На луче света

БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Утром перед следующей беседой с Робом я сидел в своем кабинете, размышляя о нем и Салли. Что такого могло произойти, из-за чего он был не способен вступить в интимную связь со своей будущей женой, которую так нежно любил? Тот факт, что она носила в себе чужого ребенка, не имеющего с ним ничего общего?

Даже при самых благоприятных условиях секс является одной из самых сложных вещей, с которым сталкивается человеческое существо. Большинство из нас узнают о нем постепенно, на школьных площадках, улицах, из фильмов или телевидения. Некоторые получают вводный курс от отца или матери, зачастую в виде практического руководства, взятого из местной библиотеки. Многие родители едва ли не так же невежественны в этом вопросе, как и их дети.

Самое лучшее место для того, чтобы узнать, что такое секс и что он означает для каждого отдельного индивидуума — это школа. Но в последние годы эта идея вызвала резкую критику. Конечным результатом этого информационного вакуума, что неудивительно, стала подростковая беременность и угрожающие нашему обществу венерические заболевания. Дети многое знают о сексе, но узнают они о нем друг от друга.

В свое время я сам был не слишком осведомлен в этой загадочной теме. В один из жарких августовских дней моя мать ушла за покупками, оставив меня и Карэн одних дома. Нам тогда было по четырнадцать или пятнадцать лет. Мы включили оросители и бегали взад-вперед сквозь брызги воды, пока наши шорты и футболки не промокли насквозь и стали практически прозрачными. Потом мы «случайно» столкнулись друг с другом, одно за другим и… в общем это старая история. После этого Карэн уверяла, что беременна, а я чувствовал себя насильником. С тех пор мы не прикасались друг к другу в течение двух лет.

Все же, несмотря на все запреты и другие препятствия, большинство из нас, путем проб и ошибок, стараются найти удовлетворительного партнера, чтобы, в конечном счете, наслаждаться более или менее приятной сексуальной жизнью. Почему же этого не делает Роб?

Немного позднее этим утром ко мне зашел Уилл поинтересоваться, хочу ли я сходить куда-нибудь на обед. Недавно он вернулся к обучению, но все еще заходит в МПИ, чтобы пообщаться с Дастином и некоторыми другими пациентами. Мы вышли в соседний ресторан, несмотря на то, что хожу я туда достаточно редко.

Зная, что я не должен сильно наедаться, иначе потом усну, я решил заказать себе чашку супа и салат. Уилл, всегда обладавший отменным аппетитом, заказал себе значительно больше.

Какое-то время мы непринужденно болтали. Обычно полный неуемной энергией, сегодня он казался замкнутым и нервным. Он едва притронулся к еде, утверждая, что оказался не настолько голодным, как он думал. Возможно, я и не величайший отец в мире, но даже я понял, что его что-то беспокоит и даже догадывался, что: его девушка Даун была беременна. Мой отец, который жил (и никогда этого не забывал) во времена Депрессии[33], не позволил бы мне оставить еду на тарелке; от этой привычки я не смогу избавиться никогда. Поэтому я соскреб недоеденную еду Уилла в свою пустую салатницу.

Но (насколько я знал) его девушка не беременна. Это было что-то похуже. Он снова засомневался в правильности решения о поступлении в медицинский колледж! Знакомая тема, так как у меня уже появлялись подобные опасения тридцать пять лет назад. Я знал студентов, которые не выдержали напряжения и в конечном итоге сломались. Один покончил с собой. Несколько пристрастились к наркотикам. Именно это меня и беспокоило: у Уилла уже были проблемы с наркотиками.

Проглотив свой обед, я поделился с ним своими наблюдениями о том, что когда я был в его возрасте, не было ничего необычного в том, что студент, или даже врач, сомневался в своих способностях и временами чувствовал потрясение, страшась ответственности за жизнь своих пациентов. Но также добавил, что с опытом это проходит. Что он, как и все остальные, будет совершать ошибки. Что никто не идеален, и мы можем делать только то, что в наших силах. И что в его случае все было довольно неплохо. Даже прот подтвердил это.

— А что сказал прот, пап?

— Он говорит, что ты станешь отличным врачом.

— Ну, если прот так думает, может быть, у меня действительно все получится.

Хоть я немного и завидую, что мнение прота, а не мое, подняло ему настроение и успокоило, все же я почувствовал облегчение, что эта проблема, казалось, была решена. Теперь он проголодался. Так как я съел всю его еду, он заказал себе еще. Чтобы составить ему компанию, у меня еще оставался роскошный десерт, который я ел, пока мы обсуждали Дастина и некоторых других пациентов. Наконец он отодвинул тарелку в сторону и отхлебнул кофе.

