На берегу моря сидел Лев Толстой, задумчиво перебирал шелковистую бороду.
Причалил баркас.
Это приплыл с Капри Горький, с бабушкой.
Горький увидел Толстого и нервно задергал прокуренными усами.
Толстой тоже приметил Горького и плюнул в воду. Обнаружив же бабушку, перекрестился.
Цепким писательским глазом зафиксировав плевок Толстого, Горький обиделся.
— Глыба ты! — крикнул он.
Толстой зорко посмотрел на утиный нос Горького.
«Не любят его женщины, — мелькнуло в его мозгу. — И собаки…»
— Зеркало ты! — еще более вызывающе крикнул Горький.
Толстой изумленно взметнул брови на бабушку Горького.
Бабушка сама с опаской поглядывала на внука.
— Матёрый ты человечище! — совсем уже вызывающе крикнул Горький, и добавил фистулой. — Нет Бога, нет!
Бабушка дико посмотрела на внука. Толстой же напротив, отвернулся. Далеко в море белел одинокий парус.
— Буревестники почему-то есть, — мудро прошамкал Толстой, — а бури все нет. Да и не буревестники это вовсе! Глупые пингвины! Прячут, сволочи, тела в утесах!
Бабушка громко высморкалась в пестрый ситцевый платок, с жалостью посмотрела на внука.
Горький заплакал. Слезы обтекали утиный нос.
— Пойдем, внучок, — речитативом предложила бабушка. — Я тебе пряничка дам, песенку спою.
Горький напоследок глянув со смутной надеждой на сгорбленного Льва Толстого, поплелся за широкой спиной бабушки.
Толстой все смотрел в море. Белый одинокий парусник подплыл к берегу. Парус оказался вовсе не белым. Алый!
— А хоть бы и глыба! — озорно сверкнул глазами Толстой. — Пусть даже и зеркало!..
Толстой молодо вскочил. Взял бритвенноострую косу. Обтер лезвие лопухом.
«Жаль буревестников только нет, — с сожалением подумал Толстой. — Но буря будет! Скоро грянет буря!»
Лев Толстой с лаской и жалостью посмотрел на маячившие вдалеке спины Горького и бабушки. Там же, вдалеке засвистал курьерский поезд.
Толстой удалился косить.