Мы родились и жили на Урале-реке...

Н.И. Ф О К И Н

М Ы Р О Д И Л И СЬ

И Ж И Л И

Н А У Р А Л Е – Р Е К Е ...

Очерки и воспоминания

УЛЬЯНОВСК

2016

2 стр

ISBN

2

О Т А В Т О Р А

Каждая семья, как известно, живет по - своему. Она сугубо индивидуальна.

В ней – свои радости и горести, успехи и неудачи.. Но она существует в

конкретных исторических, социальных и бытовых условиях, постоянно

поддерживает отношения с родственниками, друзьями и товарищами... Время, в

котором живет семья, постоянно оказывает свое воздействие (положительное?

отрицательное?) на взгляды, поведение и взаимоотношения всех ее членов,

нередко открывая новые, неизвестные стороны труда и быта «домашнего

коллектива».

История каждой семьи представляется мне своего рода загадкой, в которой

не всегда можно серьезно и полно разобраться, чтобы нарисовать объективную

картину ее внешне незаметной деятельности. Даже тогда, когда смотришь на

родную семью «изнутри», принимаешь участие в ее повседневных делах,

живешь общими заботами, многие детали (подробности) быта и труда не

замечаешь: они могут как-то незаметно быстро проходить мимо твоего

внимания...

Мой рассказ – не слишком смелая попытка восстановить в памяти и

передать в слове хотя бы часть происходившего на протяжении более полувека в

небольшом доме на одной из городских улиц. Как жила и трудилась бывшая

казачья семья в прошлом веке? Что заботило и тревожило ее представителей

различных поколений, .как старших, оказавшихся на трагическом переломе двух

эпох, так и молодых, воспитанных на известных идеях советского общества и

живой практике нового времени. Хочется понять жизнь и взгляды близких мне

людей (наверное, и свои собственные).. Особый интерес и любовь у меня всегда

вызывали родители. Их мысли и чувства отличалась от тех, которые «большая

жизнь» уже в раннем детстве «привила» молодому поколению. .Во взглядах

старших следует разобраться, чтобы понять и объяснить смысл их жизни.

Поскольку внутренний мир моих мамы и отца представляется мне неотделимым

от дум и забот миллионов их немолодых ровесников. Потери и приобретения,

горе и радость, победы и поражения, революционные потрясения и мировые

войны, социальные преобразования и идеологические конфликты – все это по-

своему отразилось в душах и судьбах как моих родителей, так и миллионов

моих старших современников.

Легких и беззаботных недель в жизни родителей было немного.

Значительно меньше, чем болезненно трудных и печально сложных.

Необходимо было постоянно заниматься конкретным делом.. Как правило,

тяжелым, трудным, но необходимым нашему дому. Эти простые слова «наш

дом» неотделимы от моего отца, вечного и беспокойного труженика.

Он всегда оставался оптимистом: воспринимал меняющийся, непонятный

ему мир порою болезненно-иронически, но значительно чаще – спокойно,

поскольку никогда не терял веры в светлое, счастливое, обеспеченное (да,

именно обеспеченное) материальное будущее. Родители всегда терпеливо

переносили тяжкие и горькие испытания, выпадавшие на их долю, сохранив

любовь к жизни и родной земле, верность традиционным духовным и

3

нравственным убеждениям, основанным на христианской вере в добро и

справедливость и на “природной” совести.

Отец никогда не надеялся на доброту и поддержку властей. Он

собственными руками создавал все необходимое: сознательно – для

благополучия семьи сейчас и счастья детей – в будущем, бессознательно – ради

государства (о котором говорил редко и сдержанно: хвалить не хотелось, ругать

– опасно).

Моральной опорой нашей семьи и деятельной хозяйкой в доме всегда была

мама, спокойная, трудолюбивая, любящая мужа, заботящаяся о дочери и всегда

поддерживавшая мальчишек – своих шумных и беспокойных «сорванцов»...

История нашей семьи на протяжении более полувека – обычная, как

история многих других трудовых семей.. Но все же следует сказать, что в ней

выразились некоторые характерные черты целой исторической эпохи, а

отдельные события семейной жизни можно понять лишь на фоне сложного и

трудного двадцатого века.

Жизнь членов нашей семьи может показаться слишком однообразной,

простой и скучной. Действительно, в ней не найдутся «романтизированные

герои». Но в нашем доме на протяжении полувека происходили не только

«рядовые» бытовые, но и драматические (и трагические) события, требовавшие

серьезных духовных усилий и стойкости и родителей, и детей.

Вновь и вновь невольно возникает знакомый (не только мне) вопрос: зачем

я стараюсь рассказать «сторонним свидетелям» о событиях, многие из которых

далеки от современной жизни, о частной жизни людей, живших в другом

историческом и социальном времени?

Может, лишь для того, чтобы помнились и никогда не забывались довольно

простые, часто декларируемые слова о человеческой памяти: «никто и ничто не

забывается» ... Но почему же многие так неохотно вспоминают свое прошлое?

И далекое, и близкое .Может, потому, что и через десятки лет оно кажется им не

таким прекрасным, каким хотелось бы его видеть?. Но прошлое, как известно,

нельзя изменить: оно навсегда остается (и останется) таким, каким возникло и

случилось... Как и те люди, которые жили и действовали в давно минувшем

времени...Может, следует повторить слова некогда знаменитого поэта:

Людей неинтересных в мире нет…

Их судьбы – как история планет.

У каждой все особое, свое.

И нет планет, похожих на нее...

Так ли на самом деле? Однозначно ответить на этот вопрос, наверное,

невозможно... Могу лишь сказать, что свои воспоминания я рассматриваю как

исполнение долга перед моими родителями, сестрой и братьями.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

4

Г О Р О Д М О И Х П Р Е Д К О В

Жизнь нашей семьи тесно связана с неповторимо своеобразным

городом. Он давно вошел в историю большой родной страны. Когда-то

обладал особой притягательной силой, которой невозможно было

противостоять. Вряд ли историк и лингвист, психолог и фольклорист

могли быстро и легко понять и объяснить самолюбивый характер и

духовную энергетику этого города. Ученым-путешественникам сначала

предлагалось полюбоваться стремительным и своевольным Уралом,

постоять на крутом Красном яру, побывать в загадочных Куренях, увидеть

переживший непростые времена Старый собор. Несколько позднее –

узнать трагическое и героическое прошлое бывшей столицы Уральского

(Яицкого) казачьего Войска, внимательно и спокойно оценить его

настоящее, с тревогой и надеждой подумать о будущем.

В Уральске история и современность всегда были неотделимы друг от

друга. Здесь они – дополняют друг друга... И, наверное, не столько в

значительных исторических событиях, сколько в характерах и памяти

людей – «природных» уральцев, которых теперь редко встретишь на

улицах современного областного. центра Республики Казахстан...

1

...Город легендарной и трагической судьбы расположен на границе

Европы и Азии, на правом берегу быстрого и капризного Урала (Яика

Горыныча) и его небольшого “спутника” (Чагана Иваныча), тихого,

приветливого в летние дни, но коварного и беспокойного во время

весеннего разлива.

Уральск (до 1775-го года – Яицкий городок) появился на карте

Российского государства в начале XVII века. В 2013-м году он отметил

свой очередной юбилей – четырехсотлетие со времени основания, но

слишком скромно для столь знаменательной даты. Совсем не так, как

торжественно и весело праздновалось его 375-летие...

Археологи и историки-краеведы, однако, полагают, что первые

поселения («казачий кош», «теплый стан» или «зимовье») появились на

месте будущего Яицкого городка намного раньше, – в XVI столетии. На

высоком, крутом берегу Яика, недалеко от места слияния двух рек,

находится старая часть бывшей казачьей столицы (т.н. Курени) с ее

5

религиозным и войсковым символом – белокаменным Михайло-

Архангельским (для казаков – Старый) собором.

В центре древнего поселения возвышалась небольшая крепость

(казаки называли ее «кремлем»), за каменными стенами которой местные

жители не раз укрывались от врагов. Недалеко от нее – Татарская слобода

со скромной деревянной мечетью.

Защищенный с трех сторон реками и озерами, Яицкий городок

опасался нападения врагов лишь с севера, где не было естественных

преград. Чтобы обезопасить свою столицу, казаки трижды возводили на ее

окраине высокие земляные валы.

Первый (от Урала до Чагана) вал, укрепленный фашинами, Войско

построило в середине XVIII века на Петропавловской (в советское время –

Пугачевская) площади. На нем казаки установили несколько пушек. Во

время известного мятежа они попали в руки Ем. Пугачева.

Первое земляное «строение» охраняло город более трех десятилетий.

Но со временем оно превратилось в преграду, осложнявшую его развитие.

Местные казаки неоднократно заявляли о своем нежелании «жить в

тесноте». На протяжении двух веков в войсковой столице обычно

строились небольшие деревянные избы и саманные лачужки, тесно

прижатые друг к другу. Улицы было настолько узкими, что «по некоторым

двум телегам разъехаться почти невозможно» (П. Рычков ), «...улицы

непорядочны и очень тесно построены» ( П. Паллас)

В 1784 г. уральцы отодвинули земляное укрепление на Крестовую

улицу ( в советское время – Коммунистическая), сделав вал выше и

прочнее, а ров – глубже, чем прежний. В середине прошлого века еще

можно было увидеть остатки этого защитного сооружения.

Третий (последний в истории города), самый большой вал казаки

возвели на Туркестанской площади (в советское время – им. Ленина) в

начале XIX века. Его военное значение оказалось условным... Изменилась

общая обстановка в крае.. Военная опасность, несколько веков угрожавшая

войсковой столице, исчезла.. И роль вала стала иной...На нем возвышались

две башни – т.н. «выезды»: большой (на центральной улице, на месте

будущих Красных ворот) и малый (недалеко от Сенной площади).

«негрозные, однако, скрепленные затворами и шлагбаумами <...>, не

столько для защиты города от неприятеля или вообще недобрых людей,

сколько для остановки и расспросов всех проезжающих».( Н. Савичев )

Среди известных путешественников и гостей, проезжавших через

последний городской вал, были А. Пушкин, В. Жуковский, Л. Толстой и

др.

2

6

Кто-то из казаков, знавших древние мифы, сравнивал свой родной

город с волшебной птицей Феникс, которая сжигала себя, чтобы

возродиться из пепла.

Так не раз происходило и с Уральском... Он неоднократно горел, и

каждый раз восстанавливался. Пожар обычно возникал в знойные летние

месяцы, когда бороться с огнем было трудно. Или – невозможно.. Да и кто

мог в это время противостоять разбушевавшейся огненной стихии? Казаки

несли службу в форпостах или трудились на реках и озерах, в степи и

лугах. В городе оставались лишь старики да женщины с детьми.

Первый, т. н. «шилихин» пожар возник летом 1751-го года... Его

«виновница», по мнению уральцев, – «злая - презлая колдунья» Шилиха...

Тогда сгорело свыше двух тысяч дворов, огонь уничтожил семь пушек,

сотни ружей, пик, луков и пр. Серьезно пострадал Михайло -

Архангельский собор: расплавилось несколько колоколов, погибли

старинные иконы, войсковые знамена и значки.

Лишь через 10–15 лет удалось полностью восстановить город. В

середине 1770-х следов пожара почти не осталось. П. Паллас, посетивший

Уральск в это время, их не увидел : «...число деревянных по старинному

российскому обыкновению построенных, однако, хороших домов

простирается до трех тысяч.. На главной улице стоит хорошая каменная

церковь и рынок, где продают всевозможные съестные припасы и

мелочные товары. Город весьма многолюден (до 15 тысяч душ)»

Трагические события, кажется, ничему не научили казаков. Они

ставили дома и службы на старых участках, уверенные в том, что новая

беда минует их. Да и власти не спешили проявлять заботу о безопасности

города. Построенные в 1804-м году четыре пожарные будки были

бессильны в борьбе с огненной стихией. Профессиональную

противопожарную службу Хозяйственное правление организовало в конце

1860-х, механическую водокачку установило лишь в 1900-м году. Но

«охранные мероприятия» местных властей не могли предупредить или

остановить пожары в городе.

Летом 1807 г. вспыхнул небывало сильный (уральцы назвали его

«первым большим») пожар, уничтоживший значительную часть Уральска

– тысячи деревянных строений, две каменные церкви, здание полиции («со

всеми письменными делами»), винный склад, провиантный армейский

магазин, погибло около десятка человек, не сумевших выбраться из

горевших зданий.

