Мученик Саббат

XI. ЧАСОВНЯ НИГДЕ

Это была часовня, старая и обветшалая, похороненная в зеленых сумерках деревьев. Ее стены обвивали плющ и цветы. Ярко-зеленый лишайник разрушал камень. Ошеломленные, испуганные, Макколл с Белтайном шли за Гаунтом вдоль частично обрушившейся стены, через старые ворота, к двери. Аромат вернулся, цветочный аромат. Он был таким сильным, что Гаунт едва не чихал.

Это был ислумбин.

Гаунт толкнул дверь и вошел в холодный сумрак часовни. Интерьер был незамысловатым, но хорошо сохранившимся. В конце рядов скамей, на Имперском алтаре горела свечка.

Гаунт пошел вдоль рядов к каменному изваянию Императора. На грязных стеклах узких окон он видел изображения Святой Саббат среди достойных. Макколл и Белтайн шли позади.

— Как это может быть здесь? — спросил Макколл.

Белтайн не ответил. Он знал, чем это было, и мысли об этом слишком пугали его, чтобы он мог говорить.

— Итак,— пробормотал голос из темноты. — Наконец-то ты здесь. Она была такой же, как и тогда: очень старой и слепой. Полоска черного шелка была у нее на глазах. Ее серебряные волосы были туго стянуты позади черепа. Годы согнули ее, но стоя прямо она бы возвышалась над Гаунтом.

Нельзя было ошибиться в ее красных и черных одеждах.

— Сестра Элинор,— сказал Гаунт. — Мы снова встретились.

— Встретились, Ибрам.

— Это похоже на Часовню Обильного Святого Света, Веник,— сказал он.

— Это она.

— Я думал, она была на Айэкс Кардинале, очень далеко отсюда.

— Была когда-то,— сказала Элинор Закер. — Но ее там не было очень давно, даже тогда, когда ты ее посетил в прошлый раз. Она существует сейчас как память, память, где я могу жить. Белтайн тихо застонал. Макколл быстро моргал.

— Кого-то слышать такое приводит в уныние,— сказала она, наклоняя голову. — Ты не один?

— В этот раз нас тут трое. Я, Белтайн и мой старший разведчик. Она села на одну из скамей, нащупывая путь рукой и опираясь на посох другой. — Значит... это уже Херодор? — сказала она. — И на него напали?

— Да,— сказал Гаунт. — И опасность растет. Вы можете направить нас?

Она откинулась к спинке скамьи. — Божественные силы дозволяют мне только советовать.

Но вещи стали более опасными с тех пор, как я с тобой говорила. Силы и элементы, которые не предвидели таро, вошли в механизм. Чтобы уравновесить это, мне дозволено говорить с тобой снова.

— Вы пытались выйти на контакт. Я извиняюсь, что игнорировал знаки. Я был занят. Он сделал паузу. — Кем дозволено?

Она повернула голову к нему. Это был плавный поворот шеи человека, который приучился к прицельным сенсорам шлема. Точно так же, как и при их первой встрече, Гаунт чувствовал, как будто она целится в него.

— Божественные силы. Их имена не стоит произносить, потому что они слишком обнадеживающие.

— Так, говорите, сестра,— сказал Гаунт. — Время не ждет. Беати со мной, но она все еще может умереть от руки архиврага. Не надо больше загадок.

Элинор Закер начала. — Она с тобой?

— Да,— сказал Гаунт.

Она слегка улыбнулась. — Ох, мой Бог-Император, наконец-то...

— У нас так мало времени... — подгонял Гаунт.

— Механизм такой хрупкий...

— Замолчите! — рыкнул Гаунт. От силы его голоса Белтайн подпрыгнул. Макколл смотрел, не отрываясь, сузившимися глазами. Он видел – и, что более важно, принял – чудеса раньше.

— С меня хватит неопределенности и загадочного дерьма! — резко бросил Гаунт. — Скажите мне! Просто скажите мне! Если вы можете помочь мне победить, помогите мне победить! Если нет, какого феса вы сначала втянули меня в эту ерунду?

Она не ответила.

— Сестра?

Она положила руки на колени. — Ты сам втянул себя тогда, когда служил Беати на Хагии.

