Мы, аристократы – 4

25

— Сюзерен?

Ромильда едва заметно вздрогнула, но не шевельнулась, полностью оставив на меня, когда ей отстраняться. Я повернул голову и встретил Нотта взглядом «какого Мордреда — и молись, если у тебя пустяк». Он послал мне ответный взгляд в духе «понимаю, что ты немножко занят, но…»

— Что случилось?

— Я, в общем-то, второй раз подхожу. Времени уже почти пять вечера.

— Сколько?! — я не поверил своим ушам.

— Без пяти минут пять. Вот-вот начнётся праздничный обед, и если ты через пять минут не появишься в Большом зале, через пятнадцать минут тебя будет искать весь Хогвартс.

Я поблагодарил Теда едва заметным кивком, и он исчез за поворотом. Только тогда я отстранил Ромильду и сказал:

— Придётся идти. Всё остаётся в силе, — добавил я в ответ на её вопрошающий взгляд, — но до конца учебного года нам нельзя ничего афишировать. Летом устроим помолвку.

— А твой опекун?

— Куда он денется. А твои родители?

— Они знают.

Я легонько прижал Ромильду к себе перед тем, как отпустить совсем. Наверное, следовало поцеловать её, но я не привык. Осмотрев себя, я обнаружил на робе остатки чёрного пепла, прилипшие, когда я пролезал сквозь выжженные кусты в лабиринте, и убрал их заклинанием очистки. Ромильда уже не выглядела заплаканной, но я всё-таки навёл на неё лоск бытовым беспалочковым колдовством — не заклинанием, а просто применением магии.

В Большой зал мы явились одними из последних. Оргкомитет турнира в полном составе уже сидел за преподавательским столом. Меня не хватились, но едва я занял своё место, как в зал вошёл министр с сопровождающими. Один из них нёс чашу Хаффлпафф, ещё один — увесистый мешочек с денежной наградой, за ними следовало около десятка журналистов, представляющих фактически всю печатную прессу магической Британии. Выражение лица Фаджа соответствовало скорее публичной экзекуции, чем торжественному закрытию международного подросткового турнира. Выражение лица Дамблдора, кстати, тоже.

— Между ними что-то произошло? — шёпотом осведомился я у Теда, кивнув на министра, затем на директора.

— Потом расскажу, — так же тихо ответил он.

Для министра со свитой за преподавательским столом были оставлены свободные места, но Фадж предпочёл остановиться перед столом. Журналисты разбежались по обеим сторонам сцены, а Фадж, слегка хмурясь, повернулся лицом к залу. Тишина не заставила себя долго ждать, и он наложил себе на горло Сонорус.

— Уважаемые леди и джентльмены, ученики и преподаватели! — заговорил министр. — Сегодня у нас великий день, к которому все мы шли в течение этого учебного года! Тремудрый турнир завершился и сегодня мы собрались здесь, чтобы чествовать победителя. К сожалению, последний конкурс турнира был сорван из-за вмешательства в него двоих учеников, закончившегося гибелью одного из них. Как им удалось проникнуть на территорию конкурса, расследуется, а сейчас я предлагаю почтить память Джорджа Уизли минутой молчания.

Зал притих. Судя по реакции учеников, новостью это уже не было. Минуту спустя Фадж продолжил:

— Результат третьего тура определить невозможно, поэтому победитель будет назван по итогу первых двух. А это, как всем нам хорошо известно, болгарский чемпион Виктор Крум. На втором месте наш участник Гарри Поттер, на третьем — представительница Франции Флёр Делакур. Попрошу чемпионов выйти сюда и построиться для награждения.

Пока мы выходили к сцене, со своего золотого трона поднялся Дамблдор.

— Мистер Фадж, перед награждением позвольте сделать мне важное заявление…

— Не позволяю, — перебил его Фадж. — Мистер Дамблдор, не нарушайте церемонию награждения своими странными домыслами, которые могут ввести в заблуждение британское общество и посеять в нём панику.

— Это не мои домыслы, Фадж! — загремел голос разом помрачневшего Дамблдора. — Мой ученик был свидетелем возрождения…

— Прекратите!!! — рявкнул на него Фадж. — Ваш ученик до сих пор не в себе и находится на попечении медсестры. Очевидно же, что дурная шутка этих двоих хулиганов помрачила его рассудок и вызвала у него галлюцинации!

