Как и бывает обычно в отпуске, следующие несколько дней проносятся жаркой, грязной от белого песка вереницей.
Родители возвращаются из своего мини-путешествия.
Один день мы посвящаем совместной поездке в Анталию, где посещаем большой торговый центр. Под монотонное ворчание мамы там я покупаю себе кучу летних модных вещичек. Затем мы возвращаемся в отель и ужинаем вместе.
Я рассказываю, как Соболевы приглашали меня к себе, мама задает кучу уточняющих деталей.
Яна Альбертовна всегда ей импонировала. Думаю, мама была бы рада иметь такую подругу, но из-за работы у неё совсем нет времени. Как и у отца.
Следующие два дня я практически полностью провожу на пляже. Именно так, как это было задумано ещё до встречи с Соболевыми. Знакомлюсь со своей соседкой-одногодкой по имени Злата. Стройной, жгучей брюнеткой из Москвы. Она прилетела в Турцию одна и так же, как и я, абсолютно не намерена расхаживать по ночным клубам или отельным дискотекам. Злата сказала, что уже нагулялась и у нее на эту поездку совершенно другие цели. Какие именно я уточнять не стала.
Мы довольно комфортно проводим время вдвоём. Загораем, а гуляя по вечерам, много болтаем на девичьи темы, вроде любимого средства, выравнивающего тон лица или последних коллекций известных брендов. Я знакома с модой, благодаря конкурсам, а Злата так вообще разбирается в них, как рыба в воде. Говорит, что сама по себе научилась.
С Ваней, моим спасителем и змием-искусителем, эти дни мы не сталкиваемся. Я, конечно, виню себя и своё признание на эмоциях. Не надо было…
Несколько раз открываю Телеграм, чтобы написать, но каждый раз, увидев надпись «был(а) недавно», убираю телефон подальше. Соболев жив, его не съели ханты-мансийские акулы. Просто он не хочет общаться со мной.
Прими и отпусти, Тайка.
В один из темных, прохладных вечеров, прогуливаясь со Златой мимо огороженных кустарниками вилл, застаем семейство Соболевых на террасе. Они громко смеются и шутят. А мы невольно останавливаемся, чтобы подглядеть.
Уж слишком заразительно хохочут.
Богдан Анатольевич, папа Вани, крепко держит на руках маленькую, пухлую девочку со смешными крохотными хвостиками. Яна Альбертовна кормит её с ложки, аккуратно вытирает заляпанный подбородок и улыбается.
— Мама, — слышу голос, очень похожий на Сонькин, только взрослее. — Она должна сама научиться кушать и одеваться. Скоро в детский сад, а вы ее с ложки кормите. Ну сколько можно говорить?
— Вот, скажи, домой приедете и учитесь, — пропевает Яна Альбертовна, целуя девочку в пухлую щечку. — А бабушке с дедушкой дайте повозиться.
— Мам…
— Машка, — смеется Богдан Анатольевич, поворачиваясь. — Ну оттого, что мама Ксюшеньку пару раз покормит, ничего не случится. Вы там в своей Москве, и так не видимся толком. Дай нам поводиться, старикам. И не переживай. И есть научится, и одеваться, и нервы парням мотать…
— Пап, ну какие парни?
— И какие старики, Соболев? — возмущенно спрашивает Яна Альбертовна. — Если это намек на то, что я от поездки на дельтаплане с тобой отказалась, то не надо. Это вы, десантники, по небу скучаете. Вот и поезжайте с Иваном вдвоём. А я жить хочу. И Соньке с Машкой разрешения не выдам.
— Раскомандовалась, — со смехом ворчит Богдан Анатольевич. — Думает, если мэрша, то мы разрешения у нее спрашивать будем, да, Ксюш? — спрашивает у внучки и тоже целует её в щечку. — В Кемере твои разрешения не действуют, Яна Альбертовна…
— Даня!..
— Пап, мам, — весело кричит Сонька. — У меня уже живот болит…
Снова слышится смех, за которым я всячески пытаюсь распознать голос Вани, но его будто бы нет. Терзают смутные сомнения, а вдруг он с Рори встречается?