В июле 1821 г. стихия еще раз напомнила горожанам, что не следует

надеяться на традиционные «авось да небось»: случилось очередное

«огневое бедствие» («второй большой пожар»), продолжавшееся почти

три недели. Его виновными местные жители считали бродяг из числа

7

иногородних и солдат местного гарнизона, которые с казаками «были

недружны». На улицах нашли несколько десятков писем с угрозами сжечь

город. Полиция активно занималась поисками поджигателей, но виновных

не сумела найти. Н. Савичев иронически заметил по этому поводу: «Меры

к прекращению зла принимались деятельные и энергичные, но нельзя же -

усомниться в том, что тогдашняя полиция была проницательна и

догадлива».

Возникнув в Куренях, огненный вихрь стремительно двинулся по

Большой Михайловской улице (проспект им. Ленина – в советское время)

к городскому валу, уничтожая десятки новых городских кварталов. По

свидетельству местного писателя, огонь уничтожил две церкви

(Петропавловскую и Казанскую), больше ста каменных и тысячи

деревянных обывательских домов, мечеть, здания войскового училища и

уездного правления, винные подвалы (в них хранилось свыше пятнадцати

тысяч ведер спиртных напитков) и др. Уцелели лишь городские окраины -

восточная (Новоселки) и северная (Форштадт ). Специальная комиссия

оценила ущерб от пожара в 2 723 356 рублей.

Последняя «огненная беда» случилась весной 1879- го года. (апрель –

май): тогда сгорело более тысячи домов в разных районах города (от

Красного яра до Чагана, от Куреней до северо-восточной окраины и др.) и

около двухсот торговых лавок. Местные «Войсковые ведомости»,

думается, не преуменьшали масштабы катастрофы, когда сообщали:

«Уральск в настоящее время представляет печальную картину: почти

третья часть города уничтожена, и на громадном пространстве торчат

полуразрушенные каменные стены».

Материальные потери от пожара власти посчитали в сумму немногим

меньше двух миллионов рублей.

3

В начале XIX века (после пожара 1807 г.) оренбургский генерал-

губернатор князь Г. Волконский, недовольный действиями войскового

руководства, решительно потребовал восстанавливать Уральск по «новому

плану» с четко обозначенными кварталами и «определенной мерой

дворов». В городе побывала группа специалистов-топографов для

выполнения работ по «распланированию улиц». После знакомства с их

предложениями казаки поняли, что выполнение работ по «придуманной

бумаге» связано с поисками и освоением дополнительных территорий «под

заселение»( улицы должны быть шириной не менее 12 саженей, т. е. 25

метров), с уничтожением старого городского вала (на Крестовой улице) и

строительством нового на северной окраине города.

8

Старые казаки – Горынычи, – привыкшие жить «своим умом», не

спешили выполнять приказ губернатора. Но и «не помнить» его не

решались. Местные чиновники, опасаясь очередного пожара, стали

действовать более активно и продуманно, чем прежде, решая вопросы

градостроительства.

Приглашенный атаманом Д. Бородиным архитектор М. Дельмедино

построил в конце 1820-х г. г. первые кирпичные особняки ( в XVIII веке

кирпичными были лишь церкви и небольшие одноэтажные здания ):

«атаманский дворец» (в стиле итальянских палаццо), дома старшины Ф.

Мизинова и купца Щапова (в традициях архитектуры классицизма).

Примеру атамана поспешили последовать зажиточные городские

казаки, раньше не раз выражавшие недовольство своей жизнью в холодных

и темных саманных избах и в низких деревянных домах.

Приглашенные из Самары и Бузулука российские строители

возводили одно- и двухэтажные жилые здания, меньше всего заботясь об

их красоте и удобстве. Владельцы будущих «дворцов», ничего не

понимавшие в новом для них деле, доверяли вкусу и опыту приезжих

подрядчиков. Зажиточных уральцев заботила и волновала лишь стоимость

будущих «хором»: они старались экономить на материалах, на толщине и

крепости стен, на площади окон, дверей и пр. Новые дома не украсили и не

изменили общего невеселого вида города. Местные скептики увидели в

них «смесь татарского с нижегородским» (Н. Савичев).

Позднее, при атамане В. Покатилове (1830-е годы) строительные

работы были продолжены: в городе появились новые служебные здания:

войсковая библиотека, девичье училище, Благородное собрание и др.

Началось возведение собора Александра Невского и Хозяйственного

правления (последнее – в традициях русского классицизма, с колоннами и

балконом на втором этаже). Несколько позднее были построены ружейный

и пороховой склады, здания войскового архива, больницы, мужской

гимназии и пр. К середине века город казался несколько другим (но только

в центре), чем в первые десятилетия столетия.

Известный ученый-геодезист и археолог И. Бларамберг, побывавший

в Уральске в 1843 г., восторженно оценил его красоту: «главная

улица...застроена большими двухэтажными домами, обставленными со

вкусом и комфортом.»

В 1846 г. войсковая столица была официально причислена к разряду

«больших городов с предоставлением всех прав и преимуществ».

Новый статус Уральска положительным образом сказался на его

дальнейшем развитии. Построенные несколько лет спустя особняки и

новые культовые здания: Александро-Невский собор (строительство

закончено в 1850 г.), Никольская, Крестовоздвиженская, Казанская и др.

церкви – выражали стремление местных властей и желание зажиточных

9

членов общины освободить войсковую столицу от «станичного» облика.

Однако попытка превратить старый «вольный» казачий Уральск в средний

российский губернский город не удалась. Слишком многое в нем

напоминало о сложном и трагическом прошлом.

4

Лишь во второй половине XIX в. Уральск стал развиваться с учетом

строгих требований генерального плана. Войсковой архитектор В.

Кондрахин (1846–1868 г.г.) внимательно следил за строительными

работами, не позволяя казакам нарушать стандартные правила и

требования. Он всегда находил поддержку у атамана А. Столыпина (1857–

1862 г.г.), пытавшегося изменить бытовую, культурную и религиозную

жизнь казаков. В городе появились новые широкие улицы и четкие

квадраты жилых домов (кварталы), просторные площади и места массовых

гуляний ( Ханская и Переволочная рощи). Помолодели после реставрации

Старый собор и Петропавловская церковь. Рядом с ними поднялись

высокие колокольни.

Центром культурной жизни города в летние месяцы 1860-х (и

последующих) годов стал бульвар ( Столыпинский, в советское время –

Некрасовский), построенный на месте грязного, зловонного болота,

протянувшийся от Казанской церкви до Оренбургской ( в советское время

– Фурмановская) улицы. Ровные, чистые аллеи, ухоженные деревья и

кустарники привлекали внимание многочисленных горожан.. Украшением

бульвара стала каменная ротонда, в центре которой в 1865 г. на белом

мраморном пьедестале уральцы установили памятник (бюст) рано

скончавшемуся наследнику престола, великому князю, атаману казачьих

войск Николаю Александровичу (1843–1865). После Октябрьской

революции новая власть памятник уничтожила.

В 1872 г. архитектор И. Тец выстроил в конце бульвара здание

летнего клуба (для офицеров и чиновников), которое, по словам

«знатоков», походило на вокзал в Павловске под Петербургом.

В Уральске поднялись корпуса училища для благородных девиц,

духовного училища, музыкальной школы и книжного склада - магазина.

По предложению А. Столыпина, были построены здания для ряда

благотворительных заведений (богадельня, сиротский приют для

подкидышей, и др.). Активное участие в развитии города принимали «лица

иногороднего сословия», постоянно живущие в Уральске: в начале 1860-х

гг. они получили разрешение строить собственные дома на войсковой

территории. Со временем приезжие стали заниматься строительным делом

более активно, нежели «природные» казаки.

10

5

В середине 1870-х г.г. Н. Савичев справедливо заметил «на наших

глазах быстро распространяется Уральск, украшается красивыми домами и

домишками.»

Российские мастера в течение двух-трех десятилетий возвели ряд

кирпичных особняков ( А. Аничхин, Н. Коротин, бр. Овчинниковы и др.) и

несколько интересных, своеобразных по своей архитектуре зданий и

сооружений. В бывших складах, известных в городе как “караван - чай”

(рядом с Казанской площадью, где до1874 г. проводилась «наемка» казаков

) разместили войсковой арсенал. Недалеко от него появились

мануфактурные ряды. Позднее слева от площади строители возвели

странный, «удивительный» ( т. е. вызывающий постоянный интерес) дом-

дворец братьев Ванюшиных (нестандартные окна и балкон, крутая крыша

с резным гребнем и пр.) Несколько насмешливое отношение горожан к

особняку местных богачей не повлияло на его популярность:

«ванюшинский» дом стал одним из популярных культурных центров

Уральска. Здесь часто собирались и спорили местные интеллигенты,

обсуждая новости войсковой жизни, действия и решения Хозяйственного

правления, газетные статьи политического содержания и пр. Здесь же

иногда заседали члены Коммерческого клуба и многочисленных

добровольных обществ, а любители музыки устраивали концерты и вечера.

На противоположной стороне Казанской площади находился клуб

приказчиков, который казаки прозвали «галдежным», «каржинным»: его

посетители имели привычку шумно, скандально обсуждать свои торговые

и финансовые дела.

Тесно зажатый между двух капризных рек и беспокойных стариц,

город развивался в северном направлении. Там формировался и укреплялся

его деловой и торговый центр. Развитию города способствовало

уничтожение (конец 1880-х гг.) земляного вала на Туркестанской площади.

Летом 1891 г. уральцы широко и торжественно отметили 300- летие

служения Войска Престолу и Отечеству. Накануне юбилея казачья столица

приобрела «надлежащий вид»” : центральные улицы «приведены в

порядок», атаманский дом отремонтирован, площадь перед Старым

собором украшена флагами и гирляндами, здесь же была установлена

походная церковь, пожалованная царем, и т.д. На Туркестанской площади

воздвигли красочный памятник – Триумфальную арку ( т.н. “Царские”, или

«Красные ворота»).

В войсковых празднествах (29 июля – 1 августа) принял участие

наследник престола, будущий император Николай Второй. Город

приветствовал почетного гостя «салютационной пальбой» из шести пушек.

11

Атаман Н. Шипов устроил в честь цесаревича официальный прием, на

который были приглашены кавалеры военных орденов, депутаты

войскового съезда, заслуженные казаки и т. д.

Приезжая труппа артистов, в состав которой входил и молодой Ф,

Шаляпин, выступила перед «высокими слушателями» с большим

концертом. «Пели мы три часа и удостоились получить за это царский

подарок – по два целковых на брата» – не без иронии скажет позже певец.

От имени императора Войску были вручены новые знамена и

юбилейные ленты. В военном параде участвовали казаки «льготных

полков», вызванные в Уральск из станиц и хуторов.

С юбилейной датой связано и начало строительства храма Христа

Спасителя (архитектор В. Чагин) на Большой Садовой улице. В торжествах

31- го июля ( шествие «депутаций», демонстрация старинных войсковых

знамен и герба, пушечный салют, богослужение епископа Макария и пр.)

принял участие наследник: вместе с казаками он прошел пешком от

атаманского дома до будущего храма, вложил в его фундамент серебряную

доску с памятной надписью.

Построенный в традициях московского зодчества XV– XVI вв. храм

вызывал у уральцев (и не только у них) восхищение четкостью стен и

яркостью красок, легкостью куполов и красотой крестов, видных далеко за

пределами города, звонкими колоколами, торжественный голос которых

радовал горожан, и необычной системой отопления, коваными

металлическими деталями и изящными изразцами. И, конечно, высоким

фундаментом и небольшими башнями, на которых были установлены

пушки – трофеи военных походов и боевых сражений казаков.

6

Строительное «дело» в городе активно продолжалось до начала

Мировой войны.

Недалеко от Красных ворот И. Аничхин в 1893 г. возвел необычный (

для Уральска) особняк в духе мавританских дворцов (с башенками,

полукруглыми окнами, фигурными углами и пр.). Рядом – здание “русско-

киргизской школы ремесленных учеников». На месте сгоревшего

войскового театра построили Пушкинский народный дом с богатой

библиотекой и залом-читальней, где местные интеллигенты (врачи,

учителя и др.) иногда выступали с лекциями перед учениками народной

школы , находившейся в том же здании.

В начале нового века на Туркестанской площади поднялся роскошный

«дворец» торгово-промышленного коммерческого банка (архитектор А.

Бунькин). Его украшали фигуры казаков – воина и рыбака, главный вход

12

«охраняли” два мирных льва, выполненные в 1906 г. местным умельцем Н.

Калентьевым.

На Никольской( в советское время – Трудовая) улице с 1912 г.

возвышается холодновато-строгий корпус Государственного банка

(архитектор М. Клементьев). Недалеко от банка, рядом с большим «новым!

рынком («старый базар» на Казанской площади власти закрыли в конце

века) нельзя не заметить построенную в конце XIX века мечеть (@»

«Новобазарная»), основными посетителями которой стали зажиточные

татары-торговцы (М. Аранчеев, Х. Гадыльшин, С. Губайдуллин и др.). Две

небольшие мечети («Куренская» и «Красная») находились в старых

городских районах.