Я поинтересовался, закончил ли он. Он кивнул. Так как он снова не доел, я выскреб остатки в свою десертную тарелку.

Обед был просто чудесен, с моим отцом у меня никогда ничего подобного не было. Но теперь я должен был вернуться и постараться быть хорошим врачом, несмотря на свои постоянные опасения, день пятницы и переполненный желудок.

— Ах, вишни! Ни одно существо не сможет остановиться, съев всего лишь одну ягоду.

— Прот! Где Роберт?

Чав! Ням, ням, ням.

— Он берет выходной.

— Что ты имеешь в виду под «он берет выходной»?

— Сегодня он не хочет с тобой разговаривать. Дай ему отдохнуть. Чтобы он пришел в себя.

Хрум, хрум:

— Вишню?

— Нет, спасибо. Почему в понедельник он будет расположен к разговору больше, чем сегодня?

— Ему нужно психологически к нему подготовиться.

— У нас мало времени, прот.

— Разве мы уже это не обсуждали? Поверь мне, док. Ты не должен торопиться в таких делах. Или ты предпочел бы дунуть в свой маленький свисток и убрать его обратно, как ты делал это месяц назад?

— А что в этом плохого?

— Ты хочешь подобраться к теме, от которой он пытался убежать большую часть своей жизни.

— Что это? Ты знаешь, что с ним случилось?

— Неа. Он никогда не рассказывал мне.

— Тогда откуда ты знаешь…

— Я периодически появляюсь здесь с 1963 года, помнишь?

— Что же нам теперь делать?

— Он почти готов поговорить об этом, просто дай ему еще немного времени.

Единственным звуков на магнитофонной ленте в этот момент было постукиванье чьей-то ноги, скорее всего моей собственной.

— Прот?

— Чего ты хочешь, Кемосабе[34]?

— Как думаешь, будет ли он чувствовать себя более комфортно, рассказав сначала об этом тебе?

— Не знаю. Если хочешь, я могу его спросить.

— Да, пожалуйста.

В течение длительного времени прот пристально всматривался в потолок. Это непростительно, но я зевнул. Проигнорировав это нарушение этикета, он воскликнул:

— Браво, доктор б.! Сначала он хочет поговорить со мной. Но он не хочет, чтобы я передавал разговор тебе. Он хочет сделать это сам.

— Расскажет ли он об этом тебе сейчас?

Прот вскинул руки в уже знакомом жесте отчаяния.

— Джин, джин, джин! Сколько раз я должен повторять тебе это? Он хочет сделать это в понедельник. С утра он расскажет об этом мне, а после полудня — тебе. Мне кажется, что это достаточно выгодная сделка, не так ли? Советую согласиться.

— Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету.

— Умница.

Я наблюдал налитыми тяжестью глазами, как он энергично пожирал два фунта вишни.

— Так как у нас осталось немного времени, — сказал я, — может быть, ты ответишь мне на несколько вопросов.

— Все, что угодно. За исключением вопросов, как лучше создать бомбу или засорить чужую ПЛАНЕТУ.

Я не стал спрашивать, что, по его мнению, мы засорили. Вместо этого я вытащил старый список вопросов, которые принес на пикник в честь Дня труда, но так и не получил на них ответы. Конечно, у меня были определенные скрытые мотивы задать их ему. Возможно, он скажет что-то такое, что поможет мне лучше понять его (и Роберта) непредсказуемый разум.

— Есть несколько вещей, о которых ты рассказал мне во время своего прошлого визита пять лет назад, но которые я никогда не проверял. Могу я сделать это сейчас?

— Я не думаю, что что-то может помешать тебе задавать твои бесконечные вопросы, джино.

— Спасибо. Сочту это за комплимент. Кстати, некоторые из них были посланы мне людьми, прочитавшими «КА-ПЭКС».

— Ура им.

— Готов?

— Цель. Огонь!

— Не нужно сарказма, прот. Во-первых, как расшифровывается КА-ПЭКС?

Он принял чопорный и напыщенный вид, прежде чем ответить.

— Ка — это высший класс планеты, последний шаг в эволюционном развитии, точка идеального мира и стабильности. ПЭКС означает «место пурпурных гор и равнин».

— Из-за вашего красного и синего солнц.

Он снова расслабился.

— Бинго!

— Так «Би-ТИК», которую мы называем Земля, означает второй низший тип?

