Мятные леденцы

29 августа

Закончив работу, Ян вышел на улицу, дошел до служебной стоянки, выкурил сигарету, придавил окурок кроссовкой, сел в машину и посмотрел на часы. Еще успеет на тренировку съездить. А потом заберет Лизу с работы. Завтра у нее выходной. У него – тоже. Чехонина Петра Семеновича с завтрашнего дня вполне можно допустить до самостоятельного выполнения обязанностей. Наконец-то. Парень, конечно, слегка медлительный, но это мелочи, главное, что руки растут откуда надо. А если Левашова будет пореже проходить мимо него в боксе, из-за чего у того все время выпадают из этих самых рук ключи, то и вообще отлично.

В девять часов Лиза вышла из ворот детского дома и забралась в машину на пассажирское сиденье. Вяло ответила на поцелуй, а затем с поникшим видом села, сложив ладошки домиком между бедер.

– Лиз…

– Ян, можно мы сегодня не поедем никуда?

– Можно.

Ян завел мотор и плавно тронулся с места, то и дело искоса на нее поглядывая. Еще с утра все нормально было. Ластилась к нему как котенок, а потом шла по дорожке от ворот, покачивая высоким хвостиком на макушке и покручивая попкой в строгой юбке, покупкой которой перед ним хвасталась. А теперь сидит измученная, того гляди разревется.

– Ты мне расскажешь, что случилось?

– Просто на работе проблемы. Я очень устала и хочу домой.

– Ладно. За пирожными заехать?

– Не надо. Я не хочу.

– Ладно, – примирительно ответил Ян, помолчал и добавил, – но я все равно заеду.

Лиза ничего не ответила, с безучастным лицом уныло глядя в окно. Расстроенная девушка молчала до самого дома, на коробки с пирожными никак не отреагировала, и пока они поднимались на лифте на верхний этаж, его прикосновений почти не замечала. По той глубине, с которой Лиза замкнулась и притихла, Ян очень быстро понял, что она не просто чем-то расстроена или напугана. Девочке было очень больно.

Стащив куртку и ботинки, Лиза прямиком пошла на кухню, намыла руки и вытащила сковороду. Ян, войдя следом, с несколько секунд молча за ней наблюдал.

– Ты что делаешь?

– Поесть хочу тебе приготовить, – ответила Лиза, устанавливая сковороду на плите.

После этого прошла к холодильнику, вытащила оттуда упаковку с мясом и положила на стол, снова заглянула в холодильник, достала кусок сыра, тоже положила на стол, следом вытащила помидоры, повернулась к столу, положила. Следом все продукты разом полетели на пол одним движение руки Яна, который, встав позади нее, смахнул их со стола. Следующим движением он ухватил ее за полы рубашки, резко дернул, и отлетевшие пуговицы весело заскакали по плитке под ногами. Ян сорвал рубашку с ее плеч и в следующий миг прижал грудью и животом к поверхности стола.

– Ян, не надо. Перестань.

Лиза попыталась приподняться и вытащить руки, которые так и остались внутри рукавов, Ян толкнул ее обратно на стол, и девушка почувствовала, как запястья за спиной стягиваются ее же рубашкой, которую Ян завязал узлом, не давая ей освободиться.

– Ян! Хватит! Прекрати! Ты меня пугаешь!

Широкая ладонь легла ей на голову и надавила, пресекая попытки подняться, по спине от шеи до поясницы проползла стайка мурашек вслед за чутким движением кончиков пальцев. Добравшись поясницы, пальцы куда-то исчезли, зазвенела пряжка расстегиваемого ремня, и раздался знакомый «вжик», в происхождении и назначении которого сомневаться не приходилось.

– Ян, ну что ты делаешь. Отпусти меня, пожалуйста.

Подол ее юбки пополз вверх, колготки с трусиками – вниз. Горячие пальцы проскользили вдоль копчика, на несколько секунд и поглаживающих движений задержались у плотного колечка и опустились ниже.

– Ты мокрая вся.

– Ян, развяжи меня, пожалуйста.

– Для этого тебе придется немножко покричать.

– Ян…

Горячая бархатистая твердость прижалась к тугому входу, надавила, протискиваясь внутрь, и, кроме как кричать, Лизе ничего уже больше не оставалось.

Лиза на дрожащих ногах медленно поднялась, опираясь руками на стол, вспотевшие ладони заскользили по гладкой поверхности, так что она полетела обратно, едва не впечатавшись лицом в столешницу, но в последний момент сильная рука обхватила ее за живот и придержала.

– Ты чего падаешь-то? – Ян потянул ее на себя, подхватил на руки и сел на кухонный диван, усадив к себе на колени.

Лиза обессиленно положила голову к нему на плечо.

– Ян, ну зачем? Зачем ты это делаешь?

– Что не так?

– Что значит «что не так»? Ты меня напугал, Ян!

– Поэтому ты так подо мной скулила и просила «еще»?

– Ян…

– И кончила дважды, если что.

– Ян…

– Вот что ты опять заладила «Ян, Ян»? Скажешь, что тебе это не понравилось?

– Мне это понравилось, Ян, – откровенно призналась Лиза, не пытаясь отрицать очевидное, беспокоило ее совсем другое: – но это… это ведь неправильно. И я не хочу, чтобы мне такое нравилось.

– Ну что поделать, если ты у меня такая ненормальная. Я смирился уже.