Поэтому не ищет встреч со мной? Выбор сделал? Может, для него умение кататься на великах в приоритете?..
— Тая, пойдем? — шепчет Злата, дергая меня за локоть. — Заметят ещё, неудобно.
— Пойдем, — соглашаюсь.
— Ты их знаешь?
— Немного. Мы с одного города.
Перед сном ещё долго думаю о Соболевых и той картинке, которую мы подсмотрели. Большая семья, общие шутки, бурчание это отцовское — как бы я ни мечтала, в моей жизни такого нет и уже не будет.
А Ваня… надо смотреть правде в глаза — больше не хочет со мной общаться.
Тебе бы, Валеева, о Роберте подумать и о том, как экологично с ним расстаться, чтобы это на подготовку к областному конкурсу не повлияло.
С этими мыслями засыпаю, а утром, проснувшись, нацепляю на себя новые вещи: ярко-розовую укороченную футболку и такие же шорты.
Быстро позавтракав в ресторане, мы с моей соседкой решаем прогуляться по набережной. Там-то я впервые за три дня и встречаю Соболева на пробежке. В белых майке и шортах. Живехонького, слава богу. И все такого же красивого.
— Привет, — останавливается тут же Ваня.
Коротко поглядывает на Злату. Хмурится.
— Привет, Вань, — отвечаю без улыбки.
— Я тогда пойду, — робко кивает Злата и, странно оглядываясь, уходит.
— Иди, — отправляю ей в спину и обращаюсь к Соболеву. С серьезным видом. — Ты что-то хотел?
— Как дела? — спрашивает он, приобнимая меня за талию и отводя в сторону.
Снова окутывает своей аурой. Снова лапает, когда ему вздумается. А я, как немая, всё терплю.
— Нормально дела, — злюсь, выпутываясь из его рук.
Сталкиваемся взглядами.
— Ты что в ведро с краской окунулась? — кивает он на мой новый костюмчик.
Скептически осматривает с ног до головы, останавливаясь на обнаженной талии. Смотримся мы и правда комично. Я — вся в розовом, он — в белом.
— Вроде того, Вань.
— Ясно… Живенько так…
Соболев потирает затылок и озирается, а я складываю руки на груди. Воинственно получается.
— А у тебя как дела? — спрашиваю язвительно.
— Тоже нормально. Немного поболел вот…
— Поболел? — удивляюсь.
Пугаюсь вдруг. Почему-то об этом я не подумала.
— Ну да. С ангиной валялся пару дней. С детства такая фигня летом. В самую жару.
— Ужас, — мотаю головой ошарашено и… смеюсь.
Как-то видела картинку в интернете, где женщина что уж только не придумала про мужа из-за его молчания — и измену, и то, что разлюбил приписала. А оказалось, он весь день о том, что мотоцикл не заводится думал.
Вот и у нас с Соболевым то же самое получается. Я за эти дни столько себе всего насочиняла, а он болел, бедняга, оказывается.
— Ты уже позавтракала, Тая?
— Да.
— Снова одним панкейком? — усмехается.
— А ты снова пять съешь? — хитрю. — По-моему, ты поправился…
— Думаешь? — Ваня быстро смотрит по сторонам и с озадаченным выражением лица задирает майку на животе. — В каком месте?
Нервно сглатываю, разглядывая упругий пресс. Жира там ни грамма, а вот моих слюней скоро будет много.
— Я шучу, Вань. За время болезни ты даже похудел, — снова с сочувствием произношу.
— Это да… — морщится он. — Есть было нереально, горло болело, да и температура шкалила.
— Бедненький, — вздыхаю.
На душе вдруг снова легко становится. Так, будто эти несколько дней я гири за собой таскала, а Соболев их только что себе забрал.
С ним всегда как-то сразу легче становится.
— Ладно, Тая, сильно уж меня не жалей, ладно?
— Я попробую, — смеюсь.
— И вообще, — хватает Ваня меня за руку. — Предлагаю отметить моё исцеление мороженым…