5. Адвокат

Кэлвин Декстер оставил армию потому, что решил получить диплом юриста. Во Вьетнаме он скопил несколько тысяч долларов и, кроме того, надеялся на помощь правительства – в соответствии с “Солдатским биллем о правах”.

Он подал заявление в Фордэмский университет, был принят и в 1971 году приступил к учебе. Неподалеку от кампуса молодой ветеран нашел себе дешевую однокомнатную квартирку. Он подсчитал, что если будет ездить общественным транспортом, экономно питаться и в летние каникулы работать на стройках, то денег до конца учебы ему хватит.

1974 год был отмечен двумя событиями, которым предстояло переменить жизнь Кэла Декстера. Он познакомился с Анджелой Мароцци – красивой, жизнерадостной итальянкой – и влюбился в нее. Тем же летом они поженились и перебрались в квартиру побольше.

А осенью – до завершения общего курса ему оставался еще год – он подал заявление в школу права того же Фордэма. Вечером того дня, когда Декстер получил положительный ответ, он лежал с Анджелой в постели, поглаживая ее растущий живот, и говорил о том времени, когда он станет состоятельным адвокатом и купит своей семье хороший дом в Уэстчестере.

Их дочь, Аманда Джейн, родилась весной 1975 года.

Той же весной Кэл Декстер окончил общий университетский курс – в пятерке лучших – и приступил к трехлетней учебе в школе права. Время было трудное, но молодым родителям помогала семья Мароцци. Мать Анджелы сидела с малышкой, чтобы дочь могла подрабатывать официанткой в кафе. Первые два лета Кэл провел на стройках, а на третье нашел работу в респектабельной манхэттенской юридической фирме “Хонейман и Флейшер”.

В 1978 году отец Кэла умер от инфаркта прямо на стройке. Кэл надеялся, что отец придет к нему на выпускную церемонию, но этого не случилось. В том же году он завершил учебу, сдал экзамен на право заниматься адвокатской практикой и получил в “Хонейман и Флейшер” невысокое, но постоянное место.

Фирма “Хонейман и Флейшер” гордилась безупречной либеральной репутацией и в доказательство собственной социальной чуткости часто бралась за дела бедных и беззащитных клиентов. Впрочем, к чрезмерностям по этой части партнеры склонности не питали, а потому общественному благу в фирме служили лишь несколько новых и самых низкооплачиваемых сотрудников. Осенью 1978 года Кэл Декстер занимал в иерархии фирмы место, ниже которого уже и не было. Он не жаловался. Работа была ему нужна, а дела бедняков позволяли набраться опыта.

В конце ноября в дверь его крошечного кабинетика просунула голову секретарша и помахала какой-то папкой.

– Что это? – спросил Кэл.

– Иммигранты, – ответила она.

Декстер вздохнул и углубился в подробности дела. Слушание было назначено на завтра.


Дело, оказавшееся на столе Кэла Декстера, касалось двух беженцев из Камбоджи, мистера и миссис Мунг. Их история излагалась в пространном заявлении миссис Мунг, переведенном с французского, языка образованных камбоджийцев.

С 1975 года Камбоджа находилась во власти полоумного тирана по имени Пол Пот и его фанатичной армии, красных кхмеров. Мунг, по его словам, был директором средней школы в столице Камбоджи, Пномпене, а жена работала медицинской сестрой в частной клинике. По понятиям красных кхмеров, оба более чем заслуживали казни.

Когда положение стало совсем нестерпимым, Мунги заплатили водителю грузовика, и тот тайком вывез их из города в порт Кампонгсаон. Еще остававшиеся у них деньги позволили упросить капитана южнокорейского грузового судна доставить обоих в Нью-Йорк. Попав туда, Мунги не пытались уклониться от общения с властями и немедля подали прошение разрешить им остаться в США.

Ночь перед слушанием Декстер провел, склонясь над кухонным столом и разбираясь в деле. Прочтя заявление Мунгов, он обратился к ответу Службы иммиграции и натурализации. Ответ был довольно резким. СИН отказалась удовлетворить просьбу о предоставлении убежища на том странном основании, что Мунги не подали заявления в консульство или посольство США по месту жительства и не отстояли, как того требует американская традиция, в очереди. Декстер тут особой проблемы не видел, поскольку знал, что все американские службы бежали из камбоджийской столицы, когда ее штурмовали красные кхмеры.

