Мститель

4. Охотник

Компания, название которой Стив Эдмонд узнал от мистера Рубинштейна, коллекционера, к которому загадочным образом вернулись его картины, именовалась “Управление рисками” и базировалась в Лондоне неподалеку от вокзала Виктория.

В компании имелось три отдела, персонал которых по большей части состоял из бывших сотрудников британских сил специального назначения. Наибольший доход ей приносил Отдел охраны имущества. Как следует из его названия, отдел занимался охраной чрезвычайно дорогой собственности очень богатых людей. Далее шел Отдел охраны личности, самый же маленький из отделов “Управления рисками” именовался “Розыск и возврат” – к его-то услугам и прибег в свое время мистер Рубинштейн.

Через два дня после звонка впавшей в отчаяние дочери Стив Эдмонд встретился с президентом “Управления рисками” и объяснил, чего он от него хочет. “Найдите моего внука, – сказал он. – Расходы не ограничиваются”.

Отставной командир сил специального назначения разулыбался – даже у солдат имеются дети, которым нужно дать хорошее образование. Человека, которого он к себе вызвал, звали Филом Грейси. Тот раньше был капитаном воздушных десантников, десять лет он прослужил в строго засекреченной 14-й Особой группе разведки. В компании Фила Грейси звали просто Охотником.

Грейси встретился с канадцем и подробно расспросил его. Если юноша еще жив, необходимо знать все о его привычках, вкусах, предпочтениях – даже пороках. Затем он получил от деда номер его сотового телефона и две фотографии Рикки Коленсо, кивнул на прощание и ушел.

Два дня Охотник просидел на телефоне. Он не хотел ехать куда бы то ни было, не выяснив, куда, собственно, следует направиться и кого там искать. Он потратил несколько часов на чтение материалов о гражданской войне в Боснии, о программах гуманитарной помощи и о присутствующих в стране небоснийских военных силах. И наконец ему улыбнулась удача.

Военные Великобритании входили в состав миротворческих сил ООН. Базировался британский контингент в Витезе, всего в десяти километрах от Травника. Полк, стоявший там с июня 1995 года, заменил другой, два месяца назад возвратившийся на родину. Охотник отыскал на военной базе в Суррее полковника, командовавшего первым полком. Тот оказался настоящим кладезем информации.

Через три дня после беседы с дедом-канадцем Охотник вылетел в курортный город Сплит, на Адриатическое побережье Хорватии. Прикрытием ему служило удостоверение внештатного журналиста и письмо от одной крупной британской газеты, содержавшее заказ написать серию статей об эффективности оказания гуманитарной помощи.

В Сплите Охотник обзавелся мощным внедорожником и пистолетом. Дорога от побережья через горы к Травнику оказалась долгой и трудной. Там Охотника ждала первая неудача. Джон Слэк, директор боснийского отделения “Хлебов и рыб”, оставил свой пост. Выяснилось, что американец перебрался в “Накормим детей”, куда более крупную неправительственную организацию, базирующуюся в Загребе. На следующий день Охотник пустился в новый утомительный путь – на север, к Загребу, столице Хорватии. Слэка он отыскал на складе организации “Накормим детей”.

Однако проку от разговора с ним не было.

– Я понятия не имею, что произошло, куда отправился Рикки и зачем, – возмущенно сообщил Слэк. – Он просто исчез с одним из моих новеньких джипов, да еще прихватил с собой боснийца, который нам помогал. В Чарльстоне рассердились и выставили меня. Мне еще повезло, что я смог найти это место.

– А что босниец?

– Фадил? Сомневаюсь, что он тут как-то замешан. Он был хорошим парнем. Очень горевал из-за потери своей семьи. Если он кого и ненавидел, так уж не американцев, а сербов.

– Денежный пояс нигде потом не всплывал?

– А вот это было глупостью. Я предупреждал Рикки. Только я не думаю, чтобы Фадил убил его ради денег.

– Где вы сами были в то время?