— Мальчик совершенно здоров рассудком, — возразил Дамблдор. — Он пережил потрясение, но кто на его месте не пережил бы, если бы увидел…

— Как Министр Магии я запрещаю вам упоминать об этом! — заткнул его Фадж в лучшем стиле Дурслей при малейшем намёке на ужасное слово «колдовство». — Сядьте, Дамблдор, и не мешайте церемонии, или мне придется привлечь авроров для соблюдения порядка!

Авроры были здесь же, в зале, поэтому угроза была реальной. Дамблдор опустился обратно на свой трон и оскорблённо замолчал. Я посмотрел на гриффиндорский стол и не обнаружил там Невилла. Впрочем, там и Фреда Уизли не было.

Увидев, что мы уже выстроились на сцене, Фадж отвернулся от директора и больше не замечал его. Состоялась церемония награждения, по ходу которой было сказано много тёплых слов в адрес Министерства, оргкомитета, иностранных гостей и вообще всех, кто подвернулся. Мы с Виктором пожали друг другу руки, каждый из нас объявил, что гордится таким соперником, затем мы оба словесно расшаркались перед Делакур и выразили сожаление, что ей немного не повезло, а то она, конечно, была бы первой. В предоставленном слове я умышленно поблагодарил за честное судейство только двоих членов жюри, чтобы отделить их от тройки директоров, хотя все они были хороши. Людовик Бэгмен раздулся от удовольствия, а Бартемиус Крауч как-то странно посмотрел на меня, напомнив, что нечто такое в нём я уже замечал прежде.

Чаша Хаффлпафф ушла в Болгарию и я не пожалел об этом. Она не была моим хоркруксом, а в Болгарии она будет целее.

Вечером у нас в общежитии состоялась грандиозная пирушка совместно с болгарами. Я отмалчивался, но слизеринцы всё равно вытянули подробности из Крума, не видевшего причин скрывать их. Оказывается, Виктор услышал мой крик про ловушку буквально за десяток ярдов до выхода на поляну и стал наблюдать за нами. Он признал, что ловушка на чаше была и что на месте Джорджа Уизли сегодня должен был оказаться чемпион турнира. После его рассказа все сначала были в шоке, а затем подняли тост за то, что мы оба остались целы.

Посреди пирушки ко мне подошла Дафна, счастливая и виноватая.

— Гарри, я предсказывала победу тебе и ошиблась. Прости меня, плохая из меня получилась прорицательница.

— Не переживай, Дафна, ты не ошиблась с предсказанием, — я улыбнулся пошире, показывая, что не держу на неё обиды. — Оно означает, что моя победа еще впереди.

Тед наверняка нашёл бы возможность перекинуться со мной парой слов, но раз он веселился вместе со всеми, ничего срочного не было. Только после пирушки, когда все разошлись спать, у нас появилась возможность пообщаться с глазу на глаз.

— Рассказывай, — сказал я, едва дверь комнаты закрылась за нами.

— Когда ты ушёл в замок, я решил проследить за событиями и вылез в первый ряд, — он опустился на ближайший стул, я подтащил к нему другой и тоже уселся. — Там сегодня было больше десятка авроров — обычное ежедневное дежурство и ещё нагнали. Фадж подозвал старшего и велел расспросить Лонгботтома, как единственного оставшегося участника хулиганства — сам знаешь, Уизли ушёл с носилками брата. Лонгботтом всё еще был не в себе, директор всячески увещевал его. Ну, представляешь, как он умеет — «мальчик мой, соберись, я понимаю, что сейчас тебе тяжело, но люди должны знать правду».

Я представил эту картину и раздражённо фыркнул. Умеет старый лицедей прикидываться, этого у него не отнимешь.

— Лонгботтом не сразу, но отдышался. На директора не смотрит, даже отстранился, родители тут же подхватили его с обеих сторон. Галдят какую-то высокопарную чушь, старший аврор на них прикрикнул, чтобы не мешали. Когда все наконец притихли, он и говорит: «Парень, расказывай». Лонгботтом сначала рассказал, как его похитили — ему в руки прилетел какой-то мячик, он машинально подхватил его, а это оказался портал. Грейнджер сидела на трибуне рядом с ним, она увидела, как он поймал мячик и исчез, и побежала к директору. Она и во время расспросов около Лонгботтома была, ты видел — всё подтвердила и сказала, что Дамблдор не велел ей поднимать тревогу и что он сам займётся этим.

