Моя маленькая Надежда

Глава 10

– Странно, я же точно положила тетрадь ещё вчера вечером, – вытряхиваю содержимое рюкзака на стол.

Учебники, дневник, пенал и три общих тетради – по русскому языку, истории и информатике. Как так-то…

– Что-то забыла? – спрашивает Мышкина скучающе.

Она уже приготовила всё необходимое для урока математики, аккуратно сложила на край парты и сидит теперь с видом примерной ученицы.

А я, как последняя неряха, не могу отыскать в своём небольшом рюкзаке тетрадь по математике.

– Да нет вроде, помню, что положила тетрадь с домашкой по математике, а её нет нигде…

– Плохо, Инна Витальевна сегодня на проверку собирать будет, – напоминает Вера.

Ну вот… Падаю на стул, громко выдыхаю. Обидно.

– Ты не это ищешь, коротышка? – раздаётся над головой, а перед лицом мелькает обложка синего цвета с изображением циркуля и линейки на лицевой стороне.

Моя тетрадь.

– Положи на место! – цежу сквозь зубы, глядя прямо перед собой. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки и минимальной длины ногти впиваются в ладони.

Желания смотреть на Рягузова нет совсем, а видеть его кривляния – тем более.

Но Мишку мой игнор не впечатляет.

– Пойди погуляй, Пышкина! – хватает Веру подмышки и с лёгкостью, словно пушинку, отрывает от стула.

И откуда в этом тощем экземпляре такая силища?

Мышкина отшатывается, а парень падает на её место и начинает отмахиваться моей тетрадью, словно ему жарко.

– Дай сюда! – протягиваю ладонь, но сидеть продолжаю ровно, даже лицо в сторону хама не поворачиваю.

– Какая бука! – шипит на ухо, заставляя меня отпрянуть.

Правда, делаю я это слишком резко, поэтому чуть не падаю со стула. Едва удаётся удержаться за край парты.

Рягузов громко хохочет, ему вторят несколько ребят с последних парт. Такие же серые тени, как Вера, которые стараются не выделяться и не привлекать к себе внимание мажоров. Зато поддакивать им совесть позволяет.

В класс заходят Влад и Никита Чернышевские. Я сразу отворачиваюсь, не хочу смотреть на парней. Это странно и не имеет логичного объяснения, но мне не по себе от одной только мысли, что Влад увидит мой затравленный взгляд.

– Так что ты скажешь, Надежда, – с фальшивой нежностью, на выдохе произносит моё имя. – Мне положить твою тетрадь на место?

Зажмуриваюсь. Понимаю, что в его словах кроется какой-то подвох и отвечать «да» не стоит ни в коем случае.

Открываю глаза и боковым зрением замечаю, что Влад, который до этого стоял вместе с Никитой в проходе, дёргается в сторону моей парты. Его руки сжаты в кулаки, костяшки пальцев белые-белые. Кажется, что он сходу врежет Мишке по холёной физиономии, но ничего не происходит.

Точнее происходит, но не то, чего я ожидала.

Никита перехватывает Влада за предплечье и говорит что-то очень тихо, буквально шёпотом. Чернышевский останавливается, обречённо опускает руки, его пальцы медленно расслабляются.

В глазах плещется ненависть, когда он смотрит на Рягузова. А потом переводит взгляд на меня. Наши глаза встречаются лишь на мгновение, потому что я тут же отворачиваюсь. Презрительно морщу нос и качаю головой. Вот тебе и главный мажор, весь такой благородный и сильный. А на деле очередная марионетка в чужих руках.

Видимо Влад отлично понимает выражение моего лица. И оно парню явно не нравится, потому что в моём взгляде ясно читается брезгливость и презрение. Чернышевский стряхивает с себя руку брата и идёт к выходу из класса. Толкает входную дверь ногой, отчего та с грохотом ударяется о стену, и исчезает из кабинета.

И на уроке больше не появляется. А его брат проходит между рядов к последней парте, попутно похлопывая Рягузова по плечу в знак одобрения. Клоуны.

– Чего ты хочешь, Рягузов? – понимаю, что без условий вернуть тетрадь не получится.

– О, переговоры, как я это люблю, – облизывается. Мерзкий тип, ничего не скажешь. – Для начала, зови меня Майкл. Вот так, с придыханием – а ну-ка, девочки, – пальцем тычет за свою спину.

Девчонки, сидящие за третье партой, дружно выдыхают:

– Майкл!

Подпевалы. Их мы с Верой видели, идущими за мажорами по школьному двору перед информатикой. Обе блондинки, с длинными ногами и боевым макияжем на лицах, кажутся слишком похожими друг с другом. Одну я уже видела на уроках, а вторая сегодня появилась. Причём, пришла только к третьему уроку. И ей, кажется, даже слова никто не сказал по поводу опоздания.

– Ми-ха-ил, – произношу нараспев. Улыбаюсь широко-широко, аж челюсть сводит, – тебе идёт больше.