На восточной окраине города, за Базарной и Сенной площадями, на

крутом берегу Переволочной старицы, в 1900 г. Ф. Макаров поставил

паровую мельницу.

Вообще-то, к услугам местных хлеборобов – около десятка паровых

мельниц (владельцы – А. Валов, бр. Ванюшины, С. Монин, А. Овчинников,

А. Хохлов и др.), но только «макаровская» интересовала уральцев и

размерами своих корпусов, и незнакомыми (для большинства горожан)

станками и механизмами.

Недалеко от шумного «толчка» (вещевого рынка) располагались

армейские казармы, «солдатская» («батальонная», «гарнизонная»)

Казанская церковь и пороховые погреба, давно потерявшие свое

практическое

значение.

Здесь

некогда

содержались

«важные

государственные преступники» (петрашевцы А. Плещеев и А. Ханыков,

польские революционеры Б. Залесский и З. Сераковский и др. ). На

несколько дней (октябрь 1850 г.) останавливался Т. Шевченко по дороге в

Форт Александровск.

Рядом с рынком – гостиница и трактир Н. Коротина. Уральцы не

любили эти шумные заведения ( «базарный кабак», по их словам), отдавая

предпочтение Масляйкину трактиру (владелец – купец В. Маслио), более

спокойному и приветливому, расположенному недалеко от центра города

(на углу Самарской и Крестовой улиц).

И, конечно, постоянный интерес у горожан (и не только у них)

вызывал непривычно высокий (для Уральска), с большими окнами -

витринами дом купца А. Карева, построенный в начале XX века на углу

Мостовой (Кировской – в советское время) и Большой улиц. Народная

молва утверждала, что таким образом один из самолюбивых иногородних

дельцов открыто показывал не только свое богатство, но и превосходство

перед известными казаками-скотопромышленниками бр. Овчинниковыми,

чей небольшой двухэтажный особняк с открытой террасой и фигурными

воротами находился (находится и теперь) на противоположной стороне

центральной городской улицы.

13

Дом Карева – обычный, «стандартный» доходный дом... Его владелец

охотно сдавал комнаты и залы в аренду. На первом этаже разместились

известные среди горожан магазины... Рядовые уральцы редко посещали их

и еще реже что-либо покупали: цены в «каревских» магазинах «сильно

кусались.» На втором этаже здания заседали Офицерское собрание,

Коммерческий клуб, здесь собирались члены Войскового Собрания и

крупные чиновники, иногда устраивались банкеты и балы. На третьем –

можно было получить гостиничный номер.

Во второй половине XIX–начале XX веков. город «обогатился» рядом

административных ( главное – Областное правления и его отделы) и

учебных зданий (реальное училище, женская гимназии, учительская

семинария и др.), гостиничными корпусами («Казань», «Россия» и др.)и

несколькими особняками зажиточных казаков. В них были установлены

телефонные аппараты ( первые появились в городе в 1889 г.).

В 1902 г. возобновилось мощение Большой улицы, прерванное в 90-е

(бутовый камень использовали для укрепления фундамента Храма Христа

Спасителя). На некоторых улицах появились кирпичные тротуары. Пугая

людей и животных резкими звуками клаксона, по городу проносился

автомобиль присяжного поверенного Н. Логашкина... В 1907 г. началась

электрификация Уральска. Местная газета настойчиво убеждала горожан в

преимуществе нового средства освещения над традиционным : «во многих

магазинах и богатых домах с некоторых пор используется электричество;

оно дешевле, чем керосин».

По инициативе «Общества любителей леса» в городе на рубеже веков

создается несколько бульваров и скверов: Пушкинский, Коммерческий,

Приказческий,

Крестовоздвиженский

(«Ванюшинский»),

Железнодорожный («Кругленький») и др. В небольших палисадниках

перед домами весной расцветали сирень и акация.

Без преувеличения можно сказать, что Уральск в начале XX в. потерял

свой прежний, казачий облик. В значительной степени, процессу

преобразования города способствовала железная дорога, строительство

которой было закончено к середине 90-х гг.: укрепились торговые,

культурные, деловые связи города с центральной Россией.

Войсковая столица превращалась в рядовой административный (с

1868 г. – областной) центр с его известными приметами: типография и

телеграф, телефон и почта, вокзал и железная дорога, промышленные

предприятия и электростанция, газеты и библиотеки, театры и учебные

заведения, церкви и мечети, кумирня и синагога, частные (@@ «вольные»,

– как говорили казаки) аптеки и гостиницы, мелкие лавки и крупные

магазины, войсковая (на 100 кроватей) и земская (на 30 кроватей)

больницы, бактериологическая лаборатория и «лечебница для приходящих

14

больных с бесплатной выдачей лекарств», родильный приют, богадельня,

ночлежный дом (для бродяг) и пр.

7

Уральск менялся не только внешне...Постоянно росла численность его

населения...Формировалось новое социальное и национальное «лицо»

города.

В 1897 г. в войсковом центре проживали 36 466 человек, в 1904 г. – 39

918, в 1910 г. – 45 584. Накануне Мировой войны он насчитывал более 46

тысяч жителей (русские, украинцы, татары, казахи, евреи, немцы и др.).

Как отмечал Вл. Короленко, в начале века рядом с казачьим городом

возник “целый поселок, живущий своей особой жизнью, и главное – растут

интересы, которые когда-нибудь потребуют своего представительства».

В отличие от Илека, Лбищенска и Гурьева где казаки по-прежнему

составляли большинство населения, войсковой центр в предвоенные годы

превратился в обычный российский город. «Природные» уральцы

составляли в нем лишь 28 % его населения (13 321 человек). Однако

казачья верхушка, как и раньше, считала себя основным, законным его

хозяином. Органы местного самоуправления (дума, управа и пр.), несмотря

на неоднократные, настойчивые предложения местной либеральной

интеллигенции и членов «Общества уральских горожан» ( Н. Коротин, В.

Краузе, Ф. Макаров и др.), не были организованы: войсковые «вожди» не

желали уступать иногородним свою власть. Без согласия атамана и

поддержки Хозяйственного правления не принималось ни одного

серьезного решения. По мнению атамана С. Хабалова, правление является

«единственным учреждением, ведающим всеми делами города». Однако

настоящими хозяевами Уральска (с середины XIX в.) казаки уже не были.

Характер политической, экономической и культурной жизни в городе

негласно определяли члены «Торговой депутации», владельцы фабрик и

заводов и купцы из невойскового сословия: им принадлежала реальная

власть, они владели большинством промышленных предприятий и

торговых заведений (1300 из 1500) и активно участвовали в общественных

организациях войскового центра. Но совсем не ради любви к нему. Для

большинства деловых людей Уральск был лишь «удобным местом

добывания больших денег».

Богатые «природные» уральцы на предложения заняться «серьезным

делом», морщась, недовольно отвечали: «Фабрика?.. Магазин?...

Торговля?.. Нам не надо... Не казачье это дело». Казаки –

предприниматели занимались, в, основном, скотоводством и земледелием.

В городе работали десятки предприятий.. Крупными считались

паровая мельница Ф. Макарова, кирпичный завод М. Додонова, лакричный

15

И. Пфейля (единственный в России), пивной М. Гицерога, винный А.

Ванюшиной, механические мастерские Фенге и А. Винклера, керосиновый

и нефтяной склады бр. Нобелей и др.

Уральск на рубеже веков рассматривался деловыми людьми не только

как промышленный, но и как торговый центр большого края. В городе –

несколько рынков (базаров). Известными были старый («маленький») – на

Казанской площади и новый («большой») – на Туркестанской. Постоянно

проводились ярмарки («рыбные», «скотские», «конские»). Территории

рядом с Казенным садом, за Баскачкиной ростошью, в Подстепном, на

левом берегу Чагана (от Мостовой улицы до Ханской рощи) осенью

занимал оптовый «хлебный» базар.

Ярмарки привлекали внимание как местных, так и российских купцов

и предпринимателей: железная дорога укрепила связи Войска с торговыми

центрами России. Доходы от продажи рыбы, хлеба и пр. постоянно росли –

от 5–6 миллионов рублей (в конце XIX в.) до19–20 миллионов в год

(накануне войны).

В городе – множество мелких лавок «ларьков»). В любом квартале,

даже в самом отдаленном от центра, можно было увидеть небольшое

торговое заведение. Обычно – рядом с домом его хозяина. Основные

предметы торговли в такой лавке – необходимые в повседневной жизни :

продукты ( хлеб, мука, соль, рыба, сахар и пр.), дешевые одежда и обувь.

Покупатели – рядовые горожане, как правило, живущие в соседних домах.

Не богатые, но и не нищие. Люди «среднего достатка», постоянно

работавшие, как в городе, так и в поле, и в степи.

В центре города, на Большой улице, находились десятки крупных

магазинов, владельцев которых знали не только в Уральске, но и в

отдаленных станицах и поселках.

В «больших» (как говорили уральцы) магазинах зажиточные

покупатели всегда могли приобрести все необходимые товары (и не

только): муку разных сортов и помола – у А. Хохлачева и И. Аничхина,

оливково масло – у Кадимова, колбасы – у Бахметьева , бакалею – у С.

Носкова и Ф. Плужникова, посуду – у А. Симакова, швейные машинки

«Зингер» – у А. Шмидта, подарки– у И. Яковлева, ткани – у А. Калачева и

В. Павлова, Р. Клейна и А. Ефимова, галантерею – у Ф. Катышева и И.

Корнеева, ювелирные изделия – у Л. Шварца, книги и учебники, тетради и

бумагу – у А. Шапошникова.. «Склад земледельческих машин и орудий»

С. Петрова предлагал двигатели, плуги, сеялки, бороны и пр. Такой же

«Склад» братьев К. и А. Логашкиных торговал косилками, веялками,

сепараторами и др.

Среди уральских торговцев самым известным на рубеже веков был Р.

Функ. Память о нем сохранялась в городе долгие годы и после революции.

Местные старожилы часто вспоминали магазины этого купца. Наиболее

16

популярный (бакалейный) находился на углу Большой и Канцелярской (в

советское время – Пролетарская) улиц, в одноэтажном здании с большими

окнами и высокими ступенями перед входом...Рядом работала небольшая

пекарня, продукцию которой горожане высоко ценили: «здесь – всегда все

свежее и дешевое: «:за копейку или алтын можно было купить ароматный

хлеб, вкусные булочки (кокурки) и нежные пирожки». Большой магазин (

универмаг) этого купца располагался в доме Карева: в нем торговали

мебелью, посудой, самоварами, стиральными машинами (они только что

появились в Уральске) и т. д.

Вообще, местные магазины накануне Мировой войны нисколько не

уступали столичным. В них всегда можно было купить те же товары,

которыми торговали на московском Кузнецком мосту и на петербургском

Невском проспекте.

8

Т. н. «массовое сознание» временами рассматривало уральское

казачество как «загадочный вариант» русского «темного царства» с его

невежеством и дикостью.. Мол, на границе Европы и Азии царит

настоящее Средневековье. В действительности, картина духовной жизни,

как и отношение к реальному миру на Урале была иными: многие казаки

(особенно молодые) обладали серьезными знаниями в самых различных

областях, а старшие – большим жизненным и трудовым опытом..

В первые два века существования общины грамотными были лишь

«гулящие» дьячки и священники-расстриги. Церковные молитвы читали

«ученые» старцы и старицы.

Но мириться с таким положением ни рядовые казаки, ни их

руководители не хотели и не могли. В начале XIX в. уральцы обратились в

Петербург с просьбой организовать в их столице войсковое училище. В

1812 г. их желание было удовлетворено. Но в течение двадцати лет

училище существовало лишь в официальных отчетах: сначала – не

находились «добровольные» ученики, затем, во время первого «большого»

пожара, сгорело здание училища.

В начале 1830-х гг. атаман В. Покатилов объявил об открытии

«бесплатной школы чистописания», но большинство рядовых казаков

отнеслось равнодушно к предложению своего руководителя.. Грамотность

в Войске, как замечал И. Железнов, по-прежнему «ограничивалась одной

церковной печатью, часовниками да псалтырями».

Однако положение, хотя и медленно, все же начинало меняться.. В

1833 г. Хозяйственное правление восстановило войсковое училище. Оно

работало по программе уездного училища (закон Божий, грамматика,

арифметика, русская литература, отечественная история, география,

17

рисование). В первые годы училище «находилось в неблагоприятном

положении» (Н. Савичев): тесный и темный класс, малограмотные учителя,

примитивная методика, физические наказания. По словам историка А.

