— А тебе точно можно мороженое? — Спрашиваю недоверчиво.
— Вы с моей мамой из одной секты? — Усмехается Ваня, коротко кивая мимо проходящей девчонке в ярком купальнике и сетчатом парео.
Закатываю глаза.
Да блин!..
Он со всем отелем перезнакомился? Эта общительность подбешивает и вынуждает злиться. Ваню Соболева мне хочется с видом собственницы спрятать в темном чулане и условно «отложить на Новый год», но знаю, что не получится.
Уже по университету в курсе — у Вани много друзей и компаний. Везде его любят. Девушек-подруг рядом с ним я видела немало, но, чтобы он с кем-то из них встречался — ни разу не слышала.
Это странно, потому как его бьющая фонтаном мужская энергия и традиционность взглядов такие явные, что невольно хочется взять и разгадать этот сложный ребус.
Что же с тобой не так, Ванечка?..
Он в ответ на мои мысли сжимает руку и прищуривается.
— Правильная вся, Тая. Ты в курсе, что даже во время болезни можно есть мороженое? Это полезно.
— Ага, — скептически ухмыляюсь. — Что ж врачи не выписывают, раз так полезно.
— Смеется еще, — кидает на меня недовольный взгляд. — Мороженое, когда горло болит, обезболивает.
— Ладно-ладно, Вань…
Подходя к бару возле пляжа, счастливо хихикаю.
Солнце шпарит так, что футболка прилипает к спине, а щеки неимоверно печет. Сандалии вот-вот, кажется, приклеятся к выложенной витиеватым рисунком плитке. Подставляю лицо соленому морскому бризу, чувствуя на шее горячее дыхание. Эта легкая прохлада в сочетании с неимоверным жаром прожигает дыру в моей груди.
Невыносимо становится. Будто хочется чего-то неизведанного.
— Какое ты хочешь? — спрашиваю, касаясь пальцами холодной витрины.
Ваня обнимает сзади, тоже рассматривает ванночки с мороженым.
— Хочу… розовое, — он отвечает с улыбкой, и оставляет на моей пылающей щеке невесомый поцелуй.
— В смысле? Клубничное?
— Пусть будет клубничное…
— А я буду ванильное, — вежливо киваю бармену.
Забрав оба рожка, Ваня снова тянет меня к морю. Вжимаюсь в его ладонь сразу двумя руками и перебираю ногами по раскаленному от прямых солнечных лучей песку и камням.
Вокруг пока немного людей, основная масса ещё не позавтракали, многие спят.
В голове полнейший туман и раскоординация. Ещё час назад, поднявшись с подушки, я о Соболеве и думать забыла, а сейчас послушно иду за ним.
— Ты решил дойти пешком до Анталии? — ворчу, чувствуя усталость.
Ваня отпускает смешок и поглаживает большим пальцем мою ладонь.
— Почти дошли. Не вредничай…
— Мороженое всё растает, — морщу носик.
— Я тебе новое принесу. Какое захочешь.
Тяжело вздохнув, перемещаю одну ладонь на голову, которая оказывается такой же горячей, как песок. И это раннее утро. А что будет днем?..
— Давай здесь остановимся, — кивает Соболев на двухместную лаундж-зону в самом конце пляже: деревянный настил с перилами и крышей, по периметру занавешенный тонкими льняными шторами.
Наблюдая, как Ваня выкидывает на подушки, хаотично разбросанные по настилу, «Мальборо» с зажигалкой, дико смущаюсь.
— Что стоишь? — спрашивает Ваня, вручая мне мороженое и подцепляя майку со спины. — Раздевайся.
— Я без купальника, — пожимаю плечами. — Думала перед пляжем в номер заскочить. Может, сбегаю?
Посматриваю на территорию отеля и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Мороженое в руке манит ничуть не меньше, чем упругий соболевский пресс.
— Давай так. Потом сходим.
Замираю с мороженым в руках, пока он аккуратно поправляет занавески и укладывается на подушки, широко разводя ноги.
— Иди ко мне, Тая. Я тебя не съем…
— Я этого не боюсь.
Вообще-то, я боюсь, что я тебя съем, Соболев.
Делаю шаг вперед.
Скинув сандалии, аккуратно, чтобы не вымазаться, забираюсь внутрь. Укладываюсь спиной на жаркое тело и с облегчением вытягиваю ноги.
Черт.