Чтобы переговорить со своими клиентами, Декстер пришел в здание СИН на Федерал-плаза, 26, за час до слушания. Сам он был не крупного телосложения, однако Мунги оказались и того меньше, а миссис Мунг так и вовсе походила на куколку. На мир она взирала через очки, стекла которых выглядели отрезанными от бутылок кока-колы донышками. В деле говорилось, что лет им было сорок восемь и сорок пять соответственно. Мистер Мунг производил впечатление человека сдержанного и решительного. Поскольку по-французски Кэл Декстер не говорил, благотворительная организация “Защита беженцев” выделила им переводчика.

В кабинет, где должно было слушаться дело, их ввели за пять минут до начала разбирательства. Кэл Декстер услышал, как за его спиной мистер Мунг сказал жене: “Будем надеяться, что этот молодой человек добьется успеха, иначе нас отправят обратно, на смерть”. Произнес он это на своем родном языке.

Доводы Декстера были сочтены убедительными, и когда судья объявил: “Депортация отменяется. Следующее дело”, женщина из “Защиты беженцев” по-французски взволнованно сообщила Мунгам о случившемся. Теперь ими будет заниматься она сама и ее организация. Мунги смогут остаться в Соединенных Штатах и со временем получить работу, право на убежище, а там и натурализацию.

Декстер улыбнулся ей и сказал, что она свободна. А когда она ушла, обратился к мистеру Мунгу: “Давайте теперь зайдем в кафе и вы расскажете, кто вы на самом деле такие и что здесь делаете”.

Он произнес это на родном языке мистера Мунга – на вьетнамском.


Сидя за угловым столиком подвального кафе, Декстер просмотрел их камбоджийские паспорта и удостоверения личности.

– Эксперты проверили эти документы и сочли их подлинными. Откуда они у вас?

Беженец взглянул на жену и сказал:

– Жена сделала. Она из Нги.

Во Вьетнаме существует клан Нги, из которого выходило большинство ученых провинции Хуэ. Особым их искусством, передаваемым из поколения в поколение, была каллиграфия. Они готовили документы для императоров. А с наступлением современной эры, и в особенности с началом в 1945 году войны с французами, Нги превратились в одних из лучших в мире фальсификаторов документов.

Кэл Декстер вернул паспорта владельцам.

– Хорошо, как я уже спрашивал наверху, – кто вы и что здесь делаете?

Жена принялась плакать, и муж положил руку ей на плечо.

– Мое имя, – сказал он, – Нгуен Ван Тран. Я здесь потому, что провел три года во вьетнамском концентрационном лагере и бежал из него. Это, во всяком случае, чистая правда.

– Так зачем было выдавать себя за камбоджийцев? Америка приняла много вьетнамцев, сражавшихся на нашей стороне.

– Дело в том, что я был майором Вьетконга.

Декстер медленно покивал.

– Да, это могло привести к осложнениям, – признал он. – Расскажите мне все.

В течение следующего часа Кэл узнал, что в молодые годы Нгуен Ван Тран вступил в движение сопротивления “Вьетминь”, чтобы бороться с французами, а там и с американцами. Однако после победы иллюзии развеялись.

– После смерти Хо Ши Мина, – рассказывал он, – к власти пришли другие люди. Они хватали и казнили патриота за патриотом. Я – один из последних уцелевших националистов. Я воевал за свободную, единую страну, это верно. Но я хотел, чтобы в этой стране была свобода, частная собственность, чтобы земля принадлежала крестьянам. Я ошибся.

– И что же произошло? – спросил Декстер.

– Ну, после окончательной победы северян в семьдесят пятом году начались настоящие погромы. Китайцев – два миллиона человек – лишили всего имущества и отправили либо в трудовые лагеря, либо в изгнание – их вывозили из страны на судах. Я открыто выступал против этого. И в конце года за мной пришла тайная полиция, после чего я оказался в лагере под Ханоем. Они всегда отправляют людей подальше от родного дома. Это затрудняет побеги.