Рябинина, учеба «ограничивалось заучиванием уроков наизусть, не только

не развивавшим, но и убивавшим молодые способности и понятия». Но

именно училище сыграло бесспорно положительную роль в образовании и

воспитании молодого поколения 1830–1840-х гг. . Неслучайно один из

учеников тех лет (Н. Савичев ) позже не без чувства гордости заявлял:

«Пусть просвещение шло у нас черепашьим шагом, но все же шло вперед,

все же была польза от нашего училища.. Какая? – такая, что многие вышли

из него, отрешившись от некоторых предрассудков, и получили более

очищенный взгляд на вещи».

В 1836 г. , по предложению В. Покатилова, в Уральске был открыт

девичий пансион ( «для образования благородных девиц войскового

сословия»), но «педагогический эксперимент» оказался неудачным:

желающих учиться среди юных казачек было настолько мало (всего пять),

что через год пансион прекратил свою работу.

В середине XIX в. местные власти предприняли попытку создать

«строгую» систему школьного образования в Войске. Атаман А. Столыпин

в обращении к молодым уральцам заявил: «... главная и любимая моя есть

забота о вашем образовании, о нравственном воспитании» По его

предложению, программа войскового училища была дополнена

французским языком и лесоведением.

Приятель Л. Толстого сумел сделать многое. Действовал решительно,

иногда откровенно жестко, не обращая внимания на чувства и взгляды

казаков-старообрядцев, используя в «благих целях» силу и власть. Так,

кроме войсковых учебных заведений, он активно поддерживал школы

православных «мастеров» и «мастериц», действовавшие в станицах.

Десятки молодых казаков атаман отправил в Оренбургский кадетский

корпус, Московское коммерческое училище, Казанскую гимназию и др. В

Уральске открылись «девичье училище», одно - и двухгодичные школы. В

каждой обязательно создавалась библиотека ( А. Пушкин, Н. Гоголь, И.

Тургенев, М. Загоскин., Библия, Евангелие, Деяния святых Апостолов и др.

). В 1862 г. типография опубликовала небольшое учебное пособие

«Сборник для чтения в форпостных училищах», составленное из

произведений местных авторов ( Л. Алексеев, П. Бородин, И. Железнов, М.

Курилин, П. Назаров, А. Столыпин,М. Тушканова ).

Как отмечал известный писатель, у казаков появилось «много шансов

на успех в деле быстрого распространения грамотности».

Деятельность А. Столыпина в области образования поддержали члены

т. н. «молодой партии» ( М. Курилин, И. Акутин, П. Акутин и др.),

выступившие против «дикого раскола» в Войске. Они предложили властям

18

«увеличить ассигнование на учебные цели», «пригласить учителей-

профессионалов из России», привлечь к работе в школах грамотных

офицеров и пр.

После отъезда А. Столыпина (весной 1862 г.).положение с народным

образованием и просвещением заметно осложнилось: заметно усилилось

сопротивление старообрядцев, для которых современная светская школа –

серьезная опасность и «великий грех»: «...мы читаем по древлему

православию, по святому соловецкому».

Однако уже в начале 1870-х образовательная ситуация в Войске вновь

стала решительно меняться. В Уральске открылась мужская гимназия

(через два десятилетия она будет преобразована в реальное училище,

программа которой, видимо, в большей степени отвечала местным

требованиям). В 1877 г. приступила к работе женская гимназия. В конце 19

-го века., по инициативе известного ученого-уральца Н. Бородина, в

войсковом центре было организовано «Общество попечения о начальном

образовании», главная задача которого «способствовать развитию

школьного дела в крае.» Выступая на заседании Общества весной 1899 г.,

он заявил: «...интеллигенция должна возвратить народу долг, ... должна

как свое дело, так и свой досуг посвящать заботам о сером люде,

способствовать его просвещению во всех его проявлениях». Н. Бородин

хотел видеть в местных интеллигентах ( М. Жаворонков, А. Каратаев, Ф.

Неусыпов, Н. Огановский, Г. Фомин и др.) активных «работников на ниве

просвещения», а не «газетно-трибунныхкритиков и ораторов».

Накануне Мировой войны, кажется, осуществилось страстное желание

политика-просветителя : в городах и станицах действовали войсковые,

земские, министерские и частные школы, которые посещали тысячи детей,

желающих учиться. В Уральске работало около 50 учебных заведений

(более 4 тысяч учащихся). Реальное училище (6 классов + седьмой,

дополнительный), например, посещали около 500 ребят (не только

«войскового сословия», но и иногородние, не только русские, но и татары

и казахи). Более 40 учеников получали стипендии «частных

жертвователей» (среди них – император и наследник, генерал

Крыжановский, князь Голицын, казаки Бизянов, Любавин, Черняев и др.).

Министерство народного просвещения установило 12 особых стипендий

для детей-казахов. В одном из классов училища был организован

небольшой исторический музей, ставший прообразом будущего

краеведческого музея.

В женской гимназии обучалось около 500 учениц как казачьего

сословия, так и иногороднего и девочки-казашки. 35 ученицам вручались

войсковые стипендии, 2 -–земские.

Были открыты десятки новых школ. Среди них – женские

одноклассные ( для старообрядцев – отдельно), воскресные – для взрослых

19

( наиболее известная – в Пушкинском доме), русско-татарские – при

мечетях, мужская гимназия, женская прогимназия, четырехклассное

училище, сельскохозяйственная школа («образцовая ферма»), учительская

семинария, школа войсковых певчих и музыкантов, восстановлено

духовное училище и др.

Хозяйственное правление стало уделять постоянное внимание

подготовке необходимых Войску как военных ( в юнкерских училищах

Оренбурга, Ташкента, Киева, Варшавы и др.),так и гражданских

специалистов ( в университетах и институтах Москвы, Петербурга, Казани,

Саратова, Томска и др.)..Более 50 студентов обучались «на казенный счет»,

20 «недостаточных» (т. е. бедных) получали войсковые стипендии.

Статистика предвоенных лет свидетельствует, что 60 % казаков и 40

% казачек были грамотными... Думается, что количество грамотных

людей на территории Уральского Войска значительно возросло бы в

ближайшие годы, если бы не начавшаяся Мировая война, резко

изменившая социально - экономическую и культурно - просветительскую

ситуацию в крае..

9

Как говорилось выше, во второй половине XIX в. в жизни Уральска

происходили заметные перемены. Не только в социальной и

экономической, но и в культурной...

В войсковой столице работали многочисленные культурно -

просветительские общества. Первая библиотека была открыта в 1833-м

году при войсковом училище. Первая – не только в городе, но и во всем

Войске. Книг в ней было немного, но все же любой ученик мог

познакомиться с произведениями известных русских и зарубежных

писателей,

некоторыми

русскими

журналами

и

религиозными

сочинениями

Книжный

фонд

обогащался

медленно,

так

как

Хозяйственное правление «старалось не замечать» библиотеку, а

добровольные пожертвования поступали редко.

Да и любителей чтения в то время было немного: казаки не привыкли

(как они говорили) «тратить время на пустые забавы», к числу которых

относили и чтение. Думается, понятно, почему купец Окунев, открывший

в конце 1830-х годов книжный магазин в Уральске, быстро разорился и

отказался от своей «ученой торговой затеи»: покупателей оказалось

слишком мало. Лишь через 20 лет (в 1857 г.) в городе появится войсковой

книжный магазин-склад.

В конце 50-х атаман А. Столыпин решил превратить библиотеку

училища в «доступную всем офицерам, дабы дать таким образом,

особенно молодым людям, возможность к чтению, в коем многие из них,

20

по недостатку собственных средств, встречают крайнее затруднение и,

лишенные столь полезного занятия, принуждены бывают проводить

досуги от службы праздно».

Хозяйственное правление освободило библиотеку от арендной платы

за помещение, отопление и освещение и стало поддерживать ее

постоянным «денежным пособием» (правда, небольшим – всего 80 рублей

в год ). Читатели знакомились с книгами и журналами в небольшом зале.

Разрешалось брать книги домой, но с обязательной «денежной гарантией»:

4 рубля за год., 2,5 р. за полгода, 50 коп. за месяц ( в 1863 - м году

денежные поборы были отменены).

Первый

войсковой

библиотекарь

(выпускник

Московского

коммерческого училища) И. Бородин, не надеясь на постоянную

поддержку властей, вынужден был искать дополнительные средства,

необходимые для пополнения книжного фонда: проводил подписку,

организовывал концерты и спектакли «в пользу библиотеки», беседовал с

читателями и пр. Ему ( как и его преемникам) удалось значительно

увеличить книжный фонд: если в начале 60-х библиотека имела 1700

томов книг и экземпляров журналов, то в конце десятилетия – около 8

тысяч томов ( 3619 книг – на русском языке, 1981 – на иностранных, 2300

– журналы).

В 1869 г. библиотеку «перевели» в мужскую гимназию,

расположенную в центре города, на Большой улице. Но здесь

отсутствовали условия, необходимые для читателей и сотрудников. Через

два года, при активной поддержке атамана Н. Веревкина, библиотека

переехала в здание Войскового Собрания.. И тогда же она стала работать

как публичная, доступная всем любителям чтения. Были решены

финансовые вопросы (покупка книг, жалованье директора библиотеки и

его помощника, ремонт, отопление и пр.). «Неофициальный отдел»

местной газеты постоянно информировал любителей чтения о новых

поступлениях в библиотеку. Любопытно отметить, что среди книг,

полученных ею в мае 1872 г., газета назвала «Капитал» К. Маркса, только

что изданный в Петербурге.

Увеличилось количество посетителей библиотеки: уже в первые годы

ее работы – около 1500 человек. Читатели знакомились с современными

журналами и газетами ( «Вестник Европы», «Отечественные записки»,

«Русская старина», «Санкт - Петербургские ведомости» и др.).

Заметно изменилось отношение части зажиточных казаков, офицеров

и чиновников к библиотеке: они стали оказывать ей постоянную помощь.

Так, И. Хохлачев и С. Карпов пожертвовали по три тысячи рублей, И.

Акутин – 250, О. Шелудяков – 150 . М. Кондрахин передал библиотеке

более 1500 книг на иностранных языках, Н. Савичев - «Топографию

Оренбургскую» П. Рычкова (1762 г.), М. Курилин – комплект «Полярной

21

Звезды» А. Герцена, 20 гравюр, купленных в Европе, и картины местных

художников.

На протяжении четырех десятилетий (до начала Мировой войны)

библиотека регулярно пополнялась произведениями русских и зарубежных

писателей. Назову лишь авторов, книги которых библиотека получила в

октябре 1910 г. :А. Вербицкая и Н. Гарин, Вл. Короленко и А. Куприн, С.

Скиталец и Ф. Сологуб, Г. Ибсен и Р. Киплинг, О. Мирбо и Г. Уэллс. Какая

провинциальная библиотека могла похвастаться тремя десятками выпусков

популярного в России литературного сборника “Знание” ?

В первые годы работы библиотеки ее сотрудники стали готовить и в

1873 г. издали каталог своих книжно-журнальных богатств. Видимо, после

знакомства с ним подполковник Генерального штаба, уралец М. Хорошхин

обратился к атаману Г. Голицыну с предложением собрать в библиотеке

все книги и статьи, относящиеся к прошлому и настоящему Войска. Он

составил небольшой список (27 названий), в который вошли как научные

труды, так и художественные произведения (Д. Анучин, И. Железнов, А.

Левшин, В. Небольсин, П. Паллас, П. Рычков, А. Рябинин и др.). К

сожалению,

интересное

предложение

офицера-казака

не

было

осуществлено.

Весной 1894 г. в Уральске появилась соперница публичной

библиотеки – «народная читальня», в которой производилась «выдача книг

...бесплатно» (из объявления об открытии). В 1899 г. при Пушкинском

народном доме была создана такая же читальня, быстро ставшая

популярной среди демократической части горожан. В 1901 г. местная

интеллигенция организовала еще одну, т. н «товарищескую» библиотеку,

которая содержалась на взносы читателей.

В1906 г. казак-либерал П. Овчинников открыл книжный магазин,

быстро завоевавший известность среди демократической части любителей

чтения: здесь можно было приобрести не только «разрешенные», но и

“запрещенные” книги.

10

Уральск, как и многие российские города, имел ряд периодических

изданий. С 1867- го года выходили «Уральские войсковые ведомости».

Статьи и материалы публиковались в двух отделах газеты – официальном

(царские указы, приказы атамана, решения Хозяйственного правления и

пр. ) и неофициальном.

Последний особенно интересовал демократически настроенную

интеллигенцию и передовую часть офицерства. На его страницах в разное

время выступали М. Акутин, А. Гуляев, А. Еремин, И. Иванаев, В. Корин,

Ю. Костенко, М. Курилин, Н. Савичев, М. Хорошхин и др. В их статьях и

22

очерках обращалось постоянное внимание читателей и властей на самые

важные и сложные вопросы прошлого, настоящего и будущего Войска

(идеология, социальная жизнь, экономика и пр.).

