Глава 4.
— Так значит это Чесси всё подстроила? — я держал парня аккуратно, прижав к стене одной рукой, а другой приставив к глазу пистолет, который я чудом успел перекинуть со скафа в коробку, когда переодевался. Эти ребята у излучателей привыкли наблюдать за заключёнными издалека, а с нами, криминальными элементами, такое не прокатывает.
— Она, она, — Дженго даже не пытался освободиться. Его плазменный резак, в неактивном состоянии — обычный средней длины нож, валялся на земле, парень тоже дураком не был, и кое-что припрятал.
— А зачем?
— Не знаю, Дэн, хоть убей, не знаю.
— Ну убить-то не проблема, — кивнул я. — Хоть сейчас. А с чего ты решил, что она в живых осталась?
— Так видел я её, когда излучатель включал, — сдал свою начальницу техник. — Она и с другими связалась, мы же бийцы, одна команда.
— А другие, значит, не команда? Те, кто на базе остался?
— Ну вы же не республиканцы, — техник вздохнул. — Хоть что можете делать, всё равно чужие. Ваши жизни ничего не значат, только мы, бийцы, представляем ценность для общества, ну, может, талорцы ещё, и наши с других планет, но это под вопросом, уж очень они прониклись чуждыми идеями, от традиций отошли. Может, отпустишь меня? Тут такие дела творятся, что прямо с ума сойти можно.
— И это я тебе обеспечить могу, — отпустил парня. Напасть он не пытался, даже наоборот, тянуло от Дженго страхом и чувством вины. — Что за дела, рассказывай.
— Я тут уж два часа, и наших видел, ну с Бийи, Талора и Кали, и с других наших планет, — охотно объяснил республиканец. — Так они странные какие-то. Вот, например, мой кореш, Пунго, мы с ним вместе в армии служили ещё в системе Падших, не разлей вода были. И отцы наши дружили, и деды, мы же бийцы, традиции чтим. И сюда, на планету, когда-то вместе попали, на одном деле погорели. Всегда, когда встречаемся, мы помним, кто нам друг, а кто враг. Так он мне даже не обрадовался, когда увидел, как будто мы в Империи родились или того хуже, в Федерации. Ни вопросов о семье, ни воспоминаний о том, как через болота пробирались на пятой планете и хумбов отстреливали, или о том, как хранилище взламывали на станции в системе Пяти колец и заложников убивали. Будто чужой человек. А главное, не помнит он, как сюда попал. Вот пересылку, как на планете оказался — это ещё кое-как, а последние год-полтора как отрезало.
— Ну бывает такое, позабыл человек. Переволновался.
— Нет, не то, — техник аж за руку меня схватил. — Ему эти твари явно в мозги залезли — он же не удивляется потери памяти, считает, что так и надо. Пришельцы постарались, которые тут командуют.
— А кто тут командует?
— Похоже, главные здесь сидят, — Дженго кивнул на цилиндр, — а в лагере конфедераты заправляют, но не все. Есть такие, кто при тварях, а есть обычные пленники. Но у надсмотрщиков тоже мозги прочищены, точно говорю. Они уже и не люди совсем, словно мехи тупые.
— А ты там уже был? — я показал на вход.
— Не, страшно, — республиканец аж плечами передёрнул. — Посижу немного, а потом придётся, наверное, ко мне уже подходили, сказали, если не отмечусь, то утилизируют. Ты сходи, Дэн, а, разведай там всё? Узнаешь если что, расскажешь.
Я усмехнулся.
— Ты, похоже, совсем страх потерял. Не забывай, долг у тебя передо мной неоплатный. Точнее говоря, только жизнью можно оплатить.
Дженго часто-часто закивал.
— Я готов, только вытащи меня отсюда, что скажешь, то и буду делать, Бийей поклянусь. Про тебя говорят, что ты из любой дыры можешь выбраться, сейчас самое время.