— А Дамблдор чего?

— Он сказал, что не мог допустить паники среди детей и отложил розыск до конца конкурса. Признал, что это была его ошибка, и попросил у Лонгботтома прощения.

— Дальше что?

— Дальше Лонгботтом сказал, что портал перенёс его на какое-то кладбище. Там его встретил Петтигрю и с помощью Инкарцеро примотал к ближайшему надгробью, даже не дав шевельнуться. На кладбище была расчерчена пентаграмма, в центре которой на магическом подогреве стоял огромный котёл с дымящейся белой водой — то есть, с каким-то зельем — а около неё лежало скорченное человеческое тело, вроде бы живое, хотя Лонгботтом был не уверен.

— Точно пентаграмма?

— Так он сказал, хотя для такого ритуала требуется гептаграмма.

— Он мог и не разглядеть. Что дальше?

— Петтигрю порезал ему руку и нацедил с полстакана крови. Тут же вылил её в котёл, пока свежая, а затем откуда-то из-за могил принёс младенца, годовалого или постарше. Страшненького такого, безносого, с красными глазами. Он перекинул лежавшее там тело Левиозой в котёл, выждал немного и опустил туда младенца, затем над котлом отсёк себе левую руку, которая упала в зелье. Спустя минут десять из котла вылез взрослый человек с таким же лицом, как у младенца, обнажённый, но Петтигрю сразу же подал ему припасённую мантию и палочку. Ты узнаёшь ритуал, сюзерен?

— Воплощение гомункула и его обучение знаниям Петтигрю, судя по последовательности опускания ингредиентов. Причём тут кровь Невилла, я не представляю — этого в ритуале, помнится, не было.

— Это модификация для установки кровной связи с Лонгботтомом. При таком ритуале роднёй они не станут, получится связь наподобие ментальной. Ты слушай дальше. Одевшись, гомункул что-то сделал с раненой рукой Петтигрю — Лонгботтом не разглядел, но, похоже, тот заживил крысюку культю. Затем к пентаграмме аппарировали Пожиратели в белых масках-черепах и чёрных балахонах, почти одновременно, числом около полутора десятков — видимо, получили сигнал. Гомункул толкнул им пафосную речь о том, что он наконец-то возродился, затем подвёл их к месту, куда портал выбросил Лонгботтома, и сказал, что здесь вот-вот должен появиться Поттер, которого нужно немедленно уничтожить, как главную угрозу их делу. Они окружили это место, взяли палочки наизготовку и стали ждать.

Пожалуй, у меня не было бы никаких шансов вывернуться. Нотт продолжал:

— Пока они ждали, гомункул стал рассказывать Петтигрю, что одноразовый портал в эту точку установлен на чашу Хаффлпафф поверх портала, который должен перенести чемпиона к трибунам. Подробно так рассказывал, даже Лонгботтом понял. Тот ожидал, что тебя сейчас убьют, но вместо тебя с чашей прибыл Уизли. Его мгновенно закидали Авадами и только после посмотрели и увидели, что убили не того. Гомункул построил Пожирателей перед собой и снова стал толкать им пафосную речь, а в это время Лонгботтом почувствовал, что связывавшее его Инкарцеро ослабло. Поскольку на него никто не обращал внимания, он выбрался из пут к чаше и портировался к трибунам, прихватив с собой Уизли.

— Тебе не показалось, что побег Лонгботтома был подстроен?

— Я уже подумал об этом. Не верится, что такой рохля мог бы убежать, если бы его не хотели отпустить. Когда он закончил рассказ, Дамблдор объявил во всеуслышание, что Вольдеморт возродился и что вся Британия снова в опасности. Фадж мгновенно возмутился и стал кричать на Дамблдора, что этого не может быть, что Известно-Кто давно мёртв и что директор — паникёр и распространитель опасных для общества слухов. Затем министр объявил журналистам, что Лонгботтом не в себе и что это ему померещилось. Фактически это был приказ министра прессе, под каким соусом подавать историю. Дамблдор пытался возражать, но с министром не очень-то поспоришь. Все стали расходиться, директор увёл Лонгботтома, а я вспомнил, что ты вёл себя так, словно Ромильде угрожает опасность. Учитывая обстоятельства, я забеспокоился. Вас нигде не было, я стал разыскивать вас по замку и в конце концов нашёл. Во второй раз пришёл, когда время стало совсем поджимать.

