Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

18. Новая жизнь

Ещё вчера у меня складывалось твёрдое убеждение — Эмир не заслуживает нормальной жизни. Он не заслуживает семьи. Этот человек недостоин моего внимания, уважения и любви. Я была готова пойти на всё, что избавиться не только от Рифата, но и от него. От всех, кто когда-либо посмел причинить мне боль.

Я не желала связывать себя с ним. Даже на метр подпустить к себе боялась после всего того, через что мне пришлось пройти по его вине. Он перевернул мою жизнь, выпотрошил душу, оставив в ней истлевшую черноту. От прежней Дианы больше ничего не осталось, кроме воспоминаний, но и те вскоре уйдут в забвение.

Я стала другой. Я стала сильней, эгоистичней. И совсем скоро я стану мамой. Частичка Эмира так или иначе всегда будет со мной, независимо от того, как далеко он будет находиться от нас.

Но сейчас я готова перечеркнуть все свои убеждения. Нависающая над Эмиром опасность заставила меня многое переосмыслить. В одну секунду. Она заставила меня задуматься о тех незабываемых моментах, когда ему удавалось абстрагироваться от реальности и на какое-то время уйти от проблем. Тогда я была счастлива с ним. Я могла размышлять о совместном будущем, где видела его любящим мужем и заботливым отцом. Сейчас он — такая же жертва, как и я. Но у него были все шансы стать тем, на кого можно было положиться... тем, с кем хочется идти одной дорогой. У него были все шансы, а теперь они свелись к нулю.

Стоит уповать только на судьбу... Смилостивится ли она над ним? Надо мной...

Проходит какое-то время, а Шах так и не появляется. Тишина стоит, только всплеск волн и чей-то смех ветром доносится до моего слуха. Постепенно я сама себе становлюсь в тягость. Я извожу нервы мучительными размышлениями, накручиваю себя, не переставая думать об Эмире ни на миг. Тогда я поднимаюсь на ноги и сама показываюсь из-за угла.

Задрав голову к небу, Шах витает в облаках. Он сидит на корточках, рядом с ним без признаков жизни валяется рация. И только губы его двигаются беззвучно, словно он взывает к всевышнему, спрашивая у него совета. Сам он не видит выхода для Эмира.

Если Шах впал в полное отчаяние, если у него опустились руки, значит, мои опасения небезосновательны. Значит, всё куда хуже, чем я себе представляю.

— Всё плохо, да? — прохрипев из последних сил, я с трудом могу стоять на ногах.

Шах отмирает. Он переводит стеклянные глаза на меня и смотрит так, будто не узнаёт. С силой зажмурившись, он трёт своё лицо ладонями, а затем резко вскакивает и порывается в мою сторону.

— Я же попросил не ходить за мной! Что ты здесь делаешь?

— Что всё это значит? Шах, что ты имел в виду, говоря Эмиру, что это верная смерть?

Ему неловко смотреть на меня и видеть на моём лице все оттенки страха. Эмир попросил его придумать что-нибудь, что сможет успокоить меня, но он не может. Я впервые вижу Шаха таким потерянным. Он отводит взгляд в сторону. Хоть он и старается не выражать никаких эмоций, я точно уверена, что внутри него сейчас творится точно такой же хаос, какой одолевает и меня в настоящий момент.

— Да ничего такого. Я просто ляпнул сгоряча, — оправдывается он.

Эти слова доверия не вызывают. Наоборот, из-за того, что он пытается избежать правды, заморочив мне голову, становится гораздо хуже.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне всё, как есть! Хотя бы ты будь со мной честен! Наберись смелости, раз Эмир должной смелостью не обладает. Умоляю тебя!

Шах привлекает меня к себе. Обнимает по-отцовски. Ему больше ничего не остаётся.

— Послушай, это всего лишь моё предположение, — прижимая голову к груди, он приглаживает мои волосы. Я слышу его сердечный ритм, напоминающий пулемётную очередь. — Эмир выберется. Он найдёт выход. Всегда находил.