– В том-то и дело. Будь я на месте, я бы не позволил им никуда ехать. Но я был в Хорватии, на горной дороге, пытался отбуксировать до ближайшего города сломавшийся грузовик.

– Что вам удалось выяснить?

– Когда я вернулся? Ну, что Рикки Коленсо уселся в джип и уехал. Это случилось за два дня до моего возвращения. Я пытался дозвониться до Рикки по мобильному, однако он не отвечал. Я страшно обозлился. Решил, что они с Фадилом отправились проветриться. Поначалу я больше злился, чем беспокоился.

– Есть у вас какие-нибудь соображения, что с ними могло случиться?

– Да. Думаю, Рикки получил вызов. Вернее, Фадил получил вызов и доложил ему. Если Рикки узнал, что где-то высоко в горах срочно требуется медицинская помощь, он наверняка поехал туда. Парень он был порывистый, записки не оставил. В тех местах все сплошь горы, долины и реки. Думаю, они сорвались с обрыва. Вот придет зима, листья опадут, и кто-нибудь наверняка обнаружит обломки машины. Послушайте, я должен бежать. Желаю вам удачи. Он был хорошим малым.

Охотник вернулся в Травник и нанял себе в проводники и переводчики боснийца по имени Ибрагим.

Охотник считал, что возможностей существует три. Первая: Фадил Сулейман уговорил Рикки поехать с ним, а после убил, чтобы завладеть деньгами и машиной. Однако Фадил, беспаспортный боснийский мусульманин, ни в Сербии, ни в Хорватии – обе были враждебными для него территориями – далеко уйти не мог, а новый джип, появись он на рынке, сразу привлек бы внимание. Вторая возможность: они столкнулись с человеком или несколькими людьми и были убиты ради все той же добычи. Однако наиболее правдоподобной казалась ему версия Джона Слэка.

Вместе с проводником Охотник несколько дней обследовал уходящие из Травника дороги, внимательно осматривая каждый примыкавший к дороге крутой склон. Он медленно и терпеливо искал следы покрышек, осыпавшийся край обрыва, след слетевшей с дороги машины. Ничего. На исходе десятого дня он пришел к заключению, что Слэк ошибался. Если бы джип слетел с дороги, следы остались бы даже по прошествии сорока дней. В долинах вокруг Травника разбитой машины не было.

Через две недели Охотник перебрался из Травника в Витез, в штаб-квартиру британского военного контингента. Зная, что думает о прессе большинство военных, он не стал выдавать себя за журналиста, а просто попросил о встрече с командующим контингентом полковником, назвавшись тем, кем и был на деле – бывшим бойцом сил особого назначения.

– Пятнадцатого мая? – переспросил полковник в ходе их долгого разговора за обеденным столом. – Мы тут всего две недели. Пока только осваиваемся. Я просмотрел журнал происшествий. Ничего особенного в этих местах отмечено не было. Попробуйте заглянуть в оперативные сводки МНЕС. Проку от них никакого, но у меня в кабинете их целая кипа. Там должны быть сведения и по маю.

Миссия наблюдателей Европейского сообщества (МНЕС) представляла собой попытку Европейского союза как-то вмешаться в события, никаким влиянием на которые он не обладал. Босния была полем деятельности ООН, пока та, отчаявшись, наконец не передала ее американцам, которые и разрешили проблему. Однако Брюссель не желал совсем уж оставаться в стороне и потому держал в Боснии свою группу наблюдателей.

На следующий день Охотник просмотрел оперативные сводки. Многие из них походили скорее на дневники светской жизни. Охотник внимательно просматривал все, что относилось к 15 мая и трем последующим дням. Одна из сводок – за 16 мая, поступившая из Баня-Луки, – привлекла его внимание.

Баня-Лука представляла собой крепость сербов, находившуюся к северу от Травника, за горной грядой Влашич. Офицером МНЕС в том районе был майор-датчанин по имени Лассе Бьеррегор. В сводке говорилось, что накануне вечером он зашел выпить в бар отеля “Босна” и стал свидетелем ссоры между двумя облаченными в камуфляж сербами. Тот, что постарше, осыпал другого бранью и даже ударил пару раз по лицу.