— Кто говорит?
— Так Чесси и говорила.
— Если я такой везучий, чего вы меня грохнуть хотели?
— Она приказала.
— Ну не послушались бы.
— Чесси? — парень аж задохнулся. — Она же наш герой, Открывшая Портал. Да если даже просто посмотрит или слово скажет, уже великая честь, я, когда на Бийю вернусь, и покажу, что с ней был знаком, сразу в авторитете окажусь, девки все мои будут, и в деревне главным стану. Да мы все за неё на смерть…
— Это мы уже обсуждали, — напомнил я. — Устрою тебе в любой момент, тем более что предательство именно так и наказывается. Жестокой, мучительной и кровавой смертью.
Дженго кивнул. Похоже, это его не очень-то и расстраивало.
— Ладно, стой здесь, никуда не уходи, а я в распределитель схожу. Всё равно от тебя толку мало.
Переступив порог цилиндра, я понял, почему снаружи он показался мне пустым. Узкий проход и стены толщиной в три метра позволяли видеть только то, что находится напротив входа, и шесть кресел, стоящих по контуру, можно было увидеть, только оказавшись внутри.
Над креслами, в которых сидели люди, горели надписи — «Федерация», «Конфедерация», «Империя», «Республика» и «Совет». Шестое кресло обошлось без уточнений, к нему я и направился.
В кресле сидела молодая женщина в обтягивающем чёрном комбинезоне с серебряным узором на плече. Открытыми были только кисти рук и голова, выбеленные волосы скрывали один глаз. Но мне хватило и второго — он был совершенно без белка, абсолютно чёрным. Потолок нижнего этажа находился на десятиметровой высоте, заливая помещение противным зеленоватым светом, и в глазу плясали зелёные искорки.
— К какому государственному образованию ты себя относишь? — приятным грудным голосом спросила женщина. Ни один мускул на её лице не дрогнул, слова она произносила, едва приоткрыв рот и практически не артикулируя. В эмоциональном плане она тоже, если верить моему шестому чувству, была практически пуста.
— Свободный гражданин галактики, — не стал я скрывать. — Отрицаю любые формы правления. Анархия — мать порядка. Только народ может решать свою судьбу.
Был у нас на Весте старатель, Айра Бржецкий, потомственный революционер. Отличный парень, и выпить не дурак, и за девками прошвырнуться, и за премией в первых рядах. Но когда напьётся, сразу за равноправие речи зажигал, за то, что продукты труда должны распределяться между всеми поровну, и что любое государство — это аппарат угнетения. Вот от него я и наслушался, только не долго с нами Айра пробыл. Говорят, продавал ресурсы налево какой-то африканской корпорации, поэтому, когда это раскрыли, быстро со малой планеты слинял куда-то в сторону внешних баз. Но память о нём и двух сотнях гульдах, которые он мне так и остался должен, ещё жила.
Женщина кивнула, протянула руку ладонью вверх, над ней зажглась крохотная красная звёздочка, её отражение наложилось на зелёные искорки в глазу. Она равнодушно смотрела на меня, а я — на неё. Мама в детстве учила меня всякую фигню у незнакомых людей не брать, потому что эти сволочи, по её словам, только и ждали, чтобы покалечить бедного дитятку. Ну а потом я уже сам понял, что лучше, если отбираешь, а не берёшь — по крайней мере, шансы повыше, что полезная вещь достанется.
— Возьми, — пауза затянулась почти на минуту, но мою собеседницу это, похоже, не волновало.
— Нет, — решительно ответил я. Тут уже наступил черёд правила папы — если что-то предлагают, сразу не соглашайся, наверняка у них есть что-то получше. — Мне кажется, ты способна на что-то большее. Не на эту мелочь.