Рягузов становится пунцово-красным настолько, что практически сливается со своим брендовым джемпером. От его испепеляющего взгляда по коже табуном проносятся мурашки, оставляя за собой лишь холод и липкий страх. Кажется, что ещё мгновение, и Мишка прихлопнет меня, словно муху. Моей же тетрадкой.

– Ой, идиотка, – шушукаются девчонки позади меня, а потом происходит то, чего я ну, никак не ожидала.

Мышкина, которая всё время стояла скромно в сторонке и испуганно хлопала глазами, делает уверенный шаг вперёд. Словно в замедленной съёмке тянет руки к моей тетради, зажатой в руке Мишки, и дёргает её на себя.

Парень медленно поворачивает голову, и я вижу, что его рот слегка приоткрывается. Кажется, он не ожидал такого выпада со стороны затюканной серой мышки.

– Чего? – не рычит, Рягузов просто ревёт, словно раненый зверь.

Со всей силы дёргает несчастную тетрадь на себя. Слышится раздирающий душу треск. Не любую душу, а только мою, потому что тетрадь рвётся на две неровные части.

Никогда не дралась, но сейчас очень хочется. Наброситься на Рягузова и настучать чем-нибудь по его тупой голове. Ну что за шутки, зачем вообще брать чужую вещь? Неужели ему кажется это смешным и весёлым?

Класс хохочет за моей спиной, а Мишка и Вера смотрят озадаченно на куски тетради в своих руках.

Поднимаюсь из-за парты и сначала забираю часть из рук Мышкиной, а оставшийся кусок выдёргиваю из цепких лап Рягузова.

– Отдай! – выкрикиваю злобно. И Мишка, ошеломлённый случившимся, выпускает несчастные клочки.

– Вандалы! – фыркаю на обоих и иду к своему месту.

Слышу, как Вера прогоняет Михаила и усаживается рядом со мной. В другое время я бы с удовольствие понаблюдала за тем, как Рягузов послушно поднимается и уходит, но сейчас моя голова занята куда более важным делом. Переписать домашнюю работу. Вот только вопрос, куда?

– Надь, прости…

– У тебя пустой тетрадки нет с собой?

Произносим одновременно, но ответить друг другу не успеваем, потому что в класс входит Инна Витальевна. Она здоровается, опускает стопку с тетрадками и какими-то пособиями на учительский стол и останавливает взгляд на моих руках.

– Это что, Надежда, твоя тетрадь? – покачивает головой неодобрительно. – Как же так, ты показалась мне аккуратной девочкой.

Я сейчас со стыда сгорю. Мало того, Рягузов нервы потрепал знатно, теперь ещё и классная. Лучше бы я действительно эту злосчастную тетрадь дома забыла. Проблем было бы в разы меньше.

– Эм, это… – поднимаюсь со стула, – это случайно вышло…

Слышу, как Рягузов хмыкает сзади, а кто-то прокашливается и нервно двигает стул. Ждут, что я расскажу, как всё было на самом деле? Не дождутся.

– Ладно, садись, – Инна Витальевна машет небрежно и диктует тему урока.

Вера делится со мной двойным листочком из своей тетради, и я записываю классную работу. Мы решаем пару номеров, похожих на задания, которые будут в части «В» на экзамене, записываем в дневники время и дату ближайшей консультации.

К концу урока учительница собирает тетради, мою, разумеется, советует оставить себе, а ещё лучше, выбросить. Неприятно. Я всегда выполняю домашнее задание, и делать это стараюсь аккуратно. Но в новой школе об этом, увы, пока не знают.

– Ребята, – обращается к нам классная, игнорируя звонок на перемену. – Я займу всего пару минут. Через две с половиной недели в нашей школе состоится вечер встречи выпускников, поэтому… – начинает громогласно вещать женщина.

– А нам-то что? – её бесцеремонно перебивает Мишка. – Мы не выпускники ещё если что!

– Цыц! – топает ногой на Рягузова. А я вдруг чувствую приятное тепло, заполняющее грудную клетку. Неужели хоть кто-то перед этим мажором не пресмыкается? – Мне поручили подготовить номер: сценку или песню. Поэтому завтра после уроков прошу всех остаться. Ненадолго.

– Ууу, – по классу проносится недовольный вой.

Ещё бы, у нас консультации каждый день, пробный экзамен по русскому языку на носу, а мы должны тратить время на подготовку номера художественной самодеятельности. Может, удастся откосить?

– И, да, – Инна Витальевна, словно прочитав мои мысли, смотрит на меня. – Скворцова, обязательно прими участие в подготовке. Ты же так и не выполнила задание в библиотеке?

– Да, – киваю отстранённо.

В кабинете стоит гробовая тишина, словно все так и ждут, что я наябедничаю на проделки Дианы. Но я молчу. Не дождутся они моего поражения.

– Вот и чудненько, общественная деятельность поможет тебе влиться в коллектив, – улыбается женщина и, наконец, отпускает нас.

