На пересечении

V

День Лукио Жикирь не задался с самого начала. Не потому, что нога все еще побаливала, и ступать на нее по-прежнему лишний раз не хотелось, а потому, что его супруга сегодня собиралась заглянуть к доктору Эристелю, чтобы наконец заплатить за его услуги. Консультация у врача стоила недорого, но мазь, которую предоставил лекарь, в эту цену не входила, отчего Матильда с самого утра пребывала в бешенстве. В вопросах денег эта женщина была непреклонна, как скала. А если дело касалось непредвиденных расходов, то в эти минуты Лукио предпочитал и вовсе держаться от нее подальше.

С самого утра Большая Ма ходила по дому, раздраженно поджав губы. Робкое «доброе утро» со стороны мужа она проигнорировала, но тарелку с завтраком швырнула на стол с такой яростью, что она проскользила по поверхности еще добрый метр. В этот миг Лукио в очередной раз проклял себя за то, что вообще согласился на женитьбу. Матильду ему присмотрел отец, считавший своего сына тюфяком, который никогда бы не нашел себе невесту самостоятельно. До брака Тили и впрямь была довольно милой, однако спустя несколько месяцев начала стремительно меняться, причем не в самую приятную сторону. В первую очередь Матильду заботили деньги, и все было бы терпимо, если бы здоровое беспокойство бедняка не превратилось в скупость и даже одержимость.

Когда супруга уже готова была переступить порог и отправиться к доктору Эристелю, Лукио совершил ошибку, задав неосторожный вопрос по поводу стоимости лечебной мази. В тот же миг Матильда набросилась на него, словно разъяренная фурия, потрясая перед его лицом внушительного размера кулаками.

— Все рыбаки как рыбаки, только тебя, непутевого, вечно кто-то кусает! — прошипела она. — На что глаза тебе воткнули в голову, если ты не видишь, когда к тебе кто-то ползет? А теперь лежит, увалень, брюхо свое почесывает вместо того, чтобы работать идти. А мне платить! Платить! Сколько грошей ты домой приносишь, столько и отдаем трактирщикам да целителям.

— Тили, смилуйся, я же не нарочно, — взмолился Лукио, словно испугавшись, что жена вот-вот примется его колотить.

— Не нарочно? Конечно же, нарочно! Бездельник! Дармоед! Висит на шее, как камень, и не сорвешь, не выбросишь! Зачем я вообще за тебя замуж пошла? Лучшие годы жизни отдала, и кому, спрашивается? Жила бы одна припеваючи, хозяйством бы занималась. Хорошо хоть сына в подмастерье сапожнику отправила, лишний рот из дома вытолкала.

Услышав о Райаме, Лукио заметно помрачнел. Мальчику было всего одиннадцать лет, когда Матильда нашла для него «работенку» и отправила невесть куда с заезжим сапожником. Довольный старик даже подарил Большой Ма сандалии, отчего та целую неделю пребывала в преотличнейшем настроении.

Заметив, что муж смиренно затих, Матильда еще раз смерила его испепеляющим взглядом, набросила на себя шаль похуже и направилась к лекарю. Всю дорогу до дома Эристеля она старательно готовила речь, которая заставит доктора проникнуться и хоть немного уменьшить требуемую сумму. Поэтому, когда Эристель открыл дверь, на него уже смотрели полные печали и боли глаза страдалицы.

— О, господин лекарь, — жалобно произнесла Матильда и, шмыгнув носом, поправила проеденную молью шаль. — Я так благодарна вам, что вы спасли жизнь моему несчастному мужу.

В тот же миг женщина схватила доктора за руку и старательно облобызала ее, словно перед ней стоял духовный целитель или жрец Небесного Храма. На секунду Эристель даже опешил, но затем поспешно высвободил пальцы из цепкой хватки Большой Ма и тихо произнес:

— Право, не стоило. Это моя работа, которую вы оплачиваете.

Последнее слово подействовало, как удар кнута. Матильда настороженно посмотрела в глаза Эристелю, а затем вновь запричитала:

— Нет, доктор, вы не понимаете! Вы — подарок судьбы! Свет нашего города! Мудрость небес!