Когда ссора завершилась, датский майор попытался получить объяснения у бармена, кое-как изъяснявшегося по-английски – майор говорил на этом языке бегло. Однако бармен лишь пожал плечами и молча отошел. На следующее утро майор узнал, что люди в камуфляже из отеля съехали.

Охотник позвонил в офис МНЕС в Баня-Луке. Трубку снял грек. Датчанин на прошлой неделе возвратился домой. Охотник позвонил в Лондон и попросил, чтобы кто-нибудь из компании связался с датским министерством обороны. Лондон перезвонил Охотнику через три часа, сообщив номер телефона. Майор Бьеррегор проводил отпуск в Оденсе.

Охотник поймал майора Бьеррегора вечером, когда тот вернулся с семьей в отель после проведенного на пляже дня. Майор был готов помочь, чем только мог. День 15 мая он помнил очень ясно. Ведь делать датчанину в Баня-Луке было практически нечего и жизнь он там вел до крайности однообразную.

Каждый вечер в половине восьмого он отправлялся в бар, выпить перед ужином пива. В тот день примерно через полчаса после него в бар зашло несколько сербов в камуфляжной форме. Они были чем-то очень довольны, потребовали сливовицы и пива – сочетание убийственное. Какое-то время спустя майор решил перейти в ресторан, и тут в баре появился еще один серб. Похоже, он был их командиром, потому что люди в камуфляже сразу притихли.

Пришедший заговорил с ними по-сербски и, должно быть, приказал следовать за ним, поскольку все принялись быстро допивать сливовицу и рассовывать по карманам сигареты и зажигалки. А потом один из них захотел расплатиться.

Командир впал в бешенство. Он орал на подчиненного – все остальные примолкли, точно воды набрали в рот. Тирада командира завершилась двумя пощечинами. И никто не запротестовал. В конце концов командир выскочил из бара. Остальные сербы молча последовали за ним. Платить за выпитое никто не стал.

– А еще на кого-нибудь командир кричал? – спросил Охотник.

– Нет, только на того, кто хотел расплатиться, – ответил датчанин.

– Но почему, майор? О причине ссоры в вашем рапорте ни слова не сказано.

– А-а… так я ее не указал? Прошу прощения. Думаю, дело в том, что серб пытался расплатиться бумажкой в сто долларов.

Охотник отправился из Травника в Баня-Луку. Ему предстояло перебраться с боснийской территории на сербскую. Над его машиной развевался британский флаг, способный, в случае чего, защитить его от случайного обстрела. Если же его остановят, придется полагаться на британский паспорт, на доказательства того, что он всего-навсего пишет о гуманитарной помощи, и на сигареты. Ну а если и это не поможет, под рукой у него имелся пистолет.

Остановили его только один раз – югославский армейский патруль к югу от Баня-Луки. Его объяснения, документы и розданные им сигареты произвели требуемый эффект. Пять часов спустя Охотник въехал в Баня-Луку.

Охотник снял номер в отеле “Босна” и в семь вечера вошел в бар. Трое посетителей за столиками, все сербы, и бармен – больше там никого не было.

Охотник уселся на табурет у барной стойки:

– Привет. Вы, наверное, Душко?

Бармен пожал протянутую ему руку:

– Бывали здесь раньше?

– Нет. Впервые. Хороший бар.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Тут не так давно жил мой друг, датчанин. Лассе Бьеррегор. Просил передать вам привет.

Бармен расслабился. С этой стороны ему ничто не угрожало.

– Вы датчанин?

– Нет. Англичанин. Журналист. Пишу серию статей о распределении гуманитарной помощи. Не выпьете со мной? Я плачу.

Душко налил себе лучшего, какое имелось в баре, бренди.

– Хотел бы и я стать журналистом. Когда-нибудь. Поездил бы. Мир повидал.