Мы с Верой оперативно собираем вещи и выходим в холл. Выбираем самый дальний и низкий подоконник, так как остальные заняты либо мажорами, либо учениками из других классов, и усаживаемся на него.

Вера переплетает свою косу, которая немного растрепалась за время уроков и вытаскивает учебник по истории.

– Ты чего, повторять собралась?

– Нет, я дома не читала. Я вообще никогда историю дома не читаю, – отвечает Вера, – не запоминаю.

– А сейчас зачем тогда читаешь? – недоумённо вскидываю брови. Логику не улавливаю.

– Если я прочитаю параграф незадолго до урока, то без проблем смогу ответить на пятёрку, а вот накануне – не, – усердно машет головой, – не запоминаю.

– Ясно, – пожимаю плечами. Сделаю вид, что поверила, ведь у каждого могут быть свои особенности и тараканы.

– Эй, курицы! – мимо нас проносится одноклассник Витя. – Историю отменили, сейчас физ-ра будет!

Парень исчезает из виду, а мы с Верой переглядываемся.

– Думаешь, правда? – смотрю внимательно на Веру, которая тоже не торопится вставать с подоконника и нестись в спортивный зал.

– Не знаю. Витька хоть и не из компании Чернышевских, но очень хотел бы в ней оказаться. Поэтому от него чего угодно ждать можно.

Девушка всё-таки захлопывает учебник истории и убирает его в сумку. Мы одновременно спускаемся с подоконника и медленно плетёмся в сторону кабинета, в котором у нас по расписанию должен проходить урок.

Звонок ещё не прозвенел, поэтому на пути то и дело попадается какой-нибудь сорванец из младших классов, и норовит сбить нас с ног. Особенно, меня.

– Давай проверим, если что, я покажу тебе спортзал, а сама домой пойду. У меня освобождение, – замечает мой вопросительный взгляд, – я переболела неделю назад, вот.

– Ну, давай.

Стучим в дверь кабинета, пытаемся открыть, но ничего не выходит. Заперто.

– Ладно, пойдем в спортзал что ли… – предлагает Вера.

Мы берём куртки в гардеробной и выходим из здания школы, так как огромный спортивный комплекс, недавно построенный на деньги спонсоров, находится отдельно.

По пути встречаем учителя физкультуры, пожилого мужичка невысокого роста и достаточно щуплого телосложения. От него узнаём, что Витя нас не обманул, и физкультуру действительно поставили вместо истории.

Вера показывает мне женскую раздевалку, прощается и уходит, а я беру мешок со сменкой и иду переодеваться. Странное предчувствие сжимает желудок, но я старательно прогоняю его. Никогда не была слишком мнительной, нечего и начинать.

Влад

– Вечером отец хочет устроить приём, – сообщает брат.

Мы с Никитой идём по школьному коридору в направлении кабинета математики.

Приём – какой отвратительный пафос.

– Вы с матерью будете?

– С матерью? – яд так и сочится в каждом моём слове.

В доме Чернышевских желают видеть только меня и мою мать. Будто мы одни в нашей никчёмной семейке.

– Про мать – не знаю. Я – вряд ли, – отрезаю холодно.

Ненавижу все эти встречи, тусовки. Иллюзию идеальных родственных отношений.

– Не советую тебя так поступать, – качает головой укоризненно. – Ты знаешь, я могу…

– Ты меня вечно шантажировать собираешься? – за долю секунды оказываюсь возле брата.

Ворот его рубашки в моей руке. Хочется встряхнуть Никиту, наорать на него. Чтобы больше не смел…

– Мы не опоздаем? – ему плевать.

Он настолько уверен в том, что я во всём буду паинькой, что иногда не видит очевидного.

Мы заходим в класс. В глаза сразу бросается Рягузов. Он сидит возле новенькой и трясёт перед её лицом какой-то тетрадкой.

Настораживаюсь.

– Так что ты скажешь, Надежда, – с фальшивой нежностью, на выдохе Мишка произносит её имя. – Мне положить твою тетрадь на место?

Девчонка зажмуривается, а мне хочется врезать холёному директорскому сыночку. Чего он лезет к этой малышке?

Дёргаюсь в их сторону, но не успеваю что-либо предпринять. Никита перехватывает меня за предплечье и говорит шёпотом практически то же самое, чем угрожал мне пару минут назад. Я останавливаюсь, обречённо опускаю руки.

В груди полыхает от ненависти и невыплеснутых эмоций.

Смотрю на Скворцову, наши глаза встречаются лишь на мгновение, она тут же отворачивается. Морщится брезгливо.

Презирает? Ещё бы. Я и сам себя презираю за то, что происходит. Но поделать ничего не могу. Я на крючке.

Чем больше думаю об этом, тем больше злюсь. Гнев достигает апогея, я пинаю входную дверь и выхожу из кабинета.

Забыв про верхнюю одежду, иду на улицу. Запрыгиваю в тачку и еду домой.

Только там есть человек, способный меня понять.

Жаль, не всегда хочет видеть.