— Вы, определенно, преувеличиваете, — теперь на губах Эристеля появилась легкая усмешка. Происходящее начинало его забавлять, однако забавлялся он отнюдь не в хорошем смысле этого слова. Одно дело, когда к нему приходили голодные попрошайки, у которых не то что на мазь, на крошку хлеба не хватало денег. Здесь же перед ним унижалась хоть и небогатая, но и далеко не нищая женщина.

Однако Матильда иронии лекаря не замечала. Она вновь попыталась схватить Эристеля за руку, благо в этот раз доктор был уже готов и вовремя отстранился.

— Я хочу хоть как-то отблагодарить вас! — воскликнула Большая Ма и в тот же миг достала из-под шали поношенные перчатки своего мужа. На большом пальце одной из них красовалась дыра, на другой — несколько уродливых заплаток. Вдобавок сей роскошный подарок пропах рыбой и даже после стирки сохранял столь удивительный аромат.

— Мы из бедных людей, господин Эристель. Каждый день рыщем по городу в поисках куска хлеба. Муж мой сейчас не работает, и мы голодаем. Небо свидетель, как мы голодаем!

— Я уж вижу, — ответил Эристель. — Что же, пройдите в дом, я угощу вас завтраком.

Услышав это предложение, женщина мигом воспрянула духом и улыбнулась доктору как можно более нежно и благодарно.

«Пусть эта дура Бокл ходит по дорогим лекарям, а я буду ходить к этому, ничего не платя, да еще и завтракая бесплатно!» — подумала Матильда и улыбнулась еще ласковее, радуясь тому, какая безмозглая у нее подруга.

Усевшись за стол, женщина с интересом осмотрела обеденную, мысленно прикидывая, сможет ли она что-то незаметно унести из этого дома. К Эристелю ходит много всякой рвани, поэтому он вряд ли догадается, кто похитил какую-нибудь безделушку. К сожалению, обеденная была пуста, на деревянных полках не было ничего стоящего, и это несколько омрачило радостное настроение женщины. Зато немедленно родилась новая идея.

Наблюдая за тем, как Эристель расставляет посуду и выносит простую, но весьма приличную еду, Матильда испуганно воскликнула:

— О, господин лекарь, вы так щедры и добры ко мне! Но я не могу съесть даже крошку, когда мой бедный измученный муж умирает от голода.

На миг лекарь замер. Его пальцы так и не отпустили чашку, которую он поставил перед Матильдой, словно Эристель настолько поразился наглости дамы, что забыл о своих действиях.

— Я попрошу Точи завернуть немного еды, — наконец произнес он и сел напротив женщины.

Услышав такой ответ, Большая Ма засияла, словно начищенный медный таз, и с ликованием принялась за еду. Есть она совершенно не хотела, однако в течение всего завтрака впихнула в себя столько, что с трудом поборола приступ дурноты.

Доктор наблюдал за этой трапезой совершенно спокойно, однако, когда Матильда сообщила, что ей пора возвращаться домой, в комнату внезапно заявилось существо, тень которого заставила Большую Ма подскочить на стуле. Двуглавый Точи опустился подле гостьи на стул и повернул к ней обе головы, слепо пялясь в испуганное лицо Матильды.

— А, Точи…, - улыбнулся Эристель. — Ты как раз вовремя. Заверни госпоже Жикирь оставшуюся еду с собой, а она как раз рассчитается с тобой за мазь.

— За мазь? Но…, - на миг Матильда забыла, как дышать. — Но, доктор…

— Прошу меня извинить за это недопонимание, — продолжал Эристель. — Наверное, мне надо было вам сразу сказать, что мазь готовил не я, а Точи, и вам расплачиваться нужно с ним. Я только помог вашему супругу советом.

— Так это… ему можно перчаточки? — выдавила из себя Матильда, чувствуя, что последний кусок хлеба застревает у нее в горле.

— Перчатки нужны в первую очередь вашему супругу. Но вы можете попробовать договориться с Точи. Я оставлю вас на пару минут, если вам будет удобнее. Точи прекрасно понимает номинал монеты на ощупь, поэтому моя помощь его только раздражает. Даже травы для мази он различает по шероховатости или по запаху. А варит он и подавно лучше меня!