– Так что же вам мешает? Попрактикуйтесь в местной газете, а после переберитесь в большой город. Я именно так и сделал.

Бармен горестно пожал плечами:

– Здесь? Какие здесь газеты.

– Попробуйте в Сараево. Вы же можете уехать отсюда. Война не будет продолжаться вечно.

– Чтобы выбраться отсюда, нужны деньги.

– Ах да, деньги, вечная проблема. А может, и не проблема.

Англичанин вытащил из кармана пачку стодолларовых бумажек и отсчитал десять из них.

– Я человек старомодный, – сообщил он. – Верю в то, что люди должны помогать друг другу. Это делает жизнь куда более приятной. Вот вы согласитесь помочь мне, Душко?

Бармен, вытаращив глаза, смотрел на лежавшую в нескольких сантиметрах от его руки тысячу долларов. Голос его упал до шепота:

– Что вам нужно? Вы не журналист.

– Ну, в некотором роде и журналист. Я человек, который задает вопросы. И при этом человек богатый. Хотите стать таким же богатым, как я?

– Что вам нужно? – повторил бармен.

Он бросил быстрый взгляд на посетителей, которые уже начали присматриваться к паре у стойки.

– Вы уже видели раньше бумажку в сто долларов. В мае. Пятнадцатого, не так ли? Солдат пытался расплатиться ею в баре. И в итоге поднялся страшный крик. Расскажите, что тогда случилось.

– Не здесь. И не сейчас, – прошипел перепуганный серб. Один из посетителей встал из-за столика и направился к ним.

Бармен расторопно накрыл деньги тряпкой. – Бар закрывается в десять. Тогда и приходите.

В десять тридцать двое мужчин сидели в полумраке одной из кабинок бара и беседовали.

– Они были не из югославской армии, не солдаты, – говорил бармен. – Полувоенное формирование. Дурные люди. Простояли у нас три дня. Лучшие номера, лучшая еда, много выпивки. И съехали, не расплатившись.

– Один из них заплатить пытался.

– Верно. Хороший паренек. Не то что другие. Образованный. Остальные были просто бандитами.

– И вы не возражали против того, что они не платят?

– Возражали? Этим животным ничего не стоит убить человека. Даже своего, серба.

– Так, а кто ударил паренька, когда тот попробовал вам заплатить?

Серб напрягся:

– Понятия не имею. Он был их начальником. Но по имени они его не называли.

– У людей из полувоенных формирований есть имена. Им нравится известность. И имен своих они не скрывают.

– Только не этот. Клянусь.

Охотник знал, что он врет.

– А хороший паренек – у него имя имелось?

– Я его ни разу не слышал.

– Душко, речь идет о больших деньгах. Вы никогда его больше не увидите и меня не увидите тоже, зато вам хватит денег, чтобы после войны переехать в Сараево. Имя паренька?

– Он расплатился, когда съезжал. Ему было вроде как стыдно за людей, с которыми он связался. Вернулся и заплатил, чеком. В югославских динарах. Он был из Белграда. Я записал номер его удостоверения личности – на случай, если чек не примут.

– На чем? На чем вы его записали?

– На обложке блокнота, в котором я отмечаю заказанную выпивку.

В блокноте уцелели всего две страницы. Еще день, и его выбросили бы. На картонной обложке шариковой ручкой были записаны семизначный номер и две заглавные буквы. Прошло восемь недель, однако запись оставалась легко различимой.

Охотник вручил Душко еще одну тысячу принадлежавших мистеру Эдмонду долларов и простился с ним. На север, в Хорватию, быстрее всего было добраться самолетом, совершающим рейсы между Баня-Лукой и Загребом.

Прежняя, состоявшая из шести республик Югославия уже пять лет как разваливалась. На севере первой откололась, по счастью бескровно, Словения. На юге объявила себя независимой Македония. Однако в центре страны Слободан Милошевич пытался, не гнушаясь никакими средствами, удержать в своих руках Хорватию, Боснию, Черногорию и родную Сербию. Хорватию он уже потерял, однако жажды власти и военных побед у него от этого не убавилось.