— Спасибо, что позаботился. — Тед полностью заслужил мою благодарность.

— А что… с Ромильдой? — он интонацией и движением бровей подставил во фразу пропущенное «у тебя».

Я пожал плечами.

— Поженимся.

Тед на это никак не отозвался, но физиономия у него сделалась на редкость довольная. Подозрительно довольная. Мне даже захотелось спросить его в лучших традициях Дамблдора: «Мальчик мой, ты ничего не хочешь мне сказать?»

— Я чего-то не знаю? — выбрал я свой вариант, по сути означавший то же самое.

— Нет, ничего такого, — сказал он уклончиво. — Я был уверен, что ты сам разберёшься.

Некий матримониальный заговор, значит, всё-таки существовал. Ладно уж, дело прошлое.

Обычно Тед не задавал лишних вопросов, но сейчас предпринял попытку уйти со скользкой темы.

— Насчёт гомункула ты что-то предвидел, верно? — как бы к слову поинтересовался он. — Помню, ты еще на втором курсе искал литературу об искусственной псевдожизни.

— Я ожидал что-нибудь такое примерно в эти сроки, но не предполагал, что возрождение Вольдеморта будет приурочено к завершению турнира. Видно, это сочли самым подходящим случаем для рекламы злодея.

— Да, шумиха получилась бы знатная, если бы не Фадж.

— Я могу понять его позицию как Министра Магии. Фаджу совсем не нужна ни паника в стране, ни роль крайнего в возрождении Тёмного Лорда.

Тед понимающе хмыкнул.

— Теперь Лонгботтома высмеют в прессе, хоть он и сумел отговориться от соучастия с Уизли, — спрогнозировал он очевидное. — Значит, Вольдеморт, перед которым трепетала вся Британия — всего лишь гомункул?

— Прежде он был настоящим, теперь его создали из останков прежнего Вольдеморта. Злодеи, они бывают востребованы не только своими.

— Интересненько… Ты ведь ввязался в турнир из-за того, что хотел выиграть чашу Хаффлпафф? — продолжил он, воодушевлённый тем, что я отвечаю. — Чаша у Виктора, он разумный парень и наверняка сможет понять и уступить её, если ему привести убедительные доводы.

— Чаша мне уже не нужна. Это не потеря, на ней не оказалось того, о чём я подозревал. Это всего лишь часть ловушки, Тед, кое-кому я сильно мешаю.

Нотт уловил, что я закрылся, и перестал задавать вопросы.

— До каникул будь осторожнее, — не удержался он от напоминания. — Мало ли что ещё тебе могут устроить…

— Не успеют.

Он поверил мне, но сам я был далеко не уверен в этом. Мы с Малфоем планировали начать судебный процесс о махинациях с имуществом жертв Первой Магической войны сразу же после завершения турнира, но сейчас Дамблдора не следовало вспугивать, пока не будут захвачены оба его хоркрукса. Феникса нужно было брать последним, иначе директор может скрыться и возьмёт оставшийся хоркрукс с собой. Пришлось предупредить опекуна, что процесс нужно отложить до разрешения некоторых внезапно возникших обстоятельств.

Следующим вечером Малфой-старший разыскал меня в общежитии. Всё это время он занимался расследованием происшествия вместе с аврорами, спешно получив в Визенгамоте специальные полномочия как глава попечительского совета. Фред Уизли с апреля был совершеннолетним, поэтому не требовалось специального разрешения Визенгамота, чтобы допросить его с Веритасерумом. Его допросили обычным порядком и выяснили, что идея впустить близнецов в лабиринт для помощи Делакур принадлежала Биллу Уизли, входившему в команду строителей конкурсной полосы препятствий. У него были виды на Флёр и он надеялся добиться этим её благосклонности. Близнецы рассчитывали, что успеют провести её к чаше и спрятаться до прихода других двух участников. Чтобы облегчить себе задачу, Уизли шантажировали Бэгмена его жульническим букемекерством и тот был вынужден уговорить остальных судей сократить время гандикапа с минуты до тридцати секунд за балл. Про лишний портал на чаше они ничего не знали и это закончилось трагически для одного из них.