Ты сам втянул себя тогда, когда пожалел Брина Майло и вытащил его из огня Танита. Ты сам втянул себя тогда, когда слушал рассказы Магистра Войны Слайдо о сражениях Эпохи Саббат, и поклялся своей кровью, что закончишь его работу. Ты сам втянул себя задолго до того, как даже родился, до того, как родились твои предки, для тебя и твоих Призраков – это маленькая часть явленной судьбы, такой великой, что даже отсюда, даже с наивысшей ее точки, мы не можем увидеть ее начала или конца. Гаунт сглотнул. — Понимаю,— заикаясь сказал он.

Она ему кивнула. — Я знаю, что ты не понимаешь. Все, что тебе нужно понять сначала, тебе нужно сыграть свою роль в жизни Майло. Он жизненноважен. Жизненноважен для того, что будет дальше. Но пойми вот что, никакого дальше не будет, если тебя здесь постигнет неудача.

— Здесь? На Херодоре?

— На Херодоре,— эхом повторила она. — Здесь везде зло, даже большее, чем изначально ожидалось. Но все-таки, самое большое зло внутри. Внутри твоего тела.

— Вы используете слово, как ДеМарчезе использовал его. Тело, в значении вооруженных сил. Мои Призраки?

— В самом деле. Ты обучился с тех пор, когда мы последний раз встречались.

— Да, сестра,— сказал Гаунт.

— Тогда ладно. В последний раз. Зло состоит из двух частей. Две опасности: одна – настоящее зло, одна – недопонимание. В последнем ключ. Ты же помнишь, что это важно, потому что комиссары ужасно рады стрелять по любому поводу. Ключ сейчас более важен для тебя, чем когда-либо. И наконец, позволь своему самому острому глазу показать тебе правду. Вот и все. Там будут девять.

— Что вы сказали...? — начал Гаунт.

Реальность лопнула, как мыльный пузырь.

Гаунт был рядом с Макколлом и Белтайном в очень пустой и очень разрушенной комнате.

— Что, именем феса, только что произошло? — спросил Макколл.

Белтайн дрожал от страха и замешательства.

— Девять... — пробормотал Гаунт. — Бел. Доставай вокс. Выясни, где сейчас Сорик.

В темноте, распространившаяся резня в Цивитас стала более видимой. Целые кварталы на внешних окраинах и склонах пылали, и пожары распространялись вокруг северных сторон башен улья один и два. Гаунт не был абсолютно уверен, когда упал городской щит, но он давно исчез, и ветра с севера дули на Цивитас и поддерживали огненные шторма.

Имперские солдаты и команды поддержки спасались бегством на юг по улицам Склона Гильдии, некоторые пешком, некоторые в ревущих транспортниках и грузовиках. Вторая линия была полностью уничтожена.

В спешке, три взвода Гаунта уже добрались до атмосферного процессора на Площади Фензи, и там сели на четверку транспортников СПО, которые провезли их последнюю треть Склона Гильдии до цитадели в районе верхнего города, которая служила главными бараками Полку Цивитас.

Цитадель была по большей части неповрежденной. В нее попали несколько снарядов из дальнобойных пушек, но основная структура здания, выходящая на Принципал I, выстояла. Внутри двора для сбора, собрались сотни солдат Херодора, загружающих запасные орудия на ожидающие транспорты.

Гаунт спрыгнул со своего транспорта и осмотрелся, пока Макколл и Эулер делали перекличку. Ночной воздух был едким от выхлопов, и звенел от настойчивых криков людей вокруг. Гаунт посмотрел наверх. Район верхнего города был основой для ульев, и их огромные формы возвышались над ним, головокружительно высокие и обнадеживающе массивные. Они не были башнями, они были вертикальными городами, и они были циклопическими сооружениями. Гаунт глубоко вдохнул. Он и забыл, как они были огромны. Они должны выстоять, какое-то время, по крайней мере.

— Гаунт! — Он повернулся, когда услышал свое имя, и увидел Биаги, проталкивающегося сквозь толпы к нему. На маршале ясно было видно его участие в битве. Поспешно наложенная повязка была у него на бедре.

Гаунт отдал честь. — Я так думаю, что мы сейчас отправляемся в улья? — сказал он.

— Старый Улей,— сказал Биаги. — Лорд Генерал и чиновники Цивитас отступили туда. Мы установим нашу защиту вокруг них.

— Разве Старый Улей не наиболее уязвимый? — спросил Гаунт. — Он древний, и далеко не такой крепкий, как остальные ульи.