— В открытом море? Там у него нет шансов! — я повышаю голос и начинаю реветь, испытывая приступ панической атаки. — Если топливо закончится, вертолёт рухнет в море. Как он сможет найти оттуда выход? Как, Шах?

Он меняется в лице настолько, что кажется, будто передо мной стоит совершенно другой человек. Шах словно постарел на десяток лет.

— Я бы хотел знать, но я не знаю, Диана, — тихо молвит он. — У меня не находится на это ответа.

— Зато у меня есть! Он погибнет! Эмир погибнет! Шах, нужно что-то предпринять? — я рьяно хватаюсь за голову и завываю, что есть сил. — Скажи, чтобы лайнер разворачивался!

— Я бы рад, но это невозможно, — обречённо он разводит руками, со звериным рыком пинает ограждение. — Чёртова посудина следует по строгому курсу! Вертолёт улетел, связи с пилотом у меня нет!

А меня это мало волнует. Истерика не позволяет мне держать себя в руках. Она становится бесконтрольной. Она не позволяет мне надеяться на лучшее.

Я хватаю Шаха за плечи и трясу. Под свои истошные вопли я дёргаю его в разные стороны до тех пор, пока полностью не выдыхаюсь.

— Шах, сделай что-нибудь, умоляю! Прошу тебя! Найди выход, иначе я не желаю здесь находиться. Иначе всё было проделано зря!

Я могла бы ещё долго упрашивать Шаха, прекрасно понимая, что никак не смогу повлиять на исход. Я даже готова была встать на колени перед ним, лишь бы он придумал как помочь Эмиру, но кое-что смогло обездвижить меня и заставить на время забыть обо всём. Я впадаю в ступор от странного ощущения, словно что-то снизу припекает, жжёт.

Мне становится необычайно тепло. Это тепло приятно обволакивает меня, оно спускается по ногам моим, а потом по телу проходится дыхание ветра и мне вдруг резко становится холодно. Чувствую, как штаны неприятно прилипают к коже на бёдрах и стягивают их.

Шах озабоченно смотрит куда-то вниз. Он весь побледнел как чистейшее полотно.

— Это что такое? — бросает он испуганно.

Чувствуя неладное, я медленно опускаю голову вниз.

Нет. Только не это... Не сейчас...

Если бы мои штаны были чёрными, это не было бы так очевидно. Шах не обратил бы внимания, да и я, скорее всего, в этой суматохе не сразу бы придала значения. Но штаны светлые. Они были таковыми, поскольку сейчас изменили цвет, заметно потемнев между ног и в области бёдер.

Они мокрые насквозь... а по ногам с внутренней стороны до сих пор скатывается тепло.

— Господи, Шах, у меня воды отошли! — заикаюсь я от волнения, застывая на месте.

Это выводит Шаха из равновесия. Он громко поминает чёрта. Матерится так, что уши заворачиваются в трубочку. Видимо, к такому он не был готов...

Скажу больше, я тоже не думала, что малышка захочет появиться на свет тогда, когда её мамочка знать не знает, где окажется завтра...

Ужасно, что ей с пелёнок придётся скитаться по белому свету...

Но я жду нашей встречи. Очень. Я так хочу увидеть её... Своё сокровище, о котором когда-то могла только мечтать...

Чтобы оправиться от пережитого потрясения, Шаху приходится бодрить себя хлёстким похлопыванием по щекам.

— Так! Только без паники! Всё не так уж плохо! — больше похоже на то, что эти слова были адресованы ему самому. Он суматошно подлетает ко мне, обвивает руку вокруг своей и ведёт за собой в неспешном темпе. — Во-первых, нам нужно срочно отыскать Анастасию! Она знает, что в таких случаях делать.

— Анастасию? — находясь в приятном шоке, я округляю глаза. — Она тоже сейчас здесь?

Шах кивает, устало при этом улыбнувшись.