Через проход в холл зашёл ещё один посетитель, мужчина неопределённого возраста, и решительно направился к креслу с надписью «Конфедерация». По его возбуждённому виду и эмоциональному фону было понятно, что у посетителя накопилось множество вопросов и претензий, и сейчас он их своему собеседнику вывалит, но представитель чужих, подождав, когда мужчина подойдёт достаточно близко, быстро поднялся, зажёг на ладони такую же искрящуюся фигню, и влепил её пленнику в лоб.
— Идентификатор присвоен, — ровным голосом сказал он, и уселся обратно. — Без уровня ценности. Блок двадцать один. Вон отсюда.
Конфедерат очумело помотал головой, посмотрел почему-то на меня, и попятился к выходу.
— Лихо он его, — подмигнул я женщине, дотронувшись до пистолета. — Но ты так не делай.
— Оружие здесь не действует, — спокойно сказала она, пошевелила пальцами, и звёздочка впечаталась мне промеж глаз.
Чувство было такое, словно в мозг раскалённую спицу воткнули, боль затопила меня мгновенно, только включённые опоры ботинок позволили устоять на ногах. Какая-то сволочь ковырялась пальцем в моей черепушке, находя самые чувствительные места, она словно выдирала оттуда мою личность. Но не успел я как следует испугаться, как всё это прошло. Будто что-то протянуло свою руку, и сжало звёздочку в кулаке. И погасило.
— Идентификатор присвоен, — женщина чуть кивнула. — Устойчивость к воздействию — выше средней. Определён уровень ценности. Отправляйся в блок семнадцать. Следующая процедура привязки — через сто часов.
Мне не показалось — погасшая звёздочка явно своей хозяйке ответила утвердительно. И в то же мгновение я почувствовал, что теперь моим телом управляю не я. Ноги развернули туловище к выходу, руки безвольно опустились, и я, ведомый непонятно кем, зашагал к выходу, подшаркивая. И только когда вышел на улицу, и уселся на отполированный камень, меня отпустило.
— Критическая ситуация, — проснулся симбионт. Что-то в последнее время он оживился. — Управление телом возвращено носителю. Воздействие младшей слуги му-анг нейтрализовано. В протокол безопасности внесены дополнения.
Мне даже обидно стало. Эллипсоид, значит, малый убийца, эта с чёрным глазом — младший слуга, а я, между прочим, не какая-то шелупонь, а самый что ни на есть звёздный лорд каких-то там островов. И вполне достоин хотя бы среднего слуги. Или старшего дворецкого.
— Вот сейчас я ног не чувствовал, твоих рук дело? — не надеясь на ответ, спросил я симбионта.
— Я — это ты, — неожиданно ответил тот. И снова скрылся медитировать.
Дженго у входа не оказалось, не бросился он ко мне с расспросами, наверное, опять по знакомым пошёл, или утилизировали парня. А нечего ждать, вон, побывал я в цилиндре, и ничего, все воспоминания при мне, и как сюда попал, и как на корабле республиканцев и синтов очнулся. Год в космосе не помню, но это и понятно — проспал.
Отхлебнул из тубы малиновую жидкость, и выплюнул на землю — еда отдавала тухлой рыбой и ещё чем-то несвежим. Бродившие по дорожкам люди истощёнными не выглядели, видимо, где-то они ели и пили, наверняка в этих самых блоках, и наверняка что-нибудь повкуснее. К тому же я был ценным пленником, а значит, мне полагалось усиленное питание и освобождение от работ.
Блок семнадцать был похож на остальные, если он и предназначался для привилегированной части пленных с повышенной ценностью для пришельцев, то внешне это никак не проявлялось. Здание было разделено на две неравные части, в правой от входа располагалась столовая с пищевыми автоматами, в которых удалось наконец-то найти что-то условно съедобное, со вкусом пережаренных грибов, и дезинфекционные камеры, а в левой — жилые помещения. Отсеки для заключённых были похожи на пеналы — норы метр на метр и четыре в длину, в пять рядов. Только чтобы забраться туда, и уснуть, но с этим я решил повременить. Пока что из покрытых куполом двенадцати квадратных километров я видел только десятую часть, да и о побеге, о котором говорил республиканский предатель, тоже надо было подумать. Так что быстро осмотрелся, и вышел наружу.