В тот же миг обе головы Точи уродливо улыбнулись, и женщина ощутила, как ее охватывает страх. Существо таращилось на нее, источая какое-то жестокое безумие, отчего по коже Матильды побежали мурашки.

— Не оставляйте меня с ним! — взвизгнула она, стараясь отодвинуться от двуглавого подальше, а затем поспешно высыпала на стол несколько монет. Если вначале она еще думала слукавить и обсчитать слепого, то теперь радовалась тому, что хотя бы завтрак достался ей бесплатно. Перчатки она, разумеется, забрала с собой, и единственное, что согревало ее по дороге домой, это переданная для Лукио еда.

Уже оказавшись на своей улице, женщина успокоилась окончательно, утешив себя тем, что доктор Эристель — редкий простофиля, у которого и дальше нужно лечиться. Главное — заранее договориться, чтобы он предоставлял лекарства своего приготовления.

На миг женщина даже посочувствовала бедолаге. Мало того, что его все дурят, так он еще живет с такими чудовищами, что злейшему врагу не пожелаешь. Хотя нет, было бы забавно, если бы двуглавый Точи заявился в дом Амбридии Бокл. Вот бы она визжала!

От этой мысли Матильда невольно улыбнулась и еще крепче прижала к груди полученную еду. Теперь ее настроение заметно улучшилось, и она даже начала тихонько напевать какую-то песню. Ярко светило солнце, на улицах было полно горожан, и она приветливо здоровалась то с тем, то с другим. В то же время зоркие глаза Большой Ма старательно исследовали брусчатку под ногами в надежде увидеть оброненную кем-то монетку.

Матильда не сразу услышала, как кто-то зовет ее по имени. Погрузившись в собственные мысли и наслаждаясь ласковым теплом утреннего солнца, она не заметила, как к ней через улицу спешил городской стражник.

— Госпожа Жикирь! — в очередной раз позвал он и мягко ухватил женщину за локоть.

— О, небо! Господин Саторг, неужели вам не говорили, что нельзя подкрадываться к даме? — воскликнула Матильда, вздрогнув уже во второй раз за день. — Что это за тараканьи уловки!

— Прошу меня извинить! Я кричу, кричу, а вы меня не слышите, — Файгин виновато улыбнулся и смущенно пригладил свои непослушные темные волосы. — Я к вам как раз направлялся, а тут смотрю, вы идете, ну я и думаю, дай окликну, чтобы не бежать до вашего дома.

Матильда улыбнулась молодому мужчине, немного смущенная вниманием столь привлекательного солдата. Несмотря на то, что Большая Ма никогда не относилась к разряду красавиц, тем не менее смотреть на интересных мужчин она не стеснялась. Файгин Саторг был высоким и стройным, с выразительными карими глазами, смуглой кожей и иссиня-черными волосами. Именно такие привлекали Матильду больше всего.

— И зачем это такому юному красавцу искать со мной встреч? — кокетливо спросила она, жалея лишь о том, что не умеет иронично вскидывать бровь, как делают это другие женщины.

Файгин тоже несколько смутился, а затем достал из внутреннего кармана камзола письмо с печатью семьи Двельтонь.

— У меня для вас послание. Из замка.

— И о чем же оно? — продолжала улыбаться Матильда. — Ну же, вскрой и зачитай его мне. Может, господин Двельтонь хочет пригласить меня на ужин?

Кокетливая улыбка мигом сошла с полных губ Большой Ма, когда солдатик сообщил, что она обязуется уплатить в городскую казну сто шестьдесят три медяка за подтасовку результатов лотереи. Именно столько раз Матильда успела написать свое имя, прежде чем настал момент уносить кувшин с площади. В тот же миг Файгин Саторг показался Большой Ма настолько уродливым, что на его фоне даже Двуглавый Точи выглядел прекрасным эльфом. Лицо Матильды исказилось яростью, отчего солдат невольно отшатнулся от нее и машинально положил руку на рукоять меча.

— Да ты… Да он… Да я…, - выдавила из себя Матильда, не в силах понять, чего ей хочется больше: броситься на мерзавца с кулаками или разрыдаться. — Я не буду! Я не получала никаких писем!