После образования области (1868 г.) ее администрация стала издавать

«Уральские областные ведомости», но эта газета не пользовалась

вниманием местных читателей. Наверное, потому, что в ней печатались, в

основном, официальные материалы и редко ставились серьезные вопросы

современной жизни края.

Критически мыслящие читатели отдавали предпочтение частным

изданиям – «Уральскому листку» М. Жаворонковой, «Уральцу» К.

Ванюшина и Н. Логашкина, «Уральскому дневнику» Ф. Неусыпова. С их

страниц до читателей доносился голос либеральной (не только казачьей, но

и иногородней) интеллигенции ( Н. Бородин, А. Михеев, А. Пылаев, К.

Тухватуллин, И. Ульянов, А. Черторогов и др.). Во многих публикациях

ставились непростые вопросы жизни и взаимоотношений казаков и

иногородних.

Помимо русских, выпускались татарская (“Фикер”) и казахская

(“Казакстан”) газеты. Молодые, начинающие прозаики и поэты из числа

местных реалистов и столичных студентов печатали в местной типографии

альманах “Горыныч”.

11

В конце 1850-х г. г. на северной окраине города власти построили

деревянное здание театра.. Казаки-староверы относились к спектаклям,

разыгрываемым на его сцене, с резким осуждением, но образованная часть

горожан охотно посещала их. Постоянной труппы в театре долгое время не

было. В летний сезон на сцене иногда выступали приезжие актеры,

случайно занесенные попутным ветром в казачью столицу. В зимние

месяцы местные любители и энтузиасты сценического действа, не обращая

внимания на холод и мрак, царившие в здании, разыгрывали оригинальные

пьесы – комедии, водевили, фарсы и пр.

Так, в 1862 г. зрители с восторгом встретили веселую оперетту

«Кетти и Бетти» (музыку написали А. Даргомыжский и А. Столыпин). В

1867-м уральцы познакомились с пьесой А. Островского «Свадьба

Бальзаминова». В марте 1873 г. местная газета сообщала, что «театр наш

целую неделю был битком набит, представления давались на столичный

лад два раза в день». К этому времени в театре сформировалась

постоянная местная труппа ( В. Крыжин, А. Назарова, А. Околович, Ф.

Сладков, Е. Шелудякова и др.). Во время пожара 1879 г. здание театра

сгорело, и выступления местных актеров временно прекратились.. Новое

было построено лишь через несколько лет.

Накануне юбилейных торжеств 1891 г. в Уральске появился частный

театр: недалеко от городского центра Ф. Макаров построил здание

23

«своего» театра. Ф. Шаляпин иронически ( впрочем, не совсем

справедливо) описал его в воспоминаниях: «Посреди городской площади

стояло красное кирпичное здание – театр. В нем неуютно, отвратительно

пахло дохлыми крысами и стояла жара, как в бане. Мы сыграли в этом

склепе для усопших крыс один спектакль».

В конце XIX в. Ф. Макаров создал постоянную труппу .Репертуар

театра был, в основном, ориентирован на русскую и зарубежную классику.

Зрители (преимущественно врачи, учителя, чиновники и др.)

познакомились с произведениями известных писателей «Недоросль» Д.

Фонвизина, «Гроза» и «Бедность – не порок» А. Островского, «Плоды

просвещения» Л. Толстого, «Смерть Иоанна Грозного» А. Толстого,

«Разбойники» и «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, «Романтики» Э.

Ростана ). Уральцы увидели на сцене и героев современной отечественной

драматургии («Вишневый сад» А. Чехова, «Гаудеамус» Л. Андреева,

«Волшебная сказка» и «Жулик» И. Потапенко, «Разгром» П. Гнедича ).

Событием в жизни театра и города стал спектакль по пьесе М. Горького

«На дне», показанный зрителям в октябре 1903 г. Он настолько взволновал

любителей сцены, что на премьеру смогли попасть не все желающие.

Образованная часть горожан охотно посещала не только

драматический театр, но и концерты, которые давали войсковой оркестр и

казачий хор. Еще в 30-е годы В. Покатилов пригласил находившегося

тогда в Оренбурге (в ссылке) известного композитора А. Алябьева для

организации в Уральске духового оркестра, но «музыкальная новинка»

тогда просуществовала в городе недолго.

В 1860 г. А. Столыпин создал новый войсковой оркестр, которым 14

лет руководил дирижер (капельмейстер) В. Бодэ, поклонник классической

музыки, (М. Глинка, Р. Крейцер, Д. Обер, И. Штраус и др.), вынужденный,

однако, исполнять преимущественно танцевальную музыку, военные

марши и торжественные гимны. Иногда звучали мелодии, написанные

самим дирижером. Летом оркестр выступал на Столыпинском бульваре и

Ханской роще, зимой – в театре и войсковом клубе.

Неожиданно в Уральске могли оказаться и «чужие» музыканты и

певцы. Так, летом 1868 г. перед местными меломанами выступала

неизвестная «интернациональная капелла русских певцов и певичек О. И.

Плехановой».

По словам Н. Савичева, «сценическое искусство и музыка приучили

уральскую публику к эстетическому удовольствию». Но все же следует

сказать, что число постоянных любителей театра и музыки в городе было

невелико.

Рядовым уральцам больше нравился цирк, ежегодно приезжавший в

город (цирк-варьете А. Сура, цирк А. Костанди и др.). В составе каждой

труппы нередко оказывались «известные иностранные» артисты.. Таковы

24

– музыкальный эксцентрик Травелли, эквилибристы Эмма и Вильямс,

велосипедист Эрдман, жонглер Вальдемар, «дама – феномен» Марина

Лурс, «первый факир мира» Нэн - Саиб, «знаменитый персидский борец»

Мурмут, комик С. Байдони и его дочь Клавдия и др. Летом 1911 г. в цирке

выступали знаменитые Фис - Дис (жена и муж), исполнявшие на

валдайских колокольчиках вальс-фокс (ставший тогда модным фокстрот),

на трубе – венгерские марши, на поленьях – «малороссийские попурри».

Лишь иногда в цирке звучали имена русских артистов: эквилибрист

Степанов, гимнаст Косарев, наездница Трофимова, клоун Коромыслов,

балалаечник Камышников и др.

Шумное оживление зрителей цирка всегда вызывали выступления

борцов, среди которых нередко оказывались «чемпионы» европейских

стран. Именно так были представлены уральцам Стингер (Австрия) и

Петров (Болгария), Белинг (Германия) и Андерсон (Дания), Хасан-Юсмен

(Турция) и Ватсон ( Англия). Конечно, никакого отношения к зарубежному

цирку «именитые» борцы, как и другие артисты, не имели. Их имена и

«высокие звания» – обычный рекламный прием, который должен был

привлечь внимание зрителей.

Иногда «артистами» становились местные силачи: они не хотели и не

могли спокойно смотреть на торжество приезжих «чемпионов». Уральцы

обычно успешно боролись с «иностранцами», доказывая свое физическое

превосходство и спортивное мастерство. Изредка (по настойчивым

просьбам земляков) на арене появлялся известный уральский богатырь,

владелец кирпичного завода М. Додонов, легко побеждавший

«европейцев» под восторженные крики зрителей (« весь цирк дрожал от

аплодисментов при появлении местного чемпиона», – сообщала местная

газета) . Так, весной 1911 г. он за 46 секунд положил на обе лопатки

итальянца Карадо-Карпини, затем за 1 минуту 40 секунд победил другую

знаменитость – Гоганца.

В предвоенные годы молодые горожане познакомились с новым

видом искусства – синематографом. «Природные» казаки отнеслись к

этому «зрелищу» резко отрицательно(порою откровенно враждебно). Они

не могли ( или не хотели) понять, откуда и каким образом на экране («на

белой тряпке») появляются двигающиеся люди и животные. Фанатично

настроенные «старцы» и «старицы» убеждали земляков в том, что без

вмешательства «дьявольской силы» такое невозможно. Но юные зрители

придерживались иного мнения: они охотно посещали кинотеатры

(«Иллюзион» и «Современный»), совершенно не обращая внимания на

ворчание дедов и проклятия бабок. Молодое поколение казаков

стремилось узнать и освоить новое в быстро меняющейся жизни. На экране

демонстрировались, в основном, российские фильмы, основанные на

фольклорных, исторических или литературных сюжетах: «Ванька-

25

ключник», «Стенька Разин и княжна»( другое название – «Понизовая

вольница»), «Оборона Севастополя», «Измаил», «Руслан и Людмила»,

«Песнь про купца Калашникова», «Ночь перед Рождеством», «Анна

Каренина».

Лишь иногда юные уральцы знакомились с зарубежными фильмами, –

такими, как «Дидона», «Камо грядеши», «Женщина в сорок лет»,

«Путешествие в Абруцци» и др.

12

Кто знает старые уральские улицы и площади? Каково

происхождение их названий?. Наверное, следует внимательно взглянуть на

карту города. Зачем?. Хотя бы для того, чтобы убедиться: улицы и

площади говорят о его прошлом, о жизни казаков значительно ярче и

убедительнее, чем воспоминания некоторых «живых свидетелей» и статьи

«правдивых» журналистов и ученых-историков.

Как известно, для ряда городов названия некоторых улиц и площадей

давно превратились в некие символы. Таковы, например, Невский

проспект для Петербурга, Красная площадь для Москвы, Крещатик для

Киева или Дерибасовская для Одессы.

Накануне Октября в Уральске насчитывалось свыше сотни улиц и

переулков, десяток площадей и один (Самаркандский) проспект. Названия

некоторых улиц и районов города ( Курени, Красный яр, Ямы, Форштадт)

воспринимались как некие условные, но вполне понятные знаки. Конечно,

эти места были не столь красочны, как столичные проспекты. Но в них

проявлялись некое удивительное своеобразие и особое, загадочное

очарование. Отдельными улицами когда-то гордились уральцы...Как

казаки, так и приезжие, и иногородние, ставшие постоянными жителями

города.

Известно, что новые улицы и переулки возникали в городе по мере его

развития. Их названия были кратки и точны и не требовали «мудрых

разгадок», поскольку опирались на трудовой и эмоциональный опыт, на

исторические и географические знания моих земляков.

Коренные уральцы признавали «говорящие» улицы и переулки,

поскольку названия характеризовали их основные внешние приметы

(Кривая, Ломаная, Упорная), профессию жителей (Кожевенная, Соляная,

Торговая), место улицы в городе (Бульварная, Кладбищенская, Ямская)

или ее «служебное назначение» (Атаманская, Штабная, Канцелярская,

Вокзальная, Тюремная).

Центральная улица города – Большая Михайловская (или просто

Большая) протянулась через весь старый Уральск от Куреней до

Туркестанской площади.(ее продолжение – Большая Садовая). На южной

окраине Уральска несколько веков возвышается Михайло - Архангельский

26

собор – исторический и религиозный символ независимого Войска,

давший улице ее название.

Одна из местных легенд рассказывает, что решение о строительстве

собора казачий Круг принял 8 ноября 1600 г. , в день Архистратига

Михаила, – «вождя небесного воинства в борьбе с темными силами ада» и

Высшего покровителя Яицкого (Уральского) Войска. Некогда было

предсказано, что оно сохранит себя как вольную, независимую общину,

пока стоит Старый собор. Легенда, однако, не смогла предвидеть

будущего трагического разворота событий: собор сохранился, а Войско

жертвенно сгорело в огне гражданской войны.

Для казаков Войско было единой трудовой и военной общиной. На

протяжении трех веков уральцы жили коллективными заботами,

принимали активное участие в различных по масштабу и характеру

событиях (война и багренье, бунт и сенокос, войсковые и религиозные

праздники). Идея единства и братства воплотилась и в названии многих

улиц: в городе всегда можно было найти конкретные войсковые

ориентиры. Названия станиц в городской топонимике – яркое

свидетельство сплоченности и содружества всех казачьих территорий – от

Каспийского моря до Оренбургской губернии ( Гурьевская, Илекская,

Калмыковская, Кирсановская, Кулагинская, Рубежинская, Сламихинская,

Соболевская и др. улицы). Их можно рассматривать и в качестве пособия

по географии Войска. Взаимоотношения Войска и российского

государства не всегда складывались дружески. Интересы уральцев и

центральных властей порою не совпадали. И тогда казакам с оружием в

руках приходилось защищать свои права и волю. Однако уральцы,

гордившиеся свободой ( «Москва - нам не указ...»), рассматривали

войсковые земли как исконно русскую территорию. Постоянная связь с

Россией для казаков была естественной и необходимой... Себя они

рассматривали в качестве воинов – защитников родины – России.