У него снова стоит. И снова на меня. Но я не заостряю на этом внимание. Просто сжимаю ягодицы и осторожно ёрзаю бедрами.
— Пф-ф… Давай полегче, — над ухом раздается шепот.
Боже. Я не знаю, от чего сгорю скорее — от стыда или от нового чувства внутри, которое, как я догадываюсь, и именуется возбуждением. Что-то похожее я испытывала в своём номере и у колонны той ночью, а ещё в каюте, когда Ваня меня целовал. Испуганную и размякшую.
Передав ему рожок, выдыхаю и смотрю на лазурного цвета море, виднеющееся между гуляющих от ветра шторок. Слизываю капельки мороженого с рук. Мама бы подобную антисанитарию, как врач, не оценила, но я её внутренний голос, раздающийся в голове, блокирую на корню. Только её здесь не хватало. Третьей.
— Чем занималась эти дни? — спрашивает Ваня, кусая рожок.
— Ничем, — пожимаю плечами. — Пошопилась немного…
— Это купила? — кивает.
— Ага.
Мужская рука ведет по краю мягкой футболки и по-хозяйски укладывается мне на живот.
— Красиво. Мне нравится.
— Спасибо, — смущаюсь. — Ещё со Златой гуляли, — добавляю.
— Со Златой… Лицо у нее знакомое.
— Откуда? — оборачиваюсь и мажу взглядом по широкому подбородку.
— Вспомню — скажу.
На его лице ноль эмоций. Активно жует своё мороженое и смотрит на море.
— Хорошо, — успокаиваюсь и снова облизываю рожок.
Довольно быстро разделываемся со сладким завтраком. А потом просто нежимся в тени. Привыкаем друг к другу, что ли. Не знаю, как назвать это молчание, которое он нарушает первым.
— Как ты думаешь? — приближается Ваня к моему лицу так, что я вижу яркие искорки в его глазах и то, как трудно раздуваются крылья носа. — Ангина на четвертый день заразна?
— Не знаю, — я кусаю губы в предвкушении. — Но… у меня крепкое горло.
— Пздц, — он смотрит по сторонам и снова на меня. — Зря ты это сказала…
— Почему? — шепчу. — Я редко болею…
— Молчи, — бурчит, легонько касаясь влажными губами моих губ. — Три дня только об этом мечтал.
— Правда? — удивляюсь.
Вместо ответа, Соболев ладонью фиксирует мою голову и целует с привкусом клубники. Прихватывает зубами нижнюю губу и облизывает её по контуру. Склонив голову, проталкивает язык дальше и нападает.
Снова нападает.
Единственное, что чувствую — конечности в кисель превращаются. Упираюсь пальцами в каменную ногу чуть выше колена, чувствуя под ними короткие мягкие волоски, резко контрастирующие со стальными квадрицепсами.
Наверное, это глупо — целоваться со своей первой любовью на пляже пятизвездочного отеля, но я решаю хотя бы раз в жизни позволить себе глупость.
— Ты вся мокрая. Давай снимем это, — предлагает Ваня, снова касаясь края футболки.
— Я… — растерянно произношу.
— Я уже видел тебя в купальнике, Тая. Какая разница?
— У меня… там нет ничего.
— Пздц, — прикрывает он глаза на секунду. — Тогда надень мою майку.
Смотрю на шторки, которые кажутся очень ненадежными. Одно дело, раздеться перед ним. Другое — светить на весь пляж голой грудью.
— Давай, Тай, — тянет Ваня футболку кверху. — Когда я рядом, ты в безопасности. Не думай ни о чем.
Вместо ответа отлепляюсь от его торса и доверчиво поднимаю руки. Почувствовав долгожданную прохладу, прикрываю ладонями соски и неуклюже позволяю натянуть на себя белоснежную майку, пахнущую сигаретами и Соболевым. Затем осторожно снимаю шорты и пытаюсь сделать так, чтобы моё тело выглядело прилично.
Мы не сильно отличаемся по росту, но Ваня шире раза в два — два с половиной точно. Поэтому «пляжное платье» из его майки выходит очень короткое и широкое.
— Так лучше? — спрашивает Ваня, тоже рассматривая меня сверху. Дышит как буксующий паровоз.
— Угу, — краснею, прикрывая глаза. — Только трусы розовые. Видно.
— Пздц, нам пздц, королева, — повторяет он в третий раз за последний десять минут. — Я ещё от информации о крепком горле не отошел…