– Тем не менее вы бежали?

– Все устроила жена. Она медицинская сестра, не только хороший каллиграф. Несколько мирных лет я проработал школьным учителем. Мы познакомились в лагере. Она работала там в больнице. Полюбили друг друга. И она вытащила меня оттуда. У нее было припрятано немного золотых украшений. Они позволили нам заплатить капитану грузового судна. Ну вот, теперь вы знаете все.

– И вы думаете, я могу вам верить? – спросил Декстер.

– Вы говорите на нашем языке. Бывали во Вьетнаме?

– Да, бывал.

– Воевали?

– Воевал.

– Тогда я скажу вам как солдат солдату: перед вами человек, потерпевший полное и окончательное поражение. Итак, что мы должны сделать?

– А что собираетесь сделать вы?

– Вернуться в иммиграционную службу, конечно. Вы же обязаны о нас доложить.

Кэл Декстер допил свой кофе, встал. Майор Нгуен Ван Тран тоже попытался встать, однако Декстер удержал его.

– Война окончена, майор. Все это было очень далеко и очень давно. Попробуйте в свое удовольствие прожить хотя бы остаток жизни.

Вьетнамец онемел от изумления. Он только молча кивнул. Декстер повернулся и пошел к выходу из кафе.

Это было 22 ноября 1978 года.


В 1985 году Кэл Декстер ушел из фирмы “Хонейман и Флейшер”, но не на работу, которая открывала бы дорогу в хороший дом в Уэстчестере. Он перешел в Управление государственной защиты. Работа была не из самых видных и оплачивалась далеко не роскошно, однако давала Кэлу то, чего он не получал, занимаясь корпоративным правом, – чувство удовлетворения.

Анджела восприняла это хорошо, лучше, чем он ожидал.

Работать на новом месте приходилось непомерное количество часов и представлять в суде тех, мимо кого прошла американская мечта.

С Вашингтоном Ли он познакомился жарким летом 1988 года. Преступлений на Манхэттене каждый год совершается столько, что судебная система постоянно работает на грани перегрузки. В те годы ее живучесть обеспечивалась системой круглосуточных судебных слушаний, проходивших в огромном гранитном здании на Сентр-стрит, 100. Той июльской ночью Декстер работал в ночную смену. Было два часа, Декстер совсем уж собрался ускользнуть, ни с кем не попрощавшись, но тут по громкоговорителю его вызвали в зал АР2А. Декстер вздохнул. С судьей Хасселбладом не поспоришь.

Он вошел в зал. Заместитель окружного прокурора уже стоял там с папкой в руках.

– Выглядите усталым, мистер Декстер, – сказал судья.

– Полагаю, мы все устали, ваша честь.

– Не спорю, однако у нас осталось последнее дело, и я хотел бы, чтобы им занялись вы. И не завтра, а сейчас. Похоже, у этого молодого человека серьезные неприятности.

– Ваше желание – для меня закон.

Лицо Хасселблада расплылось в улыбке.

– Люблю почтительных людей, – отозвался он.

Декстер взял у заместителя окружного прокурора папку с делом, и они вместе покинули зал суда. На папке значилось: “Штат Нью-Йорк против Вашингтона Ли”.

– Где он? – спросил Декстер.

– Да прямо здесь, в камере.

Обвиняемый оказался тощим восемнадцатилетним юношей, обитателем района Бедфорд-Стайвесант, по сути дела, негритянского гетто. Уже одно это вызвало у Декстера интерес. Почему его судят на Манхэттене? Скорее всего, мальчишка перебрался через реку и угнал машину или отобрал у кого-нибудь бумажник. Но нет, речь шла о банковском мошенничестве. Окружной прокурор выдвинул обвинение в мошенническом присвоении более десяти тысяч долларов. Жертвой стал Ист-Риверский сберегательный банк, главный офис которого находится на Манхэттене, что и объясняло, почему дело слушается на острове, а не в Бруклине.