Неслучайно названия многих уральских улиц воспринимались как

доказательство крепкой, органической близости-родства Войска и

российских

городов

(Астраханская,

Балаковская,

Бузулукская,

Воронежская, Красноярская, Оренбургская, Самарская, Саратовская,

Тамбовская и др.). И одновременно эти названия указывали места, где

приходилось служить или бывать казачьим сотням.

Довольно странным и необъяснимым кажется отсутствие в городе

таких улиц, как Московская и Петербургская... Войско имело постоянную

связь со столицами: там находились казачьи сотни, десятки молодых

земляков обучались в столичных университетах и институтах, Войско

ежегодно отправляли в Петербург «царские презенты» и т. д. Но, видимо, с

этими городами были связаны не самые лучшие воспоминания уральцев. И

они не хотели и не могли простить столицам бессмысленной жестокости и

27

явного беззакония во время расправ с местными бунтарями. Да и что

можно ждать от Москвы, которой вынуждены подчиняться казаки

(«Москва играет, а мы пляшем», «Москва слезам не верит»)? Или от

Петербурга, где постоянно царят мрак, холод и слякоть?

Названия отдельных уральских улиц могут показаться (приезжим

людям) странными, загадочно-непонятными и поэтому требуют

необходимого

объяснения,

расшифровки.

Такова,

например,

Баскачкинская (Баскачкин мост, Баскачкина ростошь) улица.

По мнению историков, севернее будущей войсковой столицы некогда

находилась одна из переправ, где путешественники и торговцы из Европы

и Азии преодолевали воды быстрого Яика. Здесь во времена Золотой

Орды располагался пост (своего рода таможня) баскака – «татарского

пристава для сбора податей и надзора за исполнением ханских повелений»

(Вл. Даль).

Местный краевед находит иное объяснение загадочному слову:

«баскачка» – это россошь, т. е. небольшая, разделенная весенним потоком

на части равнина среди невысоких холмов, через которую затруднена

переправа.

Думается, требует объяснения и название одного из старых

небольших переулков (Чечерный) в Куренях. Оно звучит довольно странно

и непонятно. Оказывается, чечерой (чичерой) в некоторых губерниях

(Тульская, Тамбовская, Рязанская и др.) называли «резкий, холодный

осенний ветер с дождем, иногда со снегом» ( Вл. Даль). И каким же

образом природное явление превратилось в название уральского переулка?

Может, на его территории в осенние и зимние месяцы свирепствовал

холодный ветер? А на соседних улицах было тихо и тепло?. Убедительного

ответа на вопрос, откуда и почему пришла в Уральск таинственная

«чечера» пока не найдено.

Еще одна загадка – улица Горная. Поистине странное название для

города, расположенного на плоской равнине. Или оно имело в виду

невысокие Меловые горы, расположенные в нескольких верстах от города

?. Особое место в городской топонимике принадлежало улицам и

площадям, в названии которых запечатлена историческое прошлое

Войска,. – участие казаков в военных кампаниях. Эти названия

напоминали им как о славных победах, так и о больших жертвах во время

войны против азиатских правителей - ханов и эмиров. Таковы, например,

Джизакская, Кокандская, Хивинская и Ура – Тюбинская улицы,

Самаркандский проспект, Туркестанская и Иканская площади.

«...Повелел нам Царь державный в поход идти на Хиву....», «...Хан

кокандский Барантай чрез пустыни Туркестана к нам Касыма шлет с

ордой», «...Как во городе, братцы, Джузаке утром рано, утром на заре, все

28

войска в строю...», «...В Туркестане мы засели, из-за стен его глядели – нет

ли где кого» , – вспоминается в казачьих песнях.

Уральцы выполнили «высокий» приказ, выдержали все испытания,

выпавшие на их долю во время длительного «путешествия» по

среднеазиатской пустыне весной 1873 г..: небывалую жару, безводье,

песчаные бури, кровавые бои с противником и пр. 29 мая они взяли

«заклятый город», - несмотря на противодействие генерала К. Кауфмана,

по каким-то причинам не спешившего к победе над местным правителем.

В память о героическом и трагическом событии одну из городских улиц

«прозвали» Хивинской.

В середине города – Туркестанская. площадь. Ее название напоминало

о кровавых боях летом 1864 г., когда казачьи сотни, понеся серьезные

потери, сумели захватить мощную крепость в Средней Азии.

Уральск XIX века отличался от многих провинциальных городов

своими широкими улицами. Одна из них, расположенная в «новом»

городе, получила несколько странное для города название –

Самаркандский проспект. Первая его часть легко «расшифровывается»:

казаки принимали активное участие во взятии одного из важных

политических, культурных и экономических центров Средней Азии весной

1868 г. Вторая же часть названия («проспект»), видимо, «говорила» о

службе в российской столице, богатой красивыми, широкими проспектами.

К числу популярных мест в городе относилась небольшая Иканская

площадь. Она пользовалась особым вниманием и любовью уральцев.

Недалеко от площади стояла Никольская («походная») церковь. До

середины 80-х гг. рядом с ней – широкое поле, на котором казаки обычно

прощались с родными и любимым Яиком, отправляясь в очередной поход

или на военную службу.

Иканская площадь – это благодарная память горожан о мужестве

земляков, проявленном 4–6 декабря 1864 г., когда одна сотня во главе с

есаулом В. Серовым успешно противостояла передовым отрядам 12-

тысячной армии кокандского хана Алимкула районе кишлака Икана ( в 20-

ти верстах от Туркестана). В жестокой схватке 54 казака погибли, 12 –

скончались от ран после боя, 38 – были ранены.

Двадцать лет спустя недалеко от места кровавого боя уральцы

установили небольшой мраморный памятник (обелиск). Его уничтожили

при Советской власти.

Подвигу земляков Н. Савичев посвятил одно из своих поэтических

произведений, ставшее популярной песней на казачьем Урале :

В степи широкой под Иканом

Нас окружил кокандец злой,

И трое суток с басурманом

29

У нас кипел кровавый бой..

Мы залегли, свистели пули,

И ядра рвали нас в куски...

Но мы и глазом не моргнули, -

Стояли насмерть казаки...

.

Недалеко от старого городского кладбища, спустя несколько

десятилетий после смерти писателя, появилась Железновская площадь.

Казаки таким образом увековечили имя своего земляка, впервые

рассказавшего российскому читателю правду о жизни и характере

«подлинных Горынычей». Названная именем местного писателя площадь –

своего рода исключение: из местных «правил» уральцы старались не

выделять кого-либо среди членов общины.

В начале XX в. на северо-западной окраине города появились «чужие»

(не казачьи) именные улицы и площади. В том самом районе, который

уральцы называли «посторонним», «не своим» и где старались бывать как

можно реже, лишь «по делу». Николаевская площадь, протянувшаяся с

востока на запад, от Баскачинской улицы к Чагану ( в районе Казенного

сада ), превратилась в границу не только для «природных» казаков, но и

для жителей «другого», «нового» Уральска, – границу, за которой

виднелся небольшой поселок с низкими, мрачными избушками: там жили

«пришлые люди»: рабочие промышленных предприятий, железной дороги

и пр.

Рядом с Николаевской площадью находилась Алексеевская улица. И

площадь, и улицу, наверное, назвали в честь последнего российского

императора и его сына, атамана всех казачьих Войск . Окраинные

территории вряд ли могли посвящаться Николаю-Чудотворцу,

«печальнику о людях», «ревнителю о вере», защитнику и покровителю

моряков, и Алексею – «святому пустыннику», «человеку божьему».

Впрочем, одна из ”далеких” улиц ( Георгиевская) носила имя

“великомученика” и “победоносца”, широко известного в России.

Более понятными и знаковыми для казаков (но далекими от

обитателей городских окраин ) можно считать названия некоторых улиц,

имевшие отношение к военной истории России, участниками которой

были и уральцы: Суворовская, Кутузовская и Скобелевская. Они не

требовали специального разъяснения, поскольку русские полководцы были

близки казакам. Так, под руководством А. Суворова полки Д. Бородина и

Д. Мизинова воевали против Наполеона в Италии и героически проявили

себя во время известного перехода через Альпы в 1799 г. С именем М.

Кутузова уральцев, как и казаков других Войск, связывало участие в

Отечественной войне 1812- го года. Генерал М. Скобелев был известен

30

Горынычам по походам и боям в Средней Азии (1875 г.), когда он

командовал казачьими сотнями, а также по «холодной», «снежной»

кампании против Турции, на Балканах в 1877 г. ( Плевна, Шипка) по

освобождению братьев-славян.

Трагические и героические эпизоды прошлого не забывались. Они

сохранялись не только в человеческой памяти, но и в названиях некоторых

городских улиц и переулков.

***

Исторический и современный Уральск заслуживает внимательного и

подробного изучения. О бывшей столице казачьего Войска писали

историки и краеведы, лингвисты и фольклористы, социологи и

экономисты, пораженные своеобразным укладом хозяйственной и бытовой

жизни казаков, их героической и трагической судьбой, в которой нелегко

разобраться. Представить широкую картину жизни моих земляков пока

еще никому не удавалось. Кажется, лишь одна из местных

исследовательниц в своей недавней книге более конкретно и подробно,

чем многие специалисты, представила картину сложной, яркой и

противоречивой жизни города. И все же следует сказать, что мой Уральск

по-прежнему хранит в своем прошлом многочисленные тайны. Он

неохотно расстается с ними. Как и каждая уральская семья – со своими

секретами...

31

ГЛАВА ВТОРАЯ

Т Р А Д И Ц И О Н Н А Я К А З А Ч Ь Я С Е М Ь Я

32

Мои предки (если верить семейному преданию) владели небольшим

хутором в районе Камыш-Самарских озер, куда они, уехали, покинув

родной город в конце XIX века, почти сразу после известных скандальных

и кровавых беспорядков в Войске: «Подальше от греха».

Казаки занимались традиционными промыслами – рыболовством и

скотоводством. Забавлялись «несерьезным делом» (ставили небольшие

сети) на озерах. Каждый год выезжали на багренье и плавни, иногда

решались выйти в море: хотелось знать, насколько там тяжело, страшно и

... прибыльно. Хуторяне (сначала отец, после его смерти – сыновья)

владели несколькими десятками лошадей и сотней – другой овец, с

которыми наемные пастухи постоянно передвигались по степным

просторам. Глава семьи специально воспитывал трех строевых коней:

будут нужны сыновьям, как только прозвучит приказ: «В полк». Двух

33

рабочих лошадей всегда держал рядом с собой: они были постоянно

необходимы семье. Как и коровы, за которыми ухаживала опытные,

знающие свое дело казáчки.

Больших доходов хозяйство не приносило (все же не Бородины и не

Овчинниковы), но хуторянин чувствовал себя, как и положено природному

уральцу, спокойно и уверенно. В засушливые годы удавалось сохранить

основную часть нажитого, хотя потери оказывались довольно серьезными

для привычной жизни и болезненными – для самолюбивой души. Но

казаки верили, что следующие годы обязательно будут прибыльными: «

Бог не без милости, казак не без счастья» Появилась надежда на быстрый

успех в делах и серьезный доход, но ожидание нужной казаку удачи

оказалось напрасным: богатство почему-то не спешило в скромный

хуторской дом.

В середине XIX века мой прапрадед покинул знакомые с детства

места и перебрался в войсковую столицу. Мой отец неохотно говорил о

далеком от него хуторском времени, которое знал плохо. Может, не

особенно доверял рассказам о жизни в степи и самостоятельном хозяйстве.

Себя же он считал настоящим городским казаком.

Наша фамилия (именно фамилия) была известна в Войске .Деду и

отцу не раз приходилось встречать однофамильцев. Может быть, дальних

родственников? Но о том мог знать и рассказать лишь прадед.

Один из представителей нашей фамилии служил денщиком у

известного казачьего писателя И. Железнова. Другой избирался атаманом

Каменской станицы. Мои родственники, наряду с другими уральцами,

принимали участие в военных походах и боевых сражениях, честно

выполняя свой традиционный казачий долг.

До начала 1880-х гг. наш небольшой родовой дом находился рядом с

Уралом. Его поставил недалеко от крутого Красного яра прапрадед сразу

после переезда в Уральск. .Хозяином дома после его смерти стал прадед

Иван.

В отдаленном районе города жили, в основном, казаки - рыбаки...Они

никогда не расставались со своим кормильцем – Яиком Горынычем . Но

беспокойная и ревнивая река была явно недовольна постоянным

соседством с людьми, не всегда ценившими и сберегавшими ее красоту и

богатство: каждую весну, во время бурного паводка, Урал «съедал» метры

высокого яра и приближался к казачьим избам и хозяйственным

постройкам.

Мутнехонек наш Яикушка,

34

Бежишь ты быстрехонько...