Белград, в который Охотник приехал в 1995 году, оставался пока что нетронутым. Разрушение ожидало его впереди – в ходе войны в Косово.

Лондонский офис порекомендовал Охотнику прибегнуть к услугам одного белградского детективного агентства. Возглавлял его бывший офицер полиции, с которым компании Охотника уже приходилось вести общие дела. Найти агентство было несложно – владелец присвоил ему не отличающееся оригинальностью название “Чандлер”.

– Мне нужно, – сказал Охотник владельцу, Драгану Стоичу, – найти молодого человека, имени которого я не знаю, знаю только номер его удостоверения личности.

Стоич крякнул.

– Что этот парень натворил? – спросил он.

– Насколько мне известно, ничего. Но кое-что видел.

– И это все? Вам нужно только имя?

– Да. И затем я хотел бы побеседовать с ним. Однако машины у меня нет, а сербскохорватским я не владею.

Стоич крякнул еще раз. Он явно прочел все до единого романы о Филипе Марлоу и пересмотрел все фильмы о нем. И старался подражать Роберту Митчуму в “Большом сне”, что при росте метр семьдесят и наличии лысины давалось ему с трудом.

Охотник выложил на стол десять стодолларовых бумажек.

– Мне требуется безраздельное ваше внимание, – промурлыкал он.

Стоич был очарован.

– Вы его получили, – ответил он.

Времени этот толстяк, бывший инспектор, впустую не тратил. Изрыгая черный дым, его югославского производства автомобиль понес их обоих к белградскому полицейскому управлению.

– Вам лучше остаться в машине, – сказал Стоич.

Он отсутствовал полчаса и вернулся с клочком бумаги.

– Удостоверение принадлежит Милану Раяку, студенту-юристу, двадцати четырех лет. Отец тоже юрист. Преуспевающая семья, верхушка среднего класса. Вы уверены, что это тот, кто вам требуется?

– Если у него нет двойника, тогда это он два месяца назад побывал в Баня-Луке.

– Какого черта он там делал?

– На нем была военная форма. Во всяком случае, в баре, – ответил Охотник.

Детектив припомнил личное дело, которое ему показали, однако скопировать не позволили.

– Вообще-то в армии он служил. Как и все югославы – в возрасте от восемнадцати до двадцати одного.

– Боевой солдат?

– Нет. Войска связи. Радист.

– В боях не участвовал. Но, возможно, стремился к этому. Он мог присоединиться к отряду, отправившемуся в Боснию сражаться за дело сербов. Полный иллюзий доброволец. Может такое быть?

Стоич пожал плечами:

– Может. Однако все эти полувоенные просто бандиты. Зачем бы студенту-юристу с ними связываться?

– Решил таким образом провести каникулы? – предположил Охотник.

– Может, спросить у него самого? – Стоич заглянул в листок. – Он живет в Сеньяке, это полчаса отсюда.

Дом они нашли без труда – солидный особняк успешного представителя среднего класса. Дверь открыла бледная, нервного вида женщина сорока с чем-то лет. Последовал обмен сербскохорватскими фразами.

– Мать Милана, – сказал Стоич. – Он дома. Мать спрашивает, что вам нужно.

– Взять у него интервью. Для британской прессы.

Явно озадаченная, госпожа Раяк впустила гостей и позвала сына. Потом провела их в гостиную. Они услышали шаги на лестнице, в прихожую спустился молодой человек. Переговорив шепотом с матерью, он вошел в гостиную. Вид у него был недоуменный, испуганный. Охотник приветливо улыбнулся ему, пожал руку. Госпожа Раяк торопливо тараторила что-то в телефонную трубку.

Англичанин протянул молодому человеку блокнот из бара. На каждой из уцелевших страниц вверху значилось: ОТЕЛЬ “БОСНА”. Охотник перевернул блокнот и показал Милану Раяку семь цифр и инициалы.