– Ян…

– Лиз, это всего лишь игра. Тебе это нравится, мне тоже. Кому от этого плохо?

Лиза молчала, не зная, что ему отвечать.

– И я никогда не обижу тебя по-настоящему. Ты поняла? – Ян ухватил ее за подбородок и пристально посмотрел в глаза, после убрал ей за ухо выбившуюся прядь волос и коснулся губами лба.

– Да, – Лиза прикрыла глаза и глубоко вздохнула, вновь укладывая голову ему на плечо. Дрожь в теле прошла, оставляя после себя лишь приятное сытое томление.

– Обожаю это твое «да», шлюшка безотказная. Что ни предложи, на все согласна.

– Ян. Я сейчас не стану тебе ничего говорить только потому, что у меня нет на это никаких сил. Хотя нет. Стану. Сам ты шлюшка, понял?

Ян засмеялся и поцеловал ее куда-то в волосы. Потом вдруг серьезно спросил:

– Тебе полегчало?

– Да, немного.

– Расскажешь мне, что случилось?

И Лиза ему рассказала. Про то, как у какого-то парня по имени Витя Скворцов умерла мама, употребив в качестве горячительного что-то для этой роли не совсем подходящее. Как воспитатель и нянечка в группе Вити обсуждали это между собой, и пацан, которому еще ничего не сказали, услышал их разговор. Как прибежал, рыдая, к Лизе и ей пришлось идти выяснять, что случилось, а потом самой говорить ребенку, что его мамы действительно больше нет… Как ей с трудом удалось успокоить сорвавшегося в дикую истерику пацана, и как он слезно умолял, чтобы ему позволили остаться с ней. И как к ним пришла директриса и воспитатель группы, из которой удрал парень, и стала ей выговаривать, что она спровоцировала ребенка и ведет себя неправильно и непрофессионально, правда, никак не пояснив, в чем именно состояла провокация, и в чем она была неправа. Как она просила позволить мальчику остаться хотя бы на время, а потом бы они решили, что делать дальше. Как говорила, что может выйти в дополнительную смену завтра и послезавтра, чтобы присмотреть за ребенком и даже денег не надо. И как после того, как она получила отказ, мальчик снова слетел с катушек, потому что не отпускал ее ни на шаг и все это слышал. И как вместо того, чтобы позволить ему остаться, его накачали успокоительным и забрали обратно в его группу.

Она все говорила и говорила, то начиная всхлипывать, то бессильно злиться. Ян слушал ее молча, поглаживая по волосам. Позволил начать рассказывать по второму кругу, но другими словами, давая выговориться и выплеснуть все, что кипело внутри, а когда она зашла на третий, грозивший тем, что девочка начнет только сильнее накручивать себя, подхватил на руки и понес в спальню.

Чужие проблемы Яна всегда, на самом-то деле, интересовали мало. С сопереживанием у него были, мягко говоря, небольшие трудности. А с детьми ему и вовсе никогда дел иметь не приходилось. Разве что в зале иногда путались под ногами сопляки Демидова, доставая всех идиотскими вопросами, да еще однажды он согласился поехать к одной девице вместо того, чтобы везти ее к себе, потому что у той дома был ребенок, а сестру, присматривавшую за ним, надо было отпустить. Ребенком оказалась розовощекая девчушка четырех лет, которая как-то странно поглядывала на него, когда они все втроем сидели за столом, и та пила какао с печеньем перед сном. А когда мама девочки уложила ее в кровать и пошла в душ, Ян натянул свои кроссовки и просто молча ушел. Ну, и конечно, он не раз видел эту свору озлобленных волчат за воротами детского дома, которые в свое время попили у него немало крови, открыв охоту на помещение автосервиса. Как бы там ни было, чужие переживания и проблемы Яна всегда интересовали мало. Своих хватало. До тех пор, пока он не встретил Лизу. Лиза была уверена, что была далеко не первой в череде его бесконечных похождений, даже не догадываясь о том, насколько первой она во многом для него стала.

За незашторенным панорамным окном в пол над темной гладкой поверхностью озера висела пузатая желтая луна, на часах – что-то около трех часов ночи. Лиза лежала, положив Яну голову на грудь, который то мягко массировал ей затылок кончиками пальцев, то опять принимался перебирать ими по волосам.

– Ян.

– Чего, котенок?

– А твоя мама жива?

– Нет. Умерла, когда совсем маленький был, младенцем еще. Я ее и не помню даже.

– А папа?

– Умер, когда мне двадцать было.

– Значит, у тебя тоже никого не осталось?

– Брат еще где-то есть. Наверное.

– А что значит «наверное»?

– Ну, мы уже больше десяти лет не виделись. После смерти отца общаться перестали.

– А тебе бывает грустно из-за того, что ты один?

– Я не один. У меня ты есть.

Под щекой Лизы на его груди стало подозрительно мокро. Подозрения подтвердились, когда та тихонько всхлипнула.

– Лиз. Ну хватит плакать уже. Иди-ка сюда.

Ян приподнялся, подтянул ее повыше, просунул руку ей под голову и плотнее прижал к себе. Лиза глубоко вздохнула и затихла. От Яна как всегда очень вкусно пахло: терпкий мужской запах с примесью хвойного аромата его неизменного геля для душа и сигарет, которые он курил, стоя на балконе в ночной тишине спящего города и прижимая ее спиной к своей груди.