Возможное бедствие, однако, не тревожило жителей опасного района:

«Авось как-нибудь обойдется». Действительно, многим «обходилось». Но

водная угроза с каждым годом заметно возрастала. И казаку, жившему на

Красном яру, приходилось постоянно думать о своем будущем: рисковать

домом и хозяйством или искать «приличное» место в неуютном и грязном

Форштадте, где войсковое руководство разрешало ставить новые дома.

Прадед Иван был хорошим рыбаком. Открыл для себя (не без помощи

знающих рыбацкое дело стариков) многие секреты своевольной реки с ее

перекатами, култуками (заливами ) и ятовями ( ямами ) от учуга до

Лбищенска.

Урал наш быстротечен,

Он словно родной брат...

Он славой долговечен

И рыбкой был богат...

По каким-то особым, известным только ему приметам прадед мог

чувствовать и предсказывать большую или малую воду Яика-батюшки.

Несколько лет жил в ожидании небывало высокого подъема капризного

Горыныча, ругал соседей за их безалаберность и беспомощность во время

речного буйства и старался помочь несчастным не только умными

советами, но и конкретными делами.

Беда, однако, пришла с другой стороны и совсем иная: на Красном яру

весной 1879-го года неожиданно вспыхнул большой пожар... Он быстро

охватил весь город и уничтожил больше тысячи казачьих домов, сотни

купеческих лавок и хозяйственных построек.

Прадеду повезло: огонь не добрался до его дома. И беспокойный Урал

в ту весну пощадил потомственного казака: разрушив стремительными

водами часть высокого яра, он остановился в десятке метров от его

хозяйственного двора. Но знающий коварную, своевольную реку Иван

понимал, что она – рано или поздно – обязательно доберется до его

владений. И не следует ждать того страшного часа, когда случится полное

разорение всего нажитого семьей за многие годы. Надо уже сейчас думать

о спасении дома и семьи, об отъезде в другое место, подальше от Яика-

батюшки, хотя и больно было расставаться с любимой, единственной на

всем свете родной рекой.. Но оставаться здесь дальше никак

нельзя...Необходимо непременно переезжать. Но куда? Прадед надеялся

найти место для своего дома в центре города, недалеко от Большой улицы.

2

35

Когда «огневое бедствие» закончилось, казак отправился в

пострадавшие кварталы города. Решил посмотреть, как там живут его

земляки.. Ничего радостного, конечно, не нашел и не увидел. Лишь черные

печные трубы, обожженные развалины кирпичных домов, зола на месте

деревянных изб, смрад, копоть. Да проклятья и жалобы погорельцев,

рыдания жен и плач детей. Казаки вспоминали свою прежнюю жизнь «до

огня»: она казалась им спокойной и благополучной.

После «путешествий» по городу прадед возвращался домой уставшим

и невеселым. Поздним вечером выходил на давно знакомый высокий

берег Урала, спускался к воде по тропинке, вырубленной в яру, как будто

прощался с суровой и любимой рекой... Память и сердце подсказывали

слова старинной песни:

Яик ты наш, Яикушка, Яик сын Горынович!

Про тебя, про Яикушку идет слава добрая,

Про тебя, про Яикушку идет речь хорошая!

Золоченое у Яикушки его было донышко,

Серебряная у Яикушки его была покрышечка,

Жемчужные у Горыныча его круты бережки.

Круты бережки, низки долушки

У нашего преславутого Яикушки.

Костьми белыми казачьими усеяны,

Кровью алою молодецкою упитаны,

Горючими слезами матерей и жен поливаны...

Где кость лежит – там шихан стоит,

Где кровь лилась – там вязель сплелась,

Где слеза пала - там озерце стало...

Любовался зеленеющими лесами на бухарской стороне. Печально

думал о далеких Камыш-Самарских озерах, вспоминал степные котлубани

(«малое глубокое озерцо»” – Вл. Даль), на которых бывал летом и осенью.

В поездках прадеда нередко сопровождал его единственный сын Семен.

Будущий переселенец болезненно (сердцем!) принимал будущий

поворот в своей жизни. Сомневался... Опасался... Рассчитывал... И все же

решил: «не надо дразнить судьбу». Следует поклониться строгому

Яикушке, поблагодарить быстротечного Горыныча, пока он еще сохранил

доброе расположение и щедрую милость к казаку... Может, придется

отказаться от любимых рыбацких привычек? Ведь придется перебираться

в Форштадт и строить там новый дом. Не по душе задуманное, но что же

делать? Иного решения прадед не видел. Да его, наверное, и не было.

Летом казак поднял на берег свою остроносую будару. .Многие годы

плавал на ней далеко вниз по Уралу. Но год спустя, заново просмоленная,

лодка будет храниться во дворе, под навесом, в ожидании очередной

36

плавни. Прадед осмотрел и подержал в руках давно знакомые весла,

крепкие багры ,тонкие подбагренники и острые пешни, еще раз просушил

на солнце сижи и режаки (сети с ячейками разных размеров ), зачем-то

посчитал балберки (поплавки) и грузила на сетях.

Нетерпеливый казак (многие в нашем роду не любили и не привыкли

ждать) надеялся закончить беспокойное дело быстро и бесповоротно. Но в

тот страшный год многое из задуманного он не успел выполнить. Как

часто бывает, вдруг возникли новые обязательные, срочные дела,

заставившие прадеда отложить на неопределенное время исполнение

главного своего плана. Спустил к реке будару, вновь взялся за весла, сети

и багры.. Он не хотел пропускать (хотя и опоздал к открытию) сначала –

весенней плавни, затем – сенокоса. Позже подступила осенняя плавня, за

ней багренье (« одно коровоженье», как говорили уральцы). Каждая новая

встреча с рекой тревожила: простит ли Яик-батюшка казаку измену. Но все

же, кажется, больше думалось о будущем рыбацкой удаче, чем о скором

расставании с любимой рекой: «Подыму двух-трех серьезных рыб, отдам

заезжему барыге, потом перееду и начну строиться».

Впрочем ( если говорить откровенно), прадеда как настоящего казака

не столько заботила «прибыль дому», сколько радовало участие в

традиционных войсковых «действах», когда можно было спокойно,

обстоятельно поговорить со старыми приятелями-односумами о

нынешней беспокойной жизни и пожарных бедах, поделиться

хозяйственными заботами. И, конечно, посидеть в хорошей, веселой

компании со стаканом в руке.

Хорошо наши пумали...

Епифан сидит в кругу,

Одну лошадь пропивает

И другая начеку...

Кошма была – кошмы нет,

Улетела на тот свет.

Пропил пешню, пропил сак,

А домой вернусь и так...

Лишь после того, как привычные, общие дела были выполнены,

следовало приниматься за дом, о котором вся душа совсем изболелась. Но

прадед еще не знал, что до начала строительных работ необходимо

получить «разрешительную бумагу» в Хозяйственном правлении. Она

позволяла казаку стать хозяином земельного участка, на котором он затем

поставит свой дом. И с этой бумагой еще придется побывать в разных

конторах, кассах и мастерских Как артельный и служивый уралец, прадед

любил порядок и дисциплину, но в казенных учреждениях он столкнулся с

ненавистной «бестолковщиной» (по его выражению), в которой чувствовал

37

себя беспомощным и беззащитным. Казаку казалось, что чиновник,

сидевший в кресле за большим столом, смотрит на него совершенно

равнодушно, как будто ничего и никого не видит: « И зачем, мол, ты здесь

со своей бумагой? Не в свое время пришел. Нечем что ли тебе заняться?.

Видно,. казачья дурость и глупость привели сюда». В конторах не спешили

с ответом на прошение прадеда. Чужие дела чиновники выполняли

неторопливо, руководствуясь своими правилами и привычками. Ведь Урал

не беспокоил их своим буйным норовом и весенними разливами. Видимо,

поэтому бумаги будущего строителя медленно, как бы нехотя,

передвигались из одной конторы в другую.

Незаметно пролетел год. В пустых встречах и бестолковых разговорах

с чиновниками. За ними будущий строитель пока еще не видел самой

важной и нужной ему бумаги . И поэтому не спешил разбирать свой дом

на крутом берегу. Может, прадеду вообще не следовало связываться с

непривычным, совсем не казачьим делом ?

3

Когда-то границей Уральска считался оборонительный вал,

возведенный казаками на Крестовой улице для защиты от степных

кочевников. Но город уже давно не нуждался в нем. Опасные времена

ушли в прошлое. Войсковая столица шагнула за пределы вала. Появился

новый район в городе. Его назвали Форштадтом. Там небогатые казаки

ставили небольшие деревянные и саманные избы. Но скоро появились

небольшие кирпичные особняки и двухэтажные дома. Дворцов здесь не

было, хотя несколько особняков (Ласановы, Рязановы, Егоровы, Фокины –

дальние родственники прадеда и др.) выделялось своей основательностью,

высокими шатровыми («на четыре ската») железными крышами, светлыми

окнами и изящными, веселыми крылечками .

К уральцам присоединились десятки иногородних купцов, российских

мужиков и прочий пестрый люд (мелкие чиновники, торговцы,

ремесленники). С каждым годом их число увеличивалось. « Бойкий,

нахальный народ, – говорили местные жители, – но у них деньги, а нынче

это – сила». Казаки, вынужденные признавать и принимать чужих и

выслушивать их бесполезные речи, в душе презирали и не признавали

пришлых равными себе.

Прадед не хотел ставить дом рядом с «посторонними». Рассчитывал

жить среди настоящих, потомственных уральцев. Но выполнить свое

желание он не смог: власти не нашли в старом городе земли для него. Ее

давно заняли войсковые управления, областные конторы и зажиточные

казаки. И пришлось прадеду согласиться на участок в Форштадте. Не ехать

же к Чагану. Или на Ямы.

38

Новый городской район произвел на прадеда безрадостное

впечатление: низкое место, бывшее когда-то болотом, весной и осенью –

прямо перед будущим домом – разливалась большая лужа, летом

поднималась темная пыль, на улице стоял «тяжелый» воздух, ее проезжая

часть была разбита колесами телег и копытами лошадей. Позже прадеду

пришлось привезти не одну телегу хорошей, «чистой» (как он говорил)

земли, чтобы «поднять двор»: каждый год, в дождливую погоду, его

заливала грязная вода.

Решение строиться и жить в Форштадте прадед принимал

самостоятельно и отказываться от него не хотел. Он ведь не какой-то

пустозвон, у которого «слов - на три воза, а дельного – на рыбью ногу».

Он .никогда не был и не будет болтуном – краснобаем. Свой замысел,

каким бы трудным и сложным он ни был, прадед должен обязательно

выполнить. Самостоятельно, полагаясь лишь на свои силы и терпение да

помощь сына. Конечно, из него пока не ахти какой строитель, но все же

сможет что-то сделать, принести, убрать и пр. Да мало ли дела на

стройке!

4

Сызранская (в советское время – Плясунковская) улица, на которой

прадеду предстояло ставить новый дом, – вторая к востоку от центральной

– Большой. Квартал зажат между широкими улицами – Форштадтской (в

советское время – имени М. Маметовой) и Мостовой, идущими с востока

на запад.

Будущий строитель несколько раз внимательно осмотрел район, где

он будет жить, побывал на соседних стройках и подворьях. Увидел, что в

Форштадте трудно с водой. Казак привык приносить и привозить домой

свежую воду с Урала. На прежнем месте все было просто и легко:

спустишься с ведрами к реке и через несколько минут несешь воду домой.

Впрочем, сам прадед заботился о ней совсем иначе. Каждую неделю он

привозил небольшую кадку, наполненную свежей водой. Быструю

«доставку» двух-трех ведер «уральной» (так говорили казаки) воды иногда

выполняли хозяйка и сын.

В Форштадте вода требовала постоянных серьезных забот и денег.

Урал – далеко. Уважающий себя казак не станет пить воду, привезенную с

Чагана: «Не тот вкус, да и не совсем чистая... Стоячая... Летом цветет».

Значит, теперь за «хорошей» водой придется постоянно ездить целую

версту – на Урал. Или покупать у разъездного торговца, поскольку

«каждый день не навозишься! Других забот не хватает что ли ?»

Позднее отец и сын станут привозить уральную воду только для себя

(т. е. для семьи) обычно накануне праздников: « Но пить-то надо каждый

день.. Да и скот поить... Коровам и лошадям надо ох! как много

39

воды:...Значит, нужен свой колодец, но где взять деньги?» И все же

пришлось через пять лет нанимать самарских мастеров и устанавливать во

дворе колодец, но вода в нем оказалась непривычно жесткой: «не такая

сладкая и мокрая, как уральная.»

Но сначала надо было решить, когда следует переезжать, как

приступать к строительству, сколько придется потратить (прадед умел

считать деньги и не любил транжирить их). Соседи насмешливо смотрели

на то, как суетливо (по их мнению) ведет себя опытный, немолодой казак:

будто что-то взвешивал или примерял в уме, стал редко появляться в

компании отдыхающих земляков. Они были готовы помочь Ивану, так как

не в их привычках оставлять товарища без поддержки в радости и беде, в

работе и отдыхе. А ведь переезд на новое место хуже большого пожара.