— К счастью. Мы предугадывали, что роды могу начаться в поездке. Анастасия в последний месяц с головой погрузилась в акушерское дело. Она даже ходила на курсы акушерства, поэтому можешь не волноваться. Моя жена примет у тебя роды, — с теплотой проговаривает Шах. Я вижу как он горд за свою любимую, при её упоминании у него получается на миг забыть о возникших трудностях. — Только давай уже отыщем наши каюты, не привлекая к себе внимания. Ты же сможешь?

— П-п-постараюсь.

Под действием паники и от переживаний за свою малышку я совсем забываю об Эмире. Мне уже не до него. Сейчас все свои мысли, все усилия и всю любовь я направляю на своего ребёнка и на его безопасность, поскольку воды отошли слишком рано.

Как же так, малышка? Я ведь ждала нашу встречу только через пять недель, — крутится в моих мыслях.

Плутать нам с Шахом долго не приходится. В этом лабиринте бесконечно тянущихся проходов и узких коридоров Шаху довольно быстро удаётся отыскать наши каюты.

Только увидев нас на пороге, Анастасия подлетает к нам и вешается на мою шею. Как же мне приятно видеть искреннюю радость на её лице. Мне так не хватало подобных эмоций от людей, которые могли бы и меня подпитать положительными эмоциями. Таких людей просто не было в моём окружении.

— Ну, наконец-то! Я здесь уже все ногти себе изгрызла, пока вас ждала! — визжит она в ухо, а потом отстраняется, осматривает нас, заглядывает за своего мужа и бровь вопросительно вскидывает. — Вы где Эмира потеряли? Он разве не с вами?

— Детка, у нас тут чрезвычайное положение. Кажется, началось, — пробормотав, Шах с тревогой смотрит сначала на супругу, а потом на меня.

Анастасия плавно спускает взгляд с моего лица на ноги и в ужасе ахает, приложив ладонь ко рту.

Секунды не приходит, как она срывается с места и бежит к здоровенному шкафу с выдвижными дверцами, внутри которого ютится громоздкий чемодан. Ухватившись за ручку, она молча волочит его по полированному полу и ставит у широкой кровати. Раскрывает его. Выуживает оттуда десяток резиновых перчаток, простыни, клизму, а также стерильные ножницы и резиновую грушу с различными медикаментами и отварами.

Всё у нее есть...

Как же мне повезло в такой сложный момент своей жизни найти преданных друзей, готовых пожертвовать буквально всем.. только ради чего? Ради меня и моего ребёнка? Не слишком ли это...

— Ты чего так смотришь, словно у меня рог на лбу вырос? Раздевайся, давай! Готовься к родам, мамочка! — командует она, после чего выталкивает обомлевшего Шаха из каюты, буквально берёт его на таран. — А ты, дорогой, выметайся! Тут тебе не место!

Спровадив мужа, Анастасия принимается волчком носиться по каюте, подготавливая для меня стерильное место, где я, по всей видимости, и буду рожать. В это время мне с трудом удаётся снять с себя всю одежду, оставаясь в одном лишь белье. Следом Анастасия забегает в ванную комнату, тщательно споласкивает джакузи, набирает в неё воду.

Кажется, я ошиблась. Рожать мне придётся как раз в джакузи, судя по тому, что Анастасия добавляет в воду марганцовку.

— Схватки уже начались? — спрашивает она, высунувшись наполовину из ванной.

Я жму плечами. В полнейшей растерянности я поглаживаю свой изрядно опустившийся живот.

— Есть, но терпимые. Я практически не чувствую ничего из-за... ну, ты понимаешь, — срывается голос, меня трясёт так, что зуб на зуб не попадает.

— Понимаю. Эмир скоро будет. Он успеет, — успокаивает она меня, но не понимает, что тем самым только бередит мою незаживающую рану. — Устраивайся поудобней. Будем смотреть раскрытие! — со знанием дела говорит она и указывает на белоснежную пеленку, разложенную на кровати.