Декстер ободряюще улыбнулся клиенту, назвался и сел за стол. Мистер Ли, как он обнаружил, был не только некрасив, но просто уродлив. Интересно, как это ему удалось обаять банк настолько, что тот выдал ему подобную сумму?

Чтобы как следует разобраться в деле, Кэлвину Декстеру требовалось много времени. Сейчас же нужно было пройти через все формальности, связанные с предъявлением обвинения, и выяснить, нельзя ли отпустить арестованного под залог.

Час спустя Декстер и заместитель прокурора вернулись в зал суда, и Вашингтону Ли было предъявлено обвинение.

– Готовы мы к слушанию? – осведомился Хасселблад.

– Если суд не возражает, я попросил бы отложить его, – сказал Декстер.

– Подойдите сюда, – велел судья. Когда оба юриста оказались перед его столом, он спросил: – У вас возникли затруднения, мистер Декстер?

– Дело оказалось более сложным, чем представляется с первого взгляда, ваша честь. В нем есть тонкие моменты. Мне нужно время, чтобы их изучить.

Судья взглянул на заместителя прокурора, у того возражений не нашлось.

– Через неделю, считая от сегодняшнего дня, – сказал судья.

– Я хотел бы попросить об освобождении под залог, – сказал Декстер.

– Протестую, ваша честь, – произнес заместитель прокурора.

– Я устанавливаю залог, равный сумме, названной в обвинении, – десять тысяч долларов, – постановил судья Хасселблад.

Таких денег у подсудимого не было, и все это знали. У Вашингтона Ли и десяти-то долларов не нашлось бы. Значит, ему предстояло вернуться в камеру.

Декстеру удалось поспать три часа, проститься наутро с уходившей в школу Амандой Джейн, после чего он, поцеловав Анджелу, вернулся на Сентр-стрит. Там, в комнате для собеседований “могильника”, центра содержания подследственных, стоящего бок о бок со зданием суда, ему удалось вытянуть из чернокожего паренька всю его подноготную.

В школе Ли особо не блистал. Перспектива перед ним открывалась простая – тюрьма. Но тут один из учителей разрешил ему пользоваться своим компьютером.

Это было все равно что предоставить юному Иегуди Менухину возможность подержать скрипку. Ли глянул на клавиатуру, глянул на экран и тут же принялся сочинять музыку. Учитель, сам неравнодушный к компьютерам, был заинтригован.

Все это случилось пять лет назад. Вашингтон Ли начал учиться. А еще он начал копить деньги. И копил, пока не набрал достаточно, чтобы купить дешевый компьютер.

– Так как же вы обжулили Ист-Риверский сберегательный?

– Залез в их главный компьютер, – ответил паренек.

Декстер попросил разъяснений, и мальчишка впервые за время разговора оживился.

– Друг, ты хоть представляешь, до чего слабы системы защиты баз данных?

В огромной базе данных Ист-Риверского сберегательного банка хранилась исчерпывающая информация о всех вкладчиках. Вашингтон Ли не только взломал коды доступа к базе данных, он еще и ухитрился заставить главный компьютер, упрятанный в глубоком подвале банка на Манхэттене, выполнять его команды. А команды были простые. Вашингтон велел компьютеру установить проценты, ежемесячно начисляемые на счета. А следом изымать из каждого такого начисления двадцать восемь центов и переводить их на принадлежащий ему счет.

Этот счет пришлось открыть в местном отделении “Чейз Манхэттен”. Догадайся он переводить деньги на Багамы, ему, вероятно, все так бы и сошло с рук.

– И сколько же вы заработали? – спросил Декстер.

– Чуть меньше миллиона долларов.

Адвокат прикусил кончик карандаша. Неудивительно, что обвинение столь расплывчато: “более десяти тысяч долларов”. И вот тут-то сам размер уворованного породил у него идею.


Мистер Лу Акерман наслаждался завтраком. Для него завтрак был лучшей трапезой дня – торопиться, как во время обеда, не приходится, переедать, как на банкетах и званых ужинах, тоже. Да и посидеть прохладным летним утром на балконе над Центральным парком тоже было приятно. А мистер Кэлвин Декстер пришел и все испортил.