— Старый Улей – основа культуры Херодора,— сказал Биаги. — Он – наше сердце. Там Священные Купальни, и самые старые места поклонения. Если мы и сконцентрируемся где-то, то это должно быть там. Выводы были мрачными. Другие башни останутся без защиты. Их жители погибнут. Должно быть это было тяжелым решением для Биаги.

Гаунт подловил себя. Нет, решение было простым. Оно в точности совпадало с тем, которое он сделал во время падения Танита. Целое не может быть спасено, и все попытки сделать это будут обречены.

Единственным курсом действий было сконцентрировать все усилия, чтобы спасти часть.

Биаги уставился в сторону на колеблющееся огненное зарево, освещающее северное небо.

— Если подумать, я запретил вам использовать огнеметы, Гаунт. Смотрите, как горит мой город.

— Будьте благодарны, сэр, что я проигнорировал ваши приказы. Если бы не мои огнеметы, ваш город запылал бы гораздо раньше, и в гораздо больших местах.

Гаунт посмотрел на Биаги. — Я по пути послал сигнал. Касательно моего солдата сержанта Сорика?

— В самом деле. Я сопроводил его вниз из улья, как вы просили. Что в нем такого особенного?

— Идемте со мной, и мы может быть выясним.

В сопровождении Белтайна, и собственного связиста Биаги – офицера Сайреса, Гаунт и маршал быстро вошли в цитадель Полка Цивитас. Аварийные огни были включены, и коридоры были залиты тусклым зеленым светом. Люди в спешке проходили мимо них командами, неся ящики с припасами или толкая боеприпасы на тележках.

Старая крепость была вычищена от всего, что могло пригодиться.

— Есть что-нибудь от Калденбаха? — спросил Гаунт.

— Короткие сообщения. Его поймали в карман к западу, но у него осталось еще несколько единиц бронетехники.

— А от Беати?

— У нас сейчас трудности с определением ее местоположения. Я умолял ее отступить.

— Как и я. Это обязательно. Вы понимаете, что эта война чисто символическая?

— Эта мысль посещала меня,— сказал Биаги.

— Не дайте мысли исчезнуть. Держитесь ее. Это все из-за Беати. У Херодора нет стратегической важности. Придя сюда, она превратила этот мир в цель. У этого вторжения только одна причина. Найти ее и убить. Она манит. Если мы признаемся в этом и используем это, у нас, может быть, и появится шанс.

— А она это понимает? — сказал Биаги.

Гаунт бросил на него взгляд. — Меня больше волнует, почему она сначала пришла сюда, маршал.

— Понимаю,— сказал Биаги.

Они подошли к шлюзу безопасности, запертому на три замка. Два часовых СПО стояли по бокам от него, и быстро удалились, когда Биаги отпустил их. Маршал вставил свой авторизационный ключ в гнездо, и шлюз с шумом открылся. Камера за ним была освещена белой люминесцентной лампой.

Это был карцер крепости.

Группа вооруженных Призраков ожидала их внутри: Мерин и его отряд, в качестве охраны.

— Сэр! — резко сказал Мерин.

— Мы можем с этим справиться, сержант. Идите к эвакуационному транспорту. Встретимся в Старом Улье. Мерин кивнул. Он выглядел злым. — Вы должны были его пристрелить, сэр,— сказал он.

— Прошу прощения, Мерин?

— Он отброс. Мерзость. Я знал это. Я говорил Комиссару Харку. Ублюдок должен был быть давно казнен.

— Это твое мнение, не так ли, Мерин?

— Сэр, каждое мгновение, пока он живет, он позорит наш полк! Я не знаю, почему вы не сделали свою работу комиссара, и не пристрелили этого ублюдка...

Удар Гаунта застал Мерина врасплох и удивил всех вокруг них. Мерин растянулся на спине, держась за свой окровавленный рот.

— Агун Сорик служил Призракам с уважением, Мерин. Он сам отправил себя под арест, и он все еще может доказать что он что-то другое, отличное от страшилища, которого ты боишься. Что качается позора, то ты с этим сам неплохо справляешься. Гаунт посмотрел на людей из взвода Мерина. — Я – комиссар. Это мое дело – судить.

Но, в отличие от Китлов в этом чертовом космосе, я не буду принимать поспешных решений. Сорик будет жить или умрет только по моему слову. Ясно?

Раздались нервные возгласы. Гаунт посмотрел вниз на Мерина. — Убирайся с моих глаз и молись, чтобы я не вспомнил о твоей дерзости, когда мы снова встретимся.