Я бродил по территории, накрытой куполом, уже несколько часов. Про пейзаж и его обитателей можно было сказать одним словом — однообразие. Однообразные пеналы домов, с жилой и общей частью, однообразная еда в автоматах, без ограничений, заходи и бери, да и люди все похожи, и не только одеждой. Словно роботы, с неподвижными лицами, чёткими, уверенными движениями, скупой динамикой, они никуда не торопились и всё время были чем-то заняты — переносили грузы, настраивали механизмы, и при этом практически не разговаривали. Похоже, друг друга они понимали без слов, а меня понимать вообще отказывались.
Нет, если задать вопрос, каждый из них охотно отвечал. Только никто из жителей купола не помнил, что произошло после открытия портала, вот как отрезало у них эти воспоминания. И о прошлой своей жизни говорили они совершенно без эмоций. Слабые отблески радости, злости и прочих чувств присутствовали, но настолько сглаженные, что ими можно было пренебречь. в\Когда я повалил одного из пленников на землю и наподдал ему ногой, он встал, отряхнулся, и пошёл дальше по своим делам, ни злости, ни обиды, только сосредоточенность.
Все пленники были заняты — одни пасли дронов-ремонтников, другие — просто ходили туда-сюда, третьи со сосредоточенным видом стояли на месте и смотрели в одну точку. Куда-то вверх, в высшую точку полусферы.
И всех их объединяло одно — полное отсутствие агрессии и готовности на агрессию ответить. Один конфедерат поблизости от площадки с излучателями, явно свежачок, набросился на другого, молотя кулаками, только за то, что они были из одной линии клонов, и вроде как братья, и тот, второй, отказывался отвечать взаимностью.
— Эй, — окликнул я новенького, — это бесполезно.
Но в ответ получил только раздражённый взгляд и чёткое указание, куда посторонним надо идти со своими советами. Больше я во внутрисемейные разборки не вмешивался, но в глубине души порадовался тому, что есть ещё среди нас нормальные люди.
Кроме цилиндра, на огороженной территории были ещё два выбивающихся из общей унылости здания. В южной части, почти у границы, в десятке сантиметров над землёй висел чёрный пятнадцатиметровый куб. Я упёрся руками в прохладную стену и попробовал столкнуть его с места — силой трения о воздух можно было пренебречь, и оставалась только инерция, и ещё моя самонадеянность, но куб ожидаемо не шелохнулся.
А на противоположной стороне обнаружилась пирамида схожего размера, тоже чёрная, и тоже висящая над землёй. До неё я добрался через два часа, уже собираясь бросить всё и отправиться спать. Как и у куба, у пирамиды была абсолютно гладкая поверхность, но хотя бы не вертикальная, и я попробовал на неё забраться. Это оказалось на удивление легко, несмотря на крутой подьём, расстояние было небольшим, и буквально через минуту я очутился на самом верху.
С пятнадцатиметровой высоты можно было рассмотреть часть территории, покрытой куполом. Низкие блоки жилых зданий не мешали, так что оставалось только напрячь зоркий правый глаз и хорошенько всё запомнить. Куб я не видел — он находился за центральным цилиндром, зато площадка, куда прибывали шары, отлично просматривалась. Туда как раз заходил на посадку очередной похититель, а ещё один висел вверху, ожидая своей очереди. Тут легко было понять, что шары могут преодолевать купол в обоих направлениях. Значит, один из вариантов побега — захватить чёрный шар.