Допросить Лонгботтома не дала мадам Помфри, на попечении которой он находился до сих пор. После долгих препирательств с колдомедичкой авроры всё-таки добились получения копии воспоминаний Невилла. Все, кого это касалось, уже просмотрели её, а теперь опекун принёс её мне. Таким образом я получил возможность увидеть возрождение Вольдеморта, можно сказать, из первых рук.

Для просмотра воспоминаний Лонгботтома мы ходили в крыло трансфигурации к Ранкорну. Малфой согласился, что мы видели ритуал воплощения гомункула, но сказал, что это знание принадлежит к запретным и что он не может сослаться на него после того, как с трудом восстановил свою репутацию в Министерстве. Мне он посоветовал тоже не выставлять подобные знания напоказ. Никто из авроров никогда не осквернялся ими, ритуал они не узнали и всерьёз считали, что это возродился настоящий Вольдеморт. Фадж, которому доложили о результатах расследования, объявил эти сведения секретными и не подлежащими распространению.

Ритуал действительно был проведён на пентаграмме, что не могло не отразиться на качестве гомункула. Как именно, трудно было сказать из-за полного отсутствия практики. Несмотря на маски и балахоны, Малфой узнал кое-кого из собравшихся там Пожирателей — впрочем, аврорату он о них умолчал, как молчал о них и до этого происшествия. Мне он сказал, что все они принадлежат к группировке Селвина, сторонника экстремизма и жёстких методов, и что для них Вольдеморт и прежде был только поводом. Мы сошлись в том, что ловушка, погубившая Уизли, была поставлена на меня и что мне в этом действе отводилась громкая смерть от руки возродившегося Тёмного Лорда, а Лонгботтому — героическое спасение с моим телом, но из-за вмешательства Уизли и страусиной позиции Фаджа сценарий пошёл не по плану.

Мне вспомнились слова Бэйна о том, что судьба сама хранит своих избранных. Неужели так оно и есть?

— Гарри, ты всё еще в опасности, — сказал Малфой, когда мы закончили с обсуждением. — От экзаменов тебя освободили, тебе незачем оставаться в Хогвартсе до конца учебного года.

— У меня здесь останутся друзья, — напомнил я. — Если я окажусь недоступен для злоумышленников, те могут заняться ими.

Возражать опекун не стал. Видимо, вспомнил о своём сыне.

— Судебный процесс отвлёк бы их от тебя, — сказал он вместо этого. — Почему мы тянем?

— Мне нужно разобраться с некоей вещью, наличие которой на той стороне сильно осложнит наши действия.

Малфой признавал слабость своей окклюментной защиты и потому не стал настаивать на уточнении. Только кивком подтвердил, что принимает моё объяснение.

— Как скоро ты разберешься с ней?

— Как повезёт, — честно ответил я. — Начало августа — крайний срок, если не успею, придётся начинать без неё. Но попытаться необходимо.

— Я могу чем-то помочь?

— Забирайте меня домой на выходные. И помогите с аппарацией, если понадобится.

— Сделаю. Что-нибудь ещё?

— Ещё я хочу обрадовать вас, что теперь у вас одной проблемой меньше. Жену я сам нашёл. Это мисс Ромильда Вейн, что делать дальше, вы знаете.

— Мисс Вейн? — Малфой оживился. — Не худший вариант, учитывая, что ты всё равно настоишь на своём. Вдобавок сейчас мне нечего предложить тебе — в Британии нет подходящих свободных девочек. С весны я начал искать тебе пару за границей, но ответов пока не получил. Значит, мисс Вейн… — в его отстранённом взгляде появилось хорошо знакомое мне оценивающее выражение. — Да, вариант не идеальный, но и не самый худший… Я завтра же свяжусь с мистером Вейном.

Я не стал говорить, что согласие невесты у меня уже есть. Пусть всё идет в установленном порядке.

Когда мы расстались, я ещё раз прокрутил в уме происшедшее со мной в течение учебного года. Сначала меня попытались втянуть в турнир. Когда это случилось, стали пытаться устроить мне несчастный случай во время прохождения конкурса — добротный публичный несчастный случай, при виде которого ни у кого не осталось бы сомнений, что всё произошло само собой. Все три покушения на конкурсах соответствовали стилю Дамблдора, по которому всё происходит само собой и невзначай.