– Вы поступили очень порядочно, оплатив счет, Милан, – сказал он, предполагая, что молодой человек говорит по-английски. – Бармен вам благодарен. Жаль только, банк чека не принял.

– Нет. Не может быть. Это… – Милан умолк и побледнел.

– Никто вас ни в чем не обвиняет, Милан. Так что просто скажите мне, что вы делали в Баня-Луке?

– Навещал друзей.

– В камуфляже? Милан, там зона военных действий. Что произошло в тот день, два месяца назад?

– Я не знаю, о чем вы говорите. Мама…

Милан перешел на сербскохорватский, и Охотник перестал его понимать. Повернувшись к Стоичу, он приподнял бровь.

– Папочка на подъезде, – пробормотал детектив.

– Вы были в составе группы из десяти человек. Все в военной форме. Все вооружены. Кто эти люди?

Лоб Милана Раяка покрывали капли пота, а выглядел он так, словно вот-вот расплачется.

– Вы не журналист, – сказал он. – Что вы здесь делаете? Почему преследуете меня? Мне ничего не известно.

На улице завизжал тормозами автомобиль. Госпожа Раяк открыла дверь, и в дом ворвался ее муж. В дверях гостиной он появился разгневанным и шумным. По-английски он говорить не умел, зато хорошо умел кричать на сербскохорватском.

– Он спрашивает, почему вы пристаете к его сыну, – сообщил детектив.

– Я не пристаю, – спокойно ответил Охотник. – Просто задаю вопросы. О том, что его сын восемь недель назад делал в Баня-Луке и с кем он там был.

Стоич перевел. Раяк-старший снова начал кричать.

– Он говорит, что сын ничего не знает и нигде не был. Сын провел здесь все лето. Если вы не уйдете, он вызовет полицию. Лично я думаю, что надо уходить. У него большие связи.

– Один последний вопрос, – произнес Охотник. – Не были ли эти люди “Волками Зорана”? И не был ли мужчина, ударивший вас по лицу, самим Зораном Зиличем?

Стоич, прежде чем остановиться, перевел больше половины. Однако Милан все понял и по-английски. На несколько минут наступило ошеломленное, ледяное молчание.

Потом госпожа Раяк вскрикнула и выбежала из гостиной. Сын ее обмяк в кресле, схватившись руками за голову. Муж побелел, потом побагровел, указал пальцем на дверь и принялся выкрикивать одно-единственное слово, означавшее, по предположению Охотника, “вон”.

Стоич же молча устремился к двери.

Охотник последовал за ним. Проходя мимо молодого человека, он опустил в нагрудный карман его пиджака визитную карточку.

– Если вдруг передумаете, – негромко произнес он, – позвоните мне. Или напишите. Я приеду.

В машине, катившей к аэропорту, стояло напряженное молчание. Драган Стоич явно полагал, что отработал свою тысячу долларов целиком и полностью. Только когда они добрались до международного терминала, детектив сказал англичанину:

– Если когда-нибудь возвратитесь в Белград, друг мой, советую вам не упоминать это имя. Даже в шутку.

Через сорок восемь часов Охотник закончил письменный отчет, предназначавшийся для Стивена Эдмонда. В последних абзацах отчета говорилось:

Боюсь, что события, приведшие к смерти вашего внука, обстоятельства этой смерти или место, где покоится его тело, никогда не будут установлены. И я лишь породил бы ложные надежды, сказав, что ваш внук может еще оставаться в живых.

Я не верю, что он и сопровождавший его босниец сорвались в пропасть. Не верю и в то, что босниец убил его ради бывших при нем денег.

Предполагаю, что оба были убиты неизвестными. Существует вероятность, что эти люди были бандой сербских преступников. Однако без улик или данных в суде показаний предъявить какие-либо обвинения невозможно.

С глубочайшим сожалением сообщаю вам эти сведения, однако верю, что они почти наверняка правдивы.

Ваш покорный слуга,

Филип Грейси

Это было 22 июля 1995 года.