— Верно. Ты не захочешь знать, что такое категория «А».

— Почему?

— Те миры уже уничтожены своими жителями. Раньше они были «Би».

— Я понял. А «ТИК» означает…

— Красивая синяя вода, усеянная белыми облаками.

— Ага, разобрался.

— Я удивлен.

— Ладно. Что насчет Терсипиона?

— О, это они ее так называют. У нас она зовется ЭФ-СОДЖ.

— Хорошо. Расскажи мне о каких-нибудь существах, которых ты встречал. Похожих, например, на гигантских насекомых на… ой… ЭФ-СОДЖ.

— Используй свое воображение, док. Все, что ты можешь, и много чего не можешь, представить, где-то существует. Помни, что только в нашей ГАЛАКТИКЕ существует несколько миллиардов обитаемых планет и лун, не говоря уже о комете или двух. Ваш вид не может представить себе ничего, что хоть немного не похоже на вас самих. Ваши «эксперты» всегда говорят, что где-то невозможна жизнь, потому что там нет или воды, или кислорода, или чего-то еще. Очнитесь и вдохните запах хубаха!

Я решил, что настало время для кофе. Мне хотелось немного отдохнуть. Я вспомнил своего бывшего пациента, которого я называл Рип ван Винкль[35]. Рип мог заснуть даже во время полового акта.

— Давай перейдем к более общим вопросам.

— Эээ… к Эйзенхауэру[36]?

— Нет, не к нему. Однажды ты сказал мне, что капэксиане задумываются о возможности путешествий в будущее. Помнишь?

— Конечно.

— Означает ли это, что вы уже можете отправляться в прошлое?

— Не так, как ты себе представляешь. Подумай: если люди могли бы вернуться сюда, скажем, из 2050 года, почему они еще этого не сделали?

— Может быть, сделали.

— Я не вижу поблизости ни одного из них, не так ли?

— Так путешествия в прошлое невозможны?

— Вовсе нет. Но, может быть, ваши люди будущего не хотят сюда возвращаться. Или, — добавил он многозначительно, — возможно, будущее ЗЕМЛИ ограничено.

— А что насчет КА-ПЭКСа? Она кишит существами из будущего?

— Насколько мне известно — нет.

— Значит ли это…

— Кто знает?

— Ладно. Ты как-то упомянул о «пространственном четвертом измерении». Ты когда-нибудь видел его?

— Один или два раза.

— Так оно существует?

— Несомненно. На самом деле, во время возвращения на КА-ПЭКС мне удалось на него наткнуться. Это было чудесно — я всегда хотел сделать это! — он выдержал минутную паузу, чтобы вспомнить пережитое. — Но меня тут же из него выкинуло. Должно быть, это как-то связано с гравитацией.

— Очевидно, что так. Ладно, давай на минуту спустимся на Землю.

— Хорошее место для посещений, но…

— Остроумно. А теперь вернемся к тому, что ты когда-то мне сказал о том, что мы, люди, «гонимся за солнечной, ветровой, геотермальной и приливной энергией без каких бы то ни было мыслей о последствиях». Что ты имел в виду?

— Смотри. Что происходит, когда вы запруживаете[37] реку и крадете ее энергию для своих устройств? Вы наводняете все в округе, и от реки остается лишь струйка. Так что, по твоему мнению, произойдет, если ветряные мельницы построят по всей вашей ПЛАНЕТЕ?

— Не знаю. Что?

— Воспользуйся своей башкой! Первым делом, ваш климат изменится настолько, что вы подумаете, что находитесь в другом МИРЕ. На самом деле, это уже происходит, ты не заметил? Наводнения, засухи, бесконечные вереницы торнадо и ураганов — называй это как хочешь.

— Но на Земле не так много ветряных мельниц.

— Верно! А что произойдет, когда их будет все больше и больше? Не говоря уже о том, как вы носитесь со своими приливами и внутренними температурами. В тоже время вы настаиваете на сжигании вашего последнего ископаемого топлива и сеете хаос, как будто завтра никогда не наступит.

— Но, прот, все, так или иначе, загрязняет или влияет на окружающую среду. Что мы будем использовать для обогрева наших домов до тех пор, пока не изучим ядерный синтез? Включать свои машины?

— Действительно, что?

— Так у нас нет никакой возможности выжить?

— Вы можете попробовать сократить свою численность до пяти или шести миллиардов.

К этому времени я с трудом открывал глаза.

— Но тебе не кажется, что мы уже положили этому начало? На сегодняшний день, например, мы стали гораздо больше заботиться об окружающей среде.