С невозмутимым видом она надевает халат, следом резиновые перчатки и чуть ли не всю себя обливает жидкостью с резким запахом спирта.

— Раскрытие примерно в три сантиметра. Время у него целый вагон! — улыбнувшись, она ободряет меня в который раз. — Давай расслабим твои мышцы немного.

Анастасия помогает мне приподняться, чтобы увести в ванную комнату, где я смогу расположиться в дкакузи.

— Ана, спасибо тебе огромное. Я очень признательна тебе, — перебрасывая ногу через бортик ванны, я хватаю её за руку, сжимаю пальцы до хруста, обливаясь потом и слезами.

Мне почему-то захотелось поблагодарить её именно сейчас и ни минутой позже.

— Как только мой любимый крестник на свет появится, тогда и поблагодаришь меня! Хорошо? — подмигивает она мне.

— Хорошо. Намёк понятен, — заставляет она меня улыбнуться сквозь плач, а затем Ана принимается за дело.

Она не отходила от меня ни на шаг. Она была для меня и опорой, и поддержкой. Она была и акушеркой, и массажисткой, и просто замечательной подругой. С непоколебимой твёрдостью и уверенностью в себе она делала всё возможное для того, чтобы я никогда не пожалела о своём побеге.

А я молилась. Я была практически на грани того, чтобы пожалеть. Мне было ужасно больно. Мне было дико страшно за свою пока ещё нерожденную дочь, но я так же прикладывала все усилия, чтобы дать ей жизнь. Я делала всё, беспрекословно следовала всем требованиям Анастасии, чтобы в итоге увидеть её миленькое личико и услышать поскорее детский плач, на котором начнётся новый этап моей жизни.

Это были самые длинные и самые мучительные шесть часов, в результате которых я наконец-то услышала тот долгожданный плач своего ребёнка.

Это был самый лучший звук, который я когда-либо слышала. Звук, который навсегда изменил ход моей истории. Он дал мне свободу и лёгкость. Он наделил меня всеобъемлющей любовью, о силе которой я даже и не догадывалась. Во мне родился трепетный восторг и душа наполнилась до краёв.

Я была счастлива как никогда. Это счастье пахло очень сладко.

— Поздравляю, Диана, ты справилась! Ты умница! — ликует Анастасия, резиновой грушей отсасывая слизь из маленького носика моей сладкой крошки. — Пальчики все на месте! Здоровенький мальчуган родился! Красавчик! Тьфу-тьфу-тьфу на тебя!

— Всё благодаря тебе. Без тебя я не справилась бы, — мямлю я в полубреду, обливаюсь слезами счастья.

— Мама, принимай ценный груз, — шепотом она проговаривает, не сводя счастливых глаз с малыша.

Только когда она кладёт на мою грудь маленький, почти невесомый комочек, я осознаю, как глубоко заблуждалась в Эмире.

Я совсем не слышала его. Я не хотела его слышать. Он ведь всё знал. Знал, что у нас будет сын, но почему-то и не думал рассказать мне, ограничиваясь лишь намёками, которых я не понимала, потому что не хотела понимать.

Моё сердце разрывается от счастья. От любви. Дрожащим пальцем я обвожу его нахмуренные брови, сладкие губки, сложенные трубочкой. Я не могу остановить свои слёзы, которые уже начали скатываться с подбородка на личико моего сына.

Сын...

Четыре с половиной месяца я называла тебя своей малышкой, лучшей частью себя. Я называла тебя своей любимой дочерью, а ты оказался мальчиком. Самым чудесным мальчиком на свете.

— Мой мальчик, — выдыхаю я, целуя в лобик своё сокровище. Прижимаю его к сердцу, боясь навредить. — У нас родился мальчик...

Эмир должен найти выход. Он просто обязан отыскать его! Хотя бы для того, чтобы просто взглянуть на нашего сына... на лучшую часть себя...