Фаргер и Гахин подняли своего сержанта на ноги, и четырнадцатый взвод покинул помещение.

— Я думал, что Мерин был одним из ваших лучших? — сказал Биаги.

— Так и есть, хотя и звучит невообразимо.

— Тогда, что он имел ввиду? Об этом Сорике?

— Я хочу, чтобы вы были снисходительны, Биаги. Сорик недавно пришел ко мне и признался. Он – псайкер.

— Он тут,— сказал Дорден, показывая четырем солдатам на дверь пятой камеры. Танитский доктор вызвался лично сопровождать Сорика. Астропат в робе и два огромных человека в длинных серых кожаных плащах стояли у двери камеры. Люди в сером, держащие силовые пики, были офицерами-укротителями из кадров санкционированных псайкеров. Провода аугметических подавителей были вшитыми в уши и глазные впадины.

— Я слышал, что ты сказал. Мерину, только что,— сказал Дорден.

— Слышал? Полагаю, что начинаю соответствовать вашим высоким стандартам, доктор? — Дорден саркастически улыбнулся. — Я вот только одного не понимаю,— сказал он. — Ранее, ты мне сказал, что веришь, что варп никогда не открывает правду человечеству, особенно нетренированным и несанкционированным.

— Я поменял свое мнение,— сказал Гаунт. — Я и не тренированный и не санкционированный, но, как легко указал бы на это Цвейл, божественные силы, или что-то другое, выбрали меня, чтобы говорить со ними. Всего лишь этим днем, в маленькой часовне, я...

— Что?

— Забудь. Здесь?

Дорден открыл шлюз камеры.

Сорик лежал на перфорированной металлической кровати, под жестким светом люминесцентных ламп.

Он был сильно избит. Дорден сделал все, что мог, чтобы подлатать его.

— Фес! Что случилось?

— Взвод Мерина случился. Они провели его через ад по пути сюда.

— Ублюдки. Невежественные ублюдки...

— Что это за черт? — пробормотал Биаги, наклоняясь, чтобы собрать несколько, из сотен, обрывков голубой бумаги, которые валялись на полу. Гаунт посмотрел через его плечо. Бумаги в руках маршала были покрыты малопонятными каракулями.

— Я бы сказал, что они вырваны из стандартного Гвардейского пакета с приказами,— сказал Белтайн.

— Вы давали ему бумагу? Писчие принадлежности? — спросил Биаги у укротителей.

— Нет, сэр,— проворчал один из них, его голос был монотонным из-за аугметической голосовой коробки. — Мы забрали все личные вещи у заключенного. Но они к нему возвращаются.

— И что за черт это означает? — спросил Биаги.

Укротитель подошел к Сорику и обыскал его. Сорик застонал от прикосновения. Укротитель вытащил латунную гильзу для сообщений из кармана штанов Сорика.

— Не могу сосчитать, сколько раз мы забирали это у него. Каждые несколько секунд, это исчезает из нашей сумки с уликами и появляется у него в кармане. Укротитель открыл гильзу и вытряхнул еще одну голубую бумажку. — И каждый раз здесь другая записка.

— Вы такое уже раньше видели? — спросил Гаунт.

— Нет, сэр,— сказал укротитель.

Гаунт опустился на колени возле Сорика. — Агун? Шеф? Ты меня слышишь?

Единственный глаз Сорика открылся, сжимаемый опухшей плотью на его отекшем лице. Глаз был налитым кровью.

— Полковник-комиссар, сэр,— вздохнул он.

— У нас мало времени, шеф. Расскажи мне о девяти.

— Так устал... так больно...

— Шеф! Вы рисковали, чтобы рассказать мне раньше! Расскажите мне сейчас! — Сорик медленно кивнул, и, с помощью Дордена, сел.

— Девять приближаются,— сказал он.

— Девять?

— Девять,— повторил он сквозь боль. — Мне так жаль, сэр. Я никогда не представлял угрозы в...

— Об этом позже, Агун. Расскажи мне о девяти.

— Девять. Гильза рассказала мне о девяти. Потому что девять – священное число Беати...

— Девять святых ран,— торжественно сказал Биаги.

— Девять святых ран,— кивнул Сорик. — Я видел ее. Она смотрела на меня. Прямо на меня. Она знала...

— Шеф! Шеф! Давайте, оставайтесь со мной!

Сорик обмяк и упал. Гаунт посмотрел на Дордена. — Ты можешь что-нибудь сделать?