— Окружающей среде? Под этим ты подразумеваешь вашу окружающую среду.

— Ну да.

— И для того, чтобы сделать вашу окружающую среду более приемлемой для вас, вы утилизируете пивные банки, сажаете деревья — вот что ты имеешь в виду?

— Это ведь начало, не так ли?

— Утилизация отходов — это все равно, что положить пластырь на опухоль, док. А где вы собираетесь посадить дерево, когда для него не останется места?

— Вот что ты имел в виду, когда написал в своем докладе, что мы еще дети?

Прот пристально посмотрел в потолок, как это часто бывает, когда он пытается найти слова, которые я был бы в состоянии понять. Я безуспешно старался подавить очередной зевок.

— Пожалуй, я скажу так: когда вы перестанете поощрять убийства, когда материнство станет менее важным, чем выживание — не только ваше собственное, а и всех остальных живых существ на вашей ПЛАНЕТЕ — вы окажетесь на пути к взрослой жизни.

— Львы убивают! А также орлы, и медведи, и…

— У них нет выбора. У вас есть.

— Вы убиваете растения, не так ли?

— У растений нет мозга и нервной системы. Они не чувствуют боли и страданий.

— Это ваш главный критерий?

— Это единственный критерий.

— Как насчет насекомых?

— У них ведь есть нервная система?

— И ты считаешь, они чувствуют боль?

— На тебя когда-нибудь наступали ногой?

— Не в буквальном смысле.

— Попробуй себе представить.

— Бактерии? Плесень?

— Копай глубже.

— Означает ли это, что ты против абортов?

— Я полагаю, ты говоришь о человеческом плоде.

— Да.

— Если он может ощущать страх или боль, не стоит этого делать.

— А он ощущает страх или боль?

— За день до родов, безусловно, ощущает. На следующий день после зачатия он не более чувствителен, чем песчинка.

— Тогда где, по-твоему, находится грань?

— Разве, джин, это не слишком очевидно, чтобы на это отвечать?

Мне нужно было закончить с этим, пока я не заснул.

— Прот, когда ты отправляешься?

Его глаза на мгновение закатились — это было одним из вариантов его ухмылки.

— Я все еще не знаю, парень[38].

Внезапно я проснулся.

— Порталы?

— В случае если все снова усложнится.

— С Робертом?

— Со всеми.

— Ты можешь хотя бы сказать мне сейчас, возьмешь ли ты кого-нибудь из наших пациентов с собой, когда будешь отправляться?

— Ты специально это затеял[39]! Давай не будем больше говорить об этом.

— Кассандру?

Он пожал плечами.

— Джеки?

— Неа.

— Почему?

— Она самый счастливый человек в этом месте!

— А как насчет…

— Возможно. Она явно не счастлива здесь. Но вы так многому можете у нее научиться!

— От Фрэнки? Женщины, неспособной любить?

Он посмотрел на меня презрительно, почти сердито.

— Временами я думаю, что наши с тобой встречи являются пустой тратой времени. То, что ты называешь «любовью» — по большей части твоя проблема. Ты склонен ограничивать это понятие для себя и своей семьи. Поговори с Фрэнки, док. Ты можешь кое-чему у нее научиться. И у остальных пациентов тоже.

Я подумал: связана ли проблема Роберта больше с любовью, чем с сексом? Мог ли он каким-то образом предать свою жену и дочь? Или еще кого-то, кого он любил?

— У меня осталось слишком много вопросов, мой инопланетный друг, но, так и быть, я приберегу их на потом.

— Я не против. Мне есть, чем заняться.

— Ты мне кое о чем напомнил. В случае если у меня не будет другой возможности — я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал. Не только для Роберта, но и для Рудольфа и Майкла, за то, что нашел подход к другим аутистам. Ты добился большего за несколько недель пребывания здесь, чем многие из нас за последние пять лет.

— Я уже говорил тебе прежде: вы тоже способны на это. Все, что для этого требуется — это выбросить дерьмо из своих мыслей.

— Тебе легко говорить.

Этим вечером моя жена не позволила мне ни поработать после ужина, ни даже просмотреть свои записи. Вместо этого она поставила в видеомагнитофон кассету с «Завороженным»[40], одним из моих любимых фильмов, и предложила мне обдумать возможность приобретения дома в северной части штата, чтобы провести там старость после выхода на пенсию. В течение нескольких минут, еще до первого обморока Грегори Пека[41], я уснул.