Но одно покушение, самое первое, выбивалось из общей схемы. Во первых, оно кидало тень на школу и её сотрудников, что уже ставило причастность директора под вопрос. Во-вторых, подобные случаи не повторялись после того, как школу наводнили авроры. Проживающий в Хогвартсе сумел бы обойти охрану, скорее всего это был кто-то извне. В день, когда мадам Помфри попала под Империо, в Хогвартсе было немало посторонних — министерские, кое-кто из журналистов, кандидаты в команду обслуживания турнира — так что выбор был достаточным. Моей смерти желал кто-то ещё — и я понятия не имел, кто это был.

Вернувшись в комнату, я обнаружил записку от Джастина Финч-Флетчли, в которой он напоминал об уговоре встретиться после турнира. Я отправил ему записку с Фиби для передачи в руки, где указал привычное время и место завтрашней встречи — кстати, пора менять привычки, мало ли что.

Слизеринцы не болтливы, но вся школа уже знала до мельчайших подробностей, что произошло в лабиринте у чаши. Похоже, не обошлось без Делакур. Знал всё и Джастин, когда пришёл на встречу. Когда мы приветствовали друг друга и я наложил защиту от подслушивания, начал он именно с этого.

— У нас на факультете все разговоры только о последнем туре, — сказал он. — Говорят разное, у нас многие надеялись на твой выигрыш, но считали, что Крум сильнее. А я прикинул и понял, что расчёт был на то, что выиграешь ты.

— Если бы Уизли не вмешался, я мог бы оказаться на его месте, — не стал отрицать я.

— Я не думал, Поттер, что всё на самом деле так серьёзно. Думал, ты набиваешь себе цену, — видно, в моём взгляде так явно отразилось «зачем???», что он тут же добавил: — Извини.

— Судьба хранит своих избранных, — пробормотал я тоном мрачной шутки.

— Похоже на то, — его интонация намекала, что шутка на эту тему не отменяет точно такую же правду. — Ты подумал, чем мы можем пригодиться друг другу? Я не верю, что не подумал.

— Сначала я хотел бы услышать, что тебе от меня нужно.

— Поттер, ты и сам должен знать. Не будем брать в расчёт обочину жизни, на которой считают, что протекция — это позорно. Я вырос и воспитан там, где протекция — это нормально.

— Но ты должен понимать, что любые сферы деятельности, связанные с применением сильной магии, не устроят в первую очередь тебя?

Джастин весело улыбнулся.

— Парадокс управленческой структуры, Поттер, состоит в том, что чем выше человек на ней находится, тем меньше ему нужны узкоспециализированные навыки. Я хоть сейчас могу назвать тебе несколько ключевых сфер деятельности, в которых магия совсем не понадобится. Взять хотя бы планирование, финансы, учёт, юриспруденцию, средства массовой информации, организацию производства или администрирование на верхнем уровне…

— Ты во всём этом разбираешься?

— Это мне не чуждо и я могу быстро подтянуться в любой из этих областей. Мой старший брат как раз изучает юриспруденцию, а его лучший друг и наш троюродный брат — виконт Эйлсфорд, кстати — уже сейчас неплохо разбирается в управлении крупными структурами. Здесь крупные структуры есть?

— Одна точно есть, — признал я, несколько ошеломлённый его напором. — Это сама магическая Британия.

Финч-Флетчли засмеялся, как от хорошей шутки. Глядя на него, заухмылялся и я.

— Звучит перспективно, — одобрил он, когда мы перестали веселиться.

— Только у нас совсем другой подход к сохранению государственной и коммерческой тайны. На уровне, на который ты целишь, без него нельзя. Слово «окклюменция» тебе что-нибудь говорит?

Оно ничего ему не говорило, пришлось разъяснять. Закончили мы тем, что я попросил Фиби доставить сюда из моей комнаты «Свод Законов Магической Британии» и обещал в ближайшие дни обеспечить Джастина пособием по окклюменции, а пока посоветовал ему купить зеркальные очки. Лето же…

— Ты надумал погостить у меня на каникулах? — спросил он напоследок.

— У меня ожидается такое насыщенное лето… — я прикинул возможный ход событий и решил, что судебный процесс наверняка обойдётся без меня. — В августе я буду посвободнее — давай, я свяжусь с тобой в начале августа и мы договоримся?