Когда слуга принес на террасу визитную карточку посетителя, мистер Акерман взглянул на слово “адвокат” и нахмурился. Он совсем уже было сказал слуге, чтобы тот попросил посетителя заглянуть попозже в банк, но тут адвокат появился на балконе и произнес:

– Я понимаю, что это нахальство, мистер Акерман, и приношу свои извинения. Однако, если вы уделите мне десять минут, то, думаю, будете довольны, что мы встретились не в банке, на глазах у всего вашего офиса.

Акерман пожал плечами и указал на кресло по другую сторону стола:

– Только покороче, мистер Декстер.

– Вы возбудили уголовное дело против моего клиента, мистера Вашингтона Ли, который предположительно снял около миллиона долларов со счетов ваших клиентов. Думаю, было бы разумным отказаться от этого обвинения.

– Забудьте об этом, мистер Декстер, – сказал генеральный директор банка. – Разговор окончен. Мальчишка сядет в тюрьму. Такое спускать нельзя.

– Жаль. Понимаете, уж больно лихо он все проделал. Взломал ваш главный компьютер. Прошел, вальсируя, сквозь всю вашу защиту. Предполагалось, что на это не способен никто.

– Ваше время истекло, мистер Декстер.

– Еще пару секунд. У вас около миллиона клиентов. Они считают, что в ваших руках их средствам ничто не грозит. Под конец этой недели черный парнишка из гетто предстанет перед судом и скажет, что если это сделал он, значит, всякий хакер может опустошить счет любого из ваших вкладчиков. Как вы думаете, им это понравится?

Акерман опустил чашку на стол.

– Это неправда. И вообще, почему вкладчики должны в это поверить? – произнес он.

– Потому что на процесс сбежится пресса, а снаружи будут ждать телевидение и радио. Думаю, до четверти ваших клиентов решат после этого сменить банк.

– Мы объявим об установке новой системы безопасности. Лучшей из имеющихся на рынке.

– Да, но предполагалось, что вы это уже сделали. А парнишка из гетто взял и взломал ее. Вам еще повезло. Вы получили свой миллион обратно. Но предположим, что это случится снова и вы недосчитаетесь десяти миллионов, только на сей раз они уйдут на Каймановы острова. Как отнесется правление вашего банка к подобному унижению?

Акерман подумал с минуту.

– Неужели дела настолько плохи?

– Боюсь, что так.

– Ладно. Я позвоню в офис окружного прокурора и скажу, что мы больше не заинтересованы в судебном преследовании, поскольку наши деньги вернулись назад. Но помните, прокурор, если захочет, может и не закрыть дела.

– Да, и поэтому вам следует при разговоре с ним быть очень убедительным, мистер Акерман.

Декстер встал и повернулся, чтобы уйти, однако тут выяснилось, что проигрывать Акерман привык.

– Мы не отказались бы от услуг хорошего юриста, мистер Декстер, – произнес он.

– У меня есть идея получше. Возьмите на работу Вашингтона Ли. Пятидесяти тысяч долларов в год ему для начала хватит.

Акерман вскочил на ноги:

– Какого черта я должен брать на работу этого прохвоста?

– Да просто потому, что он лучший из лучших. И уже доказал это. Он взломал систему безопасности, установка которой обошлась вам в кучу денег, и проделал это с помощью консервной банки ценой в пятьдесят долларов. Он смог бы установить у вас действительно непробиваемую систему. А вы смогли бы потом пустить ее в продажу.

Двадцать четыре часа спустя Вашингтон Ли вышел на свободу. Почему – он толком не понимал. Как не понимал и заместитель прокурора. Однако у банка приключился приступ корпоративной амнезии, а у Управления окружного прокурора дел и так было по горло. Зачем же упорствовать?

Банк прислал к “могильнику” лимузин, чтобы тот отвез нового сотрудника к новому месту работы. Вашингтон в такой машине еще никогда не ездил. Он уселся на заднее сиденье и взглянул на склонившегося к окну адвоката.

– Не знаю, что и как ты сделал, друг, но, может, придет день, когда я смогу тебе отплатить.

– Ладно, Вашингтон, может, и придет.

Загрузка...