— Это поможет нам? Конечно. Это поможет ему? Нет. К тому же, если он то, чего ты опасаешься, то укол адреналина может быть не самой хорошей идеей.

— Я думаю, что мы должны попытаться воспользоваться этим шансом,— сказал Гаунт. — Согласны? Биаги кивнул. Укротители зарядили свои копья. Резкий запах озона наполнил маленькую камеру.

Дорден воткнул одну дозу в руку Сорика и промокнул ранку тампоном, вымоченным в алкоголе. Сорик затрясся в судорогах.

Затем он резко очнулся и уставился здоровым глазом на Гаунта.

— Сэр?

— Расскажи мне о девяти, шеф.

— Девять. Вот, что оно говорило. Оно не может об этом замолчать. Сорик поднял руку, и Гаунт увидел, что в ней латунная гильза для сообщений. Как, фес ее, она вернулась ему в руку?

— С самого Фантина, когда меня ранили на Фантине, вещь была там. Не разговаривая со мной, вы понимаете. Писав мне. Все очень цивилизованно. Я открывал гильзу и вуаля! Там еще одно сообщение. Уйти влево, уйти вправо, идти к той стене... все такое дерьмо. Бог-Император, я знал, что должен! Я должен был рассказать вам все давным-давно!

— И почему ты об этом не беспокоился? — спросил Гаунт.

— Потому что, это было написано моим почерком. Я люблю пропустить стаканчик-другой, вы это знаете, сэр. Я удивлялся... я это написал и забыл...?

— Все те сообщения?

— Нет. Нет! Ну, в начале всего, немного. Потом, когда я осознал, что это было чем то большим, я был очень напуган.

— Чем?

— Людьми, как вы,— сказал Сорик, указывая на Гаунта. — Людьми, как они,— кисло добавил он, делая жест в сторону укротителей.

— Майло сказал мне, что я должен сделать,— сказал Сорик. Гаунт бросил взгляд на Белтайна. — Он сказал мне быть мужиком и признаться.

— Что... что гильза говорит тебе сейчас, шеф?

— Гильза всегда знает. Она знала о Херодоре задолго до того, как нас направили сюда. Она знает. Она просто знает. Девять. Девять приближаются.

— Девять чего?

— Девять убийц.

— Приближаются, чтобы убить Беати?

Сорик кивнул.

— На Херодоре большая армия, пытающаяся убить Беати,— сказал Биаги.

— Но девять – особенные. Их выбрал Магистр. Они в глубине нашего фронта. Гильза так говорит. Настолько глубоко, чем мы даже можем представить.

— Что они такое? — спросил Гаунт.

— Подождите,— сказал Сорик. Он положил гильзу обратно в карман, и затем снова ее вытащил.

Когда он открыл ее, там был хрупкий листок синей бумаги, лежащей внутри.

Он разгладил листок, чтобы прочитать, и держал его близко к своему покалеченному глазу.

— Девять. Снайпер. Три псайкера. Три рептилии. Фантом. Машина смерти.

Снаружи камеры, Гаунт тяжело прислонился к стене и вытер пот со лба.

— Вы почувствовали это там?

Биаги кивнул.

— Как будто внезапный наплыв, такой горячий, такой влажный...

— Он псайкер. Его нужно сжечь.

— Нет, пока он полезен. Забудьте о войсках вторжения, архивраг высадил специалистов убийц в Цивитас. Нам нужно быстро их найти.

— Но...

— Думайте, Биаги! Я говорил вам, что эта война символическая! Все, что имеет значение, все, чего стоит ваш мир – это жизнь и смерть Беати. Мы должны найти этих убийц и убить их до того, как они добьются своего.

Биаги пожал плечами. — И что нам известно? Он нам слишком мало рассказал. Снайпер...?

— Я думаю, уже мертв,— сказал Гаунт. — Один мертв. Рептилии...

— Мы знаем, что здесь где-то локсатли,— сказал Дорден. Гаунт кивнул.

— Он упоминал фантома,— сказал Биаги. — Я беседовал с солдатом по имени Боулс, всего лишь тридцать минут назад. Он рассказал мне, как Ландфрид и целая огневая команда была уничтожена призраком, который появился ниоткуда.

— Призраком? — эхом повторил Дорден.

Биаги улыбнулся. — Простите меня. Привидением. Боулс опытный ветеран. Он был уверен, что это было пиратское дьявольское отродье.