Почти на самой границе огороженной территории обнаружилось приземистое чёрное здание, которое у пленных пользовалось популярностью. Люди входили и выходили через три входа с южной стороны. Наверняка, какой-нибудь бар или бордель, который надо было срочно обследовать. Местные, как я уже успел понять, спиртное не пили, зато по части всяких психоактивных веществ продвинулись далеко вперёд.
С этой мыслью я решил было слезть с пирамиды, но внезапно почувствовал вибрацию. Поверхность неожиданно сделалась упругой и тёплой, и теперь мелко дрожала. На ней начали проступать мелкие узелки, аккурат как внутри шара-похитителя, они так же легко отделялись, и тоже были привязаны чёрными жгутиками. С незнакомыми вещами лучше не играть, прижал обратно вытянутый узелок, и придавил его для надёжности пальцем. И неожиданно ладонь до самой кисти провалилась вовнутрь.
Симбионт что-то заверещал на непонятном языке, перед глазами появились странные символы, которые мой внутренний помощник напрочь отказывался переводить. Закорючки разной толщины, составленные из множества линий, образовали узор, который наплывал на меня, вызывая головокружение. В глазах потемнело, холодный пот выступил не только на лбу, и вообще, слабость какая-то разлилась по всему телу. Проблемы, воспоминания, чувства словно отодвигались, образуя между собой и разумом пустую территорию, куда пыталось пробраться это узорчатое новообразование.
Но у него не получилось, усилием воли я притянул то, что составляет человеческую сущность, обратно, выдернул ладонь из пирамиды, и скатился вниз. Состояние было как после долгого боя, который наконец-то закончился в мою пользу, тут и опустош ённость, и усталость, и радость победы, и понимание, что одна выигранная битва — это ещё не вся война.
— Ну нафиг, — сказал я себе, — хватит на сегодня впечатлений. Бар — подождёт.
И отправился в семнадцатый блок.
Проснулся я ранним утром, почти ещё ночью, от ощущения, что происходит что-то важное — купол свет снаружи пропускал свободно, равно как и темноту обеспечивал в нужное время. В индивидуальном пенале было удобно и уютно, тут пришельцы постарались, оборудовали и регулировку микроклимата, и повышенное содержание углекислого газа в воздухе ночью и кислорода — перед подьёмом. Но по моим внутренним часам чипа имперской базы, для завтрака было ещё слишком рано, скорее — для ночного перекуса.
Разблокировал дверцу пенала, свесился вниз и увидел, что все остальные жилые модули открыты, и в них никого нет. Вчера насчитал минимум полсотни обитателей семнадцатого блока, и это только тех, что попались мне по дороге, и вот сейчас словно испарились они.
Спустился, вышел на улицу, и тут же влился в стройный ряд стоящих на дорожке пленников. Все они смотрели в сторону цилиндра, а точнее, метров на пятьдесят выше — на этой высоте висела пирамида. Обитатели лагеря не разговаривали, не шевелились, даже не моргали, а тупо смотрели на эту чёрную штуку, которая светилась неярким красным цветом.
— Эй, что тут происходит? — спросил я у ближайшего соседа по блоку, но тот не ответил, словно не слышал.
Точно так же проигнорировал меня и следующий, и ещё один, все они стояли и пялились на пирамиду. А та словно радугой покрылась, разноцветные лучи волнами расходились по всему пространству купола. И тут люди начали улыбаться. Это было страшно, тысячи и тысячи лиц с картонными улыбками, которые становились всё шире и шире. Под конец, когда пирамида полыхнула чем-то чёрным, я вроде даже как услышал звук ломающихся челюстей, но стоило свечению погаснуть, и люди снова стали почти нормальными. Только всё ещё неразговорчивыми, они выстроились в очередь, и расходились по своим пеналам. Я уж было решил тоже отправиться спать, как увидел знакомое лицо. Оно, в отличие от остальных, было живым, глаза на нём с интересом осматривали всё вокруг и предсказуемо уткнулись в то место, где я стоял. Но там меня уже не было.