— Нет, получали! — нахмурился Файгин. — Я только что лично вам его зачитал.

— НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ! — закричала женщина так громко, что прохожие начали на нее оборачиваться. Глаза Матильды затуманились слезами, и она бросилась в сторону дома, уже не оглядываясь на зов оторопевшего солдата.

«Надо сказать Родону, что это была идея Пикинда Аро. Это он сторожил кувшин и придумал, как получить деньги. Скажу, что он мне угрожал, и мне пришлось», — в отчаянии думала женщина.

Когда Лукио увидел заплаканное лицо своей супруги, он буквально сжался. Видимо, доктор Эристель оказался не таким простачком, коим рисовала его в своем воображении Матильда. Рыбак с трудом поднялся с дивана и собрался было поскорее уйти от приближающейся бури, как супруга бросилась к нему на грудь и громко разрыдалась.

— О, Лукио, сами небеса против меня! Мало того, что меня обокрал двуглавый урод, обитающий в подвалах доктора Эристеля, так еще и Родон Двельтонь приговорил меня к смерти.

— К смерти? — в страхе вырвалось у Лукио. Теперь отчаяние супруги перекинулось и на него. — Но за что? Нет, это какая-то ошибка!

— Умру я, несчастная. Все делала для семьи, для дома, жила только ради счастья мужа и сына, а теперь на плаху меня…

— Нет, этого не может быть. В чем тебя обвиняют? Я немедленно отправлюсь к господину Двельтонь. Я скажу, что ты ни в чем не виновата! — с этими словами рыбак крепко прижал несчастную к груди.

Но в тот же миг Матильда в ярости оттолкнула Лукио от себя.

— Конечно же, не виновата! — взвизгнула она. — Ты виноват, болван проклятый! Если бы тебя не укусила дурацкая змея, я бы не писала сто шестьдесят три раза твою отвратительную фамилию! Пыталась выиграть десять золотых, чтобы оплатить лечение такой бестолковой скотины, как ты! А он еще, видите ли, ножку мочить не может. Возомнил себя Родоном Двельтонь? Может, еще к нему в замок попросишься? Лентяй! Дуралей! Обманщик! Из-за тебя мне велено уплатить столько денег! Из-за тебя, пустоголового!

— Так казнят или заберут деньги? — Лукио окончательно растерялся.

— А разве это не одно и то же, дурила? — рявкнула на него супруга. — А я, наивная, все в семью, все тебе на блюдечке подносила, недоедала, недосыпала, а теперь последние гроши должна отдать этому проклятому феодалу. На костях моих пировать будет! А ты… Что вылупился? А ну выметайся из дома и не появляйся, пока не заработаешь денег. Ишь, кабан ленивый! Не может он… Одной ногой постоишь в лодке, тоже мне немощный нашелся! Пшел вон, пока я тебе по второй ноге не заехала!

— Сумасшедшая! — вырвалось у Лукио.

— Ты у меня поговори еще!

Уже оказавшись на улице, рыбак все еще слышал, как через закрытую дверь до него доносится брань расстроенной супруги. Он не знал, каким образом ее ограбил Двуглавый Точи, и зачем она вообще придумала обманывать господина Двельтонь, но мужчина четко понимал, что до заката ему лучше не возвращаться. В идеале, если Матильда вообще устанет и ляжет спать прежде, чем Лукио осмелится прошмыгнуть обратно в дом.

В этот самый момент мысли рыбака устремились в соседний город, где его сынишка возится с чьими-то поношенными сапогами. Интересно, как выглядит он теперь, такой же тощий и низкорослый или, напротив, вытянулся и набрал в весе? Быть может, ему нравится какая-нибудь девочка, о которой ему хотелось бы рассказать отцу. Или, кто знает, возможно, заезжий сапожник жесток к нему и настолько загружает работой, что он окончательно исхудал и осунулся.

Тяжело вздохнув, Лукио еще раз оглянулся в сторону дома и, прихрамывая, понуро потащился к реке. Он надеялся, что в случае неудачи кто-то из рыбаков сжалится и одолжит ему завалявшуюся рыбину, чтобы на рынке за нее выручить хотя бы пару медяков.