Мысли и размышления

Я и мой маленький Сталин

Я больше не могу молчать. Не могу! Замолчать, задвинуть в глухие задворки подсознания, затаиться, ничего ниоткуда не извлекать не получается у меня. Сотни раз пытался задвинуть, сотни раз пытался убедить себя, что это меня не касается, а все никак и никак! Опять идет все к тому, что очень даже касается и, должен констатировать, не одного меня.

А то, что я зачастую бываю по уши погружен в свое творчество и мало что вижу вокруг, лишь только усугубляет. Я вот бывает что-нибудь напишу и, прочитав написанное, скажу: «Сталин! Пошел ты вон из моего подсознания!» А он не уходит. Он там сидит и мне оттуда говорит: «Ты, таварищ Глобусов, чего таварищу Сталину сказал? Я вот трубку сниму и вызову к тебе пэревозку».

Или же взять тот случай в моей кухне. Вечер уже был за окном, и он опять сидел за столом. Маленький такой, усатый, в кителе, с трубкой и очень страшный. Я сделал вид, что не вижу его. А он мне: «Ты, таварищ Глобусов, зря вид делаешь, что нэ видишь меня. Я хотя маленький, а замэтный».

А было и так, что ночью он лежал третьим в нашей постели с женой. («Дай и таварищу Сталину пэрэдахнуть!») Такое происшествие имело место, хотя банальным не показалось мне, поскольку третьим в нашу постель с женой мог лечь кто угодно, а только не генералиссимус товарищ Сталин. И для чего его в ту давнюю ночь из Мавзолея выносили! Лежал бы он там и лежал, так и не влез бы со своей трубкой в теплую нашу постель, а тем более я после длительной паузы совсем уж раззадорился супругой своей овладеть, чтобы доставить ей максимум эротического удовольствия, как она меня еще в прошлом месяце просила об этом.

А утром он встал и по настоянию жены, проснувшейся с дикой головной болью, пошел со мной за картошкой. Знакомые мужики, находившиеся группой у входа в магазин, спросили меня, кто это сухорукое чучело, которое со мной притащилось, и я им сказал, что это мой дядя из Киева. Они меня сразу на смех подняли. Они стали от смеха давиться, как-то приседать и выкрикивать: «Какой дядя, Глобусов! Какой дядя! Это твой маленький Сталин! Вот это кто такой!» И запели: «Сталин наш рулевой! Сталин со мной и с тобой!»

Кошмар, иными словами, настолько явный и недвусмысленный, что я мучительно не соображаю, как мне избавиться от него. Он душу мне всю измочалил, нравственность всю изуродовал, в творчество вторгся, всю эротику повредил, а выгнать его никуда не могу. Разве что опять вид сделать, что все это не мое и меня не касается, но и это, уверен, не получится у меня. Вид-то я сделаю, а он никуда не уйдет. Чудовище это такое, в таком кителе и с таким погонами, что и меня переживет, и еще не одно поколение. Ко всем будет являться! Ко всем!

Одно и остается, что самому себе сказать: «Ты, Глобусов, сам себе Сталин!» И не мелкий.