Мне снилось, что прот полностью объединился с Робертом, который больше не был застенчивым и подавленным, а стал уверенным и дружелюбным. Хотя он и не демонстрировал явных признаков прота (например, он не видел ультрафиолетовый цвет), некоторые другие его черты все же проявлялись в характере Роберта. Его способности к математике и науке резко возросли, и он начал строить планы по поступлению в колледж. Несмотря на это, он не избавился ни от одной из своих (и прота) сексуальных проблем.

Потом сон принял неожиданный поворот. Мимо пролетел прот в сопровождении Мануэля. У них обоих выросли крылья. Также крылья появились и у Роберта, и все трое все кружили и кружили в воздухе, жестами приглашая меня присоединиться. После этого Рассел, выглядящий как ангел из Откровения, с нимбом и прочими святыми атрибутами, взмыл вверх. Вскоре появились и другие пациенты, летящие в безупречном строю, и каждый из них, во главе с протом, поднимался все выше и выше до тех пор, пока все они не превратились в маленькую точку на фоне солнца. В отчаянии я все больше размахивал руками, но так и не смог оторваться от земли. Я попытался крикнуть, но не смог сделать даже этого. По правде говоря, в тот момент я едва мог дышать…

Проснувшись, я обнаружил, что за мной с улыбкой наблюдает Карэн, как бы говоря «Как это мило». Кажется, я храпел. Фильм уже закончился.

— Решил, где мы поселимся на пенсии?

— Нет, но мысли об этом точно приносят мне удовольствие.

Когда на следующий день, в субботу, я ехал на работу, то не мог не думать о накопившейся усталости. Я чувствовал себя вялым, расстроенным и потерянным. На своем столе я обнаружил новые документы и пару забытых билетов. Это были билеты в Карнеги-холл[42] на сегодняшний вечер. Мне прислал их Хоуи, прекрасный музыкант и мой бывший пациент. Я позвонил Карэн, но у нее были соревнования по боулингу, которые она не собиралась пропускать.

По какой-то причине я вспомнил о проте. В здании его не было, поэтому я попробовал найти его на лужайке. Я застал его за изучением подсолнухов, которые, должно быть, напомнили ему горящие звезды.

— Люблю слушать, как играет Хоуи, — воскликнул он.

— Собирайся и поторапливайся. Мы должны выехать прямо сейчас.

— Я готов, — ответил он, направляясь к воротам.

У прота сразу же завязался разговор с водителем такси, который видел его фотографию по телевизору.

— Рад, что ты вернулся, — сказал он моему инопланетному спутнику. — Я надеялся, что ты кой-чего сделаешь с этой идиотской чертовой жарищей[43].

— Прости, приятель, — ответил прот. — Это придется решать тебе.

Больше таксист не произнес ни слова.

Спустя какое-то время мы проехали мимо двоих ребятишек, направляющих друг на друга игрушечные винтовки.

— Я вижу, вы все еще продолжаете учить ваших детей убивать, — заметил он.

Я подумал: я никуда не могу его с собой взять!

Казалось, толпы людей на улицах сильно испортили ему настроение. Когда я спросил его, какой бы CD-диск он взял с собой, если бы его высадили на необитаемом острове, он отрезал: «Откуда бы у меня взялся CD-плеер на необитаемом острове?»

Концерт, однако, прошел потрясающе успешно. Казалось, прот способен отличить игру Хоуи от игры других скрипачей камерного оркестра.

— Прекрасное вибрато, — сообщил он, — но как всегда, слишком прилизаны волосы.

Как только музыканты заиграли последнюю мелодию, «Октет» Мендельсона[44], кто-то на балконе закричал: «Заткни проклятый кашель!» Сухой отрывистый кашель, как, впрочем, и музыка, немедленно прекратился. Все музыканты и половина присутствующих зрителей одарила мужчину громкими овациями. Прот громко расхохотался. После этого наступила полная тишина. Я никогда не слышал, чтобы это произведение звучало настолько красиво.

После концерта мы зашли к Хоуи. Выглядя гораздо моложе, чем пол десятилетия назад, он был очень рад видеть прота, и интересовался, как долго еще прот пробудет здесь. Прот увиливал от ответа. Хоуи узнал, как здоровье Бесс, и спросил о пациентах, которые по-прежнему оставались с нами.

— Я скучаю по ним, — посетовал он. — По правде говоря, я скучаю по всей больнице.

— Ты хочешь вернуться? — пошутил я.

— Я думал об этом, — ответил он на полном серьезе. — Если для меня найдется место на автобусе до КА-ПЭКСа.

Прот не сказал да, но и не сказал нет.