Гаунт вздрогнул. С тех дней, когда он был кадетом, за много лет до Балгаута, ему не приходилось сталкиваться с этими ужасными убийцами, так называемыми темными эльдарами.

— Что насчет трех псайкеров? И этой... как он это назвал? Этой машиной смерти?

— Мы найдем их,— сказал Гаунт.

— Как? — рассмеялся Биаги.

— Мы найдем Беати. Они все ищут ее.

— Что означало пророчество, сэр? — спросил Белтайн, пока шел с Гаунтом через шлюзы наружу.

— Сестра Элинор сказала, что есть две опасности: одна – настоящее зло, одна – недопонимание. Я верю, что недопонимание – это Сорик. Помнишь, она сказала мне быть осторожным, потому что комиссары ужасно рады стрелять по любому поводу. Это кажется подходящим. Он – ключ, и я бы его казнил до того, как обнаружил бы это.

— А что про другое?

— Ну, это то, что мы сейчас ищем.

— И что она там сказала в конце... «Позволь своему самому острому глазу показать тебе правду»? — Гаунт кивнул. — Подними все подразделения, которые все еще в поле. Скажи им, что Беати в опасности, и что они должны найти ее и охранять. И вызови мне по связи Макколла. Он мой самый острый глаз. Гаунт сделал паузу. — И Ларкина тоже.

— Святейшество! Ваше святейшество! — Домор бежал через двор к тому месту, где стояла Беати. Майло был с ней.

Казалось, что она пристально смотрит в небо.

Домору пришлось кричать, чтобы быть услышанным сквозь бомбардировку, доносящуюся с соседних улиц.

— Еще один вокс-сигнал! От Маршала Биаги на этот раз. Он повторяет инструкции Полковника-Комиссара Гаунта. Мы должны отправиться в Старый Улей. Это срочно! Святейшество?

— Я думаю, что она понимает,— сказал Майло. Земля содрогнулась, когда танковый снаряд уничтожил коммерческую собственность не далее, чем в семидесяти метрах. — Мы в любом случае не можем здесь больше оставаться. Саббат задрожала, как будто ночной воздух был холодным. По правде, было очень жарко от бушующих огненных штормов.

— Что такое? — спросил Майло.

— Он идет. Приближается конец игры.

— О ком это она говорит? — спросил Домор Майло.

Майло помотал головой. — Нам нужно уходить в Старый Улей прямо сейчас, Саббат,— сказал Майло. — Они ждут нас. Мы им нужны.

Беати повернулась и посмотрела на него с легкой улыбкой. Иногда, как сейчас, когда свет от огня сбоку освещал ее черты, у нее было внушающее ужас выражение лица.

— Скоро,— уверила она. — Еще одно рискованное предприятие. Мы должны добраться до сельскохозяйственных куполов.

Снаружи, на голых пустошах Великой Западной Обсиды, ночь была суровой, ниже нуля, овеваемая жестокими ветрами с внешних территорий. Люминесцентные лампы светились и покачивались на ветру, холодно освещая ряд за рядом пустые десантные корабли и транспортники. Их передние шлюзы были открыты, в сторону юга.

Там, далеко, лежал Цивитас, погруженный во мрак и вспышки войны. Оранжевое сияние от огненных штормов озаряло горизонт.

Двигатели выли и работали с перегрузкой на одиноком транспортнике, намного более бронированном, чем остальные, летящим низко над землей, поднимая волны пыли более яростно, чем пустынные ветра. Эскорт из Цикад повернулся и полетел назад. Двигатели горели синим. Гидравлические когти выдвинулись, и боевой транспорт приземлился, как гигантский москит.

Рампы откинулись. Наружу вырвался свет. Отряды рабов повалили из люков, за ними маршировала коробка Свиты в полной боевой броне. Свита, из пятиста воинов, разделилась с четкостью, как на параде, раскачивая своим оружием на плечах в идеально синхронизированном движении, и сформировала две линии почетной гвардии.

Этродай, связанный с ним меч был покрыт кожей и голоден, быстро сошел с рампы, и затем за ним последовал Он.

Он был одет для войны в блестящую черную броню. Его лицо закрывал Его рогатый шлем. Свита зашептала стоны уважения.

Энок Иннокенти, Магистр, Военачальник, избранный последователь Архонта, ступил на пыльную землю Херодора. Он поднял Свои руки в приветствии.

Свита закричала Его имя.