Прадед берег каждое бревно и любой кирпич в старом доме, полагая,

что они пригодятся при строительстве нового: «Ничего нельзя

выбрасывать... Всему найдется свое место.»

Поздней весной 1881-го года, казак стал разбирать сначала сараи

(«базы»), затем дом.. .Его постоянным помощником стал сын – энергичный

юноша Семен.

Прадед, наверное, уже давно решил, что будет строить двухэтажный

дом. Такой, каких было немного в городе: низ (подклеть) – кирпичный,

верх – деревянный, крыша «коньком». Родным сказал: «Жить будем

наверху. Потом, когда сын женится, и низ под жилье займем. А пока

всякое барахло сложим».

Дом на Красном яру разобрали быстро («ломать – не строить»).

Работы на Сызранской начинались медленно: не сразу удалось купить

нужный кирпич, бревна и доски, привезти известь и глину, найти железо

(на крышу) и краску (для стен и пола). К тому же, как говорил прадед,

«любой товар стоит денег». А их требовалось как никогда много. Ведь

строительными делами в городе тогда занимался не только он. Многие

«пожарные страдальцы», получив ссуду в Хозяйственном правлении,

торопливо («надо успеть до осени») строили новые или восстанавливали

старые дома.

Прадед, хозяин самостоятельный и казак самолюбивый, не хотел

брать деньги в долг («берешь чужие, а отдаешь свои») и просить помощь у

местных властей. Посоветовался с односумами, побывал в некоторых

станицах, встретился со знакомыми лесниками («полещиками»), поговорил

со строителями, съездил несколько раз в Бузулук и Самару за товаром для

местных купцов.

Прабабка Пелагея (для родственников и знакомых – Поля)

поддерживала мужа, когда он говорил о будущей стройке, но, как

рассудительная хозяйка, советовала: «Не надорвись...Поговори еще раз с

40

мужиками, посчитай деньги и уж потом начнем строить. Может, все

спокойно обойдется... Бог не без милости».

Прабабка, как многие казáчки, была женщиной смелой, честолюбивой,

строгой, требовательной к сыну, сдержанной в разговорах с соседками и

подругами.. Признавала «старую», «правильную» веру, избегала встреч с

«никонианами», никогда не бывала в городских церквах. Заботливая,

опытная, хорошо знающая правила семейной жизни хозяйка, она

аккуратно вела свои несложные, но нужные дому дела, внимательно

следила за чистотой в комнатах, постоянно поддерживала строгий порядок

на кухне. Прабабка умела и любила работать, помогала мужу там, где

нужно было что-то выполнить аккуратно, но чаще поддерживала его не

столько конкретными делами, сколько разумными речами-советами, к

которым прадед внимательно прислушивался. Конечно, не всегда

исполнял, но обязательно делал определенные выводы для себя и семьи.

В небольшой молельной перед иконой Николы Заступника всегда

светилась лампада. Сюда каждый день приходила прабабка молиться и

просить счастья и спокойствия в доме и здоровья родным людям... Она

была уверена в том, что ее идущие от сердца слова окажут благотворное

воздействие на поведение и чувства обитателей дома.

5

Строительством дома прадед по-настоящему серьезно занялся в

середине лета, рассчитывая завершить его к холодам. Посоветовал сыну

поработать с плотниками и каменщиками: «Делом займешься да и

посмотришь, как и что. Может, потом сгодится».

Заканчивали работы поздней осенью. .Спешили. Прадед хотел

встретить Рождество в новом доме. Самарские мужики трудились от

восхода до заката солнца, решив побыстрее возвратиться домой, где их

ждали свои семьи и дела. Они закончили работу накануне Введенья (конец

ноября), когда уже выпал первый снег и ударили настоящие морозы (

неслучайно говорится: «Введенье. пришло, – зиму привело»). Прадед сразу

же расплатился со строителями, как договаривались: «Нельзя обижать

серьезных работников...» Поставил на стол несколько бутылок водки,

блюда с закусками и хлебом. Поблагодарил мастеров за честный труд

(ценил не только свою, но и чужую, хорошо выполненную работу).

Владелец нового дома знал, что впереди еще много дел: и в доме, и во

дворе. Видимо, «другим» летом придется заканчивать стройку: ставить

легкую летнюю кухню, новые базы, «добрую» конюшню, небольшую

крышу под рабочее имущество и пр. Но выполнить задуманное прадеду

удалось не сразу...

41

В семье вырастал единственный сын «Больше детей Бог не дал, –

говорила .прабабка, – но грех жаловаться». Она постоянно наблюдала за

Семеном. Познакомила его с главными молитвами, не позволила

подростку баловаться табаком и вином, слушать «неприличные» разговоры

знающих жизнь казаков.

Сын сначала учился у «мастера» (познакомился со «старинным

письмом» ), затем – в двухклассном училище, умел, но не любил ни

читать, ни писать. Он не раз повторял слова отца, говорившего об учебе:

«Пустая трата времени». С ранних лет не доверял казенным бумагам: «От

них один только вред и большая неприятность».

Прадед старался сделать из Семена настоящего работника – хозяина,

человека самостоятельного и сильного. Не раз отправлялся с ним, еще

неразумным мальчишкой, на берег Урала, учил плавать, говоря при этом

«Не надо бояться строгого Яика – батюшку. Он всегда поддержит тебя.

Будь крепким, не бойся никого и ничего». Летом вдвоем выезжали в луга,

где работали с утра до вечера: косили и сушили траву, складывали сено в

небольшие стожки. Отец делился с сыном опытом работы на сенокосе:

«Вдвоем вершить скирд не получится. Но все равно к другим присмотрись.

Потом, может, пригодится».

Сын вырастал серьезным, «ладным» казаком. Рано познакомился с

законами войсковой жизни и общинными правилами: не раз бывал рядом с

отцом на багренье и плавнях, в степных поселках и станицах. Характером

походил на мать: строгий и аккуратный в делах, серьезный и сдержанный в

словах при встрече и разговорах со сверстниками.

В «пожарный» год Семена записали в разряд «малолеток». Иван, как

все отцы, отправлял свой денежный сбор в т. н. «нетчиковый капитал».

«Конечно, деньги небольшие, но нынче каждый рубль дорогого стоит», –

не раз жаловался он. Прадед надеялся, что после окончания строительных

работ удастся немного передохнуть, освободиться от постоянных забот и

дел, но времени на отдых судьба ему не отпустила. Семена, уже

официально записанного в казаки, летом следующего года должны были

отправить на учебный сбор.

К этому традиционному для Войска событию молодой уралец должен

был иметь строевого коня, амуницию, обмундирование и пр. Лишних

денег в семье не было: все «съела» стройка. Прадед не был зажиточным

казаком, но и никогда не жаловался на бедность. И богатые Вязниковцевы,

Махорины, Кожевниковы и Овчинниковы были для него такими же

членами войсковой общины, как и он сам.

Пришлось снова «хитрить»: что-то продать, опять несколько раз

съездить в Самару и Бузулук за товарами для городских торговцев. Не

хотелось залезать в долги. Прадед сумел сделать, казалось бы,

42

невозможное. И его сын выглядел на смотру перед отъездом в лагерь так

же справно, как его будущие сослуживцы из зажиточных семей.

Два месяца Семен находился на сборах, в далекой степи, где-то в

районе Каленого, Сахарного или Антонова. Он еще плохо знал южную

часть войсковой земли. И поэтому не совсем точно представлял, где его

обучали армейскому, казачьему мастерству. Возвратился сын заметно

изменившимся: как будто повзрослел. Щеки несколько ввалились, плечи

заметно расширились, в руках прибавилась сила, на лице небольшие усы.

По тому, как неторопливо и бережно снимал с коня седло, осторожно

протирал пучком свежей травы холку, проверял копыта, – по всему по

этому можно было видеть, что вырастает добрый казак, будущий умный

работник и заботливый хозяин в доме. Во взгляде сына уже не виделось ни

наивной простоты, ни душевной открытости, которые еще сохранялись в

поведении и разговорах его товарищей-сверстников.

6

Строительные работы в доме и во дворе то прекращались, то вновь

начинались.. Так будет продолжаться несколько лет. Но все же когда-то

должны были закончиться.

Новый дом получился аккуратным.. На каждом этаже две комнаты,

чулан и сени. Верхний этаж – радостный, светлый, высокий. На нем –

закрытое, легкое, небольшое крыльцо. Нижний этаж оказался темным и

низким: будто врос в землю. Туда надо было осторожно спускаться по

ступенькам...Окна – чуть выше земли, и любой прохожий мог заглянуть в

дом, хозяева же видели лишь его ноги и обувь. В летние жаркие дни этот

этаж становился спасательным местом: в его прохладных комнатах

дышалось легко. Родителям нравилось отдыхать здесь в душный

солнечный полдень.. Зимою внизу складывали ненужные летние вещи,

одежду и обувь. Поставили небольшую печь, но топили ее редко: «Зачем

без толку дрова тратить? И так пока обойдется»” Прабабушка, не

любившая беспорядка в доме, иногда спускалась в нижний этаж, чтобы

все проверить и пройтись веником по полу.

Прадед как опытный хозяин всегда помнил, что дом и двор

расположены в центре города, и потому старался все обустроить прочно и

красиво. Поставил крепкие, высокие ворота, через которые свободно могла

проехать подвода с возом сена. Перебрал и заново укрепил доски уличного

забора. По всей «округе» двора поставил прочные плетни, отгородившие

хозяйство казака от соседей: «Незачем заглядывать в чужие дома».

Большой двор прадед разделил на две части. Через год на переднем

поставил летнюю саманную кухню под железной крышей, рядом – темный

(т. е. без окна) деревянный сарай. Летом и осенью в нем хранились овощи,

43

а зимой – мясо и рыба. Недалеко от сарая – глубокий погреб с кирпичным

сводом, его прикрыли – от жарких солнечных лучей и осенних дождей –

легким навесом. Недалеко стоял баз – склад топлива (кизяки и дрова) и

возвышалась небольшая «будка» – беседка. В ней теплыми вечерами

можно было неторопливо пить чай и разговаривать с родственниками и

приятелями. Когда-нибудь здесь будут играть внуки, – думал немолодой

казак.

Во втором (заднем) дворе прадед устроил коровник (в хозяйстве – две

коровы), конюшню (с тремя лошадьми: две – рабочие, одна – строевая),

небольшой загон для телят. Там же базы с запасом корма и сена (большая

часть его хранилась под открытом небом ) , две телеги : одна обычная,

«повседневная» рабочая повозка, другая – с «дробинами» (т. е. с

решетками, лесенками по бокам ) для перевозки сена.

В прохладном месте, на специальных козлах бережно хранилась

старая будара. Через несколько лет недалеко нее поставят плуг, косилку,

грабли и бороны.

По просьбе своей Пелагеюшки (так иногда называл жену), прадед

построил в тихом месте курятник и отвел для птичьих «прогулок» часть

заднего двора: «Без кур и петуха дому нельзя быть ,» – говорила прабабка.

Старый казак гордился тем, что все свое «богатство» создал своими

руками и нелегким трудом, что умеет постоянно работать ради

спокойствия семьи. И сына воспитывал в любви к делу и дому. Семен

оказался редким среди казаков мастером: стал строить красивые и прочные

будары. Рыбаки знали, что сын Ивана не подведет, хорошо и в

назначенный день выполнит заказ . Отец поддерживал юношу, видя, как

добросовестно тот относится к работе и заботливо – к дому. И

беспокоился: приближалось время, когда сын, казак «полевого разряда»,

должен отправиться в полк. Прадед надеялся, что атаман и правление

войдут в его положение: сын теперь становился единственным кормильцем

в семье, его родители уже не молоды...Но разве можно было предсказать,

как повернется дело со службой? Просить атамана о льготе для сына? «Не

казачье это дело...Записали в полк? Что ж, служи... А не бегай по

хуторам».

«Положение о воинской службе» (1874 г.) требовало «обязательной

службы для каждого казака». Так что летом 1884-го Семен вместе с

земляками отправился в полк. В далекий, неизвестный, но заранее

«нелюбезный» Ташкент.

Родители остались одни. Жаловаться на ставшую тяжелой жизнь. не

хотели. Прадеду порой казалось, что он еще не совсем старик. Сила в

руках есть. Да и прабабка чувствовала себя здоровой: она, как и раньше,

весь день что-то делала дома, во дворе: «Грех жаловаться на судьбу.

Нечего Бога гневить».

44

7

К новой жизни вдалеке от Урала и Красного яра прадед привыкал