— Мы на весь июль едем семьёй в Италию, я хотел тебя позвать. Ладно, когда вернёмся, буду ждать письма. Ты его с совой пришлёшь?

— С совой.

— Вот и замечательно. Я к тому времени по окклюменции поупражняюсь, проверишь. А законы я покажу брату, он прикинет, как их доработать.

Как и в прошлый раз, впечатление о нём осталось весьма неординарное. Уверенный в себе парень — и знает, чего хочет.

Невилла выписали из медпункта только через три дня, в течение которых к нему никого не пускали. Сильно похудевший и повзрослевший, он больше не выглядел ребёнком-переростком. Держался он замкнуто и где-то даже неприступно, последний из рыжих остерегался подходить к нему и даже беспардонная Грейнджер вела себя с ним осмотрительно. Тем же вечером я получил от него письмо с предложением поговорить.

Встречу я назначил на Астрономической башне за час до отбоя. Все занятия закончились на прошлой неделе, началась сессия, поэтому здесь было пустынно. Мы кивнули друг другу издали, я привычно наложил защиту.

— Поттер.

— Лонгботтом.

— Я рад, что ты жив. — И голос у него стал другой. Сухой и твёрдый.

— Случай на моей стороне. — Я невесело усмехнулся. — Никогда не надеялся на случай.

— Жаль, что я не на твоей стороне.

— На моей, ты просто запутался. Забыл, кто такие Лонгботтомы?

Он долго не отвечал. Окрестности Хогвартса остались где-то далеко внизу, вокруг простиралось тёмно-синее звёздное небо со светлым краем там, где угасал закат.

— Я вспомню, — сказал он в открывавшееся перед нами пространство.

— Ты теперь тоже Мальчик-Который-Выжил-После-Встречи-С-Вольдемортом.

— Меня не хотели убивать.

— Как и меня когда-то. Но теперь я стал лишним.

— Я устал, Поттер.

— Что-то скоро ты устал.

— Не понимаю, как ты это выдерживаешь.

— Втянулся. Долгонько ты у Помфри гостил…

— Выходить не хотелось. Ты же знаешь, если её не просить, она никогда сразу не отпустит. Лежал, думал…

— Надумал что-нибудь?

— Много чего. Ты не хочешь спросить, что там происходило?

— Я сам всё видел. Люциус приносил мне думосброс.

— Значит, видел… — Лонгботтом снова надолго замолчал. — Неужели мне придётся убивать вот это… существо?

— Надеюсь, что нет. Я должен успеть раньше.

Он повернул ко мне голову, я встретил его взгляд. Пока мы смотрели друг на друга, в его лице что-то едва уловимо светлело.

— Значит, ты в деле. Неприятно было думать, что всё это мне одному.

— Дамблдор тоже должен чем-то заниматься, ты уж извини.

Невилл медленно кивнул в знак понимания.

— Ладно бы только я, Поттер… он с родителями что-то накрутил. В прошлый раз, когда они побывали здесь после каникул. Они же почти нормальные были… — сказал он с усилием. — Немножко как дети, но нас предупредили, что первое время так и будет, а потом пройдёт. А после разговора с Дамблдором они стали как два попугая — пока были здесь, всё время говорили мне, как они гордятся тем, что я Избранный. В письмах каждый день об этом напоминали и не забывали сказать, чтобы я во всём слушался директора. Совсем на этом сдвинулись, даже бабушка стала беспокоиться. Что делать, Поттер?

— Отправьте их обратно в клинику, пусть их обследуют на ментальное вмешательство.

— Но как? Взрослые люди, их не свяжешь и не увезешь, а сами они не согласятся.

— Согласятся, если им сказать, что это профосмотр или продолжение лечения, о котором была договорённость с клиникой. Напиши бабушке, она сама что-нибудь придумает.

— А если она меня не послушает?

— Будь убедителен. В прошлом году она тебя послушала, в этом будет легче. И задержите их там хотя бы до осени.

Невилл не удивился моим словам. Похоже, я не сказал ничего, до чего бы он уже не додумался, но ему не хватало уверенности в себе, чтобы начать действовать.

— До осени? Ты надеешься, что к осени всё закончится?

— Не знаю насчёт «всё закончится», но многое изменится.

— Тогда удачи тебе, Поттер.

— И тебе, Лонгботтом.