцать на ресепшене»
Изумленно смотрю на часы. Десять-тринадцать. Прикусываю губу и вздрагиваю от резкой боли. Ну и пиранья ты, Ванечка.
Минуты три смотрю на своё обескураженное отражение в зеркале, а потом опрометью срываюсь в душ. Выкидывая одежду из шкафа на кровать, в голове пытаюсь оправдать то, как быстро я решилась согласиться.
В конце концов, я здесь, чтобы отдыхать. И я просто обожаю морские прогулки.
Даже с пираньями.
Завязываю тонкие лямки черного купальника и натягиваю короткие шорты молочного цвета. На случай палящего солнца повязываю на бедрах белую, льняную рубашку. Зачесываю волосы в высокую шишку.
Стараюсь не пританцовывать.
В розовый кожаный рюкзачок сгребаю расческу, spf-крем, повязку на голову и солнцезащитные очки. Подумав, извлекаю из-под подушки зажигалку. Верчу её в руках, даже нюхаю зачем-то и… снова убираю туда же, под подушку.
Когда выбегаю на улицу, понимаю, что опаздываю, но на бег всё же не срываюсь. Не солидно. Да и решаю дать Соболеву самому определиться, будет ли он меня ждать или как я… пока не готов.
Открывая стеклянную, сверкающую дверь главного корпуса, съеживаюсь от воздействия охлажденного воздуха на кожу. Температурная разница по сравнению с залитой солнцем улицей будоражит, а сердце начинает пропускать удары, когда вижу знакомую широкую спину, узкую талию и загорелые ноги.
— Привет, — немного сипло выговариваю.
Ваня оборачивается и кивает.
— Думал, уже не придешь, — делает шаг навстречу.
Он быстро инспектирует мой внешний вид. Верх от купальника выглядит фривольно, но мы ведь на курорте, а не в университете. Поджимаю пальчики в сланцах, видя, с каким вниманием мужские глаза останавливаются на моем лице и пристально изучают пересохшие губы.
— Болит? — хмуро кивает.
Почесывает гладко выбритый подбородок.
— Нет.
Инстинктивно облизываю еле различимые следы его зубов. Если честно, носить соболевские отметины на теле даже приятно. Или просто я такая распутница?.. Никогда в себе этого раньше не замечала.
Соболев озирается, ещё раз смотрит на мою грудь и указывает на рубашку:
— Оденься. Куда ты так вырядилась? Мы в Турции. Ещё до пирса не дойдем, тебя украдут.
— Турция — светское государство, — бурчу, распутывая узел на бедрах.
— Поверь мне, когда мужик видит такую талию, ничего светского он не чувствует.
Ваня сам забирает мой рюкзак, и терпеливо ждет, пока я закатаю повыше рукава и завяжу узел на животе.
— Пойдем, ребята уже ушли, — подталкивает взглядом к двери карусельного типа.
Снова попадаем в пекло, выбираемся за территорию нашего отеля. Улочки Кемера небольшие, но довольно оживленные. Соболев, на этот раз не спрашивая, извлекает из кармана ярко-красных шорт пачку с сигаретами.
— Ты очень много куришь, Вань, — осторожно замечаю. — О-очень много куришь, — продолжаю. — И при этом занимаешься спортом. Это плохо влияет на сердечную мышцу.
— С моими мышцами все в порядке, — усмехается он, потирая плечо. — Со всеми, Тая.
— Не сомневаюсь, но это ненадолго, — упрямо выговариваю.
Иногда я бываю занудой. Особенно когда дело касается здоровья и благополучия близких.
— Жизнь — это вообще ненадолго, Тая.
— Так зачем же усугублять, — настырно продолжаю.
— Ты решила почитать мне проповеди?
— Нет, — возмущаюсь. — Просто сейчас ведь столько заменителей. В универе все курят какие-то разноцветные трубки. У них вкусный, приятный запах. Клубничный, яблочный, даже морской.
— Как у освежителя в туалете? — усмехается Ваня, останавливаясь и пропускаю женщину с коляской вперед.
Я чуть не врезаюсь в него на полном ходу. Приходится упереться руками в твердую поясницу и тут же в ужасе отпрянуть. В груди становится тесно.
— Не смейся, правда, приятные, — сипло выговариваю и скашиваю взгляд на дымящуюся сигарету.
Посматриваю в сторону набережной с выставленными в ряд белоснежными яхтами и пирсом.
— Тебе неприятен мой запах?
Роняю челюсть от поставленного мне вопроса и трусливо отвожу глаза.
— Разве я так сказала? Приятен, но…
— Вот и отлично, — утвердительно кивает Соболев.
По-хозяйски сгребает мою ладонь в свою руку, спутывая наши пальцы, и, прибавляя шаг, тянет в сторону пирса…